Андрей Громов,
19-03-2015 13:18
(ссылка)
Ко Дню работников сельского хозяйства
Запись Екатерины Васильевой:
Алексей Пивоваров с НТВ снимает фильм «Серп и Молох» о коллективизации (или, как он говорит, раскрестьянивании России). Для этого ему нужны всякие данные об этом событии, особенно фотографии, присылать которые он просил телезрителей по указанному адресу и телефону:
Москва, ул. Академика Королёва, д. 12, НТВ, коллективизация;
kolchoz@HTV.ru
+7-962-924-85-61.
К сожалению, он не сказал, до какого числа принимаются письма.
Отправила я ему обычной почтой вот этот вариант.
Здравствуйте, уважаемый Алексей!
Хорошо, что Вы подняли эту тему. Я тоже считаю, что она далеко не исчерпана, и требует изучения и осмысления. Меня как этико-сенсорного интроверта в ней интересует, прежде всего, социально-психологический аспект: почему, например, люди, нередко родные по крови, жившие друг с другом бок о бок, вдруг бросались на чужое, в пылу азарта отбирая даже последнее, и становились врагами? Читаю сейчас книгу В. Гуленко и В. Тыщенко «Соционика идёт в школу» (Москва, «Чёрная белка», 2010г.), где авторы предлагают нам обратить внимание на некоторые закономерности в жизни общества. Соционики считают, что развитие в нём идёт не совсем по спирали: внутри неё есть ещё и синусоида с четырьмя подъёмами и спадами. Сначала романтики и теоретики (первая квадра социона) придумывают что-то новенькое, это новенькое, порой весьма жёсткими средствами, начинают внедрять в жизнь прагматики и дельцы второй квадры, пришедшие на смену им люди третьей квадры этот статус узаконивают, и всё бы ничего, но есть ещё и четвёртые, которые начинают добытое с таким трудом критиковать, высмеивать, выражать по его поводу недовольство, и общество разваливается. Снова приходят романтики и теоретики и говорят: «Мы придумали! Мы знаем, как надо»! И цикл начинается сначала, причём, обычно с революции. И так без конца. То есть, процессы эти, видимо, протекают по объективным законам природы, изменить которые мы не в состоянии. Конечно, когда знаешь причину болезни (а ведь мы уверены, что общество наше больно, не так ли?), становится легче, потому что, зная причину, с нею можно бороться. Но умно ли называть болезнью природные закономерности, а, тем паче, пытаться против них воевать? Мы видим, что общество не справедливо, и всё трепыхаемся в надежде на перемены к лучшему. А, может, природе и вправду «выгодно» иметь в своём арсенале человека - раз уж он такой со своею энергоизбыточностью (М. Веллер «Всё о жизни» Москва, 2007г.) образовался - именно для того, чтобы периодически разрушать старое? Иначе развитие, без которого только смерть, будет невозможно. Понятие же справедливости у природы нет. И мы вынуждены с этим смириться, как и с тем, что наша жизнь пришлась на период бурной деятельности четвёртой квадры. Но ведь как не хочется смиряться-то! Только следует помнить, что и в другие периоды жизнь не становится легче.
Давно я собиралась записать воспоминания своей 86-летней мамы, да всё было недосуг. И вот, благодаря Вам, наконец-то, я за них взялась. Не так их, правда, много. И фотографий практически не осталось: в войну вырвали из рук мамы сумку с ними, думая, что там продуктовые карточки. Всё, что смогла, сканировала и прилагаю к рассказу.
"....человечество ещё не начало в полной мере жить по-человечески".
Е. В. Олькова и Е. А. Удалова "Что такое соционика, или Ваш шанс начать жить по-настоящему" (Москва, 2008), стр. 10.
Итак, моя мама Ухналёва (Иванова в девичестве) Екатерина Тимофеевна
родилась 15 марта (по паспорту – 15 мая) 1926 года в деревне Перелог Дрегельского района Новгородской (тот, что сейчас Великий Новгород) области. Вот о жизни этого района Среднерусской возвышенности в период двадцатых – тридцатых годов двадцатого века я и хочу рассказать.
Но сначала два слова о моём отце – Ухналёве Илье Акимовиче. Он был намного старше матери, и потому его давно нет в живых, а он-то мог много рассказать о коллективизации в своём родном селе Починок Кардымовского района Смоленской области. Однажды мой будущий отец в очередной раз съездил туда в гости из Ленинграда, где работал инженером на кораблестроительном заводе, а, вернувшись, поделился своими горькими впечатлениями от её последствий с коллегами. В результате:
Как можно уже догадаться, посадили его, фронтовика, блокадника за это по печально известной 58-ой статье на 10 лет. (Да, вот довелось нам с мамой с материалами «Дела» его ознакомиться. Не думали, что до этого доживём).
Когда престарелому академику В. Л. Гинзбургу вручали Нобелевскую премию за открытие, сделанное им более тридцати лет назад, он с улыбкой сказал: «В России нужно жить долго»! Моя мама так и делает , иначе не было бы этих её воспоминаний.
Первый вопрос, какой я ей задала:
- Мам, а как ты считаешь, вы хорошо тогда, в двадцатых годах прошлого века жили? Может, и правда, жизнь требовала каких-то перемен?
- Ой, хорошо! - Сказала она. - Нет, даже очень хорошо, и ничего, на мой взгляд, менять не надо было.
Вот тебе и представитель четвёртой квадры (моя мама – этико-интуитивный интроверт)!
Впрочем, судите сами.
На правом берегу реки Мды (см. «Карту-схему» в конце рассказа), в 60 км от ближайшего городка Малой Вишеры стояло большое село Пашково. (Наиболее громкие события Великой Отечественной связаны с находящимся вблизи от этой местности Мясным Бором). В Пашкове жили родители моей мамы: Иванов Тимофей Фёдорович (1894 года рождения) и Иванова (Харитонова в девичестве) Анастасия Харитоновна (1900 года рождения).
Поженились они после возвращения Тимофея с Империалистической войны. Но не просто поженились: бабушка моя ушла за него уходом, как говорили в тех краях. Дело в том, что любила она младшего родного брата Тимофея – своего ровесника Семёна. Семья их была довольно бедной, а Настиному отцу свою единственную дочь-любимицу хотелось выдать за человека состоятельного, и таковой – владелец мельницы – в селе нашёлся. Отца не смущало, что мельник нелюб дочери.
О свадьбе заговорили, когда и Семён (он носил почему-то фамилию Ивановский. По не известной маме причине в округе члены одной семьи часто имели разные фамилии), и Тимофей сражались на фронтах Империалистической войны. Вот такими были братья в те годы (Тимофей слева).
Узнав о сватовстве мельника, решительная по характеру Настя заявила отцу, что лучше умрёт, чем выйдет за него замуж. Пришлось отцу, пока дело не сладится, запереть от греха непокорную дочь в светёлке. В это время возвращается с войны комиссованный по ранению Тимофей. Узнав о Настиной беде, он залезает к ней в окно и предлагает помощь. Но Настя не видит выхода. Тогда Тимофей признаётся ей, что всегда её любил, но не смел мешать счастью брата. «Если ты согласна, - предложил он, - выходи за меня, всё в нашу семью попадёшь. А Семён вернётся, видно будет». И Настя решилась. В ту же ночь они убежали с Тимофеем. Для порядка отец пожурил дочь, но вскоре простил. Вернувшийся живым и здоровым Семён ни в чём не стал упрекать брата и его молодую жену. Женился сам, и поначалу Ивановы-Ивановские жили одной дружной семьёй. Анастасия стала замечать, что её Тима утром вскакивает с постели всегда весёлый, полный энергии и планов, а Семён долго расхаживается, почти до обеда пребывая в сонном состоянии, что так не соответствовало её деятельной натуре. На деревенских праздниках Тимофей, в отличие от Семёна, был одним из лучших плясунов, что также очень нравилось Анастасии. Так постепенно она поняла, что не было бы ей счастья, да несчастье помогло, тем более что и родители её давно уже считали Тимофея любимым зятем. В 1920 году у Ивановых родилась дочь Антонина, а в 1922 – Анна. Жить у родителей Тимофея стало тесно, и Ивановы-младшие вместе с собирающимися отселяться на хутор такими же молодыми семьями собрались на сход. В двух километрах от Пашкова выбрали место. Анастасии уж очень на тех землях понравился один лужок с большим белым гладким камнем. Она так и видела этот камень у входа на крыльцо своего дома. Стали тянуть жребий: кому где строиться. И что вы думаете? Моей бабушке из всех двенадцати достался именно тот участок, о котором она мечтала! Супруги были рады вдвойне, считая, что на новом месте заживут так же долго и счастливо, как жили в Пашкове их родители.
Моя мама родилась уже на хуторе, который назвали Перелогом, в самый разгар стройки. Бабушка, будучи беременной ею, обрубала сучья деревьев, вместе с мужем затаскивала брёвна на сруб их будущего дома, готовила еду… Строились все одновременно, поэтому помогать особо было некому. Но работалось весело, с надеждой на светлое и радостное будущее. Были, конечно, и болезни, и смерти детей, которых, кстати, ненабожная молодёжь хоронила порой некрещёными, но жизнь брала своё. Всем очень нравилась хорошо просматривающаяся с их поляны утопающая в цветущих садах и сирени деревенька Крутик, расположенная на высоком холме по другую сторону речки Переложки, берущей начало из озера у села Захожи. Крутик не так давно основали старшие братья и сёстры переложцев. Следуя их примеру, младшие тоже оставляли земли вокруг своих домов для посадки яблонь, сирени, тОполей (как тогда говорили), черёмухи. Но, в отличие от крутиковцев, примерно однотипные дома которых стояли строго в ряд, в Перелоге собралось много фантазёров, которые строили по-разному. Архиповы-Удальцовы-Улановы, на всю округу славящиеся как искусные строители, решили отгрохать двухэтажный дом довольно сложной конфигурации, тем более, что тому способствовал и ландшафт доставшегося им участка, кто-то ещё недострой спешил украсить удивительной красоты резными наличниками, две другие семьи сооружали на придомовой территории так называемый зимник, где семья с целью экономии топлива, будет жить зимой… Самым простеньким оказался дом всего на три окна у двоюродного брата Тимофея Василия Иванова. Правда, и семья у него не была большой.
Всего на хуторе было двенадцать дворов (в скобках указаны не умершие в младенчестве дети от старших к младшим):
1. Самых крайних мама не помнит. Вроде, Антоновы по фамилии и, вроде, учителя.
Они вскоре уехали, говорят, из-за какой-то несчастной любовной истории между их дочерью и Константином Кучеровым-младшим.
2. Быстровы Яков Харитонович и Евдокия (Анна умерла от туберкулёза, Евдокия умерла от туберкулёза, Татьяна, Николай, Клавдия умерла от туберкулёза, Александр).
3. Кучеровы Никита и Пелагея (Василий – погиб на фронте, Константин пропал без вести на фронте или репрессирован, мама точно не знает, Маргарита, Алексей).
4. Ивановы Василий и Евгения (Анастасия умерла от туберкулёза, мальчик).
5. Полисадовы Павел и супруга (Анастасия была на фронте, Павел, Александра, Валентин, девочка).
6. Ивановы Тимофей и Анастасия (семья мамы).
7. Белокуровы Андрей и Ирина (Александра умерла от туберкулёза, Иван погиб на фронте, Алексей погиб на фронте, Антонина, Мария умерла от туберкулёза).
8. Фамилию не помнит.
9. Переваловы Пётр и Александра (Екатерина, Мария). Мать Александра умерла от туберкулёза.
10. Тимохина Татьяна (Екатерина, Михаил, Яков погиб на фронте, Иван погиб на фронте).
11. Фамилию не помнит.
12. Архиповы Павел Иванович и Прасковья, Удальцовы, Улановы (Ольга, Павлик погиб в блокадном Ленинграде, Нина погибла в блокадном Ленинграде). Глава семейства Павел-старший погиб в блокадном Ленинграде.
Вечерами с детьми собирались на поляне у общего котла, плясали под гармошку, пели песни и частушки, порою собственного сочинения:
«ЗАхожски орешники,
ДупЕльские просмешники,
ПерелОгски маленьки,
Как цветочки аленьки».
(Неподалёку было ещё одно село с интересным названием Дуплё).
И действительно перелогские девчата славились своей красотой. Не даром на хуторские гулянья так и тянуло парней со всей округи. За старшими частенько увязывался совсем ещё ребёнок Лёнька Харитонов, уже тогда виртуозно игравший на балалайке. Периодически он гостил у родственников в Крутике (хотя, возможно, что там у него в то время жили и родители, мама точно не знает), но целыми днями пропадал в Перелоге у своей родной тётки Шуры Кучеровой (жены Кучерова Василия). Подружку маминой младшей сестры Таисии – десятилетнюю Клаву Палисадову, по нему просто «умиравшую», даже Клавой Харитоновой дразнили.
В последующем Леонид Харитонов станет известным артистом, любимцем всей страны.
Так слева с высокой тОполью, справа – с развесистой рябиной
выглядел новый дом Ивановых:
А ещё маме запомнились такие частушки:
«На божнице две царицы,
По краям апостолы.
Научились мы плясать,
Слава, тебе, господи»!
И:
«На божнице две царицы
Уплетают колбасу.
Подождите, две царицы,
Я вам водки принесу»!
На самом деле мама не помнит, чтобы на их хуторе или в окружающих деревнях кто-то слыл пьяницей.
За домом Архиповых в гору вела дорога. На плоской вершине горы установили качели. Взмывающим на них казалось, что видно если не всю Землю, то, по крайней мере, её половину. Вниз от качелей шёл склон, который зимой превращался в длинный каток, с которого дети съезжали на санках, а старшие мальчики ещё и на трёхногих кОзлах. С высоты открывались удивительной красоты виды: богатая рыбой Мда, грибные и ягодные леса, перемежающиеся холмами и болотами, с которыми связаны разные страшные легенды. В окружающих лесах росло море грибов, на болотах - клюквы, костяники, черники, голубики, морошки. Дары лесов и болот здесь собирали издавна, сдавали в заготконторы, также сдавали мясо, молоко, овощи и на вырученные деньги приобретали обувь, одежду, школьные принадлежности детям, инвентарь и всё прочее, необходимое в хозяйстве. Практически в каждом дворе с помощью специального приспособления под названием белила давили конопляное и льняное масло, на специальном ткацком станке – ставе изо льна ткали полотно – точу, которое зимой отбеливали на снегу. Из него получалась отличная одежда, постельные принадлежности, скатерти. Все женщины и девочки в деревне умели красиво вышивать, мережить, вязать, без всяких выкроек шить руками и на швейных машинках.
Вот чудом сохранившаяся филейная работа из того полотна. Кто сделал это полотенце, мама точно не помнит:
Иногда Тимофей с товарищами ездил на заработки, как тогда говорили, «на МУрман». Что именно они там делали, мама не помнит, но хорошо помнит, как отец возвращался. Однажды Настасья так соскучилась по мужу, что даже попросила соседку погадать ей на картах. Та, разложив карты, заговорила что-то невразумительное. Тогда Настасья решила сама карты раскинуть. Через минуту она вскочила и побежала за ворота. «Куда»?! – Крикнула соседка. А им навстречу уже вышагивал Тимофей, гружёный подарками. Мама помнит, какие удивительно огромные и красивые купленные где-то по дороге яблоки он тогда высыпал на стол перед изумлёнными девчонками.
Многие держали охотничьих собак, с их помощью в лесах охотились на зайцев, куропаток, тетеревов. Ивановы же любили кошек. А домА на хуторе охранять необходимости не было: не встречались в тех краях разбойники. Ограды же сооружали только от скота. У Быстровых была пасека. Мёда хватало на весь хутор. Естественно, что в каждом дворе в обязательном порядке были гуси, куры, свиньи, коровы, лошади, у многих – овцы. Вот эти десять лет: от 1925-го примерно до 1935-го - мама считает годами абсолютного счастья. Не только своего. Достатка сельчане были примерно одинакового, всем всего хватало, завидовать было некому.
В конце двадцатых годов старшие дети пошли в школу, которая вместе с домом для учителей была выстроена на мызе противоположного берега Мды для всех младшеклассников близлежащих сёл: Крутика, Перелога, Бахарихи, Киева, Боровчины, Бережка, Помозова, Фалькова, Пелюшни, и Пашкова. От Перелога до школы было 4 км. Дети по-разному преодолевали это расстояние. Реку зимой переходили по льду, летом ходили в обход через мост в районе Помозова. Вёснами, бывало, из-за разлива реки правобережные на учёбу не могли попасть длительное время, иногда в непогоду учителя оставляли учеников ночевать у себя. Всё это было весёлым приключением, как и праздники, на которые жители разных сёл периодически собирались в Пашкове или в более дальних сёлах: Кременичах (за 15 км от Перелога), где была школа-семилетка, или Тидворье (7 км от Перелога), в котором позже открыли сельсовет. Ни служителей культа, ни культовых учреждений мама практически в эти годы не видела (за исключением двух часовенок: на мызе и на обрыве горы над Пашковым). Только однажды ей довелось встретить идущих венчаться в церковь села Кременичи, куда частенько возил её с собой отец, когда отправлялся по делам. Пренебрежительные же разговоры по отношению к попам дети слышали и с детства знали, что народец этот алчный, жуликоватый и никем не уважаемый.
Детская память матери не зафиксировала того, чтобы кто-то в округе слыл лентяем. Не была она свидетелем и громких семейных скандалов или разводов. Ей были знакомы семьи, где тяжело болел один из супругов, даже психическими заболеваниями, но все спокойно переносили трудности, не бросая близких в беде до самого конца. Не помнит мама и такого, чтобы во время каких-то праздников сельчане совсем не работали. Однажды при ней отцу кто-то сделал замечание, что он приступил к работе прямо в пасхальное утро. На что отец ответил: «Пусть бог за плохое наказывает, а за работу он не осудит». Никем строго не соблюдались и посты. Мама помнила, как отец говорил, что есть можно всегда и всё, что угодно, главное – не есть друг друга. Конечно, это не отцовский афоризм, но для мамы впервые он прозвучал именно из его уст, и она запомнила его на всю жизнь. Бабушка Настя иногда употребляла поговорки, типа «Без бога не до порога», однако религиозным обрядам значения не придавала и аборты, как и другие женщины, делала, причём, легально, в стационаре, но всё равно однажды чуть не погибла от кровотечения. Афишировать это, естественно, стыдились, поэтому сразу после операции женщины брались за публичную тяжёлую физическую работу, будто и не лежали в больнице. Детей в церковь тоже никто никогда не водил.
В мамином окружении не было людей, желавших куда-либо уехать из родных мест. Все хотели жить здесь, продолжая дело отцов.
У Ивановых было четыре родных дочери (последней в 1931 году родилась Таисия), приёмная дочь сирота Юрьева Галина (1916 года рождения), кем-то привезённая в их семью в качестве няни, и две девочки у них умерли в младенчестве. Тимофей уже отчаялся увидеть наследника, как, наконец, родился мальчик. У него была врождённая паховая грыжа, которую счастливым родителям какая-то бабка предложила вылечить с помощью …укуса чёрного «водяного таракана». Так и сделали. У малыша, по всей видимости, началось заражение крови, от которого он вскоре и умер. Горю родителей не было предела. Мама до сих пор поражается, как такое позволил её неглупый грамотный отец, ведь ребёнок ничем не болел, с грыжей этой вполне можно было обратиться к врачу в больницу, которая находилась в Заозёрье, всего в семи километрах от Перелога… Но так почему-то у них в те годы было принято лечить детские грыжи. Больше у Ивановых детей не было. А в больнице в своё время пришлось полежать Тоне. Её в матерняке (так называли начало леса) во время сбора грибов укусила гадюка, которых в тех краях водилось великое множество. Редко, кто ни разу в жизни не был ими укушенным. Старшие обычно место укуса сразу надрезали, отсасывали яд и к врачу не обращались, в течение двух-трёх дней стараясь больше пить. Иногда состояние пострадавших было довольно тяжёлым, хотя о смертельных случаях мама не помнит.
Некоторые из хуторян, у кого семьи были очень большие, держали двух коров и лошадей, но наёмных рабочих не было ни у кого. Все: и стар, и млад - трудились на благо семьи в меру своих сил. Ивановы, как и большинство, держали одну корову и одну лошадь. Корову их звали Басулей (от слова баскАя – красивая), а лошадь ПОйгой. Все признавали, что и корова, и лошадь эти были необыкновенные. Во-первых, корова давала больше всех хуторских коров молока, и, кроме того, имела какие-то очень уж большие необычно прямые рога, похожие на рога буйволиц. Словно зная об этом, она любила пугать ими детей, хотя и не бодалась никогда: голову наклонит, глаза на ребёнка выпучит и угрожающе мычит. Когда скот пригоняли с пастбища, родители, ещё издали завидев стадо, кричали малышам: «А, ну, домой: Тимкина Басуля идёт»! Но многие дети, особенно, конечно, мальчишки, с визгом и хохотом уворачивались от неё, проверяя свою смелость, почти, как испанцы во время устраиваемого ими бега быков. Видимо, желание демонстрировать удаль даже там, где это не обязательно, в крови у людей. Пойга же была прямой противоположностью Басуле. Купленная не объезженной лошадка удивила хозяев ещё при первой попытке её запрячь, так как безропотно нагнула голову и позволила сделать с собой всё, что от неё требовалось. И работать она сразу начала наравне со взрослыми лошадьми, причём, Пойге никогда не нужен был кнут: стоило тихонько сказать «ну» или «пошла», как она тут же приступала к работе. Многие в округе поражались её выносливости и просили Тимофея продать от неё жеребёнка, когда он появится. Дед обещал.
У хуторских дошколят была обязанность каждое утро отвозить в Кременичскую школу старших детей. Для этого родители школьников по очереди давали им своих лошадей. Маленькие извозчики радовались случаю, когда выпадало ездить с Пойгой: с нею никогда никаких проблем не было. А с другими лошадьми приключались. Однажды в буран моя шестилетняя мама отвезла вот так на дровнях, запряжённых молодым соседским конём по кличке Мальчик, своих старших сестёр и их одноклассников в школу, а на обратном пути Мальчик поскользнулся на обледенелом склоне и упал на брюхо, растопырив все четыре ноги. Упряжка никак не давала ему подняться. Конь глядел в глаза испуганной девочке с человеческим отчаяньем. Мама тогда подумала, что случилось самое плохое: Мальчик сломал ногу. Но всё равно она, как её учили, упорно продолжала таскать ему под копыта снег и утаптывать его. Часа через два вокруг коня образовалась нескользкая поверхность, но испуганный Мальчик ни в какую не хотел подниматься. Мама нагнулась к уху коня и долго уговаривала его ласковыми словами. Наконец он, недоверчиво скосив на девочку глаз, сдался. Первая же попытка встать оказалась удачной, и мама благополучно добралась до дому. Никто не придал этому событию значения: ну, задержались немного, бывает.
Как начался этот кошмар, мама точно не помнит. Помнит только, что с начала тридцать пятого года родители отчего-то тревожились, шептались, о том, что у людей в соседних сёлах отбирают скот, боясь, что доберутся и до них. Однажды она возвращалась с отцом из Пашкова. Ещё издали стало ясно, что на хуторе что-то происходит: незнакомые люди толпились у возвышавшегося над всеми дома Архиповых, слышались плач и крики. Отец соскочил с саней, бросив поводья дочери, и решительно вошёл в гущу толпы. Катя привстала, пытаясь разглядеть, что случилось. И тут она увидела, как из Архиповского хлева какие-то дядьки выводят лошадей.
- Не да-а-а-ам! – Истошно кричала Удальцова - мать лучшей Катиной подружки Олечки, старшей из детей Архиповых.
Ухоженные лошади с лоснящимися боками испуганно пританцовывали на скользком насте, образовавшемся после вчерашней оттепели.
- Куда вы денетесь, кулаки-мироеды?! – Закричал ей в ответ беззубый мужик в рваной шапчонке.
- Какие ж мы кулаки, люди добрые? – Заплакала хозяйка дома, обращаясь к хуторянам. – Разве ж мы не работали наравне со всеми? Разве ж мы кого нанимали пахать или урожай собирать?
- У вас две лошади, а такое не положено!
Катя не сразу сообразила, что говорит это двоюродный брат отца, дядя Вася Иванов, осторожно спускающийся со швейной машинкой в руках с высокого крылечка Архиповского дома.
- Так у нас две лошади ж не от хорошей жизни! Ведь пашем-то сами, Павлушка пока не помощник, дед парализованный, а у мужа травма была… Да что я вам рассказываю?! – Снова запричитала несчастная женщина, явно рассчитывая на заступничество окружающих. Но толпа угрюмо молчала.
Поёрзав, Катя решилась оставить повозку, и потихоньку протиснулась к дому подружки. Войдя в дом, она увидела забившихся в угол за печкой заплаканных сестёр и брата Архиповых, а наверху ругающихся Архипова-среднего, своего отца и троих незнакомых мужиков. Катя вбежала по лесенке на второй этаж.
- Нет! – Орал один из незнакомцев. – И ночевать им тут не дадим.
- А куда ж их, прямо на мороз? – Горячился Катин отец.
- А что они, особые что ли? – Отвечали ему. И, отвернувшись, скомандовал остальным:
- Ну, что стоим?
Двое дюжих мужиков ринулись в спальню. Почему мама побежала за ними, как не побоялась, она и сама не знает. Вот и стала девятилетняя девочка свидетелем той страшной сцены, которая отпечаталась в её памяти на всю жизнь.
В крошечной спаленке с небольшим, покрытым изморозью окошечком, где Катя с Олечкой частенько слушали сказки Олиного деда Архипа, помещалась только его узкая изящная металлическая кроватка с хитрыми переплетениями сетки. Катя запомнила этот рисунок, потому что однажды по просьбе Олечкиной мамы доставала из-под неё загнанный котёнком клубок шерсти.
- Вставай, дед! – Закричали мужики.
Кряхтя, дед поднялся, вопросительно, но отнюдь не робко глядя на них.
- Собирайся!
- Куда?
- Нам плевать, куда ты пойдёшь. Ваш дом забирает сельсовет.
- Как это? – Удивился дед.
- Да так это. Кулаки вы! Кровопийцы народные. Понастроили хоромов, куркули…
- Так ведь у нас участок такой: неудобья сплошные. Мы потому и согласились на него, что сын хороший строитель и сумел из этого выгоду извлечь. Другие бы намучились.
- А теперь ты, кулацкая морда, мучиться будешь!
- Да что ты с ним рассусоливаешь? – Гаркнул второй. – Забирай кровать.
- Нет уж, сынки. – Заявил дед. – Я на этой кровати помирать собирался. На ней и помру. – И неожиданно шустро юркнул под одеяло, свернувшись на боку калачиком.
Мужики переглянулись, и один, не долго думая, подхватил деда под мышки и поволок на улицу, только ноги стариковские по ступенькам стучали. Катя побежала за ними. Тело в белых кальсонах и исподней рубахе, раскачав, бросили с крыльца прямо на снег, под ноги зевакам. Толпа, ахнув, расступилась. Раздался дружный плач сестёр Архиповых. Следом за ними весь красный на крыльцо выбежал Тимофей:
- Да помогите же! – Закричал он застывшим в ступоре соседям.
Народ, оправляясь от потрясения, начал помогать Тимофею поднимать стонущего деда Архипа и грузить его в сани.
- Доченька, быстрее вези дедушку к нам домой! – Крикнул отец Кате, укрывая его снятым с себя тулупом.
Катю трясло от страха, но умнице Пойге ничего не нужно было указывать: она споро побежала к знакомым воротам.
- О-о-й, О-о-й! – Запричитала мать, хлопоча вокруг деда. А он, казалось, так и не понял, чтО с ним такое произошло. Да и как такое понять нормальному человеку?
Дом и двор Архиповых опечатали, поэтому семья вынуждена была поселиться в своей бане на берегу речки. На следующий день они пришли к Ивановым за дедом. Настасья, было, предложила оставить его у себя хотя бы до весны, но соседи сказали, что за помощь кулакам с ними поступят так же: мол, знают от живущих в других деревнях.
Бани у всех топились по-чёрному. Пришлось Архиповым впопыхах перекладывать печку и как-то обустраивать быт. Но что быт, когда уже на второй день семье стало нечего есть. По ночам Ивановы тайком носили пострадавшим то хлеба, то картошки, пока не пришли и к ним.
Всё тот же Василий, без приглашения прошедший в комнату и бесцеремонно рассматривающий её убранство, начал с того, что отныне хуторяне являются членами одного коллективного хозяйства - колхоза, руководители которого находятся в Тидворье. Он же является их полномочным представителем в Перелоге.
- Пишите заявление о том, что вы согласны вступить в колхоз и отдать туда весь свой скот, птицу и инвентарь. – Предложил он Ивановым.
Тимофей вопросительно посмотрел на жену. Ответ он без труда прочёл на лице супруги. «Не вступит. – Вздохнул он. – Уже говорила, пусть стреляют, а в колхоз не пойду. Но что же делать? Умрём ведь тогда с голоду».
- А можно, мы подумаем? – С непривычной для Настасьи заискивающей ноткой в голосе спросил Тимофей родственника.
- Можно. Пять минут. – Осклабился начальник. – Или, может, кто-то (он многозначительно посмотрел на Настасью) из вас «боится колхоза, как чёрта»?
Анастасия от знакомых слов вздрогнула.
- То-то! – Удовлетворённо потёр руки Василий, глядя на женщину. - Не так ли намедни заявил твой родной братец Митрофан Кудрявцев в Замостье на собрании? А теперь он знаете где?
В комнате повисла напряжённая тишина.
- В каменном мешке гниёт! – Захохотал Василий.
- А что это такое? – Не удержалась Настасья.
С тех пор, как на следующее после собрания утро брата арестовали «за клевету на Советскую власть», о его судьбе ничего не было известно. Родственники и рта раскрыть по этому поводу не смели. Некогда весёлая и приветливая его жена Екатерина, из последних сил пытавшаяся прокормить оставшихся без отца четверых малолетних детей, вся высохла и почернела.
- Камера такая специальная в тюрьме метр на метр, типа колодца без крыши. А кидают туда только самых отъявленных врагов Советской власти, которые прут против линии партии и лично товарища Сталина.
При имени ненавидимого тирана, которого в округе страшно боялись, Настасья снова вздрогнула. (За шестьдесят последующих лет о Митрофане Кудрявцеве так ничего больше родственникам узнать и не удалось).
- Пиши! – Вдруг саданул он кулаком по столу под самым носом у Настасьи.
- Не грамотная я. – Отрезала та. И вышла вон.
- Ну, что ж, попляшешь ты у меня. – Прошипел Василий, пряча в карман заявление Тимофея.
На самом деле Анастасия, которую отец в своё время не счёл нужным отдать в школу, успела познакомиться с грамотой у Антоновых, и по складам читать и немного писать умела.
Утром выяснилось, что все до единого хуторяне вступили в колхоз. Кроме Настасьи. Подруги уговаривали строптивую: «А, может, всё не так и страшно, Настёна? Поработаем, посмотрим. А, ну, как накажут? Ты о детях подумала»?
Настя молчала, но про себя знала точно: ногИ её в колхозе не будет никогда.
Вечером к Ивановым прибежала подружка Тони Полисадова Настя, которая откуда-то узнала, что завтра начнётся обобществление имущества, а к Ивановым как к семье, где есть единоличник, имущество придут описывать с какими-то ПОНЯТЫМИ. Родители поручили Кате на следующее утро увезти самое ценное – швейную машинку своей дальней родственнице тётке Варушке в Захожу, что в четырёх километрах от Перелога.
В обед приехала комиссия по отбору имущества в колхоз. Из дворов выводили недовольно мычащих коров, ставили их на дровни, привязывали и отвозили в неизвестном направлении. Под уздцы уводили фыркающих лошадей, пух и перья летели от обобществляемой птицы, вдоль санного пути хорошо просматривалась дорожка от просыпавшейся из обобществлённых мешков муки. Обобществлённое сено девать было некуда, и оно оставалось у прежних хозяев, которые уже не могли пользоваться им без разрешения председателя. По всем дворам стоял вой и плач. Пришла очередь Ивановых. Одним из понятых вынужден был стать новоиспечённый колхозник Яков Быстров, ещё один родной брат Анастасии. Под тяжёлыми взглядами четырёх пар детских глаз упрямую Басулю тщетно пытались вывести из хлева. Впервые в жизни она боднула одного из представителей власти, чем страшно его обозлила. Он остервенело начал лупить её по холёным бокам плёткой, предназначенной для лошади. Проходя мимо своей ласковой хозяйки, Басуля задержалась, внимательно на неё посмотрела и …заплакала. Крупные капли закапали на снег, постепенно сливаясь в ручейки.
- Тьфу, чёрт! – Ругнулся Василий. – Никогда такого не видел. Да гоните же её быстрей! – Махнул он помощникам.
Пойга, напротив, спокойно вышла по первому зову, готовая выполнять любые указания. Но Василий не удержался и со страшной силой стегнул её плёткой. Та, недоумевая, оглянулась на хозяина, словно спрашивая: «Я что-то сделала не так»?
– Иди, иди ПОйгушка. – Прошептал Тимофей, отворачиваясь, чтобы никто не видел его слёз.
Лошадь покорно последовала за Василием.
- Вася, по-родственному и по-соседски тебя прошу, умоляю, - опустил от стыда за своё унижение глаза герой войны, - жеребая она. Пообещай, что жеребёночка нам отдашь.
- А вот тебе!!! – Загоготал Василий, показывая кукиш. – Сначала жену свою воспитай, а то ишь какая нашлась: е-ди-но-лич-ни-ца!
Настасья с залитым от слёз лицом всё глядела на дорогу не в силах оторвать глаз от Пойги, которая, несмотря на избиения и ругань, пока был виден её родной дом, продолжала и продолжала оглядываться…
Как и полагалось, у семьи, где были не желающие вступать в колхоз, отобрали практически всё: восьмилинейную, которой пользовались по будням, и тридцатилинейную праздничную лампы, мебель, кроме кроватей, постельные принадлежности, книги… Когда члены комиссии увидели на полке Библию, то долго совещались, сообщать ли о находке КУДАСЛЕДУЕТ. Потом решили спросить Тимофея, читает ли он эту книгу. Тот с присущей ему прямотой ответил, что читает, потому что считает, что для того, чтобы о чём-то судить, это «что-то» надо знать, впрочем, читает он всё, что может достать. Почесав в затылке, мужики махнули на это дело рукой. (После их ухода Настасья, перекрестившись, бросила Библию в печь). Дошло до платяного шкафа. Делал его на заказ известный в округе столяр-краснодеревщик. По Настасьиному эскизу он вырезал для него из отдельного куска дерева необыкновенной красоты навершие, которое она называла короной. Везла Настасья шкаф на дровнях будучи беременной младшей дочерью, да чудом в полынью на реке не угодила. Вся одежда в шкафу поместилась, а комната после его установки сразу приобрела весёлый обжитой вид. Конечно, со ставшей в миг всем чужой единоличницей никто и разговаривать не стал: выкинули одежду, прихватив самое ценное, а шкаф выволокли во двор, грубо сломав по пути зацепившуюся за что-то затейливую резную ручку. (Позже подружки Анастасии рассказывали, что в шкаф положили полки и приспособили его под хранение документов в сельсовете, «корону» выкинув за ненадобностью на улицу). После конфискации имущества удручённая семья собралась за столом. Сидели молча в темноте, вздыхали, плакали. Младшая Таська, с детства слывшая язвой, водя пальцем по голому столу (скатерти конфисковали) тянула: «Во-о-от, мамушка, говорила, что скоро у Басули телё-ё-ёночек будет, молочко-о-о появится, а теперь ни Басули, ни телё-ё-ёночка…» «Молчи ты! – Шумнул отец. – И так тошно». «А дядя Яша-то сво-о-ой, а к нам пришёл отбирать. Это ка-а-ак»? – Не унималась Таська. Вопрос ребёнка повис в воздухе.
Вскоре в селе зазвучали старые песни на новый лад:
«Кушай, Яша, тюрю.
Молочка-то нет.
Ведь коровку нашу
Взяли в сельсовет»...
И новые, на злобу дня:
«Сидит колхозник на лугу,
Гложет кошечью ногу:
- Фу, какая гадина
Колхозная говядина»!
Или:
«Хорошо тому живётся,
Кто записан в бедноту:
Хлеб на печку доставляют,
Как ленивому коту»!
Тимофея назначили работать в колхозе животноводом. В его подчинении было три участка: в Перелоге, Пашкове и Крутике. Отец целыми днями пропадал на работе, но прокормить семью не удавалось, так как с его заработка брали и без того непомерный налог, а с жены-единоличницы – два таких же. Наступил голод. Настасья вынуждена была периодически ездить в Малую Вишеру на заработки. В основном это была уборка в хлевах, чуть позже - копка огородов. Вернувшись в очередной раз совершенно обессиленная Настасья взмолилась: «Батько, пойди в колхоз, попроси вернуть корову. Ведь умрём с голоду». Но Тимофей не решился. Мама не знает точно, как удалось её матери выпросить свою Басулю, но на следующий день корова, грязная и исхудавшая, вернулась в родное стойло. Это было, пожалуй, последнее радостное событие в семье. После возвращения коровы Настасья уговаривала отца похлопотать и о Пойге. Вроде, всё было логично: единоличнице иметь своё хозяйство разрешалось. «Жопа ты, батя! – Вдохновлённая первой победой уговаривала жена. - Отказывался Басулю-то забрать, а я пойду, дак везде фортЫ раздую, вот и вернула кормилицу! Иди, попроси. Напомни, что ты животновод, тебе тяжело по трём участкам пешим бегать»… Но Тимофей твердил, что это бесполезно. Тогда Анастасия сама предприняла попытку выручить Пойгу, однако лошадь уже не отдали. Более того, теперь назло бывшей хозяйке проезжающие верхом на Пойге мимо окон Ивановых колхозники специально жестоко хлестали её кнутом, приговаривая: «Пшла, сволочь! Избаловали тебя всякие единоличники. У нас узнаешь, как надо работать по-настоящему»! «Ну, что, Настасья, «раздула фортЫ»? – Грустно шутил Тимофей. – Разве ж с этой властью можно придти к согласию»?
Как-то в окно Ивановым постучала Настасьина подружка: «Настя, лошадь-то вашу загнали»! Настасья рванула на улицу. Ещё издали на пригорке между школой и часовней она увидела лежащую на земле всю в мыле Пойгу, впряжённую в телегу с немыслимым количеством мешков с мукой. «С Пашковской мельницы везла бедная. – Подумала Настасья. – Да как же можно столько нагружать? Разве ею правил не деревенский, не знающий человек»?! Послушная скотина покорно вывезла в гору непосильный груз и упала замертво. Настасья обняла её шею и завыла.
Когда стаял снег, дети стали находить вокруг запертого дома Архиповых монетки и мелкие предметы домашнего обихода, рассыпанные при раскулачивании. Их родители строго-настрого наказали: всё отдавать Архиповым. Однажды Тимофей попросил жену принести для колхозных коров сена из конфискованного у Архиповых кубачА (небольшого стожка). Та начала теребить кубач и вдруг внутри него нащупала заледенелый свёрток. Тайком принесла его в дом. После оттаивания выяснилось, что это несколько метров хорошего белёного полотна, впопыхах припрятанного Архиповыми. Опять же тайком Настасья развесила его на чердаке, высушила, а потом ночью отнесла бедолагам. На вырученные от его продажи средства они жили несколько дней. Впрочем, от вынужденного безделия и голода Архиповы были полностью деморализованы. Архипов-средний потерял страх и, несмотря на строгий запрет, уехал в Ленинград к дальнему родственнику. Тот дал добро на их переезд. Мама не знает, каким образом Архиповым удалось покинуть деревню и переехать на постоянное жительство в Ленинград. Вскоре туда же перебралась Галя Юрьева, которой удалось устроиться работать на швейную фабрику. Архипова же взяли дворником, и ему и семье его даже небольшую дворницкую выделили под лестницей какого-то дома в центре города. Его жена работала посудомойкой в столовой. Дед Архип вскоре умер, совсем не так, как хотел.
Чуть позже к ним приедет в гости мамина старшая сестра красавица-плясунья, певунья и кокетка Тоня. Ещё маленькой девочкой её неоднократно отправляли на различные смотры художественной самодеятельности и прочили карьеру артистки. На обратном пути она ненадолго остановится в Вишере, где в то время работала Анастасия. Мать тогда познакомила её с вишерским парнем Яковом Бизиным, как потом выяснилось, больным открытой формой туберкулёза лёгких, и, как только Тоне исполнилось 16 лет, чтобы не вступать в колхоз и получить паспорт, она вышла за него замуж. Тогда Яков ещё не знал о своей болезни, работал машинистом паровоза и очень любил свою молодую жену, которая исполнению супружеских обязанностей предпочитала играть в прятки с его младшим братом. Но, всё-таки, умерший вскоре Яков успел в этой жизни побыть счастливым.
Оставшись одна, Тоня всё равно уже никогда не вернётся в родную деревню. Её примеру следовали почти все девушки, готовые выйти замуж за кого угодно, лишь бы уехать в город. А в деревнях, между тем, стали умирать люди, причём, преимущественно молодые. Приехавший по тревожному сигналу из Заозёрья врач выявил больных невесть откуда взявшимся туберкулёзом практически в каждой второй семье. Мама хорошо помнит, как на завалинках, надсадно кашляя, сидели похожие на скелетов подружки её старших сестёр, как после их смерти девушек обмывали на столах рыдающие матери, как хоронили…
Однажды ночью загорелся дом Василия. Все хуторяне кинулись гасить пламя, только семья Василия к всеобщему удивлению почему-то большой активности не проявляла. Вскоре ему как погорельцу начальство разрешило переселиться с семьёй в дом Архиповых.
Из-за того, что в семье была единоличница, Ивановы бедствовали больше всех. Настасья боялась, что, если так пойдёт и дальше, их дочери тоже заболеют. Она вспомнила, что когда они только переехали на хутор, её отец в ближнем лесочке примерно на пяти сотках вырубил часть кустарников и выжег их пеньки. Делалось это для посевов на таких местах зерновых, но свою полосу Ивановы прежде не использовали, ведь еды и так с лихвой хватало. У Настиного отца оставался небольшой запас посевного зерна, и он, желая помочь дочериной семье, по весне выпросил в колхозе на несколько часов свою лошадь и вспахал забытую полосу, которую называли «сучья». Пшеница «на сучьях» уродила фантастическая. Слух об её огромных наливных колосьях дошёл до сельсовета. Мигом было собрано собрание, на котором все колхозники, как один, проголосовали за то, чтобы пшеницу сжать и конфисковать в пользу колхоза. Так и сделали. Мешки демонстративно везли мимо окон Ивановых. Не умеющая мириться с несправедливостью Анастасия поехала в Тидворье и написала заявление в суд. На судебном заседании Василий утверждал, что полосу засеяла сама Анастасия, а как единоличница она, дескать, не имела права этого делать на колхозной земле. Несмотря на то, что у Анастасии были свидетели, подтвердившие, что полосу разрабатывал и засевал отец Анастасии колхозник Харитон Герасимович, суд принял решение в пользу Василия. На улице Анастасия, глядя ему в глаза, крикнула в сердцах: «Что ж ты врёшь-то, родственничек?! Совесть тебя не мучит»? «Не соврать, дак и не взять»! – Нагло захохотал он в ответ.
Дня не проходило, чтобы Настасья не предложила мужу уехать в город. Он с тоской смотрел в окно на поля и говорил, что не сможет жить без крестьянского труда. «Да ведь и я без него себя не мыслю, Тимушка. – Сочувствовала жена. – Однако и в городе люди живут». «Недомогаю я что-то, матка. – Впервые пожаловался супруг. – Болит всё внутри». Тимофей и, правда, сильно сдал за последний год: похудел, как-то весь согнулся. Куда делась его, как говорили сельчане, фортОвая походка и жадный до работы темперамент. Поехали в больницу в Тидворье. Оказалось: запущенная язва желудка. Врач утешил пациента, сказав, что «выработает его желудок, как носовой платочек». И в самом деле: сразу после начала лечения Тимофей почувствовал себя гораздо лучше. Но спаситель его неожиданно умер, и Тимофея отправили в Малую Вишеру к врачу Ковалевскому на операцию. Доктор никак на неё не соглашался из-за крайнего истощения пациента и низкой температуры его тела. Но, поддавшись уговорам Тимофея, рискнул. В ночь перед операцией в доме Ивановых неожиданно зацвело серебристое дерево. Так в селе называли эти огромные растения с овальными исчерченными изогнутыми кожистыми листьями с зубчатыми не колючими краями, покрытыми белыми пятнышками, росшие в кадках практически в каждом доме, но никогда ни у кого не цветшие. И вдруг - сразу две пышные метёлки белых нежных цветов! Соседи, пришедшие к Ивановым подивиться на такое чудо, сразу сказали, что это добрый знак. И действительно, операция прошла успешно, однако восстановиться после неё животноводу не давали: сразу погнали на работу. Тимофей слабел день ото дня, потерял ещё десять килограммов веса, и начальство, решив, что ему осталось не долго, выдало инвалиду паспорт и отпустило Ивановых на все четыре стороны. Чтобы узнать о порядке выхода из колхоза, Тимофей был вынужден обратиться к Василию. Придя к нему в бывший Архиповский дом он удивился, что все вещи, которые были у Василия в прежнем доме: и стол, и кровати, и шкафы, и шторы, и половики - целы… Уже идя обратно, он понял: вещи вывезли заранее, а потом Василий умышленно поджёг свой домишко с загодя, видимо, запланированным последующим переездом его семьи в дом Архиповых.
Ещё до коллективизации младший брат Настасьи Харитонов Степан, женившись на городской, уехал жить в Вишеру. Поэтому с целью поиска жилья в городе уже неплохо его знавшая поехала Настасья. Остановилась у брата. Он предложил семье сестры пожить в их восьмиметровой спальне до тех пор, пока они не купят себе дом. Продав Басулю, летом 1938 года семья Ивановых таки перебралась в Малую Вишеру. Мама помнит, что вначале уехали они с сестрой Нюрой и мамой. Шли до Веребья, а от него ехали на поезде, увидев который впервые, она очень испугалась резкого паровозного свистка и пара, окутывающего это «чудовище». А чуть позже с младшей дочерью до Веребья плыл по Мде на плоту отец, чтобы потом и их поезд навсегда увёз с милой сердцу родины.
В городе Тимофей устроился работать грузчиком на продуктовых складах, а Анастасия – в горячий цех стекольного завода. Помимо этого она успевала ещё и курсы ликбеза посещать. За два года тяжкого труда собрали кое-какие деньги, да мать Тимофея Устинья Фёдоровна продала свою корову, добавив детям средств (её младший сын Семён погиб в Финскую капанию, и, овдовев, Устинья Фёдоровна к тому времени жила одна в Неболчах). Дом присмотрели на улице Набережной. Хозяина звали Констанитном Ивановичем Лобановым. Договорились, что первый взнос Ивановы внесут в размере двух третьих от его полной стоимости, а 1200 рублей отдадут осенью следующего, 1941 года. Дом был добротный, но какой-то бестолковый, поэтому вечерами и в единственный выходной – воскресенье приходилось обустраивать новое жилище и прилегающий к нему небольшой участок (менее четырёх соток). Опускаю подробности, так как тема наша – коллективизация. Но вскоре дом был, как игрушечка, а Настасьин огород – самый ухоженный на улице, каким когда-то слыл и в деревне. Старшая дочь Антонина вторично вышла замуж. Родился первый внук. Теперь родители подумывали о том, как нарядить своих повзрослевших и похорошевших девчонок. «А что, матка, - говорил Тимофей, - пожалуй, ты правильно сделала, что в город нас перетащила. Смотри, как хорошо: с восьми до пяти отработал – и свободен! Да ещё и целый выходной с праздниками есть. И деньги за это платят, и на себя время остаётся. Красота»! «Конечно»! – Откликалась жена. Но тут же оба с грустью вспоминали о просторах, открывавшихся из их деревенских окошек, о большом уютном доме на пять окон с многочисленными хозяйственными пристройками…. В городском было тесновато:
На этом снимке начала пятидесятых годов слева направо сидят: мамина двоюродная сестра Александра Митрофановна Кудрявцева, бабушка Настя, тётя Тоня; стоят: муж Александры Александр Иванович Лукин, мама, дед Тимофей, муж Антонины Буть Иван Иванович.
Одна радость: жили дружно, да и в их переложский дом не чужие люди вселились: старший брат матери Яков туда перебрался, хотя к тому времени многие уже покинули насиженные места в поисках лучшей доли. Тополь, правда, Яков почему-то спилил. Но всё остальное оставалось прежним
и вызывало у Ивановых ностальгию.
«Батько, - спросила как-то Настасья, - а ты не слышал, вроде, бабы говорят, Василий-то тоже в Вишеру переехал»? «Да слышал. И работает уже, в «Заготзерне». «Чего ж ему в деревне не пожилось? Большим начальником был». «А кем там командовать-то? Все ж разбежались». Буквально через полгода к Ивановым обратилась за помощью жена Василия: «Помоги, Тимушка! Ведь посадили моего за воровство: казённым овсом приторговывал». Конечно, Ивановы понимали, что не надо было с ним связываться, а тоже пару раз нужда заставила купить у Василия зерна, естественно, на тот момент не зная, что торговля ведётся ворованным. Из тюрьмы его вытащить было невозможно, а вот семье родственника длительное время помогали, да и самому Василию постоянно посылали на зону посылки. Освободили его досрочно по болезни, и вскоре после возвращения Василий умер от туберкулёза.
На этом снимке семья Ивановых (кроме жившей в Ленинграде Галины) летом сорокового года:
Слева направо: вторая дочь Ивановых Анна (18 лет), старшая дочь Антонина Никитина (20 лет), муж Антонины Василий Никитин, Анастасия (40 лет) с новорождённым внуком Владимиром, младшая дочь Таисия (9 лет), моя четырнадцатилетняя мама с книжкой, прибежавшая фотографироваться прямо со школьного экзамена, и глава семьи Тимофей. Трудно дать этому измождённому человеку 46 лет, но здесь он, уже, можно сказать, хорошо выглядит, постепенно выздоравливая после тяжёлой болезни.
Только пришли в себя от переезда, обустроились на новом месте, как грянула война. Об этом периоде тоже есть что рассказать, но не в рамках данного повествования, поэтому скажу коротко. Галина, окончив срочные курсы медсестёр ушла на фронт, Антонина на начало войны была в гостях у мужа в Чебоксарах. Там и войну пережила. Муж, естественно, сражался на фронте. Моя пятнадцатилетняя мама работала на оборонных работах за свою заболевшую мать, потому этот, в общей сложности двухлетний трудовой стаж ей так и не засчитали. Когда немцы подошли к Вишере, семья ушла в свою родную деревню, в дом теперь уже брата Якова. И оттуда Катя продолжала ходить на оборонные работы (мостить дороги, рыть вдоль них водосточные канавы и др.).
Когда ранней весной 42-го семья вернулась в освобождённую Вишеру, ей несказанно повезло: хоть дом и был в ужасном состоянии, но всё же он не пострадал от бомбёжек. Как раз в это время подоспел за долгом и бывший хозяин дома, который жил в Карелии. Но теперь Константин Иванович потребовал с Ивановых доплатить не 1200 рублей, а ровно …вдвое больше. А как же? Пеня за просроченный платёж! К удивлению родителей, просто дар речи потерявших от такой наглости, их тихая скромница Катя в совершенно не характерном для неё решительном тоне начала стыдить горе-ростовщика: ведь не по их вине задержка платежа случилась! И тот как-то сразу опустил глаза и согласился на прежние условия. Продав последнее, включая безотказную кормилицу – швейную машинку «Зингер», зарытую на время немецкой оккупации в сарае, и отдав долг, Ивановы приступили к ремонту дома, по окончании которого на квартиру к Ивановым периодически селили военных. Катя продолжала трудиться на работах по восстановлению разрушенного хозяйства, а Анна ушла на фронт.
Однажды к ним в дом постучали. Не сразу Ивановы признали в двух истощённых женщинах Олечку Удальцову и её мать Прасковью. Такой Олечка была до войны:
Оказалось, что в блокаду от голода умерли и Ольгин отец, и её младшие сестра и брат. Какое-то время Архиповы жили в семье Ивановых. А потом снова уехали в Ленинград.
В 1963 году, погостив в Вишере, мы с мамой возвращались домой, в Новокузнецк Кемеровской области, куда мама последовала за моим отцом (после каторги ему как врагу народа было запрещено жить в Ленинграде и в стокилометровой от него зоне). Нужно было делать пересадку в Новосибирске. И здесь случилась наша случайная встреча с маминой подругой детства.
Её увёз в Сибирь муж-военный. До отхода поезда мы даже успели побывать в гостях у них дома. На тот момент у маминой подруги было две дочери. Потом мама переписывалась со своей Олечкой, но в 1965 году их связь прервалась, и больше ничего о её дальнейшей судьбе мы не знаем.
Анна вернулась с фронта, вышла замуж, родила дочь и вскоре уехала на родину мужа, на Урал. Галина вернулась с войны в Ленинград, где у неё была крошечная коммуналка. Муж Антонины тоже вернулся с фронта, и, хотя с Антониной они в последующем расстались, в дом на Набережной она не вернулась.
Дедушка Тимофей в страшных муках умирал от рака желудка в 1956 году. От безысходности Настасья просила мужа хотя бы молиться, да только Тимофей с горечью однажды отрезал: «Эх, матка, всю жизнь свою я прожил честно, зла никому не делал, так что, если бы бог был, то он не стал бы заставлять меня так страдать». Анастасия и сама плохо себя чувствовала, внутренне разделяя мнение мужа. Хотя она уже и не работала в горячем цехе, но ощущения у неё были такие, словно она всё толкает и толкает руками, упёртыми в живот, тяжёлую тележку с лампами в печь для закаливания. Её знобящее тело горит, и она, как это делали на заводе, хочет облить себя ледяной водой для короткой передышки.
В марте 57-го родилась я. Бабушка очень мне радовалась. У неё с моей матерью были наиболее удачные интертипные отношения, поэтому век свой доживать она хотела именно вместе с нею, и со мной хотела нянчиться, говорила, что ночью не даст маме вставать к ребёнку: сама будет. Но век её оказался таким же коротким, как и у деда. Умерла бабушка от рака поджелудочной железы 1 мая 1957 года.
Вскоре моя мама ухала с отцом в Сибирь. В доме осталась семья младшей сестры. Её дети живут там и по сей день.
В 70-е годы мама с сестрой Таисией совершили когда-то привычное путешествие из Малой Вишеры до расположенных в шестидесяти километрах от неё родных мест. Правда, сначала они доехали на электричке до Веребья, а потом уже 45 км шли пешком. Хотя, скорее, не шли, а продирались через разросшийся за прошедшие годы лес. В трудно узнаваемых местах им попадались то одна, то другая заброшенные деревни. В перелоге ещё теплилась жизнь. В домах Архиповых, Быстровых, Кучеровых, Белокуровых и Палисадовых оставались по одному-два старика. Сёстры, естественно, остановились у Быстровых, в некогда своём доме. Уж как им были рады! Угощали своим пивом, дарами леса и огородов. Погостили почти у всех, полюбовавшись у Шуры Кучеровой на стены, сплошь покрытые вырезками из газет и журналов с портретами её знаменитого племянника. Те, к кому сёстры не зашли из-за нехватки времени, страшно обиделись. В одном из домов хозяйка так загоношилась, что в волнении не заметила, как поставила чашку на самый край стола. Мама попыталась её отодвинуть, но не успела: чашка упала и разбилась.
- Ой, рОнные, ой желанные, – махнула рукой женщина, счастливая оттого, что за последние пять лет впервые принимает гостей, - да насрать!
Когда мама об этом рассказывала, я, улыбаясь, так и слышала в словах, которыми здесь привечают дорогих гостей, эти по-молдавски мягкие «н» и «л».
Ещё через десять лет родные края посетили другие родственники. К тому времени в Перелоге проживали только две одинокие старухи, которые так разругались, что перегородили единственную улицу высоченным забором и до самой смерти не виделись друг с другом…
Подавляющее число этих населённых пунктов исчезло во время коллективизации:
«Сколько раз я мечтала
в долгой жизни своей
постоять, как бывало,
возле этих дверей.
В эти стены вглядеться,
в этот тополь сухой,
отыскать свое детство
за чердачной стрехой.
…
Вот ведь что оказалось:
на родной стороне
ничего не осталось, -
все со мной и во мне.
Зря стою я у окон
в тихой улочке той:
дом - покинутый кокон,
дом – навеки пустой» *.
Май – июль 2012.
______________________________________________________________________
*Из стихотворения Вероники Тушновой «Старый дом».
Фильм Алексей Пивоваров назвал «Хлеб для Сталина. Истории раскулаченных». Его начали показывать сегодня, 26.10.2012., как раз в тот день, когда мы получили вот это письмо:
Запись Екатерины Васильевой.
Алексей Пивоваров с НТВ снимает фильм «Серп и Молох» о коллективизации (или, как он говорит, раскрестьянивании России). Для этого ему нужны всякие данные об этом событии, особенно фотографии, присылать которые он просил телезрителей по указанному адресу и телефону:
Москва, ул. Академика Королёва, д. 12, НТВ, коллективизация;
kolchoz@HTV.ru
+7-962-924-85-61.
К сожалению, он не сказал, до какого числа принимаются письма.
Отправила я ему обычной почтой вот этот вариант.
Здравствуйте, уважаемый Алексей!
Хорошо, что Вы подняли эту тему. Я тоже считаю, что она далеко не исчерпана, и требует изучения и осмысления. Меня как этико-сенсорного интроверта в ней интересует, прежде всего, социально-психологический аспект: почему, например, люди, нередко родные по крови, жившие друг с другом бок о бок, вдруг бросались на чужое, в пылу азарта отбирая даже последнее, и становились врагами? Читаю сейчас книгу В. Гуленко и В. Тыщенко «Соционика идёт в школу» (Москва, «Чёрная белка», 2010г.), где авторы предлагают нам обратить внимание на некоторые закономерности в жизни общества. Соционики считают, что развитие в нём идёт не совсем по спирали: внутри неё есть ещё и синусоида с четырьмя подъёмами и спадами. Сначала романтики и теоретики (первая квадра социона) придумывают что-то новенькое, это новенькое, порой весьма жёсткими средствами, начинают внедрять в жизнь прагматики и дельцы второй квадры, пришедшие на смену им люди третьей квадры этот статус узаконивают, и всё бы ничего, но есть ещё и четвёртые, которые начинают добытое с таким трудом критиковать, высмеивать, выражать по его поводу недовольство, и общество разваливается. Снова приходят романтики и теоретики и говорят: «Мы придумали! Мы знаем, как надо»! И цикл начинается сначала, причём, обычно с революции. И так без конца. То есть, процессы эти, видимо, протекают по объективным законам природы, изменить которые мы не в состоянии. Конечно, когда знаешь причину болезни (а ведь мы уверены, что общество наше больно, не так ли?), становится легче, потому что, зная причину, с нею можно бороться. Но умно ли называть болезнью природные закономерности, а, тем паче, пытаться против них воевать? Мы видим, что общество не справедливо, и всё трепыхаемся в надежде на перемены к лучшему. А, может, природе и вправду «выгодно» иметь в своём арсенале человека - раз уж он такой со своею энергоизбыточностью (М. Веллер «Всё о жизни» Москва, 2007г.) образовался - именно для того, чтобы периодически разрушать старое? Иначе развитие, без которого только смерть, будет невозможно. Понятие же справедливости у природы нет. И мы вынуждены с этим смириться, как и с тем, что наша жизнь пришлась на период бурной деятельности четвёртой квадры. Но ведь как не хочется смиряться-то! Только следует помнить, что и в другие периоды жизнь не становится легче.
Давно я собиралась записать воспоминания своей 86-летней мамы, да всё было недосуг. И вот, благодаря Вам, наконец-то, я за них взялась. Не так их, правда, много. И фотографий практически не осталось: в войну вырвали из рук мамы сумку с ними, думая, что там продуктовые карточки. Всё, что смогла, сканировала и прилагаю к рассказу.
"....человечество ещё не начало в полной мере жить по-человечески".
Е. В. Олькова и Е. А. Удалова "Что такое соционика, или Ваш шанс начать жить по-настоящему" (Москва, 2008), стр. 10.
Итак, моя мама Ухналёва (Иванова в девичестве) Екатерина Тимофеевна

родилась 15 марта (по паспорту – 15 мая) 1926 года в деревне Перелог Дрегельского района Новгородской (тот, что сейчас Великий Новгород) области. Вот о жизни этого района Среднерусской возвышенности в период двадцатых – тридцатых годов двадцатого века я и хочу рассказать.
Но сначала два слова о моём отце – Ухналёве Илье Акимовиче. Он был намного старше матери, и потому его давно нет в живых, а он-то мог много рассказать о коллективизации в своём родном селе Починок Кардымовского района Смоленской области. Однажды мой будущий отец в очередной раз съездил туда в гости из Ленинграда, где работал инженером на кораблестроительном заводе, а, вернувшись, поделился своими горькими впечатлениями от её последствий с коллегами. В результате:

Как можно уже догадаться, посадили его, фронтовика, блокадника за это по печально известной 58-ой статье на 10 лет. (Да, вот довелось нам с мамой с материалами «Дела» его ознакомиться. Не думали, что до этого доживём).
Когда престарелому академику В. Л. Гинзбургу вручали Нобелевскую премию за открытие, сделанное им более тридцати лет назад, он с улыбкой сказал: «В России нужно жить долго»! Моя мама так и делает , иначе не было бы этих её воспоминаний.
Первый вопрос, какой я ей задала:
- Мам, а как ты считаешь, вы хорошо тогда, в двадцатых годах прошлого века жили? Может, и правда, жизнь требовала каких-то перемен?
- Ой, хорошо! - Сказала она. - Нет, даже очень хорошо, и ничего, на мой взгляд, менять не надо было.
Вот тебе и представитель четвёртой квадры (моя мама – этико-интуитивный интроверт)!
Впрочем, судите сами.
На правом берегу реки Мды (см. «Карту-схему» в конце рассказа), в 60 км от ближайшего городка Малой Вишеры стояло большое село Пашково. (Наиболее громкие события Великой Отечественной связаны с находящимся вблизи от этой местности Мясным Бором). В Пашкове жили родители моей мамы: Иванов Тимофей Фёдорович (1894 года рождения) и Иванова (Харитонова в девичестве) Анастасия Харитоновна (1900 года рождения).

Поженились они после возвращения Тимофея с Империалистической войны. Но не просто поженились: бабушка моя ушла за него уходом, как говорили в тех краях. Дело в том, что любила она младшего родного брата Тимофея – своего ровесника Семёна. Семья их была довольно бедной, а Настиному отцу свою единственную дочь-любимицу хотелось выдать за человека состоятельного, и таковой – владелец мельницы – в селе нашёлся. Отца не смущало, что мельник нелюб дочери.
О свадьбе заговорили, когда и Семён (он носил почему-то фамилию Ивановский. По не известной маме причине в округе члены одной семьи часто имели разные фамилии), и Тимофей сражались на фронтах Империалистической войны. Вот такими были братья в те годы (Тимофей слева).

Узнав о сватовстве мельника, решительная по характеру Настя заявила отцу, что лучше умрёт, чем выйдет за него замуж. Пришлось отцу, пока дело не сладится, запереть от греха непокорную дочь в светёлке. В это время возвращается с войны комиссованный по ранению Тимофей. Узнав о Настиной беде, он залезает к ней в окно и предлагает помощь. Но Настя не видит выхода. Тогда Тимофей признаётся ей, что всегда её любил, но не смел мешать счастью брата. «Если ты согласна, - предложил он, - выходи за меня, всё в нашу семью попадёшь. А Семён вернётся, видно будет». И Настя решилась. В ту же ночь они убежали с Тимофеем. Для порядка отец пожурил дочь, но вскоре простил. Вернувшийся живым и здоровым Семён ни в чём не стал упрекать брата и его молодую жену. Женился сам, и поначалу Ивановы-Ивановские жили одной дружной семьёй. Анастасия стала замечать, что её Тима утром вскакивает с постели всегда весёлый, полный энергии и планов, а Семён долго расхаживается, почти до обеда пребывая в сонном состоянии, что так не соответствовало её деятельной натуре. На деревенских праздниках Тимофей, в отличие от Семёна, был одним из лучших плясунов, что также очень нравилось Анастасии. Так постепенно она поняла, что не было бы ей счастья, да несчастье помогло, тем более что и родители её давно уже считали Тимофея любимым зятем. В 1920 году у Ивановых родилась дочь Антонина, а в 1922 – Анна. Жить у родителей Тимофея стало тесно, и Ивановы-младшие вместе с собирающимися отселяться на хутор такими же молодыми семьями собрались на сход. В двух километрах от Пашкова выбрали место. Анастасии уж очень на тех землях понравился один лужок с большим белым гладким камнем. Она так и видела этот камень у входа на крыльцо своего дома. Стали тянуть жребий: кому где строиться. И что вы думаете? Моей бабушке из всех двенадцати достался именно тот участок, о котором она мечтала! Супруги были рады вдвойне, считая, что на новом месте заживут так же долго и счастливо, как жили в Пашкове их родители.
Моя мама родилась уже на хуторе, который назвали Перелогом, в самый разгар стройки. Бабушка, будучи беременной ею, обрубала сучья деревьев, вместе с мужем затаскивала брёвна на сруб их будущего дома, готовила еду… Строились все одновременно, поэтому помогать особо было некому. Но работалось весело, с надеждой на светлое и радостное будущее. Были, конечно, и болезни, и смерти детей, которых, кстати, ненабожная молодёжь хоронила порой некрещёными, но жизнь брала своё. Всем очень нравилась хорошо просматривающаяся с их поляны утопающая в цветущих садах и сирени деревенька Крутик, расположенная на высоком холме по другую сторону речки Переложки, берущей начало из озера у села Захожи. Крутик не так давно основали старшие братья и сёстры переложцев. Следуя их примеру, младшие тоже оставляли земли вокруг своих домов для посадки яблонь, сирени, тОполей (как тогда говорили), черёмухи. Но, в отличие от крутиковцев, примерно однотипные дома которых стояли строго в ряд, в Перелоге собралось много фантазёров, которые строили по-разному. Архиповы-Удальцовы-Улановы, на всю округу славящиеся как искусные строители, решили отгрохать двухэтажный дом довольно сложной конфигурации, тем более, что тому способствовал и ландшафт доставшегося им участка, кто-то ещё недострой спешил украсить удивительной красоты резными наличниками, две другие семьи сооружали на придомовой территории так называемый зимник, где семья с целью экономии топлива, будет жить зимой… Самым простеньким оказался дом всего на три окна у двоюродного брата Тимофея Василия Иванова. Правда, и семья у него не была большой.
Всего на хуторе было двенадцать дворов (в скобках указаны не умершие в младенчестве дети от старших к младшим):
1. Самых крайних мама не помнит. Вроде, Антоновы по фамилии и, вроде, учителя.
Они вскоре уехали, говорят, из-за какой-то несчастной любовной истории между их дочерью и Константином Кучеровым-младшим.
2. Быстровы Яков Харитонович и Евдокия (Анна умерла от туберкулёза, Евдокия умерла от туберкулёза, Татьяна, Николай, Клавдия умерла от туберкулёза, Александр).
3. Кучеровы Никита и Пелагея (Василий – погиб на фронте, Константин пропал без вести на фронте или репрессирован, мама точно не знает, Маргарита, Алексей).
4. Ивановы Василий и Евгения (Анастасия умерла от туберкулёза, мальчик).
5. Полисадовы Павел и супруга (Анастасия была на фронте, Павел, Александра, Валентин, девочка).
6. Ивановы Тимофей и Анастасия (семья мамы).
7. Белокуровы Андрей и Ирина (Александра умерла от туберкулёза, Иван погиб на фронте, Алексей погиб на фронте, Антонина, Мария умерла от туберкулёза).
8. Фамилию не помнит.
9. Переваловы Пётр и Александра (Екатерина, Мария). Мать Александра умерла от туберкулёза.
10. Тимохина Татьяна (Екатерина, Михаил, Яков погиб на фронте, Иван погиб на фронте).
11. Фамилию не помнит.
12. Архиповы Павел Иванович и Прасковья, Удальцовы, Улановы (Ольга, Павлик погиб в блокадном Ленинграде, Нина погибла в блокадном Ленинграде). Глава семейства Павел-старший погиб в блокадном Ленинграде.
Вечерами с детьми собирались на поляне у общего котла, плясали под гармошку, пели песни и частушки, порою собственного сочинения:
«ЗАхожски орешники,
ДупЕльские просмешники,
ПерелОгски маленьки,
Как цветочки аленьки».
(Неподалёку было ещё одно село с интересным названием Дуплё).
И действительно перелогские девчата славились своей красотой. Не даром на хуторские гулянья так и тянуло парней со всей округи. За старшими частенько увязывался совсем ещё ребёнок Лёнька Харитонов, уже тогда виртуозно игравший на балалайке. Периодически он гостил у родственников в Крутике (хотя, возможно, что там у него в то время жили и родители, мама точно не знает), но целыми днями пропадал в Перелоге у своей родной тётки Шуры Кучеровой (жены Кучерова Василия). Подружку маминой младшей сестры Таисии – десятилетнюю Клаву Палисадову, по нему просто «умиравшую», даже Клавой Харитоновой дразнили.
В последующем Леонид Харитонов станет известным артистом, любимцем всей страны.
Так слева с высокой тОполью, справа – с развесистой рябиной
выглядел новый дом Ивановых:

А ещё маме запомнились такие частушки:
«На божнице две царицы,
По краям апостолы.
Научились мы плясать,
Слава, тебе, господи»!
И:
«На божнице две царицы
Уплетают колбасу.
Подождите, две царицы,
Я вам водки принесу»!
На самом деле мама не помнит, чтобы на их хуторе или в окружающих деревнях кто-то слыл пьяницей.
За домом Архиповых в гору вела дорога. На плоской вершине горы установили качели. Взмывающим на них казалось, что видно если не всю Землю, то, по крайней мере, её половину. Вниз от качелей шёл склон, который зимой превращался в длинный каток, с которого дети съезжали на санках, а старшие мальчики ещё и на трёхногих кОзлах. С высоты открывались удивительной красоты виды: богатая рыбой Мда, грибные и ягодные леса, перемежающиеся холмами и болотами, с которыми связаны разные страшные легенды. В окружающих лесах росло море грибов, на болотах - клюквы, костяники, черники, голубики, морошки. Дары лесов и болот здесь собирали издавна, сдавали в заготконторы, также сдавали мясо, молоко, овощи и на вырученные деньги приобретали обувь, одежду, школьные принадлежности детям, инвентарь и всё прочее, необходимое в хозяйстве. Практически в каждом дворе с помощью специального приспособления под названием белила давили конопляное и льняное масло, на специальном ткацком станке – ставе изо льна ткали полотно – точу, которое зимой отбеливали на снегу. Из него получалась отличная одежда, постельные принадлежности, скатерти. Все женщины и девочки в деревне умели красиво вышивать, мережить, вязать, без всяких выкроек шить руками и на швейных машинках.
Вот чудом сохранившаяся филейная работа из того полотна. Кто сделал это полотенце, мама точно не помнит:
Иногда Тимофей с товарищами ездил на заработки, как тогда говорили, «на МУрман». Что именно они там делали, мама не помнит, но хорошо помнит, как отец возвращался. Однажды Настасья так соскучилась по мужу, что даже попросила соседку погадать ей на картах. Та, разложив карты, заговорила что-то невразумительное. Тогда Настасья решила сама карты раскинуть. Через минуту она вскочила и побежала за ворота. «Куда»?! – Крикнула соседка. А им навстречу уже вышагивал Тимофей, гружёный подарками. Мама помнит, какие удивительно огромные и красивые купленные где-то по дороге яблоки он тогда высыпал на стол перед изумлёнными девчонками.
Многие держали охотничьих собак, с их помощью в лесах охотились на зайцев, куропаток, тетеревов. Ивановы же любили кошек. А домА на хуторе охранять необходимости не было: не встречались в тех краях разбойники. Ограды же сооружали только от скота. У Быстровых была пасека. Мёда хватало на весь хутор. Естественно, что в каждом дворе в обязательном порядке были гуси, куры, свиньи, коровы, лошади, у многих – овцы. Вот эти десять лет: от 1925-го примерно до 1935-го - мама считает годами абсолютного счастья. Не только своего. Достатка сельчане были примерно одинакового, всем всего хватало, завидовать было некому.
В конце двадцатых годов старшие дети пошли в школу, которая вместе с домом для учителей была выстроена на мызе противоположного берега Мды для всех младшеклассников близлежащих сёл: Крутика, Перелога, Бахарихи, Киева, Боровчины, Бережка, Помозова, Фалькова, Пелюшни, и Пашкова. От Перелога до школы было 4 км. Дети по-разному преодолевали это расстояние. Реку зимой переходили по льду, летом ходили в обход через мост в районе Помозова. Вёснами, бывало, из-за разлива реки правобережные на учёбу не могли попасть длительное время, иногда в непогоду учителя оставляли учеников ночевать у себя. Всё это было весёлым приключением, как и праздники, на которые жители разных сёл периодически собирались в Пашкове или в более дальних сёлах: Кременичах (за 15 км от Перелога), где была школа-семилетка, или Тидворье (7 км от Перелога), в котором позже открыли сельсовет. Ни служителей культа, ни культовых учреждений мама практически в эти годы не видела (за исключением двух часовенок: на мызе и на обрыве горы над Пашковым). Только однажды ей довелось встретить идущих венчаться в церковь села Кременичи, куда частенько возил её с собой отец, когда отправлялся по делам. Пренебрежительные же разговоры по отношению к попам дети слышали и с детства знали, что народец этот алчный, жуликоватый и никем не уважаемый.
Детская память матери не зафиксировала того, чтобы кто-то в округе слыл лентяем. Не была она свидетелем и громких семейных скандалов или разводов. Ей были знакомы семьи, где тяжело болел один из супругов, даже психическими заболеваниями, но все спокойно переносили трудности, не бросая близких в беде до самого конца. Не помнит мама и такого, чтобы во время каких-то праздников сельчане совсем не работали. Однажды при ней отцу кто-то сделал замечание, что он приступил к работе прямо в пасхальное утро. На что отец ответил: «Пусть бог за плохое наказывает, а за работу он не осудит». Никем строго не соблюдались и посты. Мама помнила, как отец говорил, что есть можно всегда и всё, что угодно, главное – не есть друг друга. Конечно, это не отцовский афоризм, но для мамы впервые он прозвучал именно из его уст, и она запомнила его на всю жизнь. Бабушка Настя иногда употребляла поговорки, типа «Без бога не до порога», однако религиозным обрядам значения не придавала и аборты, как и другие женщины, делала, причём, легально, в стационаре, но всё равно однажды чуть не погибла от кровотечения. Афишировать это, естественно, стыдились, поэтому сразу после операции женщины брались за публичную тяжёлую физическую работу, будто и не лежали в больнице. Детей в церковь тоже никто никогда не водил.
В мамином окружении не было людей, желавших куда-либо уехать из родных мест. Все хотели жить здесь, продолжая дело отцов.
У Ивановых было четыре родных дочери (последней в 1931 году родилась Таисия), приёмная дочь сирота Юрьева Галина (1916 года рождения), кем-то привезённая в их семью в качестве няни, и две девочки у них умерли в младенчестве. Тимофей уже отчаялся увидеть наследника, как, наконец, родился мальчик. У него была врождённая паховая грыжа, которую счастливым родителям какая-то бабка предложила вылечить с помощью …укуса чёрного «водяного таракана». Так и сделали. У малыша, по всей видимости, началось заражение крови, от которого он вскоре и умер. Горю родителей не было предела. Мама до сих пор поражается, как такое позволил её неглупый грамотный отец, ведь ребёнок ничем не болел, с грыжей этой вполне можно было обратиться к врачу в больницу, которая находилась в Заозёрье, всего в семи километрах от Перелога… Но так почему-то у них в те годы было принято лечить детские грыжи. Больше у Ивановых детей не было. А в больнице в своё время пришлось полежать Тоне. Её в матерняке (так называли начало леса) во время сбора грибов укусила гадюка, которых в тех краях водилось великое множество. Редко, кто ни разу в жизни не был ими укушенным. Старшие обычно место укуса сразу надрезали, отсасывали яд и к врачу не обращались, в течение двух-трёх дней стараясь больше пить. Иногда состояние пострадавших было довольно тяжёлым, хотя о смертельных случаях мама не помнит.
Некоторые из хуторян, у кого семьи были очень большие, держали двух коров и лошадей, но наёмных рабочих не было ни у кого. Все: и стар, и млад - трудились на благо семьи в меру своих сил. Ивановы, как и большинство, держали одну корову и одну лошадь. Корову их звали Басулей (от слова баскАя – красивая), а лошадь ПОйгой. Все признавали, что и корова, и лошадь эти были необыкновенные. Во-первых, корова давала больше всех хуторских коров молока, и, кроме того, имела какие-то очень уж большие необычно прямые рога, похожие на рога буйволиц. Словно зная об этом, она любила пугать ими детей, хотя и не бодалась никогда: голову наклонит, глаза на ребёнка выпучит и угрожающе мычит. Когда скот пригоняли с пастбища, родители, ещё издали завидев стадо, кричали малышам: «А, ну, домой: Тимкина Басуля идёт»! Но многие дети, особенно, конечно, мальчишки, с визгом и хохотом уворачивались от неё, проверяя свою смелость, почти, как испанцы во время устраиваемого ими бега быков. Видимо, желание демонстрировать удаль даже там, где это не обязательно, в крови у людей. Пойга же была прямой противоположностью Басуле. Купленная не объезженной лошадка удивила хозяев ещё при первой попытке её запрячь, так как безропотно нагнула голову и позволила сделать с собой всё, что от неё требовалось. И работать она сразу начала наравне со взрослыми лошадьми, причём, Пойге никогда не нужен был кнут: стоило тихонько сказать «ну» или «пошла», как она тут же приступала к работе. Многие в округе поражались её выносливости и просили Тимофея продать от неё жеребёнка, когда он появится. Дед обещал.
У хуторских дошколят была обязанность каждое утро отвозить в Кременичскую школу старших детей. Для этого родители школьников по очереди давали им своих лошадей. Маленькие извозчики радовались случаю, когда выпадало ездить с Пойгой: с нею никогда никаких проблем не было. А с другими лошадьми приключались. Однажды в буран моя шестилетняя мама отвезла вот так на дровнях, запряжённых молодым соседским конём по кличке Мальчик, своих старших сестёр и их одноклассников в школу, а на обратном пути Мальчик поскользнулся на обледенелом склоне и упал на брюхо, растопырив все четыре ноги. Упряжка никак не давала ему подняться. Конь глядел в глаза испуганной девочке с человеческим отчаяньем. Мама тогда подумала, что случилось самое плохое: Мальчик сломал ногу. Но всё равно она, как её учили, упорно продолжала таскать ему под копыта снег и утаптывать его. Часа через два вокруг коня образовалась нескользкая поверхность, но испуганный Мальчик ни в какую не хотел подниматься. Мама нагнулась к уху коня и долго уговаривала его ласковыми словами. Наконец он, недоверчиво скосив на девочку глаз, сдался. Первая же попытка встать оказалась удачной, и мама благополучно добралась до дому. Никто не придал этому событию значения: ну, задержались немного, бывает.
Как начался этот кошмар, мама точно не помнит. Помнит только, что с начала тридцать пятого года родители отчего-то тревожились, шептались, о том, что у людей в соседних сёлах отбирают скот, боясь, что доберутся и до них. Однажды она возвращалась с отцом из Пашкова. Ещё издали стало ясно, что на хуторе что-то происходит: незнакомые люди толпились у возвышавшегося над всеми дома Архиповых, слышались плач и крики. Отец соскочил с саней, бросив поводья дочери, и решительно вошёл в гущу толпы. Катя привстала, пытаясь разглядеть, что случилось. И тут она увидела, как из Архиповского хлева какие-то дядьки выводят лошадей.
- Не да-а-а-ам! – Истошно кричала Удальцова - мать лучшей Катиной подружки Олечки, старшей из детей Архиповых.
Ухоженные лошади с лоснящимися боками испуганно пританцовывали на скользком насте, образовавшемся после вчерашней оттепели.
- Куда вы денетесь, кулаки-мироеды?! – Закричал ей в ответ беззубый мужик в рваной шапчонке.
- Какие ж мы кулаки, люди добрые? – Заплакала хозяйка дома, обращаясь к хуторянам. – Разве ж мы не работали наравне со всеми? Разве ж мы кого нанимали пахать или урожай собирать?
- У вас две лошади, а такое не положено!
Катя не сразу сообразила, что говорит это двоюродный брат отца, дядя Вася Иванов, осторожно спускающийся со швейной машинкой в руках с высокого крылечка Архиповского дома.
- Так у нас две лошади ж не от хорошей жизни! Ведь пашем-то сами, Павлушка пока не помощник, дед парализованный, а у мужа травма была… Да что я вам рассказываю?! – Снова запричитала несчастная женщина, явно рассчитывая на заступничество окружающих. Но толпа угрюмо молчала.
Поёрзав, Катя решилась оставить повозку, и потихоньку протиснулась к дому подружки. Войдя в дом, она увидела забившихся в угол за печкой заплаканных сестёр и брата Архиповых, а наверху ругающихся Архипова-среднего, своего отца и троих незнакомых мужиков. Катя вбежала по лесенке на второй этаж.
- Нет! – Орал один из незнакомцев. – И ночевать им тут не дадим.
- А куда ж их, прямо на мороз? – Горячился Катин отец.
- А что они, особые что ли? – Отвечали ему. И, отвернувшись, скомандовал остальным:
- Ну, что стоим?
Двое дюжих мужиков ринулись в спальню. Почему мама побежала за ними, как не побоялась, она и сама не знает. Вот и стала девятилетняя девочка свидетелем той страшной сцены, которая отпечаталась в её памяти на всю жизнь.
В крошечной спаленке с небольшим, покрытым изморозью окошечком, где Катя с Олечкой частенько слушали сказки Олиного деда Архипа, помещалась только его узкая изящная металлическая кроватка с хитрыми переплетениями сетки. Катя запомнила этот рисунок, потому что однажды по просьбе Олечкиной мамы доставала из-под неё загнанный котёнком клубок шерсти.
- Вставай, дед! – Закричали мужики.
Кряхтя, дед поднялся, вопросительно, но отнюдь не робко глядя на них.
- Собирайся!
- Куда?
- Нам плевать, куда ты пойдёшь. Ваш дом забирает сельсовет.
- Как это? – Удивился дед.
- Да так это. Кулаки вы! Кровопийцы народные. Понастроили хоромов, куркули…
- Так ведь у нас участок такой: неудобья сплошные. Мы потому и согласились на него, что сын хороший строитель и сумел из этого выгоду извлечь. Другие бы намучились.
- А теперь ты, кулацкая морда, мучиться будешь!
- Да что ты с ним рассусоливаешь? – Гаркнул второй. – Забирай кровать.
- Нет уж, сынки. – Заявил дед. – Я на этой кровати помирать собирался. На ней и помру. – И неожиданно шустро юркнул под одеяло, свернувшись на боку калачиком.
Мужики переглянулись, и один, не долго думая, подхватил деда под мышки и поволок на улицу, только ноги стариковские по ступенькам стучали. Катя побежала за ними. Тело в белых кальсонах и исподней рубахе, раскачав, бросили с крыльца прямо на снег, под ноги зевакам. Толпа, ахнув, расступилась. Раздался дружный плач сестёр Архиповых. Следом за ними весь красный на крыльцо выбежал Тимофей:
- Да помогите же! – Закричал он застывшим в ступоре соседям.
Народ, оправляясь от потрясения, начал помогать Тимофею поднимать стонущего деда Архипа и грузить его в сани.
- Доченька, быстрее вези дедушку к нам домой! – Крикнул отец Кате, укрывая его снятым с себя тулупом.
Катю трясло от страха, но умнице Пойге ничего не нужно было указывать: она споро побежала к знакомым воротам.
- О-о-й, О-о-й! – Запричитала мать, хлопоча вокруг деда. А он, казалось, так и не понял, чтО с ним такое произошло. Да и как такое понять нормальному человеку?
Дом и двор Архиповых опечатали, поэтому семья вынуждена была поселиться в своей бане на берегу речки. На следующий день они пришли к Ивановым за дедом. Настасья, было, предложила оставить его у себя хотя бы до весны, но соседи сказали, что за помощь кулакам с ними поступят так же: мол, знают от живущих в других деревнях.
Бани у всех топились по-чёрному. Пришлось Архиповым впопыхах перекладывать печку и как-то обустраивать быт. Но что быт, когда уже на второй день семье стало нечего есть. По ночам Ивановы тайком носили пострадавшим то хлеба, то картошки, пока не пришли и к ним.
Всё тот же Василий, без приглашения прошедший в комнату и бесцеремонно рассматривающий её убранство, начал с того, что отныне хуторяне являются членами одного коллективного хозяйства - колхоза, руководители которого находятся в Тидворье. Он же является их полномочным представителем в Перелоге.
- Пишите заявление о том, что вы согласны вступить в колхоз и отдать туда весь свой скот, птицу и инвентарь. – Предложил он Ивановым.
Тимофей вопросительно посмотрел на жену. Ответ он без труда прочёл на лице супруги. «Не вступит. – Вздохнул он. – Уже говорила, пусть стреляют, а в колхоз не пойду. Но что же делать? Умрём ведь тогда с голоду».
- А можно, мы подумаем? – С непривычной для Настасьи заискивающей ноткой в голосе спросил Тимофей родственника.
- Можно. Пять минут. – Осклабился начальник. – Или, может, кто-то (он многозначительно посмотрел на Настасью) из вас «боится колхоза, как чёрта»?
Анастасия от знакомых слов вздрогнула.
- То-то! – Удовлетворённо потёр руки Василий, глядя на женщину. - Не так ли намедни заявил твой родной братец Митрофан Кудрявцев в Замостье на собрании? А теперь он знаете где?
В комнате повисла напряжённая тишина.
- В каменном мешке гниёт! – Захохотал Василий.
- А что это такое? – Не удержалась Настасья.
С тех пор, как на следующее после собрания утро брата арестовали «за клевету на Советскую власть», о его судьбе ничего не было известно. Родственники и рта раскрыть по этому поводу не смели. Некогда весёлая и приветливая его жена Екатерина, из последних сил пытавшаяся прокормить оставшихся без отца четверых малолетних детей, вся высохла и почернела.
- Камера такая специальная в тюрьме метр на метр, типа колодца без крыши. А кидают туда только самых отъявленных врагов Советской власти, которые прут против линии партии и лично товарища Сталина.
При имени ненавидимого тирана, которого в округе страшно боялись, Настасья снова вздрогнула. (За шестьдесят последующих лет о Митрофане Кудрявцеве так ничего больше родственникам узнать и не удалось).
- Пиши! – Вдруг саданул он кулаком по столу под самым носом у Настасьи.
- Не грамотная я. – Отрезала та. И вышла вон.
- Ну, что ж, попляшешь ты у меня. – Прошипел Василий, пряча в карман заявление Тимофея.
На самом деле Анастасия, которую отец в своё время не счёл нужным отдать в школу, успела познакомиться с грамотой у Антоновых, и по складам читать и немного писать умела.
Утром выяснилось, что все до единого хуторяне вступили в колхоз. Кроме Настасьи. Подруги уговаривали строптивую: «А, может, всё не так и страшно, Настёна? Поработаем, посмотрим. А, ну, как накажут? Ты о детях подумала»?
Настя молчала, но про себя знала точно: ногИ её в колхозе не будет никогда.
Вечером к Ивановым прибежала подружка Тони Полисадова Настя, которая откуда-то узнала, что завтра начнётся обобществление имущества, а к Ивановым как к семье, где есть единоличник, имущество придут описывать с какими-то ПОНЯТЫМИ. Родители поручили Кате на следующее утро увезти самое ценное – швейную машинку своей дальней родственнице тётке Варушке в Захожу, что в четырёх километрах от Перелога.
В обед приехала комиссия по отбору имущества в колхоз. Из дворов выводили недовольно мычащих коров, ставили их на дровни, привязывали и отвозили в неизвестном направлении. Под уздцы уводили фыркающих лошадей, пух и перья летели от обобществляемой птицы, вдоль санного пути хорошо просматривалась дорожка от просыпавшейся из обобществлённых мешков муки. Обобществлённое сено девать было некуда, и оно оставалось у прежних хозяев, которые уже не могли пользоваться им без разрешения председателя. По всем дворам стоял вой и плач. Пришла очередь Ивановых. Одним из понятых вынужден был стать новоиспечённый колхозник Яков Быстров, ещё один родной брат Анастасии. Под тяжёлыми взглядами четырёх пар детских глаз упрямую Басулю тщетно пытались вывести из хлева. Впервые в жизни она боднула одного из представителей власти, чем страшно его обозлила. Он остервенело начал лупить её по холёным бокам плёткой, предназначенной для лошади. Проходя мимо своей ласковой хозяйки, Басуля задержалась, внимательно на неё посмотрела и …заплакала. Крупные капли закапали на снег, постепенно сливаясь в ручейки.
- Тьфу, чёрт! – Ругнулся Василий. – Никогда такого не видел. Да гоните же её быстрей! – Махнул он помощникам.
Пойга, напротив, спокойно вышла по первому зову, готовая выполнять любые указания. Но Василий не удержался и со страшной силой стегнул её плёткой. Та, недоумевая, оглянулась на хозяина, словно спрашивая: «Я что-то сделала не так»?
– Иди, иди ПОйгушка. – Прошептал Тимофей, отворачиваясь, чтобы никто не видел его слёз.
Лошадь покорно последовала за Василием.
- Вася, по-родственному и по-соседски тебя прошу, умоляю, - опустил от стыда за своё унижение глаза герой войны, - жеребая она. Пообещай, что жеребёночка нам отдашь.
- А вот тебе!!! – Загоготал Василий, показывая кукиш. – Сначала жену свою воспитай, а то ишь какая нашлась: е-ди-но-лич-ни-ца!
Настасья с залитым от слёз лицом всё глядела на дорогу не в силах оторвать глаз от Пойги, которая, несмотря на избиения и ругань, пока был виден её родной дом, продолжала и продолжала оглядываться…
Как и полагалось, у семьи, где были не желающие вступать в колхоз, отобрали практически всё: восьмилинейную, которой пользовались по будням, и тридцатилинейную праздничную лампы, мебель, кроме кроватей, постельные принадлежности, книги… Когда члены комиссии увидели на полке Библию, то долго совещались, сообщать ли о находке КУДАСЛЕДУЕТ. Потом решили спросить Тимофея, читает ли он эту книгу. Тот с присущей ему прямотой ответил, что читает, потому что считает, что для того, чтобы о чём-то судить, это «что-то» надо знать, впрочем, читает он всё, что может достать. Почесав в затылке, мужики махнули на это дело рукой. (После их ухода Настасья, перекрестившись, бросила Библию в печь). Дошло до платяного шкафа. Делал его на заказ известный в округе столяр-краснодеревщик. По Настасьиному эскизу он вырезал для него из отдельного куска дерева необыкновенной красоты навершие, которое она называла короной. Везла Настасья шкаф на дровнях будучи беременной младшей дочерью, да чудом в полынью на реке не угодила. Вся одежда в шкафу поместилась, а комната после его установки сразу приобрела весёлый обжитой вид. Конечно, со ставшей в миг всем чужой единоличницей никто и разговаривать не стал: выкинули одежду, прихватив самое ценное, а шкаф выволокли во двор, грубо сломав по пути зацепившуюся за что-то затейливую резную ручку. (Позже подружки Анастасии рассказывали, что в шкаф положили полки и приспособили его под хранение документов в сельсовете, «корону» выкинув за ненадобностью на улицу). После конфискации имущества удручённая семья собралась за столом. Сидели молча в темноте, вздыхали, плакали. Младшая Таська, с детства слывшая язвой, водя пальцем по голому столу (скатерти конфисковали) тянула: «Во-о-от, мамушка, говорила, что скоро у Басули телё-ё-ёночек будет, молочко-о-о появится, а теперь ни Басули, ни телё-ё-ёночка…» «Молчи ты! – Шумнул отец. – И так тошно». «А дядя Яша-то сво-о-ой, а к нам пришёл отбирать. Это ка-а-ак»? – Не унималась Таська. Вопрос ребёнка повис в воздухе.
Вскоре в селе зазвучали старые песни на новый лад:
«Кушай, Яша, тюрю.
Молочка-то нет.
Ведь коровку нашу
Взяли в сельсовет»...
И новые, на злобу дня:
«Сидит колхозник на лугу,
Гложет кошечью ногу:
- Фу, какая гадина
Колхозная говядина»!
Или:
«Хорошо тому живётся,
Кто записан в бедноту:
Хлеб на печку доставляют,
Как ленивому коту»!
Тимофея назначили работать в колхозе животноводом. В его подчинении было три участка: в Перелоге, Пашкове и Крутике. Отец целыми днями пропадал на работе, но прокормить семью не удавалось, так как с его заработка брали и без того непомерный налог, а с жены-единоличницы – два таких же. Наступил голод. Настасья вынуждена была периодически ездить в Малую Вишеру на заработки. В основном это была уборка в хлевах, чуть позже - копка огородов. Вернувшись в очередной раз совершенно обессиленная Настасья взмолилась: «Батько, пойди в колхоз, попроси вернуть корову. Ведь умрём с голоду». Но Тимофей не решился. Мама не знает точно, как удалось её матери выпросить свою Басулю, но на следующий день корова, грязная и исхудавшая, вернулась в родное стойло. Это было, пожалуй, последнее радостное событие в семье. После возвращения коровы Настасья уговаривала отца похлопотать и о Пойге. Вроде, всё было логично: единоличнице иметь своё хозяйство разрешалось. «Жопа ты, батя! – Вдохновлённая первой победой уговаривала жена. - Отказывался Басулю-то забрать, а я пойду, дак везде фортЫ раздую, вот и вернула кормилицу! Иди, попроси. Напомни, что ты животновод, тебе тяжело по трём участкам пешим бегать»… Но Тимофей твердил, что это бесполезно. Тогда Анастасия сама предприняла попытку выручить Пойгу, однако лошадь уже не отдали. Более того, теперь назло бывшей хозяйке проезжающие верхом на Пойге мимо окон Ивановых колхозники специально жестоко хлестали её кнутом, приговаривая: «Пшла, сволочь! Избаловали тебя всякие единоличники. У нас узнаешь, как надо работать по-настоящему»! «Ну, что, Настасья, «раздула фортЫ»? – Грустно шутил Тимофей. – Разве ж с этой властью можно придти к согласию»?
Как-то в окно Ивановым постучала Настасьина подружка: «Настя, лошадь-то вашу загнали»! Настасья рванула на улицу. Ещё издали на пригорке между школой и часовней она увидела лежащую на земле всю в мыле Пойгу, впряжённую в телегу с немыслимым количеством мешков с мукой. «С Пашковской мельницы везла бедная. – Подумала Настасья. – Да как же можно столько нагружать? Разве ею правил не деревенский, не знающий человек»?! Послушная скотина покорно вывезла в гору непосильный груз и упала замертво. Настасья обняла её шею и завыла.
Когда стаял снег, дети стали находить вокруг запертого дома Архиповых монетки и мелкие предметы домашнего обихода, рассыпанные при раскулачивании. Их родители строго-настрого наказали: всё отдавать Архиповым. Однажды Тимофей попросил жену принести для колхозных коров сена из конфискованного у Архиповых кубачА (небольшого стожка). Та начала теребить кубач и вдруг внутри него нащупала заледенелый свёрток. Тайком принесла его в дом. После оттаивания выяснилось, что это несколько метров хорошего белёного полотна, впопыхах припрятанного Архиповыми. Опять же тайком Настасья развесила его на чердаке, высушила, а потом ночью отнесла бедолагам. На вырученные от его продажи средства они жили несколько дней. Впрочем, от вынужденного безделия и голода Архиповы были полностью деморализованы. Архипов-средний потерял страх и, несмотря на строгий запрет, уехал в Ленинград к дальнему родственнику. Тот дал добро на их переезд. Мама не знает, каким образом Архиповым удалось покинуть деревню и переехать на постоянное жительство в Ленинград. Вскоре туда же перебралась Галя Юрьева, которой удалось устроиться работать на швейную фабрику. Архипова же взяли дворником, и ему и семье его даже небольшую дворницкую выделили под лестницей какого-то дома в центре города. Его жена работала посудомойкой в столовой. Дед Архип вскоре умер, совсем не так, как хотел.
Чуть позже к ним приедет в гости мамина старшая сестра красавица-плясунья, певунья и кокетка Тоня. Ещё маленькой девочкой её неоднократно отправляли на различные смотры художественной самодеятельности и прочили карьеру артистки. На обратном пути она ненадолго остановится в Вишере, где в то время работала Анастасия. Мать тогда познакомила её с вишерским парнем Яковом Бизиным, как потом выяснилось, больным открытой формой туберкулёза лёгких, и, как только Тоне исполнилось 16 лет, чтобы не вступать в колхоз и получить паспорт, она вышла за него замуж. Тогда Яков ещё не знал о своей болезни, работал машинистом паровоза и очень любил свою молодую жену, которая исполнению супружеских обязанностей предпочитала играть в прятки с его младшим братом. Но, всё-таки, умерший вскоре Яков успел в этой жизни побыть счастливым.
Оставшись одна, Тоня всё равно уже никогда не вернётся в родную деревню. Её примеру следовали почти все девушки, готовые выйти замуж за кого угодно, лишь бы уехать в город. А в деревнях, между тем, стали умирать люди, причём, преимущественно молодые. Приехавший по тревожному сигналу из Заозёрья врач выявил больных невесть откуда взявшимся туберкулёзом практически в каждой второй семье. Мама хорошо помнит, как на завалинках, надсадно кашляя, сидели похожие на скелетов подружки её старших сестёр, как после их смерти девушек обмывали на столах рыдающие матери, как хоронили…
Однажды ночью загорелся дом Василия. Все хуторяне кинулись гасить пламя, только семья Василия к всеобщему удивлению почему-то большой активности не проявляла. Вскоре ему как погорельцу начальство разрешило переселиться с семьёй в дом Архиповых.
Из-за того, что в семье была единоличница, Ивановы бедствовали больше всех. Настасья боялась, что, если так пойдёт и дальше, их дочери тоже заболеют. Она вспомнила, что когда они только переехали на хутор, её отец в ближнем лесочке примерно на пяти сотках вырубил часть кустарников и выжег их пеньки. Делалось это для посевов на таких местах зерновых, но свою полосу Ивановы прежде не использовали, ведь еды и так с лихвой хватало. У Настиного отца оставался небольшой запас посевного зерна, и он, желая помочь дочериной семье, по весне выпросил в колхозе на несколько часов свою лошадь и вспахал забытую полосу, которую называли «сучья». Пшеница «на сучьях» уродила фантастическая. Слух об её огромных наливных колосьях дошёл до сельсовета. Мигом было собрано собрание, на котором все колхозники, как один, проголосовали за то, чтобы пшеницу сжать и конфисковать в пользу колхоза. Так и сделали. Мешки демонстративно везли мимо окон Ивановых. Не умеющая мириться с несправедливостью Анастасия поехала в Тидворье и написала заявление в суд. На судебном заседании Василий утверждал, что полосу засеяла сама Анастасия, а как единоличница она, дескать, не имела права этого делать на колхозной земле. Несмотря на то, что у Анастасии были свидетели, подтвердившие, что полосу разрабатывал и засевал отец Анастасии колхозник Харитон Герасимович, суд принял решение в пользу Василия. На улице Анастасия, глядя ему в глаза, крикнула в сердцах: «Что ж ты врёшь-то, родственничек?! Совесть тебя не мучит»? «Не соврать, дак и не взять»! – Нагло захохотал он в ответ.
Дня не проходило, чтобы Настасья не предложила мужу уехать в город. Он с тоской смотрел в окно на поля и говорил, что не сможет жить без крестьянского труда. «Да ведь и я без него себя не мыслю, Тимушка. – Сочувствовала жена. – Однако и в городе люди живут». «Недомогаю я что-то, матка. – Впервые пожаловался супруг. – Болит всё внутри». Тимофей и, правда, сильно сдал за последний год: похудел, как-то весь согнулся. Куда делась его, как говорили сельчане, фортОвая походка и жадный до работы темперамент. Поехали в больницу в Тидворье. Оказалось: запущенная язва желудка. Врач утешил пациента, сказав, что «выработает его желудок, как носовой платочек». И в самом деле: сразу после начала лечения Тимофей почувствовал себя гораздо лучше. Но спаситель его неожиданно умер, и Тимофея отправили в Малую Вишеру к врачу Ковалевскому на операцию. Доктор никак на неё не соглашался из-за крайнего истощения пациента и низкой температуры его тела. Но, поддавшись уговорам Тимофея, рискнул. В ночь перед операцией в доме Ивановых неожиданно зацвело серебристое дерево. Так в селе называли эти огромные растения с овальными исчерченными изогнутыми кожистыми листьями с зубчатыми не колючими краями, покрытыми белыми пятнышками, росшие в кадках практически в каждом доме, но никогда ни у кого не цветшие. И вдруг - сразу две пышные метёлки белых нежных цветов! Соседи, пришедшие к Ивановым подивиться на такое чудо, сразу сказали, что это добрый знак. И действительно, операция прошла успешно, однако восстановиться после неё животноводу не давали: сразу погнали на работу. Тимофей слабел день ото дня, потерял ещё десять килограммов веса, и начальство, решив, что ему осталось не долго, выдало инвалиду паспорт и отпустило Ивановых на все четыре стороны. Чтобы узнать о порядке выхода из колхоза, Тимофей был вынужден обратиться к Василию. Придя к нему в бывший Архиповский дом он удивился, что все вещи, которые были у Василия в прежнем доме: и стол, и кровати, и шкафы, и шторы, и половики - целы… Уже идя обратно, он понял: вещи вывезли заранее, а потом Василий умышленно поджёг свой домишко с загодя, видимо, запланированным последующим переездом его семьи в дом Архиповых.
Ещё до коллективизации младший брат Настасьи Харитонов Степан, женившись на городской, уехал жить в Вишеру. Поэтому с целью поиска жилья в городе уже неплохо его знавшая поехала Настасья. Остановилась у брата. Он предложил семье сестры пожить в их восьмиметровой спальне до тех пор, пока они не купят себе дом. Продав Басулю, летом 1938 года семья Ивановых таки перебралась в Малую Вишеру. Мама помнит, что вначале уехали они с сестрой Нюрой и мамой. Шли до Веребья, а от него ехали на поезде, увидев который впервые, она очень испугалась резкого паровозного свистка и пара, окутывающего это «чудовище». А чуть позже с младшей дочерью до Веребья плыл по Мде на плоту отец, чтобы потом и их поезд навсегда увёз с милой сердцу родины.
В городе Тимофей устроился работать грузчиком на продуктовых складах, а Анастасия – в горячий цех стекольного завода. Помимо этого она успевала ещё и курсы ликбеза посещать. За два года тяжкого труда собрали кое-какие деньги, да мать Тимофея Устинья Фёдоровна продала свою корову, добавив детям средств (её младший сын Семён погиб в Финскую капанию, и, овдовев, Устинья Фёдоровна к тому времени жила одна в Неболчах). Дом присмотрели на улице Набережной. Хозяина звали Констанитном Ивановичем Лобановым. Договорились, что первый взнос Ивановы внесут в размере двух третьих от его полной стоимости, а 1200 рублей отдадут осенью следующего, 1941 года. Дом был добротный, но какой-то бестолковый, поэтому вечерами и в единственный выходной – воскресенье приходилось обустраивать новое жилище и прилегающий к нему небольшой участок (менее четырёх соток). Опускаю подробности, так как тема наша – коллективизация. Но вскоре дом был, как игрушечка, а Настасьин огород – самый ухоженный на улице, каким когда-то слыл и в деревне. Старшая дочь Антонина вторично вышла замуж. Родился первый внук. Теперь родители подумывали о том, как нарядить своих повзрослевших и похорошевших девчонок. «А что, матка, - говорил Тимофей, - пожалуй, ты правильно сделала, что в город нас перетащила. Смотри, как хорошо: с восьми до пяти отработал – и свободен! Да ещё и целый выходной с праздниками есть. И деньги за это платят, и на себя время остаётся. Красота»! «Конечно»! – Откликалась жена. Но тут же оба с грустью вспоминали о просторах, открывавшихся из их деревенских окошек, о большом уютном доме на пять окон с многочисленными хозяйственными пристройками…. В городском было тесновато:
На этом снимке начала пятидесятых годов слева направо сидят: мамина двоюродная сестра Александра Митрофановна Кудрявцева, бабушка Настя, тётя Тоня; стоят: муж Александры Александр Иванович Лукин, мама, дед Тимофей, муж Антонины Буть Иван Иванович.
Одна радость: жили дружно, да и в их переложский дом не чужие люди вселились: старший брат матери Яков туда перебрался, хотя к тому времени многие уже покинули насиженные места в поисках лучшей доли. Тополь, правда, Яков почему-то спилил. Но всё остальное оставалось прежним
и вызывало у Ивановых ностальгию.
«Батько, - спросила как-то Настасья, - а ты не слышал, вроде, бабы говорят, Василий-то тоже в Вишеру переехал»? «Да слышал. И работает уже, в «Заготзерне». «Чего ж ему в деревне не пожилось? Большим начальником был». «А кем там командовать-то? Все ж разбежались». Буквально через полгода к Ивановым обратилась за помощью жена Василия: «Помоги, Тимушка! Ведь посадили моего за воровство: казённым овсом приторговывал». Конечно, Ивановы понимали, что не надо было с ним связываться, а тоже пару раз нужда заставила купить у Василия зерна, естественно, на тот момент не зная, что торговля ведётся ворованным. Из тюрьмы его вытащить было невозможно, а вот семье родственника длительное время помогали, да и самому Василию постоянно посылали на зону посылки. Освободили его досрочно по болезни, и вскоре после возвращения Василий умер от туберкулёза.
На этом снимке семья Ивановых (кроме жившей в Ленинграде Галины) летом сорокового года:
Слева направо: вторая дочь Ивановых Анна (18 лет), старшая дочь Антонина Никитина (20 лет), муж Антонины Василий Никитин, Анастасия (40 лет) с новорождённым внуком Владимиром, младшая дочь Таисия (9 лет), моя четырнадцатилетняя мама с книжкой, прибежавшая фотографироваться прямо со школьного экзамена, и глава семьи Тимофей. Трудно дать этому измождённому человеку 46 лет, но здесь он, уже, можно сказать, хорошо выглядит, постепенно выздоравливая после тяжёлой болезни.
Только пришли в себя от переезда, обустроились на новом месте, как грянула война. Об этом периоде тоже есть что рассказать, но не в рамках данного повествования, поэтому скажу коротко. Галина, окончив срочные курсы медсестёр ушла на фронт, Антонина на начало войны была в гостях у мужа в Чебоксарах. Там и войну пережила. Муж, естественно, сражался на фронте. Моя пятнадцатилетняя мама работала на оборонных работах за свою заболевшую мать, потому этот, в общей сложности двухлетний трудовой стаж ей так и не засчитали. Когда немцы подошли к Вишере, семья ушла в свою родную деревню, в дом теперь уже брата Якова. И оттуда Катя продолжала ходить на оборонные работы (мостить дороги, рыть вдоль них водосточные канавы и др.).
Когда ранней весной 42-го семья вернулась в освобождённую Вишеру, ей несказанно повезло: хоть дом и был в ужасном состоянии, но всё же он не пострадал от бомбёжек. Как раз в это время подоспел за долгом и бывший хозяин дома, который жил в Карелии. Но теперь Константин Иванович потребовал с Ивановых доплатить не 1200 рублей, а ровно …вдвое больше. А как же? Пеня за просроченный платёж! К удивлению родителей, просто дар речи потерявших от такой наглости, их тихая скромница Катя в совершенно не характерном для неё решительном тоне начала стыдить горе-ростовщика: ведь не по их вине задержка платежа случилась! И тот как-то сразу опустил глаза и согласился на прежние условия. Продав последнее, включая безотказную кормилицу – швейную машинку «Зингер», зарытую на время немецкой оккупации в сарае, и отдав долг, Ивановы приступили к ремонту дома, по окончании которого на квартиру к Ивановым периодически селили военных. Катя продолжала трудиться на работах по восстановлению разрушенного хозяйства, а Анна ушла на фронт.
Однажды к ним в дом постучали. Не сразу Ивановы признали в двух истощённых женщинах Олечку Удальцову и её мать Прасковью. Такой Олечка была до войны:
Оказалось, что в блокаду от голода умерли и Ольгин отец, и её младшие сестра и брат. Какое-то время Архиповы жили в семье Ивановых. А потом снова уехали в Ленинград.
В 1963 году, погостив в Вишере, мы с мамой возвращались домой, в Новокузнецк Кемеровской области, куда мама последовала за моим отцом (после каторги ему как врагу народа было запрещено жить в Ленинграде и в стокилометровой от него зоне). Нужно было делать пересадку в Новосибирске. И здесь случилась наша случайная встреча с маминой подругой детства.
Её увёз в Сибирь муж-военный. До отхода поезда мы даже успели побывать в гостях у них дома. На тот момент у маминой подруги было две дочери. Потом мама переписывалась со своей Олечкой, но в 1965 году их связь прервалась, и больше ничего о её дальнейшей судьбе мы не знаем.
Анна вернулась с фронта, вышла замуж, родила дочь и вскоре уехала на родину мужа, на Урал. Галина вернулась с войны в Ленинград, где у неё была крошечная коммуналка. Муж Антонины тоже вернулся с фронта, и, хотя с Антониной они в последующем расстались, в дом на Набережной она не вернулась.
Дедушка Тимофей в страшных муках умирал от рака желудка в 1956 году. От безысходности Настасья просила мужа хотя бы молиться, да только Тимофей с горечью однажды отрезал: «Эх, матка, всю жизнь свою я прожил честно, зла никому не делал, так что, если бы бог был, то он не стал бы заставлять меня так страдать». Анастасия и сама плохо себя чувствовала, внутренне разделяя мнение мужа. Хотя она уже и не работала в горячем цехе, но ощущения у неё были такие, словно она всё толкает и толкает руками, упёртыми в живот, тяжёлую тележку с лампами в печь для закаливания. Её знобящее тело горит, и она, как это делали на заводе, хочет облить себя ледяной водой для короткой передышки.
В марте 57-го родилась я. Бабушка очень мне радовалась. У неё с моей матерью были наиболее удачные интертипные отношения, поэтому век свой доживать она хотела именно вместе с нею, и со мной хотела нянчиться, говорила, что ночью не даст маме вставать к ребёнку: сама будет. Но век её оказался таким же коротким, как и у деда. Умерла бабушка от рака поджелудочной железы 1 мая 1957 года.
Вскоре моя мама ухала с отцом в Сибирь. В доме осталась семья младшей сестры. Её дети живут там и по сей день.
В 70-е годы мама с сестрой Таисией совершили когда-то привычное путешествие из Малой Вишеры до расположенных в шестидесяти километрах от неё родных мест. Правда, сначала они доехали на электричке до Веребья, а потом уже 45 км шли пешком. Хотя, скорее, не шли, а продирались через разросшийся за прошедшие годы лес. В трудно узнаваемых местах им попадались то одна, то другая заброшенные деревни. В перелоге ещё теплилась жизнь. В домах Архиповых, Быстровых, Кучеровых, Белокуровых и Палисадовых оставались по одному-два старика. Сёстры, естественно, остановились у Быстровых, в некогда своём доме. Уж как им были рады! Угощали своим пивом, дарами леса и огородов. Погостили почти у всех, полюбовавшись у Шуры Кучеровой на стены, сплошь покрытые вырезками из газет и журналов с портретами её знаменитого племянника. Те, к кому сёстры не зашли из-за нехватки времени, страшно обиделись. В одном из домов хозяйка так загоношилась, что в волнении не заметила, как поставила чашку на самый край стола. Мама попыталась её отодвинуть, но не успела: чашка упала и разбилась.
- Ой, рОнные, ой желанные, – махнула рукой женщина, счастливая оттого, что за последние пять лет впервые принимает гостей, - да насрать!
Когда мама об этом рассказывала, я, улыбаясь, так и слышала в словах, которыми здесь привечают дорогих гостей, эти по-молдавски мягкие «н» и «л».
Ещё через десять лет родные края посетили другие родственники. К тому времени в Перелоге проживали только две одинокие старухи, которые так разругались, что перегородили единственную улицу высоченным забором и до самой смерти не виделись друг с другом…
Подавляющее число этих населённых пунктов исчезло во время коллективизации:
«Сколько раз я мечтала
в долгой жизни своей
постоять, как бывало,
возле этих дверей.
В эти стены вглядеться,
в этот тополь сухой,
отыскать свое детство
за чердачной стрехой.
…
Вот ведь что оказалось:
на родной стороне
ничего не осталось, -
все со мной и во мне.
Зря стою я у окон
в тихой улочке той:
дом - покинутый кокон,
дом – навеки пустой» *.
Май – июль 2012.
______________________________________________________________________
*Из стихотворения Вероники Тушновой «Старый дом».
Фильм Алексей Пивоваров назвал «Хлеб для Сталина. Истории раскулаченных». Его начали показывать сегодня, 26.10.2012., как раз в тот день, когда мы получили вот это письмо:
Запись Екатерины Васильевой.
Андрей Громов,
04-04-2013 16:57
(ссылка)
Видео участников группы.
Здесь Вы можете размещать свои видеоролики.
Павел Андреев,
31-05-2014 14:02
(ссылка)
Чисто там,где мы не мусорим.
Уважаемые маловишерцы и гости города,будьте ЛЮДЬМИ. Пишу о "чистоте и порядке" на берегу реки у 2-й плотины.В апреле этого года 2-е пенсионеров- энтузиастов собрали мусор(бутылки,банки,пакеты и прочее) на площадке и прилегающей территории. 6 мешков! Служба по благоустройству эти мешки вывезла на полигон. Вторая напасть- моют автотранспорт на берегу,а ведь вода идёт на приготовление пиши многих жителей города.Есть ещё любители по ночам включать автомагнитолы на всю громкость(чаще с боем барабанов,звук которых разрушает клетки живых организмов),не думая об отдыхе жителей близ стоящих домов.Берег выглядит ужасно и в районе бывшего хутора Выселок,а так же напротив дач.
Андрей Громов,
24-04-2013 17:03
(ссылка)
Храм без села. Церковь Рождества Христова в Горнешно. 74 года

В малолюдной деревне Горнешно Новгородской области, в 40 км от Малой Вишеры, люди восстанавливают древний храм. Впервые за 74 года в церкви Рождества Христова прошла Божественная литургия.
На месте обители в 1896 году местные помещики Александр Селин и Петр Мануйлов построили каменный храм Рождества Христова. Их погребли с двух сторон церкви, до сих пор высокие каменные надгробия за резными оградами выделяются среди остальных могил. Храм окружен погостом.
Вероятней всего этот храм был закрыт самым последним в Маловишерском районе. Ещё летом 1938 года в церкви совершал богослужение священник-протоерей Павел Богоявленский. Его арестовали, но не расстреляли. Каким-то чудом, пережив 10 лет ссылки и войну, он смог ухать в Киев, дальнейшая судьба неизвестна. Церковь закрыли осенью 1938 года.
— Запустение было ужасное. Но люди всё равно приходили на церковные праздники. И там, где алтарь, в Пасху всегда яйца клали, свечечку зажигали. В моём детстве здесь было красиво — на всех стенах — иконы, купол весь расписан фресками. Потом они уже поблекли, не видно даже изображения. Мы ребятишками сюда бегали, у меня бабушка у самой церкви похоронена. Мы конфеты или что-нибудь здесь всегда оставляли, свечи зажигали и иконки ставили. На стенах тоже были фрагменты фресок. Мне было лет 10-11. А сейчас уже 66 лет, — вспоминает жительница Большой Вишеры Жанна Каретина.
Всем миром
Спустя 74 года после прекращения богослужений в храме Рождества Христова в Горнешно живут 4 «стойких солдата», верных Малой родине. Официально, по прописке, в деревне числится 12 жителей.
— Остальные 8 человек уезжают в Питер. Там живут, работают, а прописка местная. На лето приезжают дачники. На станции Гряды, до которой 3 километра, вообще человек 600 летом живет. На выборах я работала председателем избирательной комиссии — в списке у нас было 280 человек, — сказала жительница станции Гряды Марина Самойлова.
Двое из неравнодушных жителей четыре года назад взялись за восстановление церкви. Сначала очистили внутренние помещения от завалов, потом всей деревней разбирали завалы на кладбище и мусор с могил. В регулярные субботники приходили жители из Гряд и окрестных деревень. Администрация Большой Вишеры выделила жителям несколько тракторов для уборки. Протоиерей отец Димитрий с самого начала следил за восстановлением церкви.
— Средства на восстановление самой церкви пожертвовали два человека — Станислав Васильевич и Наталья Владимировна. В прошлом году перекрыли крышу, поставили новые купола и отреставрировали на них кресты, вставили решетки в окна. А раньше небо просвечивало сквозь купол, березки наверху росли. Пол покрыли плиткой. Поставили иконостас — полработы. На этом работы приостановились: камень должен просохнуть, дальше будут работать реставраторы из Новгорода. Сейчас самое главное — установить печки. Высохнет — тогда можно штукатурить. Но сейчас Станислава Васильевича парализовало, и жена за ним ухаживает. Пока неизвестно, как дальше пойдут работы, — рассказывает отец Димитрий.
Согреть стены человеческим теплом
Об «открытии» храма Рождества Христова, первой службе со дня закрытия (10 ноября), жители Горнешно и Малой Вишеры узнали из объявлений. Но добраться до деревни довольно проблематично — либо на электричке до платформы 144км., либо на машине с высокой проходимостью.
Из Малой Вишеры батюшка Димитрий забрал часть желающих на своей машине, другие поехали в пассажирском уазике на 8 мест, кое-кто на электричке и дальше пешком.
Я ожидала увидеть небольшую деревенскую церквушку с колокольней, а рядом — кладбище. На самом деле храм оказался внушительных размеров. Западным фасадом церковь смотрит на озеро Горнешно.
В осеннее морозное утро двери церкви периодически приветливо скрипели — до Горнешно добралось около 40 человек. Под сводом храма установлены леса, так что куски штукатурки не угрожали головам прихожан. Но на высокий свод можно было посмотреть только через щели строительных конструкций. Облупившиеся, зияющие древним кирпичом стены резали глаз своей беспомощностью. Очень хотелось увидеть хоть фрагмент фрески, но максимум, что нарисовано на стенах — кресты. Освещали храм подвешенные у стен на проводах лампочки и свечи. На улице и в неотапливаемом храме — одинаковый «минус». Ноги пронизывало через подошву ботинок холодом от ледяного пола, но все отстояли 3 часа службы до конца: ведь сначала служился водосвятный молебен, а затем Божественная Литургия.
Удивительно, но первой причастилась Галина Дмитриевна Петрова, которую именно здесь крестили в 1938 году летом, когда ей был всего 1 месяц от роду.
— Святыню возвращаем тому, кому она принадлежит — Творцу нашему Богу. Раньше тут здесь была мерзость запустения, лошади в храме стояли. Но если люди молчат, то камни вопиют. Вопиют о том, чтобы мы не уподоблялись тем, которые бессовестно храм разорили и тем, кто равнодушно смотрел на его развалины. Я желаю, чтоб Господь этот день запечатлел в ваших сердцах и душах. Чтобы люди больше никогда не покушались на святыни, потому что очень страшно. Всех благодарю, за то, что вы пришли и приехали в храм Божий, невзирая на холод. Мы теплотой молитвы и человеческой теплотой согрели храм. Дай Бог, чтобы мы ещё не раз тут служили литургию, чтобы Господь окончательно восстановил эту святыню, — в своей проповеди сказал прихожанам отец Димитрий.
25 декабря — День памяти святителя Спиридона Тримифутского в храме Рождества Христова пройдёт следующая литургия. К этому времени рабочие должны установить печи и провести некоторые внутренние работы. Нужно убрать землю вокруг храма (она выше уровня пола), чтобы вода не проникала в помещение.
Храм Рождества Христова — не единственная заброшенная святыня в Маловишерском районе.
Разрушенные церкви есть в Марконицах (очень большой каменный храм Рождества Пресвятой Богородицы), в Морозовичах (храм Святителя Николая), в Карпиной горе (каменная церковь Пресвятой Троицы), во Льзях (храм Святой Екатерины) и в Горнецком деревянная церковь мучеников Фрола и Лавра.
Мы все привыкли ждать помощи, субсидий и действий откуда-то сверху, от какого-то влиятельного дяди, и не можем понять, что всё можно сделать своими силами. Не причитать, а самим восстанавливать святыни, всем миром. Это возможно и реально. Храм Рождества Христова в деревне Горнешно — тому пример.



http://martisha.ortox.ru/sv...
Андрей Громов,
23-04-2013 17:34
(ссылка)
История церквей Маловишерского района
Белые церкви плывут в бесконечности,
О кладенцы неземной чистоты!
Непокорённые граждане вечности,
Белые церкви, святые кресты.
Иеромонах Роман (Матюшин)
Когда и как стали появлятся на земле Маловишерской культовые сооружения, сколько их было, сколько осталось, и как сохранились?
Еще в 947 г. княгиня Ольга установливала на Мсте погосты. Одно из значений этого слова – поселение, устраивались они там, где уже устойчиво жили люди, способные кормить наезжающих «гостей» – с этих поселений можно было брать дань. Вот на этих самых погостах начали строить церкви и часовни.
В 1583 году в Обонежской пятине на Мсте был Никольский погост в Морозовичах. На погосте – холодная церковь Николы Чудотворца. В 1818 году на погосте Морозовском была поставлена церковь Святого Николая Чудотворца.
В писцовой книге 1582 – 1583 гг. упоминается погост Покровский на реке Хубце. В 1083 году в Обонежской пятине был Дмитриевский погост, где находилась деревянная церковь Дмитрия Солунского. На реке Мсте на «Каширском устье» находилась церковь Николы Чудотворца. Уже была часовня в Больших Вличках.
Упоминается в древних книгах, что еще в 1491 году в Горнецком существовал монастырь, на месте которого позже была построена церковь. В писцовых книгах за 1690 год находится упоминание о Карпиной Горе. Из других источников известно, что в 1810 в тех краях был возведен Хубецкий каменный храм.
Церкви и часовни были во многих деревнях: Кленино (1830), Бор (1840), Сурики (1860), Захарово (1865), Верхние Тиккулы (1867), Ольховец, Парни, Малое Пехово, Сосницы.
В список монастырей и храмов Новгородской Епархии по состоянию на 1916 год в административных границах современного Маловишерского района вошли следующие церкви:
Большая Вишера – церковь Казанской иконы божией Матери, 1888, каменная, при стекольном заводе.
Бурга – церковь Александра Невского, 1896, деревянная; церковь Пророка Илии,1908, каменная, кладбищенская.
Горнецкое – церковь Николая, 1867, деревянная.
Горнешно – церковь Рождества Христова, 1896, каменная.
Горушка, погост – церковь Успения Пресвятой богородицы,1882, деревянная.
Малая Вишера, посад – церковь Николая, 1864, каменно-деревянная
Морконницы – церковь Николая, 1839, деревянная.
Оксочи, погост – церковь Преображения Господня, 1897, каменная.
Ольховец – церковь Воздвижения Креста Господня, 1916, деревянная.
Папоротно – церковь Троицко-Николаевская, 1522, каменная.
Покровский погост – церковь Покрова Пресвятой Богородицы, 1837, каменная, церковь Николая, 1912, деревянная.
Селищи – церковь Сретения Господня, 1759, 1907, деревянная; церковь Космы и Дамиана, 1913.
Спасо-Оскуйский погост – церковь Николая, 1760, деревянная; церковь Преображения Господня, 1852, каменная.
Старые Морозовичи – церковь Николая, 1818, каменная.
Хубец, погост – церковь Покрова Пресвятой Богородицы, 1810, каменная.
В этот список не включались домовые, военные церкви и часовни, не вошли в него и некоторые приписные церкви.
В 1993 году отделу культуры, спорта и кино администрации Маловишерского района переданы в оперативное управление и под охрану памятники истории и культуры, расположенные на территории г. Малая Вишера и Маловишерского района – это сооружения архитектуры, истории, садово–паркового искусства, в том числе культовые памятники:
· каменная церковь Рождества Христова 1896 года в деревне Горнешно, ст. Гряды
· каменная церковь Покрова Пресвятой Богородицы, 1810 года в деревне Карпина Гора
· каменная церковь XIX – XX в деревне Льзи, ст. Мстинский Мост
· монастырь XIX – XX на Спасском озере (руины)
· каменная церковь – XVIII – XIX века – д. Шемякино
· каменная церковь Преображения Господня, 1897, в деревне Оксочи (руины)
· деревянная церковь Николая, 1867 в деревне Горнецкое, Дворищи
· деревянная церковь Успения XIX века в деревне Бор, ст. Мстинский Мост
· каменная церковь Николая, 1818 года в д. Морозовичи, Дворищи
· деревянная церковь Сретения Господня, 1907 г. в деревне Селищи (фундамент)
· деревянная часовня ХVII века в деревне Малое Пехово, Веребье (отреставрирована специалистами из В. Новгорода, но работы до конца не доведены)
· деревянная часовня Покрова XIX века в д. Выставка, Дворищи (не отличается ничем примечательным, напоминает обычную избу)
· деревянная часовня XIX века в д. Борок, ст. М. Мост (снята с учета)
· деревянная часовня XIX века д. Дорохово, ст. М. Мост (руины)
· деревянная часовня XIX века в д. Сурики, ст. М.Мост (снята с учета)
· деревянная часовня XIX века в д. Замостье, Гарьский с/с (руины)
· деревянная часовня XIX века в бывшей деревне Тесна, ст. Бурга (снята с учета).
http://martisha.ortox.ru/sv...
О кладенцы неземной чистоты!
Непокорённые граждане вечности,
Белые церкви, святые кресты.
Иеромонах Роман (Матюшин)
Когда и как стали появлятся на земле Маловишерской культовые сооружения, сколько их было, сколько осталось, и как сохранились?
Еще в 947 г. княгиня Ольга установливала на Мсте погосты. Одно из значений этого слова – поселение, устраивались они там, где уже устойчиво жили люди, способные кормить наезжающих «гостей» – с этих поселений можно было брать дань. Вот на этих самых погостах начали строить церкви и часовни.
В 1583 году в Обонежской пятине на Мсте был Никольский погост в Морозовичах. На погосте – холодная церковь Николы Чудотворца. В 1818 году на погосте Морозовском была поставлена церковь Святого Николая Чудотворца.
В писцовой книге 1582 – 1583 гг. упоминается погост Покровский на реке Хубце. В 1083 году в Обонежской пятине был Дмитриевский погост, где находилась деревянная церковь Дмитрия Солунского. На реке Мсте на «Каширском устье» находилась церковь Николы Чудотворца. Уже была часовня в Больших Вличках.
Упоминается в древних книгах, что еще в 1491 году в Горнецком существовал монастырь, на месте которого позже была построена церковь. В писцовых книгах за 1690 год находится упоминание о Карпиной Горе. Из других источников известно, что в 1810 в тех краях был возведен Хубецкий каменный храм.
Церкви и часовни были во многих деревнях: Кленино (1830), Бор (1840), Сурики (1860), Захарово (1865), Верхние Тиккулы (1867), Ольховец, Парни, Малое Пехово, Сосницы.
В список монастырей и храмов Новгородской Епархии по состоянию на 1916 год в административных границах современного Маловишерского района вошли следующие церкви:
Большая Вишера – церковь Казанской иконы божией Матери, 1888, каменная, при стекольном заводе.
Бурга – церковь Александра Невского, 1896, деревянная; церковь Пророка Илии,1908, каменная, кладбищенская.
Горнецкое – церковь Николая, 1867, деревянная.
Горнешно – церковь Рождества Христова, 1896, каменная.
Горушка, погост – церковь Успения Пресвятой богородицы,1882, деревянная.
Малая Вишера, посад – церковь Николая, 1864, каменно-деревянная
Морконницы – церковь Николая, 1839, деревянная.
Оксочи, погост – церковь Преображения Господня, 1897, каменная.
Ольховец – церковь Воздвижения Креста Господня, 1916, деревянная.
Папоротно – церковь Троицко-Николаевская, 1522, каменная.
Покровский погост – церковь Покрова Пресвятой Богородицы, 1837, каменная, церковь Николая, 1912, деревянная.
Селищи – церковь Сретения Господня, 1759, 1907, деревянная; церковь Космы и Дамиана, 1913.
Спасо-Оскуйский погост – церковь Николая, 1760, деревянная; церковь Преображения Господня, 1852, каменная.
Старые Морозовичи – церковь Николая, 1818, каменная.
Хубец, погост – церковь Покрова Пресвятой Богородицы, 1810, каменная.
В этот список не включались домовые, военные церкви и часовни, не вошли в него и некоторые приписные церкви.
В 1993 году отделу культуры, спорта и кино администрации Маловишерского района переданы в оперативное управление и под охрану памятники истории и культуры, расположенные на территории г. Малая Вишера и Маловишерского района – это сооружения архитектуры, истории, садово–паркового искусства, в том числе культовые памятники:
· каменная церковь Рождества Христова 1896 года в деревне Горнешно, ст. Гряды
· каменная церковь Покрова Пресвятой Богородицы, 1810 года в деревне Карпина Гора
· каменная церковь XIX – XX в деревне Льзи, ст. Мстинский Мост
· монастырь XIX – XX на Спасском озере (руины)
· каменная церковь – XVIII – XIX века – д. Шемякино
· каменная церковь Преображения Господня, 1897, в деревне Оксочи (руины)
· деревянная церковь Николая, 1867 в деревне Горнецкое, Дворищи
· деревянная церковь Успения XIX века в деревне Бор, ст. Мстинский Мост
· каменная церковь Николая, 1818 года в д. Морозовичи, Дворищи
· деревянная церковь Сретения Господня, 1907 г. в деревне Селищи (фундамент)
· деревянная часовня ХVII века в деревне Малое Пехово, Веребье (отреставрирована специалистами из В. Новгорода, но работы до конца не доведены)
· деревянная часовня Покрова XIX века в д. Выставка, Дворищи (не отличается ничем примечательным, напоминает обычную избу)
· деревянная часовня XIX века в д. Борок, ст. М. Мост (снята с учета)
· деревянная часовня XIX века д. Дорохово, ст. М. Мост (руины)
· деревянная часовня XIX века в д. Сурики, ст. М.Мост (снята с учета)
· деревянная часовня XIX века в д. Замостье, Гарьский с/с (руины)
· деревянная часовня XIX века в бывшей деревне Тесна, ст. Бурга (снята с учета).
http://martisha.ortox.ru/sv...
Андрей Громов,
23-04-2013 17:49
(ссылка)
д. Бор церковь Успения Пресвятой Богородицы

Памятник культовой архитектуры, действующий храм, церковь Успения, 19 в., в д. Бор, Маловишерского района, Новгородской области - так записано в одном из официальных документов от 02.04.1997г. Памятник, имеющий статус местного значения, находится в ведении Новгородского Епархиального управления Русской Православной Церкви,
А для нас и местных жителей - это просто церковь в д. Бор. Истории этой церкви и посвящено наше творческое исследование, которое является завершающим в изучении образовательной программы по краеведению "Путешествие в мир храма",
Мы познакомились с внутренним и внешним устройством церкви; записали воспоминания местных жителей и протоиерея, отца Дмитрия, изучили имеющиеся документы и книги по истории Русской Православной Церкви Новгородской Епархии,
Мы благодарны тем, кто помог нам открыть в знакомом окружении незнакомое приблизиться к ценностям культурного и духовного наследия Новгородского края- оценить значимость наследия родного края в культуре России.

Наша церковь Успения примечательна тем, что со времени её основания (1840 г.) всегда была действующей, наряду с немногими в России в жестокие для Русской Православной Церкви времена.
Ход времени, ход истории неумолим.
Ушли из жизни старожилы села. Но тем ценней для нас те сведения, которые дошли от них к их потомкам. Со многими людьми мы беседовали, но самым авторитетным рассказчиком была ГОРДЕЕВА АНАСТАСИЯ ПАВЛОВНА, 1917 года рождения. Она родилась в Бору, жила и живёт только здесь. Будучи из семьи верующих, всю жизнь, как говорит она, была при этой церкви, а это не мало- 88 лет,
Сорокина Татьяна Фёдоровна ,1921г.р.,19 лет работала в этой церкви бухгалтером, с 1974г. по 1993г. Она рассказала о деятельности двадцатки в советское время, предоставила документальные, свидетельства, фотографии
Наше исследование мы изложили в форме рассказа, старожилов с использованием документальных - источников.

Название деревни - БОР - говорит само за себя.
Когда-то, давно, рассказывает Анастасия Павловна, деревня была наверху, далеко от реки. Люди испытывали неудобства, из-за отсутствия достаточного количества воды и спустились на берег реки. А там непроходимый, красивейший сосновый бор, песчаная почва и могучая полноводная река.
Так оно и было, конечно. Мстинская земля это зона десятков археологических памятников, говорящих об устойчивом заселении здешних мест примерно с 8 века, н.э., ещё до хождения княгини Ольги по Мсте в 947г. А княгиня Ольга устанавливала погосты уже в обжитых местах, где с населения можно было получить хорошую дань.
Правда в районе д. Бор не обнаружено археологами сопок, курганов, но они есть на противоположном берегу Мсты, у д. Золотое Колено, Сурики, Нижние Городищи. А вот кладбище в Бору - старинное. Именно здесь, появилась в 1840г. часовня - небольшая храмовая постройка без помещения для алтаря. Именно сюда с окрестных деревень - стали приходить жители для богослужения, здесь стали проводить и захоронения, тому есть свидетельства - старые могильные холмики со стоящими на них камнями. Подобных захоронений, да и кладбищ вообще у других деревень Мстинского сельсовета нет.
Ещё одно обстоятельство интересное. По свидетельству старожилов Бор - деревня, вольная, жили здесь зажиточные крестьяне, домовитые, работящие. Дома крепко срубленные, подворье большое. Жили дружно, общие дела решали сообща, как на Новгородском вече. А на другом берегу реки Мсты - барские деревни: Льзи, Старая деревня, Золотое Колено, Городищи, Перелесок. Уклад жизни там был другой, всё зависело от барина.
Шли годы.
В 1841 году началось строительство Николаевской железной дороги, которое затронуло и наши места. В 1847 году через реку Мсту был построен деревянный мост. Вскоре он сгорел. И в 1870 году началось строительство нового железобетонного моста, продолжавшееся 13 лет. Со строительством мостов появляются в здешних местах новые люди, иностранцы, поляки в основном. Они были инженеры, мастера, а трудились на строительстве местные, простые люди, крестьяне. Приезжие стали жить в окрестных деревнях, поселение Мстинский Мост появилось позже, в 1901 году. Так в Бору появились Салынские, они были хорошими охотниками, Ребушинские. и др.
Богатые залежи белого кварцевого песка в верховьях Панинского ручья привлекли внимание приезжих. И в конце 19 века появились здесь стекольные завода Ребушинских. Хорошие были хозяева. От полотна железной дороги построили узкоколейку, удобно готовую продукцию отправлять в Петербург. Местные жители трудились на этих заводах. Всё у них было, а вот церкви не было. И как свидетельствуют старожилы, именно заводовладельцы Ребушинские инициировали часовню в деревне Бор перестроить под церковь. И застучали топоры местных мастеров, достроили алтарь, притвор, колокольню. О внутреннем убранстве церкви позаботились. Из Петербурга, не без помощи Ребушинских, прибыли два вагона (небольшие)- с церковной утварью и две недели стояли на станции, пока не достроили церковь. Есть утверждение местных жителей, что многие иконы, царские врата из Петербургского храма святителя Павла. На обороте некоторых икон стоит дата - 1902г.
И так, в начале 2О века в селении Бор Крестецкого уезда Новгородской Епархии был освещён храм в честь Успения Божьей Матери. Проходили службы, отмечались религиозные праздники, такие как Обретенье, Успенье, Покров и т.д. Имена священников неизвестны.
Как и все приходские церкви, испокон веков, она стала выполнять важную государственную функцию: регистрировала рождение, браки, кончины прихожан. Появилась церковно-приходская школа, где преподавали арифметику, грамматику, закон Божий.
Русский народ издревле с почтением относился к православным обителям и храмам, видел в служителях религии светочей христианства, ежедневно возносил молитвы Господу в приходских церквях и перед домашними образами соблюдал посты, скорбел и веселился на частых праздниках, носил нательные крестики,
ТАК БЫЛО ДО 1917 года.
Большевики поставили перед собой цель воспитать «нового человека», достой- ного жить в коммунистическом обществе. Одним из направлений коммунистического воспитания было нравственное совершенствование человека, что во все времена девятисотлетия христианства страны, являлось делом церкви.
Первым актом устранения церкви из активной общественной жизни стал декрет от 23 января 1918 г, об отделении церкви от государства и школы от церкви, фактически этот документ действовал более 70 лет и был признан утратившим силу Верховным Советом РСФСР лишь в октябре 1990 года. Этот декрет, хотя и не ставил подобных задач, послужил основой для полного произвола на местах по отношению к церкви и её служителям. Местное нормотворчество привело к самовольному закрытию церквей, конфискации церковного имущества и предметов культа, арестам священнослужителей и привлечению их к принудительным работам и т.д.
В стране шлагражданская война, царили голод и разруха. Церковь стала организовывать помощь голодающим. Новой власти эта деятельность церкви была неугодна, она принимает декрет о конфискации церковных ценностей в пользу голодающих. Исполнение декрета вылилось в некоторых местах в подлинный грабёж церковного имущества. Выполняя приказы народных комиссаров и председателей губернских исполкомов, миряне-прихожане делили земли и инвентарь, описывали и тащили в подвалы государственных хранилищ церковные ценности, созданные трудом их предков, рушили храмы и устраивали в них склады и клубы, расстреливали священно- и церковнослужителей. Это вызвало протест, как со стороны церковнослужителей, так и верующих.
В книге М.Н.Петрова «Крест под молотом» есть интересные сведения по Малой Вишере. В Центральном архиве ФСБ хранится дело «Об изъятии церковных ценностей» состоящее из ежедневных сводок о наиболее важных событиях 1922 года.
5 апреля в г. Малая Вишера состоялось собрание верующих по вопросу об изъятии церковных ценностей. Собрание прошло бурно. По окончании собрания вынесена резолюция: «Ценностей не сдавать, а необходимую сумму покрыть добровольными пожертвованиями». Резолюция принята единогласно. В связи с усилением деятельности антисоветских элементов губком на основании директив ЦК РКП постановил временно прекратить изъятие ценностей, перенеся таковые на время после Пасхи. Создана секретная руководящая тройка в составе: секретаря губкома…"
Решающий удар по церкви был нанесён в 1922году. Были организованы громкие суды, на которых ряд крупных церковных деятелей приговорили к смертной казни. Усилилась антирелигиозная пропаганда. Создаётся Союз воинствующих безбожников, организуется выпуск массового журнала «Безбожник». Появляется специальный государственный орган по надзору за религиозными конфессиями. На местах появились, уполномоченные по делам религий. Прихожанам разрешили проводить религиозные обряды, сделать опись церковного имущества, разработать устав общины, составить списки членов коллектива, его исполнительного органа и причта - всё это предоставлять уполномоченным по делам религий.
Так Коммунистическая партия на 70 лет закрепила за собой монополию на духовную жизнь общества и приступила к реализации задачи воспитания «нового человека».
Тщанием местных жителей, воспитанных в достатке и благочестии, вольных по духу, церковь Успения в деревне Бор избежала многих, выше перечисленных событий. Прихожане продолжали посещать свою любимую духовную обитель, даже помыслов закрыть или разграбить у них не было. А кто и пытался это сделать, только приезжие из центра, они всем миром отстаивали её.
1923 год. Из Ленинграда, после окончания высшей духовной академии, направляется в церковь Успения настоятелем ОТЕЦ ВАСИЛИИ ОЗЕРОВ. Немолодой уже человек, семейный, матушка и четверо детей. Живёт в большой усадьбе священника, напротив церкви, через дорогу. В настоящее время дом перестроен, сохранилась сторожка, которая до сих пор принадлежит церкви, да и дом старожилы называют «усадьба священника». Отец Василий был очень грамотным человеком, умело исполнял свой долг священнослужителя. Дружил он с отцом Анастасии Павловны. Она хорошо помнит всю его семью, как он приходил в их дом, долго беседовал с отцом. Любили его прихожане, уважали, почитали всю семью. Не давали в обиду властям, пока это было в их силе.
До того как стать священником, уже имел высшее образование, инженер, плавал на кораблях, имел уже большую семью. Трагическая ситуация привела его в духовную академию, да ещё верность клятве, которую он дал в трагический момент. Однажды корабль терпит крушение. Оказавшись в студёной воде, помня о своей семье, о детях, как они без него будут жить, просит помощи у Бога, читает молитвы и вдруг видит, икону Божьей Матери плывущую по волнам. Что это было, видение? Но он оказался на какой-то коряге. Так пришло спасение, он даёт клятву, что если выживет - будет священником,
Служил верой и правдой, помогая в голодное время бедным и детям. Всё раздавал, что приносили в церковь, для своей семьи оставлял малость.
Помогал отцу Василию церковный староста - ПР0К0ПИЙ СТЕПАНОВИЧ КОЧЕГАРОВ. Тому свидетельство - дарственная надпись на Евангелие датированная 192З годом.
Сие Святое Евангелие дарю в благословение Боголюбивому ХРАМОЗДАТЕЛЮ церковному старосте Прокопию Степановичу Кочегарову на молитвенную память «О дне освящения» в честь УСПЕНИЯ БОЖИЕЙ МАТЕРИ создавшего им приходского храма в селении БОР Крестецкого уезда Новгородской Епархии
Ваш богомолец Архимандрит Тихон
(настоятель монастыря)
1923г. мая 7 дня, воскресенье.
Судя по надписи, можно предположить, что Прокопий Степанович церковным старостой стал давно. Слово «храмоздателю» - значит - храм создавшему, строившему храм. «О дне освящения» - можно предположить дату освящения церкви - 7 мая.
Анастасия Павловна помнит этого человека. Пожилой уже был, В 30-е годы вероятно умер. Сыновья его, двое, стали носить фамилию Степановы, такое было в 30-е годы. Один из них был репрессирован, (СМ. приложения), второй погиб на войне.
Хранятся эти документы, для нас бесценные, у правнучки Прокопия
Степановича - Марии Юрьевне Степановой, которая нам любезно их предоставила.
Отец ВАСИЛИЙ ОЗЕРОВ служил в церкви Борской где-то до 1939-1940гг, до войны. Самыми страшными длянего годами были 1938,1939,1940гг. Об этом времени мы расскажем далее. Представители власти требовали от него отречения от сана священника, говоря, что он инженер, и может только этим приносить пользу государству. Приезжали ближе к ночи, и всеми способами, вплоть до применения физической силы и угрозы уничтожить семью, требовали отречения. Всё выдержал этот крепкий духом человек: «Не отрекусь! Я клятву дал! Лучше умру, но этого не сделаю». Судили его, приговорили к ссылке. На Колыме, вроде, он был убит. Правда, семью не погубили. Уехали они в Ленинград. Матушка к нему 2-3 раза ездила туда. Там и умер. Анастасия Павловна изредка, встречалась с его потомками. Все хорошими людьми стали, образованные, учёные или академики даже есть.
Из книги «Крест под молотом» профессора НовГУ Петрова М.Н., которую он написал на основе документов, мы узнали о страшных делах страшного времени, пережитого нашими дедами, прадедами.
Гибельное для Русской Православной Церкви и священнослужителей время наступило с первыми пятилетками с 1927 года.
Под призывы о форсировании индустриализации и коллективизации отбирали у верующих ранее переданные им церковные здания, сдавали на металлолом утварь и. колокола, жгли иконы и иконостасы, обдирали позолоту с куполов, разбирали, храмы на строительные материалы или оборудовали в них хлебные склады.
Выхолит циркуляр «0 порядке закрытия молитвенных зданий и ликвидации культового имущества» - 19 сентября 1927 года.
При плохом состоянии здания церкви - договор с верующими расторгался, составлялся новый договор, уже на пользование молитвенным домом, там где церкви сохранились после разграбления. Церковь стали называть молитвенным домом. По договору коллектив верующих должен заботиться о состоянии церкви.

К счастью разборка на кирпичи, уничтожение храмов не приняли в тихом провинциальном Новгороде и его окрестностях таких диких масштабов как в древнерусских городах„
Эти моменты страшные не затронули церковь Успения в Бору, как мы знаем.
В 1929 году проводится шумная кампания по закрытию церквей и снятию колоколов. Объясняли власти тем, что религиозные предрассудки затрудняли выполнению задач, поставленных пятилетним планом социалистического строительства, низким уровнем культурного развития населения. Свои неудачи свалили на плечи верующих. В печати появляются статьи о вреде религии и совершения религиозных обрядов.
Верующие оказали сопротивление закрытию церквей и снятию колоколов, в сельских районах оно было значительным. Тому свидетельство - церковь в Бору.
Среди тысячи раскулаченных и сосланных в отдалённые районы Новгородских крестьян, было немало священников, обвинённых в активном противодействии курсу партии и правительства на массовую, коллективизацию сельского хозяйства.
За неуплату налогов - по приговору народного суда отправляли людей в места не столь отдалённые.
А «служителей культа», ещё в 1924 году первой Российской Конституцией (основной закон нашей жизни), лишили избирательных прав и обложили повышенными налогами, или твёрдыми заданиями. По терминологии того времени они стали «лишенцами». Скрупулёзно высчитывали, каким имуществом располагает батюшка, за это - ссылка, работы на лесоповале и т.д.
Участились случаи перехода со священнической службы на службу советскую Поп-растрига, отступник, - отщепенец,- предательским снятием сана запятнали честь священнослужителя. Но всё же, единичны были эти факты и определялись совестью отдельного человека или отсутствием оной.

Можете представить, какие испытания - пришлось вынести ОТЦУ ВАСИЛИЮ ОСИПОВУ.
В первой половине 1930-х годов Советский Союз охватил экономический, кризис.
По команде, сверху начались в декабре 1934 года массовые репрессии против инакомыслящих и врагов народа. 4 года большого террора до 1938 года.
Волна репрессий захватила Новгородчину летом 1937 года. Не миновала чаша
сея и священно - церковнослужителей. Новгородской епархии. Состав особой тройки решал судьбы человеческие шло планомерное уничтожение этой социальной группы населения.
Фактически Русская Православная Церковь к концу 1930-х годов превратила существование.
Режиму понадобилось два десятка лет, чтобы разорить создававшееся более девяти столетий.
Во всём Советском Союзе к началу Великой Отечественной войны действовали не более ста храмов и среди наша ЦЕРКОВЬ УСПЕНИЯ в деревне Бор.
На свободе остались лишь четыре правящих архиерея - в т.ч. митрополит Ленинградский и Новгородский АЛЕКСИЙ.
В эти годы ЦЕРКОВНАЯ ДВАДЦАТКА отказалась от руководства или распалась боясь расправы, и с 1937 года многие церковные здания не функционировали. Никто из верующих принять на себя культовое имущество, а также и церковь, не изъявил желания.
А церковь в селении Бор действовала, батюшка был. Она бездействовала с момента его ареста и ссылки, в годы войны, лет шесть.
Да, - каких людей и духовных ценностей, потеряли мы, лишилась Великая Россия!!!
Из 692 репрессированных в 1918-1938 годах священнослужителей Новгорода и его административной округи 551 был приговорён к ВМН - Высшей мере наказания- понятие «смертная казнь».Палачам и в голову не приходило, пишет в предисловии к книге академик Янин В.Л., что аббревиатура ВМН может быть раскрыта как сокращение святого слова «ВЕЛИКОМУЧЕННИК».
К высшей мере наказания была приговорена и культура. Христианство составляло значительную часть внутреннего мира человека. Разрушение традиционной культуры. Храмы и фрески, иконы и церковная утварь хрупки и уязвимы
К счастью, в Новгороде, забота о церковной старине была укреплена стараниями просвещённого митрополита Арсения, а также сохранена тщаниями не всегда последовательной общественности.
Главной же духовной силой продолжали оставаться люди - верные христианским традициям служения.
Церковь в годы Великой Отечественной войны не только заняла активную патриотическую позицию, пробуждая и укрепляя любовь к Родине верующих, благословляя их на ратный подвиг и трудовые свершения, но и оказывала значительную помощь государству. Священники на оккупированных территория: поддерживали связь с подпольем, партизанами, оказывали помощь мирному населению. Многие из них убиты гитлеровцами.
Это всё привело к некоторому ослаблению на неё со стороны государств. В сентябре 1943 года состоялась встреча руководители Русской Православно Церкви со Сталиным. Был избран вновь патриарх – им стал Сергий, образован Священный синод, открылось несколько духовных семинарий, освободили из заключения часть священников.
Однако контроль властей над церковью по-прежнему оставался весьма жёстким.
Город Малая Вишера был занят немцами 23 октября, а 20 ноября 1941 г. был освобождён, но и он и окрестности района находились в прифронтовой полосе.
В деревне БОР расположилась военная часть. На другом берегу реки Мсты - зенитная- батарея. Они охраняли Мстинский железнодорожный мост, важнейший стратегический объект.
В деревне Бор организовали пекарни, пекли хлеб для нужд фронта. Навезли муки, штабеля мешков лежали под открытым небом. Осень. Куда убрать? В церковь. Она была закрыта, но находилась под зорким оком церковного старосты ВАСИЛЬЕВА ВАСИЛИЯ ФЕДОРОВИЧА, 1888 г.р. и его помощника - МИРОНОВА ВАСИЛИЯ. Старшина части, лет 36, украинец, обратился к ним за разрешением - занять помещение церкви под склад муки. Дал обещание, что всё церковное не будет тронуто, ведь «я человек верующий». Все иконы и церковную утварь сложили в алтарь, забили его досками - так до открытия церкви всё и находилось. Склад охранялся солдатами. Благодаря порядочности командира всё осталась в целости и сохранности,
После войны, некая МОНАШКА ТАТЬЯНА, обращалась к власти с прошениями открыть церковь,
В 1946 г. церковь в БОРУ вновь открыли. Священники долго не задерживались, служили в те годы Отец Михаил, Отец Дмитрий и Отец Никанор. Они похоронены на кладбище, около церкви.
Запомнился старожилам села ОТЕЦ ДМИТРИЙ, пожилой человек, 69 лет, одинокий. Приход большой, люди шли в церковь, он всё не успевал делать. Добрый был, жил в церковной сторожке. После службы всё раздавал детям и сиротам. Голодных в те годы было много.
В 1949 году, ночью пришли со станции Мстинский Мост четыре мужика в сторожку, избили старого человека до полусмерти, думали чем поживиться. Месяц пролежал отец Дмитрий, служить не мог, литургию проводил сидя. Вскоре умер, а память осталась добрая о нём.
В 1949 годы в церковь д. Бор назначен был священником НИКОЛАЙ ПЕТУХОВ, тот, который потом отрёкся от сана где-то в начале 50-х годов - так о новом священнике рассказывали все, с кем мы беседовали, почему-то не называли Отец Николай, а тот Николай Петухов, который...
Священником он был неплохим, приехал из Ленинграда, женат на вдове с ребёнком - это по церковным канонам нарушение. Участник войны, имел награды. Духовную семинарию или академию Ленинградскую окончил после войны. На войне дал клятву, если выживет, пойдёт Богу служить и людям.
Что заставило его отречься от сана священника, вынужден ли, по своей ли воле, но отрёкся, с таким клеймом попа-растриги и остался в памяти местных жителей. Жил в г. Мга. Выступал в клубах, Домах культуры, вёл, как тогда говорили антирелигиозную пропаганду. Издательства издавали в его брошюры, печатали статьи в журналах. Личность известная в 50-60-е годы в идеологических кругах.
После Петухова Николая священником в церковь Успения д. Бор был направлен ОТЕЦ АРСЕНИЙ служил долго - 28 лет, до 1980 года,. Была семья, матушка и трое детей. Вот об этом священнике все рассказывают охотно, с любовью и уважением, почтением, вернее сказать. Называют частенько по имени-отчеству - АРСЕНИЙ МИХАИЛОВИЧ.
Отец Арсений- фронтовик, из семьи потомственных священников, его отец был священником в городе Вышний Волочёк. Сергей Иванович Дмитриев рассказывает: «Распахнул как-то 9мая в День Победы рясу (одежда священника), а там иконостас- ордена и медали. Только в этот день могли видеть прихожане такой орденоносный иконостас.
Добросовестно выполнял свои обязанности, добрый, честный, порядочный человек. Умница'! А какой голос! Как запоёт в церкви!!! Мурашки по телу... В 70-е годы часто болел, особенно глаза, ослеп практически. Был церковным руководством отстранён от службы в церкви, но не от сана священника. Жил по-прежнему на станции Мстинский Мост, умер и похоронен в Бору, у церкви, где и все священники.
В 1980 году направили служить в церковь д. Бор молодого священника, после окончания духовной семинарии отца ПЕТРА ГЛАДУНА. Семь лет – служил. Хороший священник, жил на станции Мстинский Мост в доме Агеевой А.И. В 1987-н.1988года уехал домой, на Украину.
По направлению из Ленинграда, после окончания духовной академии, в церкви опять молодой священник - отец АЛЕКСАНДР ПАНИЧКИН, 13 лет здесь служил. Отец Александр тоже из семьи священника. Заболел его отец в Ленинграде, и он стал просить об отставке, не отпускали его, но добился перевода в Ленинград. Сейчас служит в каком-то большом храме Санкт-Петербурга. Не забывает наши места, приезжает в Бор, всегда шлёт поздравительные открытки своим бывшим прихожанам.
В Ноябре 1987года Новгородский областной комитет Защиты мира, направление областного отделения Советского фонда мира награждают почётной грамотой Исполнительный орган Успенской церкви в деревне Бор, за активную деятельность в движении сторонников мира. На торжественном собрании почётные грамоты вручал И.И. Сергунин, герой Советского Союза, председатель Новгородского областного комитета защиты мира, автор книг о ленинградских и новгородских партизанах.
С 2000 года и по настоящее время служит в церкви д. Бор священник отец ДМИТРИИ ШКОДНИК. Приход у него большой - Никольская церковь в городе Малая Вишера, Успения в Бору, церковь в Оксочах, ещё не забывает и построенные вновь в деревнях часовни. Старается всё сделать хорошо.
До осени 2005 года, начиная с 1990-х годов у него была хорошая помощница - церковный староста ГОРДЕЕВА АНАСТАСИЯ ПАВЛОВНА. Она, как мы уже говорили, всегда была при церкви, но официальных обязанностей не брала на себя, так помогала во всём. 88 лет дали о себе знать, нездоровье началось, силы ушли, зимует сейчас у дочери в г. Чудово, грустит и тоскует по своему Бору, особенно по церкви. Об этом человеке отдельный разговор. Переложила Анастасия Павловна свои хлопоты на отца Дмитрия, как он сказал, вряд ли будет у меня такая помощница. Её честностью и порядочностью, старанием отца Дмитрия, начиная с 2000года, сделан ремонт церкви, которого не было с 1956года. Немалые затраты были вложены, но приносит хороший доход церковь. Посещают прихожане, жертвуют на храм. Реставрирована колокольня, как была раньше, укреплён новый деревянный крест, сделан ремонт в алтаре, ремонт крыши, чердака, внутри храм обшит вагонкой, отопление современное - тепло и уютно прихожанам. Вновь покрашен храм, как и во все времена - в голубой цвет - как все церкви Успения Пресвятой Богородицы.
Проходят службы, крещения, венчания, отпевание, вообще традиционные церковные обряды. Крестные ходы - так величаво, торжественно. Всё изменилось в лучшую сторону. Вот только есть непорядочные люди – воры. За последние годы шесть раз пробирались в церковь, уносили и иконы, да крупных размеров не вынести. Одно вот это беспокойство.
В 50-е, кто-то из жителей деревни Карпина Гора принес в Борскую церковь небольшую деревянную скульптуру темного цвета (черного) преподобного НИЛА СТОЛОБЕНСКОГО.
Так в Успенской церкви на месте ризницы появился небольшой придел, алтарь преподобного Нила Столобенского. Деревянную скульптуру святого, особо почитаемого на Руси, поместили в небольшой застекленный киот, с открывающейся передней дверцей.
С этого момента в память о почитаемом святом дважды в год в церкви проводится литургия – богослужение: 7 декабря в день представления преподобного и 27 мая в день обретения мощей.
Нас заинтересовала и личность Нила Столобенского, и его необычное изображение, не икона, а деревянная скульптура.
Оказывается с именем монаха Нила связано возникновение монастыря Нилова Пустынь, что в Тверской области, в 400-х км от города Малая Вишера. На карте России Тверская область занимает особое место. Здесь находится исток Волги, здесь собирают свои воды Днепр и Западная Двина. Здесь – самое крупное озеро – СЕЛИГЕР, жемчужина Центральной России. А озеро Столобное одно из многих небольших озер рядом с Селигером.
Территория Тверского края является важным духовным центром России. Монастыри, храмы и святые места, среди которых святыня России – НИЛО-СТОЛОБЕНСКАЯ пустынь, отметившая в 1994 году свое 400-летие.
Нил Столобенский – личность историческая, достоверная. Он был послушником Крыпецкого монастыря под Псковом, где принял постриг, затем удалился от мира в глухое место – остров Столбное. На остров он пришел в 1528 году с иконой Владимирской Божией Матери, жил в пещере, потом построил келью и часовню. Проводя дни и ночи в молитве, не позволял себе ни на минуту прилечь на ребро, а повисал на деревянных костылях, вбитых в стену. С этими атрибутами истязания своей плоти его чаще всего и изображали на иконах, и в деревянной скульптуре.
В середине 19 века монастырь представлял собой хорошо налаженное хозяйство, где монахами и богомольцами делалось все необходимое. Большой доход приносили монастырю скульптуры Нила Столобенского, вырезанные из дерева. Это было народное искусство, народный промысел, приносящий доход. Возник он стихийно, но не только из-за материальной заинтересованности. Что вдохновило первого мастера? Вероятнее всего – поза во время смерти. Склоненная голова в сторону сердца, покой и смирение. Церковным каноном запрещалось изготовление скульптур, только икона. Но снова и снова это ремесло возникало. И промысел этот был связан не только с материальной заинтересованностью, а в первую очередь с почитанием этого святого подвижника.
Фигурки Нила Столобенского были различные, величиной с ладонь и в высоту человеческого роста. Самые большие резались для церквей, а маленькие разносились повсюду богомольцами, вместе с ними попадая даже далеко в Сибирь. Скульптурные изображения святого украшали сусальным золотом и серебром, ставили в резные ковчеги, напоминавшие о пещере старца.
До революции, особенно в начале 20 века, Нило-Столобенская пустынь являлась наиболее посещаемой по количеству паломников российской святыне.
Так деревянная скульптура святого оказалась в наших местах, есть она и в Никольской церкви г. Малая Вишера.
История церкви Успения в деревне Бор ждет дальнейшего завершения. Собранные нами материалы еще не все изучены, надо завершить работу с ними. В первую очередь – о деятельности церковной двадцатки в советское время. Ждут исследования документальные свидетельства, перечень фамилий и дел в эти сложные для церкви годы.
Мы убедились, что у местного населения сохранилось от своих предков много исторических свидетельств, что оно охотно откликается на общение с нами и ценит наш интерес к прошлому.
За свою почти 170-летинюю историю наша церковь оставалась и остается со своим народом и в радости, и в печали, свято и неуклонно, вопреки гонениям исполняла и исполняет возложенную на нее духовную миссию.
Сегодня, живя в век, который обещает быть весьма нелегким, Русская Православная Церковь ставит перед собой новые задачи. Алексий II Патриарх Московский и всея Руси сказал: «Церковь не останется равнодушной к происходящим в обществе процессам. Всегда пребывая со своим народом, она тем более не сможет покинуть его в это сложнейшее и лукавое время».
http://martisha.ortox.ru/sv...
Андрей Громов,
24-04-2013 17:26
(ссылка)
Церкви и храмы Малой Вишеры
Каменный соборный храм во имя Великого князя Александра Невского в посаде Малая Вишера.
Устроить свой приходской Храм – Собор в центре посада, на издавна отведенной для этого Соборной площади – жители Малой Вишеры собирались давно. В течение десятилетий на строительство собора собирались деньги. Посадским обществом был построен специальный кирпичный завод, делавший кирпич для постройки собора. Стимулом к началу строительства собора послужило посещение Малой Вишеры Архиепископом Новгородским Арсением в мае 1913 года, что было для здешних мест выдающимся событием. Владыку встречало все посадское общество во главе с гласными Думы и посадским Головой купцом Н.М. Варасовым, притч Никольской церкви, учащиеся всех учебных заведений и масса народу. Обращаясь к жителям, архипастырь отметил большой рост Малой Вишеры за полувековой период – «от того, что стоит весь ваш посад на широком пути, близость которого несомненно составляет большое ваше преимущество», но выразил свое прискорбие по тому поводу, что «Вишера процветает с внешней стороны», а «храм один и не может вместить всех».
Уже через год, 18 июня 1914 года, была окончена кладка бута для сооружаемого в центре Торговой площади каменного соборного храма во имя Благоверного Великого князя Александра Невского, с тремя престолами в молитвенную память царя-Освободителя Александра II и царя-Миротворца Александра III. А ещё через месяц, 27 июля 1914 года, «при громадном стечении народа был совершен чин закладки соборного храма». Начавшаяся вскоре война затормозила строительство собора, а последующие события и вовсе его остановили. Местные старожилы вспоминали период 1930-х годов, когда, поднявшиеся на три четверти стены недостроенного собора, представляли собой заброшенные руины, в которых играли дети. Позже здание было достроено для маловишерского ПУ-№9 (ул. Новгородская, 14).
Кроме Никольской церкви и недостроенного собора Александра Невского, в Малой Вишере существовала построенная на пожертвования граждан посада часовня «в память чудесного спасения Государя императора Александра III с семейством 17 октября 1888 года при крушении царского поезда на станции Борки». Она была выстроена в начале 1890-х годов. Из архивных документов известно, что часовня стояла «в пределах станции Маловишерская Николаевской железной дороги, на участке в 8 кв. сажень». Фотооткрытки с видами Малой Вишеры конца XIX – начала XX веков, где часовня видна замыкающей перспективу Михайловской улицы, позволяют утверждать, что стояла она между газонами привокзального бульвара.
Церкви в посаде Малая Вишера Церковь Николая, 1864 г.
каменно-деревянная
Приходской храм во имя Святого Николая Мирликийского построен в 1864 году рядом с окружающим его православным кладбищем. Возможно, при его создании использовался образец из альбома высочайше рекомендованных проектов церковных зданий, разработанных архитектором К.А. Тоном. Историческое изображение показывает маловишерскую церковь постройкой в русско-византийском стиле, «сочинителем», которого был К. Тон. Первоначально это была центрическая постройка, увенчанная луковичной главкой на восьмигранном световом барабане, аналогичная по композиции и характеру архитектуры частично сохранившейся Петропавловской церкви в Любани, но несколько проще и скромнее в отделке. В 1894 году маловишерский храм был расширен за счет пристройки трапезной и притвора с колокольней несколько тяжеловесных пропорций, новая часть здания была оформлена в том же эклектическом русско-византийском стиле, что и первоначальный объем – та же луковичная форма главки колокольни, те же килевидные наличники окон. Как свидетельствуют архивные чертежи, содержащие проект пристройки, в оформлении фасадов Маловишерской церкви дважды использовался мотив венецианского окна, характерной особенности построек Николаевской железной дороги, в решении верхней части входных порталов первоначального объема и в оформлении проемов «яруса звона» колокольни.
Маловишерская Никольская церковь стояла у самого железнодорожного полотна, хорошо воспринималась с дороги, органично вписывалась в окружающий ландшафт и служила выразительной доминантой местности. Недалеко от церкви находилось неоднократно отмеченное на исторических планах Маловишерской железнодорожной станции и посада здание церковно-приходской школы.
На углу Садовой и Николаевской улиц (ныне – ул. Революции, д.1) находился дом причта Никольской церкви, построенный во второй половине XIX века и подновленный в 1900-е годы. Этот участок изначально принадлежал местной церкви, т.к. сама церковь находилась поблизости, через полотно железной дороги.
Подворье Воскресенского Макарьевского монастыря
В 1900 году в посаде Малая Вишера было устроено подворье Воскресенского Макарьевского монастыря. Сам Воскресенский монастырь во имя преподобных Макария и Серафима Саровского находился близ Любани, а его Маловишерское подворье разместилось в «пристанционной» части посада. На одной из старых открыток с видом Моховой улицы (ныне ул. Коммунистическая) на дальнем плане видна ограда Макарьевского подворья с воротами. Оно было рассчитано на 16 человек монашествующих и включало братский корпус с хозяйственными постройками. Здесь также размещалась церковь во имя Иверской Божьей Матери «с проповедническим залом». Освященная в сентябре 1901 года, эта деревянная церковь в декабре того же года сгорела, но вскоре была возобновлена и снова освящена в апреле 1902 года. В настоящее время от Макарьевского подворья не осталось никаких следов. На его месте устроены маневровые пути Маловишерского железнодорожного узла.
Устроить свой приходской Храм – Собор в центре посада, на издавна отведенной для этого Соборной площади – жители Малой Вишеры собирались давно. В течение десятилетий на строительство собора собирались деньги. Посадским обществом был построен специальный кирпичный завод, делавший кирпич для постройки собора. Стимулом к началу строительства собора послужило посещение Малой Вишеры Архиепископом Новгородским Арсением в мае 1913 года, что было для здешних мест выдающимся событием. Владыку встречало все посадское общество во главе с гласными Думы и посадским Головой купцом Н.М. Варасовым, притч Никольской церкви, учащиеся всех учебных заведений и масса народу. Обращаясь к жителям, архипастырь отметил большой рост Малой Вишеры за полувековой период – «от того, что стоит весь ваш посад на широком пути, близость которого несомненно составляет большое ваше преимущество», но выразил свое прискорбие по тому поводу, что «Вишера процветает с внешней стороны», а «храм один и не может вместить всех».
Уже через год, 18 июня 1914 года, была окончена кладка бута для сооружаемого в центре Торговой площади каменного соборного храма во имя Благоверного Великого князя Александра Невского, с тремя престолами в молитвенную память царя-Освободителя Александра II и царя-Миротворца Александра III. А ещё через месяц, 27 июля 1914 года, «при громадном стечении народа был совершен чин закладки соборного храма». Начавшаяся вскоре война затормозила строительство собора, а последующие события и вовсе его остановили. Местные старожилы вспоминали период 1930-х годов, когда, поднявшиеся на три четверти стены недостроенного собора, представляли собой заброшенные руины, в которых играли дети. Позже здание было достроено для маловишерского ПУ-№9 (ул. Новгородская, 14).
Кроме Никольской церкви и недостроенного собора Александра Невского, в Малой Вишере существовала построенная на пожертвования граждан посада часовня «в память чудесного спасения Государя императора Александра III с семейством 17 октября 1888 года при крушении царского поезда на станции Борки». Она была выстроена в начале 1890-х годов. Из архивных документов известно, что часовня стояла «в пределах станции Маловишерская Николаевской железной дороги, на участке в 8 кв. сажень». Фотооткрытки с видами Малой Вишеры конца XIX – начала XX веков, где часовня видна замыкающей перспективу Михайловской улицы, позволяют утверждать, что стояла она между газонами привокзального бульвара.
Церкви в посаде Малая Вишера Церковь Николая, 1864 г.
каменно-деревянная
Приходской храм во имя Святого Николая Мирликийского построен в 1864 году рядом с окружающим его православным кладбищем. Возможно, при его создании использовался образец из альбома высочайше рекомендованных проектов церковных зданий, разработанных архитектором К.А. Тоном. Историческое изображение показывает маловишерскую церковь постройкой в русско-византийском стиле, «сочинителем», которого был К. Тон. Первоначально это была центрическая постройка, увенчанная луковичной главкой на восьмигранном световом барабане, аналогичная по композиции и характеру архитектуры частично сохранившейся Петропавловской церкви в Любани, но несколько проще и скромнее в отделке. В 1894 году маловишерский храм был расширен за счет пристройки трапезной и притвора с колокольней несколько тяжеловесных пропорций, новая часть здания была оформлена в том же эклектическом русско-византийском стиле, что и первоначальный объем – та же луковичная форма главки колокольни, те же килевидные наличники окон. Как свидетельствуют архивные чертежи, содержащие проект пристройки, в оформлении фасадов Маловишерской церкви дважды использовался мотив венецианского окна, характерной особенности построек Николаевской железной дороги, в решении верхней части входных порталов первоначального объема и в оформлении проемов «яруса звона» колокольни.
Маловишерская Никольская церковь стояла у самого железнодорожного полотна, хорошо воспринималась с дороги, органично вписывалась в окружающий ландшафт и служила выразительной доминантой местности. Недалеко от церкви находилось неоднократно отмеченное на исторических планах Маловишерской железнодорожной станции и посада здание церковно-приходской школы.
На углу Садовой и Николаевской улиц (ныне – ул. Революции, д.1) находился дом причта Никольской церкви, построенный во второй половине XIX века и подновленный в 1900-е годы. Этот участок изначально принадлежал местной церкви, т.к. сама церковь находилась поблизости, через полотно железной дороги.
Подворье Воскресенского Макарьевского монастыря
В 1900 году в посаде Малая Вишера было устроено подворье Воскресенского Макарьевского монастыря. Сам Воскресенский монастырь во имя преподобных Макария и Серафима Саровского находился близ Любани, а его Маловишерское подворье разместилось в «пристанционной» части посада. На одной из старых открыток с видом Моховой улицы (ныне ул. Коммунистическая) на дальнем плане видна ограда Макарьевского подворья с воротами. Оно было рассчитано на 16 человек монашествующих и включало братский корпус с хозяйственными постройками. Здесь также размещалась церковь во имя Иверской Божьей Матери «с проповедническим залом». Освященная в сентябре 1901 года, эта деревянная церковь в декабре того же года сгорела, но вскоре была возобновлена и снова освящена в апреле 1902 года. В настоящее время от Макарьевского подворья не осталось никаких следов. На его месте устроены маневровые пути Маловишерского железнодорожного узла.
Андрей Громов,
24-04-2013 17:18
(ссылка)
Церковь Рождества Христова в д. Горнешно

Если из Гряд в Горнешно идти напрямую – тропкой, то через километра полтора под ногами захлюпает болотная вода – дальше приходится идти по деревянным лавинкам. Еще немного и открывается туманно серый блик Горнешненского озера. На другом берегу брезжат какие то деревенские постройки – само Горнешно.
Церковь открывается неожиданно: по пологому берегу протянулся изреженный временами ряд домов, а посреди деревни на сельском кладбище между лип возвышается Горнешненская церковь. Строительство ее датируется концом прошлого века.
В деревне до 1917 года было 2 церкви: Церковь Спаса (старая, деревянная) и Церковь Рождества Христова (новая, каменная), которая сохранилась до наших дней.
Церковь Рождества Христова была построена на средства двух местных купцов Александра Павловича Селина и Петра Лаврентьевича Мануйлова.
По рассказам эти люди были очень добрыми, помогали покупать инвентарь, животных для хозяйства. После смерти купцов, по их завещанию, все долги односельчанам, бедным людям были прощены. Александр Павлович Селин скончался 5 февраля 1906 года, 47 лет от рождения. П.Л. Мануйлов скончался 31 июля 1902 года, когда ему было 74 года. После смерти их тела погребли рядом с входом в храм: одного по одну сторону, другого – по вторую. И по сей день, возвышаются памятники основателям церкви с надгробными надписями.
Из надгробий, найденных на кладбище можно установить приблизительную хронологию служителей церкви.
1. Отец Протоирей Семен Белевский – служил при церкви села Горнешно 41 год, умер на 62 году, 22 июня 1868 года.
2. Иерей Петр Сергеевич Зверев – служил при церкви 10 лет. Умер на 35 году от роду, 19 марта 1878 года.
3. Священник – Николай Богословский, умер 3 октября 1906 года, когда ему было 65 лет.
4. Священник Николай Тодоровский – умер 15 ноября 1908 года, когда ему было 26 лет.
Последним священником церкви Рождества Христова был Михаил Богословский. В 1938 году церковь была закрыта, но колокола сняли еще раньше, в 1937 году, вся богатая церковная утварь была уничтожена, иконы разносили по домам, прятали.
Стоит церковь на краю озера, на которое выходит западным фасадом. Архитектура церкви эклектическая. Построена она из кирпича с псевдорусским декором под XVII век.
Композиция церкви развивается по продольной оси: колокольня над входом, трапезная, храм, завершенный тремяполукруглыми апсидами. По бокам колокольни (трапезная несколько растянута вширь) – два помещения. Церковная трапезная и колокольня с этими помещениями вписывается в плане в единый прямоугольник, так как все они имеют одинаковую ширину. Трапезная открывается в церковь огромной аркой, так что составляет с ней единое помещение, но с разными перекрытиями и разделенное «заплечиками» – короткими боковыми стенками. На запад трапезная открывается двумя арками: аркой входа и аркой, ведущей в югозападный «карман» у колокольни. В северозападном помещении при колокольне была лестница, которая утрачена, как и все внутреннее убранство церкви.
Церковь крыта железом – вместе с барабаном, главкой и шатром колокольни. Главки церкви и колокольни рифленые. Крыльцо и цоколь – гранитные.
Церковь бесстолпная, перекрыта очень плоским восьмигранным сомкнутым сводом с врезанным основанием световой главки. В углах вместо парусов плоские трехугольники. Апсиды перекрыты конжами. Трапезная перекрыта ребристыми сводиками из кирпича, которые опираются на железные полосы. Всего шесть таких сводиков, вытянутых с запада на восток. Проход под колокольней перекрыт крестовым сводом. Боковые помещения у колокольни – цилиндрические.
Пол в западной половине самой церкви и в трапезной был устлан по корытообразному бетонному настилу. В «заплечиках» – стенках арки между церковью и трапезной имеются дымоходы.
Окна церкви «в два света»: внизу сдвоенные арочные, вверху более крупные, по одной арке над нижними двумя. Внутри церкви стены разделены поясом на два яруса. Таким образом, снаружи, архитектура под русский стиль XVII века, внутри – как бы ренессанс.
Роспись внутри храма сохранилась плохо. Раньше на стенах и сводах храма были фресковые росписи на библейские темы. Под колокольней в виде пирамиды сохранились два полотнища ажурных кованных решетчатых дверей. Горнешненская церковь представляет собой памятник архитектуры, выполненный в псевдорусском стиле.



http://martisha.ortox.ru/sv...
Андрей Громов,
24-04-2013 17:15
(ссылка)
Церковь Преображения Господня в д. Оксочи,
1897, каменная
Само название «Оксочи» происходит от местоположения села около соч, т.е. около сочных (болотистых) мест. Село принадлежит к числу древнейших погостов бывшей Новгородской области. Основание его относится, вероятно, к первым векам утверждения христианства на севере Руси. В старину село, расположенное вдали от судоходных рек и больших дорог, среди дикого лесного края, было бедным и глухим уголком. С течением времени Оксочи изменили свой вид. Со второй половины 19 века с проведением Николаевской железной дороги, прошедшей недалеко от села, данная местность значительно оживилась и сделалась пригородной.
С 80-х годов 19 века, когда по упразднении небольшого участка старого полотна железной дороги, сделан был обход, и новая линия прошла близ самого села, оно и его приход благодаря своему здоровому климату сделались излюбленным местопребыванием для помещиков и дачников. В это время в приходе села Оксочи насчитывалось до 30 помещичьих усадеб, а летом каждый свободный уголок, даже в крестьянских избах отдавался под дачу. В связи с этими событиями в жизни местности стоит и постройка нового храма.
Старый деревянный храм Преображения Господня по клировым ведомостям существовал с 1762 года. По своим небольшим размерам и внешнему виду он не соответствовал росту прихода и села, возникла потребность в более обширном и благолепном храме.
Начало его постройки положено было пожертвованием одного из прихожан крестьянина деревни Радомли Семена Сергеева, оставившего перед смертью на это дело капитал в 12 тысяч рублей. Кроме того, с упразднением старого полотна Николаевской дороги, 7 апреля 1889 года Высочайше пожертвованы были на постройку храма материалы, заключавшиеся в остатках веребьенского железнодорожного моста и каменной трубе, давшие гранит для фундамента и кирпич. Но этого было слишком мало для храма, стоившего не менее 70 тысяч рублей.
Трудное дело постройки храма осуществилось лишь благодаря заботам и неистощимой энергии местного настоятеля священника Петра Васильевича Ильинского, неутомимо ходатайствовавшего о нуждах своей церкви перед разными ведоствами и привлекавшего благотворителей. Нашлись благотворители, часто неизвестные, нередко из лиц, имевших самое отдаленное отношение к селу Оксочи, и вырос во всем великолепии обширный и красивый храм, которым мог полюбоваться каждый проезжающий по Николаевской железной дороге.
Новый храм был расположен около самого полотна железной дороги, на возвышенном месте, так что далеко виден, особенно подъезжающим к селу по направлению от Москвы. На высоком гранитном фундаменте возвышалась главная часть, пятиглавая, высотою с крестом 49 сажен, к линии железной дороги выходила колокольня высотою в 20 сажен. По внешнему виду храм похож скорее на городской, чем на сельский, и очень изящен, благодаря красивому расположению центральных окон и главного фонаря, легко взлетающего над всей каменной массой. Красива и колокольня, построенная в русском стиле 17 века. План храма составлен архитектором Николаевского вокзала в Петербурге Соболевским.
Внутри храм очень светел, раскрашен светлыми колерами, гармонирующими с золотым иконостасом. Средний алтарь был освящен в память Преображения Господня, так что древнейший главный храмовый праздник сохранился и при новом храме. Правый придел освятили в честь благоверного князя Владимира, а левый ¬– в честь святых братьев Кирилла и Мефодия, просветителей славянских.
22 июня, канун освящения храма, было посвящено поминовению усопших, и после обедни торжественно перенесены в новый храм из старого деревянного и помещены в отдельных киотах две чтимые местно иконы: Тихвинской Божьей Матери и Преображения Господня.
Еще к обедне в этот день собралось множество народа не только из Оксочского, но и из соседних и даже дальних приходов. Весь день со всех сторон подходил народ, так что к вечеру собрались тысячи. 23-го, рано утром совершена была утреня, а в 9 часов ударили в колокол к торжеству освящения храма. Новый храм торжественно освятил Высокопреосвященный Феогност. Умилительный обряд освящения и столь редкое для деревни архиерейское служение произвели на молящихся неизгладимое впечатление. Сиял во всем праздничном уборе и сам храм.
К торжеству освящения прибыли товарищ министра финансов тайный советник В.Н. Коковцов, уездный предводитель дворянства действительный статский советник барон В.П. Розенберг – оба прихожане Оксочской церкви, главный инженер Николаевской железной дороги О.А. Турцевич, санкт-петербургский купец М.М. Мартынов, самый щедрый благотворитель на новый храм.
Храм Преображения Господня простоял лишь до 1942 года, он был взорван в июле месяце, так как стоял у самой железной дороги и был хорошим ориентиром для обстрела вражеской артилерии. Старожилы рассказывают, что за первым приказом о подрыве храма пришел второй приказ, оставляющий святыню в целости, да не успел он, минеры сделали свое дело.
http://martisha.ortox.ru/sv...
Само название «Оксочи» происходит от местоположения села около соч, т.е. около сочных (болотистых) мест. Село принадлежит к числу древнейших погостов бывшей Новгородской области. Основание его относится, вероятно, к первым векам утверждения христианства на севере Руси. В старину село, расположенное вдали от судоходных рек и больших дорог, среди дикого лесного края, было бедным и глухим уголком. С течением времени Оксочи изменили свой вид. Со второй половины 19 века с проведением Николаевской железной дороги, прошедшей недалеко от села, данная местность значительно оживилась и сделалась пригородной.
С 80-х годов 19 века, когда по упразднении небольшого участка старого полотна железной дороги, сделан был обход, и новая линия прошла близ самого села, оно и его приход благодаря своему здоровому климату сделались излюбленным местопребыванием для помещиков и дачников. В это время в приходе села Оксочи насчитывалось до 30 помещичьих усадеб, а летом каждый свободный уголок, даже в крестьянских избах отдавался под дачу. В связи с этими событиями в жизни местности стоит и постройка нового храма.
Старый деревянный храм Преображения Господня по клировым ведомостям существовал с 1762 года. По своим небольшим размерам и внешнему виду он не соответствовал росту прихода и села, возникла потребность в более обширном и благолепном храме.
Начало его постройки положено было пожертвованием одного из прихожан крестьянина деревни Радомли Семена Сергеева, оставившего перед смертью на это дело капитал в 12 тысяч рублей. Кроме того, с упразднением старого полотна Николаевской дороги, 7 апреля 1889 года Высочайше пожертвованы были на постройку храма материалы, заключавшиеся в остатках веребьенского железнодорожного моста и каменной трубе, давшие гранит для фундамента и кирпич. Но этого было слишком мало для храма, стоившего не менее 70 тысяч рублей.
Трудное дело постройки храма осуществилось лишь благодаря заботам и неистощимой энергии местного настоятеля священника Петра Васильевича Ильинского, неутомимо ходатайствовавшего о нуждах своей церкви перед разными ведоствами и привлекавшего благотворителей. Нашлись благотворители, часто неизвестные, нередко из лиц, имевших самое отдаленное отношение к селу Оксочи, и вырос во всем великолепии обширный и красивый храм, которым мог полюбоваться каждый проезжающий по Николаевской железной дороге.
Новый храм был расположен около самого полотна железной дороги, на возвышенном месте, так что далеко виден, особенно подъезжающим к селу по направлению от Москвы. На высоком гранитном фундаменте возвышалась главная часть, пятиглавая, высотою с крестом 49 сажен, к линии железной дороги выходила колокольня высотою в 20 сажен. По внешнему виду храм похож скорее на городской, чем на сельский, и очень изящен, благодаря красивому расположению центральных окон и главного фонаря, легко взлетающего над всей каменной массой. Красива и колокольня, построенная в русском стиле 17 века. План храма составлен архитектором Николаевского вокзала в Петербурге Соболевским.
Внутри храм очень светел, раскрашен светлыми колерами, гармонирующими с золотым иконостасом. Средний алтарь был освящен в память Преображения Господня, так что древнейший главный храмовый праздник сохранился и при новом храме. Правый придел освятили в честь благоверного князя Владимира, а левый ¬– в честь святых братьев Кирилла и Мефодия, просветителей славянских.
22 июня, канун освящения храма, было посвящено поминовению усопших, и после обедни торжественно перенесены в новый храм из старого деревянного и помещены в отдельных киотах две чтимые местно иконы: Тихвинской Божьей Матери и Преображения Господня.
Еще к обедне в этот день собралось множество народа не только из Оксочского, но и из соседних и даже дальних приходов. Весь день со всех сторон подходил народ, так что к вечеру собрались тысячи. 23-го, рано утром совершена была утреня, а в 9 часов ударили в колокол к торжеству освящения храма. Новый храм торжественно освятил Высокопреосвященный Феогност. Умилительный обряд освящения и столь редкое для деревни архиерейское служение произвели на молящихся неизгладимое впечатление. Сиял во всем праздничном уборе и сам храм.
К торжеству освящения прибыли товарищ министра финансов тайный советник В.Н. Коковцов, уездный предводитель дворянства действительный статский советник барон В.П. Розенберг – оба прихожане Оксочской церкви, главный инженер Николаевской железной дороги О.А. Турцевич, санкт-петербургский купец М.М. Мартынов, самый щедрый благотворитель на новый храм.
Храм Преображения Господня простоял лишь до 1942 года, он был взорван в июле месяце, так как стоял у самой железной дороги и был хорошим ориентиром для обстрела вражеской артилерии. Старожилы рассказывают, что за первым приказом о подрыве храма пришел второй приказ, оставляющий святыню в целости, да не успел он, минеры сделали свое дело.
http://martisha.ortox.ru/sv...
Андрей Громов,
24-04-2013 16:58
(ссылка)
Никольская церковь в деревне Горнецкое
1867, деревянная
Деревня Горнецкое расположена к югу от райцентра Малая Вишера и удалена от него на 20 км, от Дворищ удалена на 9 км и расположена к северу от Дворищ. Название села Горнецкое объясняет – горам конец или гор нет.
В селе сохранилась церковь святителя Николая Чудотворца, построенная в 1877 г. Церковь деревянная, ее украшали 7 колоколов, 6 маленьких и один большой. Говорят, когда звонил большой – было слышно в Новгороде. Церковь была закрыта в 1937 г., диакон церкви Александр Иванович Братолюбов (1888 г. р.) был приговорен 14.03.1938 года к расстрелу. В 1939 году колокола увезли на переплавку. А когда снимали большой, уронили его и он разбился.
Была еще староверская церковь, построенная в 1880 г. В 1932 г. ее сдали под школу. Есть часовня святых мучеников Фрола и Лавра, покровителей лошадей, построенная в 1906 году.
Была песня: «Как на Кивяги горы
Есть со камень со крестом
Вы не троньте этот камень
Пусть лежит он со Христом».
На камне крест, след руки и ноги. В писцовых книгах упоминается: «Был монастырь Горнецкий Спасский».
Живет в деревне легенда ли, быль ли, что во время войны произошло такое событие. В церкви был размещен взвод солдат. Кому-то вздумалось пострелять в настенные росписи. После этого по ночам к ним стал приходить какой-то святой в образе старичка и велел солдатам покинуть храм, что они и сделали. Со страхом покинули солдаты деревню, а может просто был приказ поменять дислокации? Однако пулевые отметины на ликах святых сохранились и по сей день.
В Горнецком праздновали Николин день – престольный праздник Николая Чудотворца весной 22 мая и зимой 19 декабря. И были «заветные» праздники «Кирика и Улита» 28 июля и Фрола и Лавра 31 августа. Фрол и Лавр считались покровителями лошадей. В эти дни священник ходил по дворам и святил их. В церкви была служба. В праздники, особенно в Николу, приезжали люди из соседних деревень.
http://martisha.ortox.ru/sv...
Деревня Горнецкое расположена к югу от райцентра Малая Вишера и удалена от него на 20 км, от Дворищ удалена на 9 км и расположена к северу от Дворищ. Название села Горнецкое объясняет – горам конец или гор нет.
В селе сохранилась церковь святителя Николая Чудотворца, построенная в 1877 г. Церковь деревянная, ее украшали 7 колоколов, 6 маленьких и один большой. Говорят, когда звонил большой – было слышно в Новгороде. Церковь была закрыта в 1937 г., диакон церкви Александр Иванович Братолюбов (1888 г. р.) был приговорен 14.03.1938 года к расстрелу. В 1939 году колокола увезли на переплавку. А когда снимали большой, уронили его и он разбился.
Была еще староверская церковь, построенная в 1880 г. В 1932 г. ее сдали под школу. Есть часовня святых мучеников Фрола и Лавра, покровителей лошадей, построенная в 1906 году.
Была песня: «Как на Кивяги горы
Есть со камень со крестом
Вы не троньте этот камень
Пусть лежит он со Христом».
На камне крест, след руки и ноги. В писцовых книгах упоминается: «Был монастырь Горнецкий Спасский».
Живет в деревне легенда ли, быль ли, что во время войны произошло такое событие. В церкви был размещен взвод солдат. Кому-то вздумалось пострелять в настенные росписи. После этого по ночам к ним стал приходить какой-то святой в образе старичка и велел солдатам покинуть храм, что они и сделали. Со страхом покинули солдаты деревню, а может просто был приказ поменять дислокации? Однако пулевые отметины на ликах святых сохранились и по сей день.
В Горнецком праздновали Николин день – престольный праздник Николая Чудотворца весной 22 мая и зимой 19 декабря. И были «заветные» праздники «Кирика и Улита» 28 июля и Фрола и Лавра 31 августа. Фрол и Лавр считались покровителями лошадей. В эти дни священник ходил по дворам и святил их. В церкви была служба. В праздники, особенно в Николу, приезжали люди из соседних деревень.
http://martisha.ortox.ru/sv...
Андрей Громов,
24-04-2013 16:52
(ссылка)
Каменная церковь в д. Морконницы
В 1583 году в Обонежской пятине был погост Никольский в Морконичах на Мсте, на левом берегу Мсты находилась церковь Ивана Богослова в Бежецкой пятине. В 1839 году в Морконичах была поставлена «очередная» деревянная церковь Николая Чудотворца. В 1908 году погост Морконницы (85 верст от Крестец) входил в Пожарскую волость Крестецкого уезда. Здесь на церковной земле стояло 15 дворов, 20 домов с 56 жителями. Имелось 2 церкви, школа, почтовое отделение, хлебная и мануфактурная торговля, лесопильный завод. Ежегодно 24 июня проходили ярмарки.
В Морконницах была возведена каменная церковь, руины которой еще можно увидеть. Сооружение старинное, начало строительства датируется 1893-1895 годами. Строили ее местные прихожане очень долго, так как требовалось очень большое количество кирпича. Специально для этого примерно в полутора километрах от места закладки церкви был сооружен кирпичный завод. Храм, как утверждают старожилы, строился из необожженного кирпича по самым современным проектам того времени. По окончании стороительства в 1912 году церковь была освящена в честь Дмитрия, но действовала недолго, лет семь-восемь.
В предвоенное время в церкви был тир, и жители округи овладевали техникой стрельбы по мишеням. Старожилы рассказывают историю: когда в помещение должна была войти очередная группа стрелков, пятнадцать человек, шедший последним на входе вдруг почувствовал какой-то удар, толчок, словно неведомая сила выталкивала его из святых стен. И он не вошел, не стал стрелять. Потом все, кто был в той группе, не вернулись с войны, в живых остался только этот пятнадцатый.
После Великой Отечественной церковь по-прежнему не действовала. Долгое время она служила хранилищем для удобрений. В настоящее время здание сильно повреждено, внутренние кирпичные перегородки разрушены, всюду проникает вода, пол разъело удобрениями. Нет кровли, сняты купола и кресты, украшавшие это изумительной красоты, стоящее на возвышении мощное здание. Старинное архитектурное строение, памятник истории погибает.
По аналогичному проекту на Новгородчине было возведено немало храмов, и это одна из причин, из-за чего церковь в Морконницах не восстанавливается.
Старики говорят, что примерно на том месте, где стоит церковь, был в далекие времена монастырь. Сегодня вокруг руин храма действующее кладбище. На кладбище есть могила первого священника, служившего до революции и в советское время, к сожалению, имени его не высечено на надгробии, не помнят его и жители.
Деревня Морконница влилась в деревню Шемякино, поэтому эту церковь иногда называют и церковью в деревне Шемякино.
http://martisha.ortox.ru/sv...
В Морконницах была возведена каменная церковь, руины которой еще можно увидеть. Сооружение старинное, начало строительства датируется 1893-1895 годами. Строили ее местные прихожане очень долго, так как требовалось очень большое количество кирпича. Специально для этого примерно в полутора километрах от места закладки церкви был сооружен кирпичный завод. Храм, как утверждают старожилы, строился из необожженного кирпича по самым современным проектам того времени. По окончании стороительства в 1912 году церковь была освящена в честь Дмитрия, но действовала недолго, лет семь-восемь.
В предвоенное время в церкви был тир, и жители округи овладевали техникой стрельбы по мишеням. Старожилы рассказывают историю: когда в помещение должна была войти очередная группа стрелков, пятнадцать человек, шедший последним на входе вдруг почувствовал какой-то удар, толчок, словно неведомая сила выталкивала его из святых стен. И он не вошел, не стал стрелять. Потом все, кто был в той группе, не вернулись с войны, в живых остался только этот пятнадцатый.
После Великой Отечественной церковь по-прежнему не действовала. Долгое время она служила хранилищем для удобрений. В настоящее время здание сильно повреждено, внутренние кирпичные перегородки разрушены, всюду проникает вода, пол разъело удобрениями. Нет кровли, сняты купола и кресты, украшавшие это изумительной красоты, стоящее на возвышении мощное здание. Старинное архитектурное строение, памятник истории погибает.
По аналогичному проекту на Новгородчине было возведено немало храмов, и это одна из причин, из-за чего церковь в Морконницах не восстанавливается.
Старики говорят, что примерно на том месте, где стоит церковь, был в далекие времена монастырь. Сегодня вокруг руин храма действующее кладбище. На кладбище есть могила первого священника, служившего до революции и в советское время, к сожалению, имени его не высечено на надгробии, не помнят его и жители.
Деревня Морконница влилась в деревню Шемякино, поэтому эту церковь иногда называют и церковью в деревне Шемякино.
http://martisha.ortox.ru/sv...
Андрей Громов,
24-04-2013 16:50
(ссылка)
История мужского монастыря в д. Папоротно

Первое упоминание о нем относится к самому началу 15 века и скорее напоминает метрику. В 3-й Новгородской летописи говорится: «В лето 6911 (1403 г.) в Новгородском уезде за 50 верст от Великого Новгорода благословением владыки Иоанна постави Порфирий Инамский церковь деревяну св. Николая Чудотворца… в Папоротне, и монастырь устроен». Не было в биографии этого пустынного монастыря, расположенного когда-то на берегу озера и речки Папоротны, ни великой культурной значимости, ни ратной славы, ни знатности и богатства. Но без таких монастырей было бы очень трудно представить себе не только историю новгородской земли, но и всего древнерусского государства, ибо уездные монастыри шли в авангарде древнерусской цивилизации.
Важным условием его появления была принадлежность к богатейшей Новгородской епархии. Адресное строительство храма осуществлялось по приказу новгородского владыки Иоанна и велось на земле, принадлежащей Спасо-Хутынскому монастырю. Сам же Порфирий Инамский был не просто новгородцем, как об этом сообщает новгородская летопись, а и хорошим умельцем храмового строительства. Папоротский монастырь богатым не был, ибо почти ничем не отличался от своих уездных собратьев. В 1476 году Иван III присоединил Новгород к Москве и провел первую ревизию церковных земель. В Коломенский погост Спасской волости, где находилось село Папоротно, прибыли боярские дети Бабкиных и Веревкиных. Землю они получили от государевой казны. Боярскому сыну Самойлику Мокеевичу Веревкину и его матери Настасье досталось 8 деревень, и среди них – село Папоротно.
В 1522 году в Папоротно, на месте пришедшего в ветхость деревянного храма, была выстроена новая каменная церковь. Для нее монах, мастер-литейщик, старец Игнатий отлил новый колокол. По нижнему краю колокола шла надпись, исполненная славянской вязью: «Слит сей колокол к Миколе Чудотворцу Папороцкаго монастыря при строителе старце Игнатие (от р.х. 1522 г.)». Благостный звон нового колокола далеко разносился над лесом. Западный фасад Папоротского монастыря замыкала красивая деревянная колокольня, стены которой снаружи были покрыты тёсом. Новый храм являлся характерным памятником новгородской архитектуры 16 века. Надо полагать, что строительство каменного храма не обошлось без долевого участия родни Бабкиных.
В 1615 году появилась вторая церковь преподобного Варлаама Хутынского с трапезною, а на посаде возвели третью деревянную церковь во имя св. апостолов Петра и Павла. Строительство двух маленьких папоротских церквей было вызовом шведским захватчикам, разорявшим православные святыни.
Участь Папоротского монастыря была печальной. В переписи 1620 года сказано, что церковь Николая Чудотворца разорена, другие разрушены. Уцелела лишь келья, в которой жили тогда строитель с монахом. Остальные 20 келий были сожжены шведами, а заодно были опустошены и выжжены 8 деревень, стоящих за монастырем, и среди них деревни Концы, Луга, Некрасово.
Сохранилось имя главного строителя, участвовавшего в востановлении каменного храма, им в конце января 1663 года был Пахомий. А в 1727 году ремонтом храма занимался строитель Пафнутий, который закончил его в 1729 году.
В 1764 году манифестом императрицы Екатерины II епархиальные епископы были лишены вотчин и перешли на государственное содержание, а 161 безвотчинный монастырь оказался за штатом и был снят с государственного финансирования. Материальному благополучию Папоротского монастыря был нанесен существенный урон. Он лишился своей вотчины, в которой проживало 242 прихожанина. В том же году монастырь был лишен своего статуса и обращен в приходскую церковь, как и многие уездные храмы Новгородской епархии. Отныне Папоротская церковь принуждена была существовать на своем мизерном содержании от случайных доходов и помощи прихожан.
В 1818 году в Высоцкой волости Новгородского уезда, куда входила деревня Папоротно, расположился второй батальон гренадерского полка графа Аракчеева. Гренадеры стали на постой в крестьянских избах. Слухи о том, что и самих крестьян переведут в разряд военных поселенцев и оденут в военные мундиры, всколыхнули всю волость. Осенью 1817 года крестьяне из 20 деревень вышли к строящемуся тракту Москва – Петербург, остановили экипаж вдовствующей императрицы Марии Федоровны и попросили заступничества. Власти жестоко расправились с непокорными. Жителей села Папоротно переселили а Старорусский район.
Папоротская церковь, оставшаяся без присмотра, пришла в запустение, она обросла лесом и начала разрушаться. Бывшие церковные земли стараниями военных поселян были приведены в образцовое состояние, но теперь принадлежали помещикам. На отсутствие церкви было много жалоб со стороны пахотных солдат. По свидетельству папоротской помещицы Варвары Михайловны Бутаковой, в село приехали четверо чиновников для освидетельствования состояния Папоротской церкви. Было даже отпущено 4 тысячи рублей серебром. На эти деньги построили «караулку с хозяйственным строением для церкви и поставили караульных солдат», но дальше дело не пошло. Саму же церковь пока не исправляли, и она продолжала разрушаться.
В 1853 году военные поселения были повсеместно ликвидированы. В том же году из Старорусского уезда в Папоротно возвратились бывшие пахотные солдаты, которые теперь стали именоваться удельными крестьянами. Вопрос о строительстве церкви приобретал все большую остроту, тем более, что в судьбе церковных обитателей страны наметились положительные перемены. В царствование императора Николая I в 1838 году были утверждены новые правила, согласно которым каждому монастырю полагалось выделить от 50 до 150 десятин леса. Одновременно монастыри получили возможность покупать земельную собственность или получать ее в дар от частных лиц. Надо полагать, что определенная доля государственных благ предназначалась и Папоротской церкви, будь она действующей, но ее предстояло отстроить заново.
Однако время шло. Уже отменили крепостное право, а вопрос с восстановлением церкви оставался открытым. Тогда за дело взялась помещица В.М. Бутакова. Она основательно изучила историю Папоротского мужского монастыря, собрала сведения «о прахах тут лежащих и убитого монашества во время Литовское…», обратила внимание на древнюю архитектуру деревянной колокольни, восстановленной в конце 17 столетия, на древний колокол, хранящийся в приходе кладбищенской Орельской церкви, и пришла к заключению, что древний Папоротский храм, эта «многочудная святыня», несомненно, представляет историческую ценность, и поэтому подлежит восстановлению. Однако заступничество помещицы не сдвинуло дело с мертвой точки. Тогда за дело взялись сами папоротские крестьяне. К ним присоединились крестьяне окрестных деревень. В 1864 году они исходатайствовали у епархиального начальства разрешение проводить в течение года сбор средств на восстановление и ремонт Папоротской церкви. Деньги должны были перечисляться на Маловишерскую станцию Николаевской железной дороги в Папоротско-Островское волостное правление для доставления в попечительство села Папоротской Николаевской церкви.
Деньги и другие пожертвования, конечно же, поступали по указанному адресу. Среди пожертвователей были люди разного достатка и социального положения, но денег все же было недостаточно для капитального ремонта церкви.
В 1875 году построили каменную колокольню, которую освятили через год. Никольская церковь сменила имя святого и стала называться именем Николая Мерликийского, но сама обитель уже нуждалась в срочном ремонте, на который денег у церковной общины не было.
В марте 1911 г. Новгородская духовная консистория обратилась за помощью в Императорскую Археологическую комиссию. Дело требовало безотлагательного решения. Археологическая комиссия оказала содействие. На ремонт церкви израсходовали 2184 руб. 56 коп. В 1913 г. Академик архитектуры П.П. Покрышкин обследовал отремонтированную церковь и нашел ее в прекрасном состоянии.
Октябрь 1917 года внес свои коррективы в естественное развитие Российской Церкви. Декрет 1918 г. лишил церкви и монастыри собственности. Кроме реквизиции церковных ценностей на нужды революции, а затем и на борьбу с голодом, представители новой власти позволяли себе глумиться над сельскими священниками.
Папоротская церковь не обладала большими церковными ценностями, и это спасло ее от грабежа. Единственным ее достоянием была древность происхождения. Власти передали церковь на содержание двадцатки верующих, а в 1932 г. Церковь св. Николая Мерликийского получила охранный паспорт памятника материальной культуры.
Однако беды на этом не закончились. В 1937-38 гг. советская власть окончательно сломила своего идеологического конкурента. Сталинский тезис об усилении классовой борьбы по мере продвижения страны к социализму предопределил судьбу многих священнослужителей. Папоротская церковь была закрыта, а ее 49-летний священник Михаил Прокофьев 5 сентября 1937 г. был приговорен к расстрелу.
Через четыре года грянула Великая Отечественная война. 22 октября 1941 г. бои шли на подступах к Малой Вишере, которую нашим войскам из 52 армии удержать не удалось. Враг наступал со стороны Некрасово и Большой Вишеры. Папоротно оказалось в зоне действия немецко-фашистских армии «Север»…
Последние 70 лет не внесли в судьбу древнего памятника церковной архитектуры никаких изменений. Папоротский храм – немой свидетель истории Русского государства – продолжает находиться в руинах. Возродится ли когда очаг православной жизни в этих местах?
http://martisha.ortox.ru/sv...
Андрей Громов,
23-04-2013 18:09
(ссылка)
д. Морозовичи Церковь Святого Николая Чудотворца

От Бурги до Полищ-Дворищей. Затем вдоль Хубы до Замотаево. там уже и до Морозовичей рукой подать. Дорога не очень: повороты – горки… С полчаса и вот мы в деревне.
Места красивые. Рядом Мста со своим норовистым характером, крутыми изгибами, но величественная и красивая. Местных жителей совсем не видно, одни дачники.
А некогда...
Если княгиня Ольга около 947 года, действительно устанавливала на Мсте погосты - повосты, то именно тогда на территории нынешнего Маловишерского района возникли населенные пункты Моркиничи. Коломно… Да-да - и Морозовичи. Эта деревня из числа тех нескольких, которые являются самыми старыми в Маловшнореком крае. Несут свои
ранние средневековые названия, появившиеся не позднее X века. Прошлое этих деревень полно загадок и тайн.
В списках миистерства внутренних дел значилось именно село «съ каменною церковью во имя Святого Николая Чудотворца».
В1583 году в Обонежской пятине на- Мсте был «погост Никольский в Морозовичах». На погосте - холодная церковь Николы-чудотворца».
Деревня Морозовичи у погоста стала- вотчиной Спаса-Хутыня монастыря.
Морозовичи могли быть названы в честь одного из первых поселенцев по имени-прозвищу Мороз или как путинка на древнем зимнике, где можно было переждать непогоду
В 1818 г. на погосте Морозовском была поставлена церковь Николая Чудотворца». Эта церковь и была целью нашей поездки.
Конечно, трудно назвать церковью то, что мы увидели. Но даже это все впечатляло и развивало воображение – как же это все выглядело тогда!!! Вспомнились прочитанные перед поездкой записи.
Церковь построена на средства помещицы Козляниновой. Она стоит в небольшой роще, вблизи деревни.
Часть здания видимо была колокольней, а сам храм такой высокий, что видимо купол «уходил» в само небо.
Все помещения переходят одно из другого, образуя единое пространство.
В августе 1974 года сгорели все деревянные части памятника: полы, потолки, оконные и дверные коробки, оконные переплеты, деревянные полотнища дверей, стропила, деревянный купол церкви, деревянные венчающие части портика колокольни. Развалилась одна из двух кирпичных колонн этого портика. Реставрационные работы не проводились.
Никольская церковь представляет собой ценный памятник классицизма первой четверти 19 века.
Оказавшись вне основных дорог и экономических связей, Моровичи, как и в XVI веке, вновь умирали. А ведь в прошлом веке они славились своей стекольной фабрикой, в в деревне была открыта школа (учитель, 17 учеников и 3 ученицы).
Закрытие стекольного завода у Морозовичей означало лишение древнего края экономических перспектив.
Сегодня Морозовичи угасают. Сотни таких деревень по нашей области еще ютятся, поддерживают в них дымок ветераны да дачники.
Андрей Громов,
23-04-2013 18:02
(ссылка)
д. Бурга Храм Великомученика и Целителя Пантелеимона

17 декабря 2011 года, в праздник свт. Геннадия, Архиепископа Новгородского (+1505) и вмц. Варвары, Архиепископ Новгородский и Старорусский Лев совершил освящение храма великомученика и целителя Пантелеимона и Божественную литургию в д. Бурга Маловишерского округа.
Его Высокопреосвященству сослужили: благочинный Маловишеро-Любытинского округа протоиерей Димитрий Шкодник; настоятель церкви Успения Божией Матери п. Любытино священник Владимир Константинов; насельник Валдайского Иверского монастыря иеромонах Борис (Григорьев) и клирик Софийского кафедрального собора священник Николай Полозов.
Богослужение сопровождалось пением мужского хора Новгородского Духовного училища и всех молящихся в храме под управлением регента диакона Андрея Каурова.
На Божественной литургии молились около 250 местных жителей, глава администрации Маловишерского муниципального района Николай Маслов и глава администрации Бургинского сельского поселения Александр Маршалов.
По окончании богослужения Владыка обратился к собравшимся с проповедью о жизни и деятельности мудрого Архипастыря и государственного мужа святителя Геннадия Архиепископа Новгородского, отметив актуальность общественных нестроений, известных нам из его жития, и сегодня, а также о роли Церкви в жизни каждого христианина и всего общества.
Благочинный Маловишеро-Любытинского округа протоиерей Димитрий Шкодник поблагодарил Владыку Льва за Архипастырскую молитву, освящение вновь построенного храма и от лица духовенства благочиния и прихожан преподнес в дар Библию.
О храме
Церковь сооружена на пожертвования местных жителей, по оценкам специалистов, её строителями были настоящие мастера своего дела.
Храм построен на старом каменном фундаменте, оставшемся ещё от старой церкви. В 1864 году во время строительства железной дороги, когда не было ещё станции Бурга, здесь поставили каменный храм святого великомученика и целителя Пантелеимона. В его округе, стали селиться люди, появилось и кладбище.
К сожалению, здание церкви не уберегли, оно постепенно ветшало и, в конце концов, разрушилось. Позже, в том же веке, возвели новую деревянную церковь святого Александра Невского, но и ее не уберегли, хотя в деревне Бурга до сих пор по традиции отмечают престольный праздник - Александров день, который ежегодно организует районный комитет культуры. Тем не менее, народ долгое время оставался без храма. И вот теперь в Бурге есть свой храм.
Слегка декорированные в отдельных местах карнизы, пилоны и роскошные резные наличники на колокольне, разноуровневая крыша, подчёркивающая определённую функциональность каждого из помещений и в то же время скромная отделка внешней и внутренней части здания, выполненного из настоящего дерева, яркий иконостас говорят о простоте и богатстве русской души, о любви к Богу, который её бережёт.
http://martisha.ortox.ru/sv...
Андрей Громов,
23-04-2013 17:57
(ссылка)
Александро-Невская церковь, 1894 г. в д. Бурга
История Бурги восходит ко времени строительства Николаевской железной дороги. К началу века люди, жившие здесь (а было их более 500 человек), занимались земледелием и торговлей, работали на местном лесопильном заводе и служили на железной дороге. Путеводитель 1914 года сообщал всем любопытствующим, что «кроме лесных материалов на станцию в небольшом количестве доставляются коровы и телята, молоко и молочные продукты из окрестных деревень и Карпиногорской маслодельной артели, а также камень. В поселке Бурга и в деревнях Лука и Лажино ежегодно происходят небольшие местные ярмарки. К тому времени наблюдается усиленное прибытие на станцию галантерейного и кондитерского товаров…».
О том давно ушедшем времени до сих пор напоминают станционные постройки «четвертого класса», сохранившиеся с середины прошлого века. Но речь пойдет не о них, а о том, как закладывалась, строилась и освящалась Александро-Невская церковь, о чем в «Новгородских епархиальных ведомостях» за 1894-1896 годы поведал священник отец Никанор Соловьев. Эти материалы помогут восстановить забытую страницу истории, позволят ощутить дух и стиль ушедшей эпохи. Итак, перенесемся мысленно в 1894 год…
«31 июля сего года происходило церковное торжество на станции Бурга, оставившее глубокое и неизгладимое впечатление на местных жителях, – совершена с разрешения епархиального начальства закладка церкви во имя Св. благоверного князя Александра Невского. Мысль устроить церковь на ст. Бурга являлась уже не один раз у местных жителей и у жителей на станции. С лишком 30 лет тому назад уже возбуждалось даже ходатайство об этом и даже нашлись люди, которые приготовили лес на постройку и наметили место для нее. Но дело так и замерло. Часть леса, приготовленного на церковь, лежала на станции и догнивала.
В 1874 году Хубецкий (Карпиногорский) приход разделили надвое и станция Бурга отошла к церкви Ольховецкой», – писал отец Никанор Соловьев, ставший ее настоятелем. По его почину «в станционном зале с 1876 года стала совершаться служба по субботам и на дни великих праздников. К службе привыкли. «Общее зало» станции становилось тесным. Вновь поднимается вопрос о построении церкви. Но коренных жителей на станции – горсть, богатых людей и того менее. И вот разнесшаяся весть о чудесном спасении 17 октября 1888 года императорской семьи в железнодорожной катастрофе на ст. Борки и об очевидном для всех обнаружении милости Божией к Царю-Миротворцу и его Августейшему семейству всех повергла в величайшее религиозное одушевление. Малое стадо ревнителей православия берется за великое и многосложное дело – устроить храм, чтобы увековечить чудо милости Божией к Государю Императору. Тотчас была дана телеграмма Государю. Но не вдруг Господь судил исполниться этому святому желанию. То нужно было приобрести землю под церковь у казенного ведомства, то пожар у главных деятелей истребил много имущества и надолго затянул дело устройства церкви.
Но вот выхлопотали землю, получили у Владыки разрешение и, наконец, утвердили план церкви. Явился и безвозмездный строитель церкви в лице инженера Владимира Васильевича Немчикова, начальника второй дистанции Николаевской железной дороги. Ему же принадлежит и проект церкви, вполне соответствующий высокому назначению храма и удовлетворяющий эстетическому религиозному чувству. Назначили и день закладки церкви, давно всеми ожидаемый. Будучи оповещены через волостное начальство и предуведомлены мною в церкви, прихожане устремились волною к месту знаменательного и великого торжества. Многочисленными толпами стремились туда же и обыватели соседних приходов. Ровно в два с половиною часа пополудни крестный ход из Ольховецкой церкви прибыл в деревню Федоркову Луку в полуверсте от станции. Сюда же прибыл к тому времени и крестный ход из соседней Хубецкой церкви, в предшествии местного клира церковного (двух священников, диакона и причетника) и, соединившись вместе, направился к станции с пением молебного канона Божией Матери и сопутствуемый многочисленною толпою молящихся. На станции навстречу крестному ходу вышел с иконою Св. Александра Невского местный благочинный и присоединился к процессии. В три часа последовала закладка храма по чиноположению церковному. Трудно описать картину этого великого церковного торжества.
Обилие святых местночтимых икон и хоругвей, многочисленный сонм служителей церкви в светлых облачениях, стройное пение умилительных песнопений и псалмов двумя хорами певчих – Ольховецкого и Маловишерского, отчетливое чтение предстоятелем трогательных молитв, тихая и ясная погода после долгих пасмурных и ненастных дней – все это производило чарующее впечатление на предстоящих и молящихся и невольно трогало всех до глубины души.
Религиозный энтузиазм, охвативший всех, со всею силою сказался, когда подходили к Кресту по окончанию молебствия. Тут каждый опускал руку к блюду и клал свою трудовую копейку на храм Божий. Собрано было в тот день 500 рублей. Многие с крестными ходами возвратились и в свои дома.
Насколько затянулось дело до закладки церкви, настолько быстро она устроилась. Ровно через два года храм уже был освящен. И все сделалось аккуратно, экономично, прочно и со вкусом. Церковь обошлась всего лишь в 6869 рублей с копейками. На каждую нужду приходилось строителям делать сборы между собою. Жертвы со сторонних лиц поступали больше всего вещами. Из отчета по устройству церкви видно, что всех пожертвований поступило на сумму свыше 3735 рублей. Особенно заслуживают внимание следующие жертвы: с разрешения г. обер-прокурора Св. Синода высланы были из хозяйственного синодального управления Св. Евангелия в бархатном переплете, полный круг богослужебных книг и 12 книг Четьи Минеи. Ценны также серебряные сосуды – дар одной помещицы-лютеранки, дарохранительница художественной работы с лишком четыре фунта серебра весом, Евангелие в металлическом окладе, два серебряных креста, из коих в одном хранятся части Св. мощей, точный список с чудотворной иконы Толгской Божией Матери в массивной позлащенной серебряной ризе с украшениями, паникадило, металлическое художественной работы, хоругви металлические позлащенные, бронзовые семисвечники, лампада к «Тайной вечери» и венцы очень художественной работы. Не забыл своим вниманием храма на Бурге и уважаемый всеми пастырь протоирей отец Иоанн Ильич Сергиев. Он прислал на церковную утварь 100 рублей деньгами.
Освящение церкви было совершено лично Его Высокопреосвященством архиепископом Новгородским и Старорусским Феогностом. Событие это составило целую эпоху в нашем крае.
Начало торжеству положил причт Ольховецкой церкви. На пути народ приставал массами к крестному ходу. Торжественна и умилительна была картина, когда крестный ход приблизился к часовне Федорковой Луки. Здесь все население вышло на встречу со Св. иконами. В черте станции на встречу с иконой Св. Александра Невского вышел окружной миссионер отец Варсонофий, принимавший близко к сердцу дело устроения церкви. Ко Всенощному бдению прибыл Владыка. Трудно описать восторженный энтузиазм, охвативший всех. Едва только благовест возвестил всем, что поезд вышел из Малой Вишеры, как народ уже сплошною массою запрудил дебаркадер станции. Вот поезд подошел к перрону, и толпа двинулась к вагону, из которого вышел архипастырь. Многие бросали к его ногам цветы. Благословив духовенство, членов строительной комиссии и всех присутствующих, Владыка последовал в покои, отведенные ему в доме купца В.Ф. Иванова.
В шесть часов вечера начался благовест ко Всенощному бдению. Владыка слушал его. В церкви первенствовал кафедральный протоиерей, настоятель Софийского собора В.С. Орнатский, совершавший бдение в сослужении семи священников и трех диаконов. Пел хор архиерейских певчих. Служение молебнов и помазание елеем продолжалось почти до полуночи.
Наутро, в восемь часов, начался перезвон к освящению воды, которое совершило местное духовенство во главе с благочинным отцом Лонгином Одоевским. В девять часов в храм прибыл Владыка, встреченный трехтысячною массою богомольцев. В освящении престола и храма приняло участие все духовенство: восемь священников и протоиерей. За Литургиею Владыка сказал слово. День освящения церкви был для всех праздником. Торжественный целодневный звон усиливал праздничное настроение. Вечером в новоосвященном храме было соборно совершено Всенощное бдение в честь Св. Александра Невского. Отец благочинный Лонгин Одоевский сказал слово о значении храма для христианина.
Так закончилось совершившееся в Бурге торжество. В день освящения церкви с утра и заполдень была дождливая и холодная погода, но несмотря на это, народ, не попавший в церковь, всю службу стоял на улице под дождем. Ничто не могло отвлечь его от святого места и святого дела. Это явление отрадное, светлое, радостное утешительное для пастырей церкви».
http://martisha.ortox.ru/sv...
О том давно ушедшем времени до сих пор напоминают станционные постройки «четвертого класса», сохранившиеся с середины прошлого века. Но речь пойдет не о них, а о том, как закладывалась, строилась и освящалась Александро-Невская церковь, о чем в «Новгородских епархиальных ведомостях» за 1894-1896 годы поведал священник отец Никанор Соловьев. Эти материалы помогут восстановить забытую страницу истории, позволят ощутить дух и стиль ушедшей эпохи. Итак, перенесемся мысленно в 1894 год…
«31 июля сего года происходило церковное торжество на станции Бурга, оставившее глубокое и неизгладимое впечатление на местных жителях, – совершена с разрешения епархиального начальства закладка церкви во имя Св. благоверного князя Александра Невского. Мысль устроить церковь на ст. Бурга являлась уже не один раз у местных жителей и у жителей на станции. С лишком 30 лет тому назад уже возбуждалось даже ходатайство об этом и даже нашлись люди, которые приготовили лес на постройку и наметили место для нее. Но дело так и замерло. Часть леса, приготовленного на церковь, лежала на станции и догнивала.
В 1874 году Хубецкий (Карпиногорский) приход разделили надвое и станция Бурга отошла к церкви Ольховецкой», – писал отец Никанор Соловьев, ставший ее настоятелем. По его почину «в станционном зале с 1876 года стала совершаться служба по субботам и на дни великих праздников. К службе привыкли. «Общее зало» станции становилось тесным. Вновь поднимается вопрос о построении церкви. Но коренных жителей на станции – горсть, богатых людей и того менее. И вот разнесшаяся весть о чудесном спасении 17 октября 1888 года императорской семьи в железнодорожной катастрофе на ст. Борки и об очевидном для всех обнаружении милости Божией к Царю-Миротворцу и его Августейшему семейству всех повергла в величайшее религиозное одушевление. Малое стадо ревнителей православия берется за великое и многосложное дело – устроить храм, чтобы увековечить чудо милости Божией к Государю Императору. Тотчас была дана телеграмма Государю. Но не вдруг Господь судил исполниться этому святому желанию. То нужно было приобрести землю под церковь у казенного ведомства, то пожар у главных деятелей истребил много имущества и надолго затянул дело устройства церкви.
Но вот выхлопотали землю, получили у Владыки разрешение и, наконец, утвердили план церкви. Явился и безвозмездный строитель церкви в лице инженера Владимира Васильевича Немчикова, начальника второй дистанции Николаевской железной дороги. Ему же принадлежит и проект церкви, вполне соответствующий высокому назначению храма и удовлетворяющий эстетическому религиозному чувству. Назначили и день закладки церкви, давно всеми ожидаемый. Будучи оповещены через волостное начальство и предуведомлены мною в церкви, прихожане устремились волною к месту знаменательного и великого торжества. Многочисленными толпами стремились туда же и обыватели соседних приходов. Ровно в два с половиною часа пополудни крестный ход из Ольховецкой церкви прибыл в деревню Федоркову Луку в полуверсте от станции. Сюда же прибыл к тому времени и крестный ход из соседней Хубецкой церкви, в предшествии местного клира церковного (двух священников, диакона и причетника) и, соединившись вместе, направился к станции с пением молебного канона Божией Матери и сопутствуемый многочисленною толпою молящихся. На станции навстречу крестному ходу вышел с иконою Св. Александра Невского местный благочинный и присоединился к процессии. В три часа последовала закладка храма по чиноположению церковному. Трудно описать картину этого великого церковного торжества.
Обилие святых местночтимых икон и хоругвей, многочисленный сонм служителей церкви в светлых облачениях, стройное пение умилительных песнопений и псалмов двумя хорами певчих – Ольховецкого и Маловишерского, отчетливое чтение предстоятелем трогательных молитв, тихая и ясная погода после долгих пасмурных и ненастных дней – все это производило чарующее впечатление на предстоящих и молящихся и невольно трогало всех до глубины души.
Религиозный энтузиазм, охвативший всех, со всею силою сказался, когда подходили к Кресту по окончанию молебствия. Тут каждый опускал руку к блюду и клал свою трудовую копейку на храм Божий. Собрано было в тот день 500 рублей. Многие с крестными ходами возвратились и в свои дома.
Насколько затянулось дело до закладки церкви, настолько быстро она устроилась. Ровно через два года храм уже был освящен. И все сделалось аккуратно, экономично, прочно и со вкусом. Церковь обошлась всего лишь в 6869 рублей с копейками. На каждую нужду приходилось строителям делать сборы между собою. Жертвы со сторонних лиц поступали больше всего вещами. Из отчета по устройству церкви видно, что всех пожертвований поступило на сумму свыше 3735 рублей. Особенно заслуживают внимание следующие жертвы: с разрешения г. обер-прокурора Св. Синода высланы были из хозяйственного синодального управления Св. Евангелия в бархатном переплете, полный круг богослужебных книг и 12 книг Четьи Минеи. Ценны также серебряные сосуды – дар одной помещицы-лютеранки, дарохранительница художественной работы с лишком четыре фунта серебра весом, Евангелие в металлическом окладе, два серебряных креста, из коих в одном хранятся части Св. мощей, точный список с чудотворной иконы Толгской Божией Матери в массивной позлащенной серебряной ризе с украшениями, паникадило, металлическое художественной работы, хоругви металлические позлащенные, бронзовые семисвечники, лампада к «Тайной вечери» и венцы очень художественной работы. Не забыл своим вниманием храма на Бурге и уважаемый всеми пастырь протоирей отец Иоанн Ильич Сергиев. Он прислал на церковную утварь 100 рублей деньгами.
Освящение церкви было совершено лично Его Высокопреосвященством архиепископом Новгородским и Старорусским Феогностом. Событие это составило целую эпоху в нашем крае.
Начало торжеству положил причт Ольховецкой церкви. На пути народ приставал массами к крестному ходу. Торжественна и умилительна была картина, когда крестный ход приблизился к часовне Федорковой Луки. Здесь все население вышло на встречу со Св. иконами. В черте станции на встречу с иконой Св. Александра Невского вышел окружной миссионер отец Варсонофий, принимавший близко к сердцу дело устроения церкви. Ко Всенощному бдению прибыл Владыка. Трудно описать восторженный энтузиазм, охвативший всех. Едва только благовест возвестил всем, что поезд вышел из Малой Вишеры, как народ уже сплошною массою запрудил дебаркадер станции. Вот поезд подошел к перрону, и толпа двинулась к вагону, из которого вышел архипастырь. Многие бросали к его ногам цветы. Благословив духовенство, членов строительной комиссии и всех присутствующих, Владыка последовал в покои, отведенные ему в доме купца В.Ф. Иванова.
В шесть часов вечера начался благовест ко Всенощному бдению. Владыка слушал его. В церкви первенствовал кафедральный протоиерей, настоятель Софийского собора В.С. Орнатский, совершавший бдение в сослужении семи священников и трех диаконов. Пел хор архиерейских певчих. Служение молебнов и помазание елеем продолжалось почти до полуночи.
Наутро, в восемь часов, начался перезвон к освящению воды, которое совершило местное духовенство во главе с благочинным отцом Лонгином Одоевским. В девять часов в храм прибыл Владыка, встреченный трехтысячною массою богомольцев. В освящении престола и храма приняло участие все духовенство: восемь священников и протоиерей. За Литургиею Владыка сказал слово. День освящения церкви был для всех праздником. Торжественный целодневный звон усиливал праздничное настроение. Вечером в новоосвященном храме было соборно совершено Всенощное бдение в честь Св. Александра Невского. Отец благочинный Лонгин Одоевский сказал слово о значении храма для христианина.
Так закончилось совершившееся в Бурге торжество. В день освящения церкви с утра и заполдень была дождливая и холодная погода, но несмотря на это, народ, не попавший в церковь, всю службу стоял на улице под дождем. Ничто не могло отвлечь его от святого места и святого дела. Это явление отрадное, светлое, радостное утешительное для пастырей церкви».
http://martisha.ortox.ru/sv...
В этой группе, возможно, есть записи, доступные только её участникам.
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу