Без заголовка
Писателем себя назвать не могу, но хотелось бы попробовать кое- что написать. Пишу рассказы, стихи, но ...для себя. Это как внутренний разговор с собой. Иногда надоедает разговаривать внутри себя и ..надо высказаться. Я начну, с вашего позволения, знакомство. Знакомство с собой..Со стихов.
Я буду помнить Вас и Вашу вкусность,
Изысканность манер и поцелуй, что губы в кровь...
И Ваших карих глаз немую грустность,
И всё, что называют словом лишь одним- Любовь.
Вы- моё долгое, нелепое молчанье.
Я - Ваша глупость и несносность дней.
И не было меж нами обещаний,
И сделано всё так, чтоб умереть больней..
И сердце разорвётся в диком крике,
И лопнут вены на висках..
На бледностность, упавши солнца блики,
Не создадут румянца на щеках.
И всё уйдёт, и даже запах кожи
Забудется...Забудутся стихи..
Что было то, чем с Вами мы похожи?
И были ли похожи мы?
И хочется сказать, -да сказано всё Вами..
Когда не любится- ничем уж не помочь!
Не удержать тот миг, когда мы сами
Придумали нам сказку в одну ночь.
А время шло, и чувства не менялись...
Любовь, которую Вы ждали- не пришла..
Теперь оно стоит и, злобно скалясь,
Подносит Вам Любовь,- она мертва...
Я буду помнить Вас и Вашу вкусность,
Изысканность манер и поцелуй, что губы в кровь...
Уйдёт, пройдёт немая грустность..
Останется лишь тихая Любовь..
настроение: Одинокое
хочется: исчезнуть
слушаю: Земфиру
Ностальгиия по Питеру.
Вновь гуляю по питерским улицам,
К сожалению только во сне.
Пусть погода немножко хмурится ,
Но Ведь это всегда по весне.
Вновь от Спаса пройду до Казанского,
Вновь увижу златую иглу,
И налью всем прохожим шампанского
Возле книжного на углу
Без заголовка
Что это было?
28 февраля в российской Общественно-политической библиотеке прошло торжественное открытие книжно-иллюстративной экспозиции "ХХ съезд КПСС - эпохальное событие ХХ века".
Неослабевающий интерес к этому событию полувековой давности, вызвавшему широкий резонанс не только в нашей стране, но и за рубежом, понятен.
Съезд, особенно оглашение "секретного" доклада первого секретаря ЦК КПСС Н.С.Хрущева о культе личности Сталина, раскол страну.
Посетители выставки имеют сегодня возможность познакомиться не только с уникальными документами об обстоятельствах, предшествовавших появлению сенсационного доклада Хрущева, - а подбору документальных, в том числе ранее засекреченных, источников организаторы выставки уделили особое внимание, но и многими последующими событиями, напрямую связанными со съездом, будь то волнения 5 марта 1956 г. в Тбилиси, или события осени того же года в Польше и Венгрии.
- Перед организаторами выставки стоял нелегкий вопрос, с чего начать экспозицию, первый раздел которой называется "На пути к ХХ съезду КПСС". Мы решили начать ее с заключительного выступления Сталина на XIX партсъезде, - отметил, открывая экспозицию, ее консультант член Общества изучения истории Отечественных спецслужб Олег Хлобустов.
Еще одной особенностью данной экспозиции является то, что посетители имеют уникальную возможность "близко познакомиться" с ее экспонатами, тут же почитать их в читальном зале библиотеки. Причем, и это еще одна отличительная особенность данной экспозиции, как отечественными, так и зарубежными, будь то газетные и журнальные публикации, академические сборники (например, изданный Стенфордским университетом в 1967 году на русском языке трехтомник работ и выступлений И.В.Сталина, сочинения Зб.Бжезинского, или журналы НТС и других эмигрантских организаций).
На наш взгляд, для историка уникальной является и возможность познакомится с первой в мире публикацией Хармана Солсберри о "секретном" докладе Хрущева, появившейся еще 16 марта 1956 г. в газете "Нью-Йорк Таймс". Как известно, сокращенный вариант доклада появился в той же газете 4 июня.
Наверное, для правильного понимания и объективной оценки значения ХХ съезда КПСС, и, в частности, его важных новелл в области внешней политики СССР, следует помнить и о реалиях международной обстановки того времени. Ведь двумя годами ранее администрация США приняла новую внешнеполитическую доктрину, знаменовавшую собой переход от политики "сдерживания" к "отбрасыванию коммунизма".
И, можно сказать, противники СССР использовали предоставившиеся им возможности, как говорится, "на все сто процентов".
Организаторы выставки, думается, оправданно довели представленные в экспозиции отечественные и зарубежные публикации до сегодняшнего дня. Предоставляя, тем самым, возможность познакомиться как с диалектикой переосмысления итогов значения ХХ съезда КПСС через 20, 30 и 40 лет.
Но, наверное, обоснованным будет предположить, особый интерес посетителей и читателей библиотеки вызовут все же рассекреченные многочисленные документы из архивов КГБ СССР и ЦК КПСС.
Поскольку объективно в обыденном сознании населения ХХ съезд ассоциируется с началом реабилитации необоснованно репрессированных граждан нашей страны, освещению этого вопроса организаторы выставки уделили немалое внимание, документально освещая этот процесс с
апреля 1953 года до августа 1991 года.
После окончания церемонии официальной презентации выставки, участие в которой приняли студенты исторического факультета РГСУ, состоялся "круглый стол" по проблеме "Чем был и чем не стал ХХ съезд КПСС", на котором обменялись мнениями представители ряда академических институтов РАН и учебных заведений столицы.
Участники "круглого стола" были едины в мнении о том, что вскрытие правды о трагических страницах в истории нашей страны было закономерно и необходимо, что ХХ съезд КПСС не только стал знаменательным международным событием прошедшего века, но и дал реальные уроки ответственности власти перед своим народом.
Подробнее о ХХ съезде КПСС см.: .... Глазами человека другого поколения...
http://planeta.
Кровь и слёзы
Кровь.
И слёзы.
Слёз кровавых тишина.
Оказалась всех дороже
Мне дорожная война.
Кровь стекает на жилетку,
Ткань впитает ярость слёз;
Ткань души, закрытой в клетку
Сгнивших северных берёз.
Запах гнили на болотах,
Прогнивает вглубь душа.
По дороге строем рота
Марширует не спеша,
Грязь мешает сапогами –
Кровь и слёзы, кровь и грязь –
Над истлевшими врагами
Сквозь жилетку матерясь.
Оседает грязь на ветках.
Вот и кончилась война.
Лишь стекают по жилетке
Кровь и слёзы.
Грязь.
Весна.
Написать комментарий
Без заголовка
Любовь изменила мир
Жил однажды человек, который видел всё черно-белым, как в старых фильмах. Только белые предметы с чёрными контурами были знакомы его глазам.
Проезжал ли автобус – двигалось вдоль белого полотна белое пятно, бежали ли дети под окнами – лишь бесцветные пятна пролетали еле заметно внизу. Чай у мужчины ничем не отличался от кофе, ведь он не чувствовал вкуса. А потому пил что угодно, лишь чувствуя, как организм наполняется влагой без вкуса, ел всё более-менее съедобное, что попадалось ему на глаза только тогда, когда чувствовал потребность в твёрдом безвкусном куске в животе. Ни духовного, ни физического восхищения не испытал он ни разу в жизни.
Ни разу до одного случая.
Тогда он, как обычно, сидел у окна с кружкой в руке и чем-то съестным, наблюдал его постную картину жизни (ведь надо было что-то наблюдать), как вдруг вдалеке, где–то на соседней улице увидел хорошо различимое цветное пятно. Сначала непонятно было, что это вообще такое, потом, приближаясь, пятно стало обнаруживать в себе профиль человека, потом мужчина увидел ещё больше красок на нём, в конце-концов легко заметны стали черты женщины, красивой женщины. В первую очередь она была особенно красива потому, что была цветной, первой цветной фигурой за всю жизнь этого несчастного мужчины.
Он впопыхах схватил в коридоре с вешалки свой бесцветный пиджак, выбежал за дверь на лишённую красок улицу, пробежал пару одинаково пресных кварталов и снова увидел её, цветную, красивейшую из всех , что он видел до сих пор, фигуру молодой девушки.
- Здравствуйте, как вас зовут? – обратился с вопросом к ней парень.
- Люба… - сказала та.
- А вы случайно не являетесь какой-нибудь особенной в этом мире? – продолжал свой допрос парень.
- Да вроде нет… А что вы имеете ввиду?
- А вы - настоящая женщина? Не иллюзия?
- Странный какой вопрос вы задали!
- Просто я с рождения не вижу красок в этом мире, ни разу не был по-настоящему счастлив, - начал объясняться мужчина, - а тут вы…
- Значит, мы нашли друг друга…
И тогда они поцеловались. Впервые в жизни парень чувствовал вкус, то был вкус поцелуя, вкус её губ, потом он понял – вкус счастья. Понял, когда оглянулся и увидел, что мир вокруг странно изменился. Он видел его таким впервые. Так непривычно, будто чего – то стало больше. А потом вдруг понял – появились краски, а значит – счастье. Это Любовь сделала мир таким; это она дала мужчине счастье.
Счастливейший во всём мире человек оглянулся, но перед ним уже не стояло той необычной девушки. Проезжал автобус жёлтого цвета по серой дороге вдоль зелёного леса, дети в разноцветных одеждах пробегали вдоль красного кирпичного дома, проплывало над головой небо всех оттенков синего цвета. Только не стояло перед парнем той отличавшейся от всех, единственной в мире цветной человеческой фигуры, видел он просто красивую девушку, её звали Любовь.
настроение: Влюбленное
Лавровый лист! - Yees? - Yeeees and Wow!!!
Ребят, всех вас приглашаю на Лавровый лист!
Это место встречи для всяких творческих людей!
И чтоб не заблюдились, запомните, пожалуйста, вот этот лого:
И не вспоминайте лихом вашу покорную слугу,
Пиар-Менеджера - archanda
настроение: Веселое
слушаю: Поет крокодил Гена из мультика!!!
ВИ
УНОСИТ ОН ЛИСТОК АЛЬБОМНЫЙ.
НА НЕМ ЕЕ ПРЕКРАСНЫЙ ОБРАЗ
КАРАНДАШЕМ И АКВАРЕЛЬЮ.
ОНА СТРОЙНА И НЕПРЕСТУПНА,
НО НЕТУ ЛЬДА В ДУШЕ МЯТЕЖНОЙ.
ОНА ВСЕГДА МЕЧТАЛА ЮНОЙ
БЫТЬ БЕЛОЙ ПТИЦЕЙ В СИНЕМ НЕБЕ.
И НЕЛЕГКО ЕЕ ЗАСТАВИТЬ
ПОДВЛАСНОЙ БЫТЬ ЧУЖОМУ ГОРЮ.
ЕЙ НЕТ СПОКОЙСТВИЯ НА СВЕТЕ
ОТ ЭТОГО И НЕТ ПРЕКРАСНЕЙ.
ЕЕ ЛИЦО ТЕБЕ НЕ СКАЖЕТ
КАК ДОСТУЧАТЬСЯ ДО ГЛУБИНОК,
НО, С УДОВОЛЬСТВИЕМ, ПОДСКАЖЕТ
КАК ВАМ ПРОЙТИ ДО МАГАЗИНА.
УУ ПОВАДКИ ГРАЦИОЗНЫ.
ОНА ДОСТОЙНА НЕПРЕМЕННО
ЖИТЬ В СТОЛЬ ДАЛЕКОМ СЕРДЦУ МИРЕ,
ГДЕ НЕТ ОБМАНА И ВЕЗЕНЬЯ.
Я ПРЕДСТАВЛЯЮ ЭТОТ ОБРАЗ:
ОНА СИДИТ И СМОТРИТ В НЕБО.
ХОЛОДНЫЙ ВЕТЕР ДУЕТ СИЛЬНО,
СВОБОДНО ЛОКОНЫ БРОСАЯ.
ОНА МОЛЧИТ И РАЗМЫШЛЯЕТ.
ОНА УМЕЕТ ЭТО ДЕЛАТЬ,
И, ТИХО ПАЛЬЦАМИ ИГРАЯ,
СТУЧИТ ПО КАМНЮ ВОЗЛЕ СЕРДЦА.
ЕЕ ЛИЦО ЗАСТЫЛО НЕЖНО.
ОНО ПОЛНО ЕЕ ЖЕЛАНЬЯ.
ОНО НЕ ЗНАЕТ НИ СТРАДАНЬЯ,
НИ РЕВНОСТИ НЕВЫНОСИМОЙ.
МОЙ ОБРАЗ РАСПЛЫВЕТСЯ БЫСТРО.
ОН ЖИЛ МЕЧТОЮ В ЭТОМ МИРЕ.
ОНА СТРАДАЛА ОЧЕНЬ МНОГО,
НЕВЫНОСИМО И ЖЕСТОКО.
Я ОБНИМУ ЕЕ ПОКРЕПЧЕ.
НА СЕРДЦЕ БУЙНОМ СТАНЕТ ЛЕГЧЕ.
ОНА УЙТИ ДОЛЖНА НА ВЕКЕ
И ПУТЬЕЕ УВЕНЧЕТ СВЕТОМ.
Без заголовка
«Жизнеутверждающий» рассказ собственного сочинения.
Кафе
Открывшаяся дверь ударила по колокольчику, и он весело зазвонил, сообщая о приходе посетителя. В этом кафе он любил две вещи – звон колокольчика и горячий шоколад. Собственно за горячим шоколадом он и приходил сюда каждое будничное утро. Через дорогу находился его офис, и только вкус этого напитка и близость к работе заставляли его закрывать глаза на те вещи, которые ему здесь не нравились. Расписанные стены, кричали то ли о жадности владельцев заведения, то ли о вульгарности дизайнера. Ещё не старые, но все потрескавшиеся от дешевизны стулья, не достиранные скатерти, и уже с утра усталые молодые официанты, с трудом натягивающие улыбки. Практически всегда он был первым посетителем. Входя, он не видел ни барменов, ни охранников, с которыми, выходя, ему приходилось прощаться, так и не поздоровавшись. Два официанта вытирали столы, расставляли стулья и стелили скатерти, не удосужившись обратить внимание на вошедшего посетителя. «Доброе утро», - услышал он, садясь на своё любимое место возле окна, если его можно было назвать любимым. «Доброе. Большой шоколад», - бросил он молодому официанту с козлиной бородой. [ Читать дальше → ]
настроение: Витиеватое
Без заголовка
Снимаю комплексов одежду
И я кричу:
Ну что?
Держись!
Я поплыву!
А ты не спросишь?
Куда? Зачем?
Какое дело?!
для наслажденья мое тело!
На зависть всем,
на удивленье
И ты со мною раздевайся,
Чтоб стать собой!
не удивляйся!
Вся трусость наша в нас самих
Оставь сомненья для других,
Для тех, кто хочет вновь грустить
Для тех, кто не желает жить
Оставь их там, на берегу
Мы поплывем, как в том пруду
За лилией прекрасной,
недоступной,
Что б рассказать потом в краю
Я лилию в руках держал,
Она доступна
Она прекрасна и нежна
Она безумно возбуждает
Вода прохладой наслаждает!
Все тело страстью теребя
Поплыли, весело смеясь!!!!!
Ну что?
Каков ответ?
На берегу иль у цветов?
Со мною плыть сейчас готов?
рассказы и стихи от автора
Без заголовка
Нет! Речь идет не о вероломном нападении гитлера на нашу страну, а о мерзкой акции московского ОМОНа, 22 июня 1992 года напавшего на крохотную "территорию СССР", развернутую пикетчиками у здания телецентра в Останкино...
Я не говорю о запредельном цинизме руководителей этой КАРАТЕЛЬНОЙ показательной акции, хотя страна должна знать их имена!, в результате которой пострадали немало наших сограждан, в том числе оказавшихся в больничных палатах вследствие нанесенных им МИЛИЦИОНЕРАМИ травм...
Речь идет о привлечении к отвественности этих негодяев, которые должны твердо знать, что срока давности для них не существует....
Для сведения напомню: согласно действовавщему в то время уголовно-процессуальному кодексу даже проведение ЛЮБОГО УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОГО действия считалось нежелательным в ночное время и допускалось только в КРАЙНИХ случаях...
Существет ли прощение для В.П.Ерина - в то время министра, и А.Б.Мурашева начальника ГУВД Москвы?
Не их ли "стараниями" сознательно уничтожалась милиция?
Разумеется, ельцинский "карманный" генпрокурор Г.Б.Степанков, равно как и прокурор Москвы ТОГДА не усмотрели в действиях Ерина и его подручных состава ПРЕСТУПЛЕНИЯ (Столь масштабное побоище могло ли быть организовано без участия, прямой САНКЦИИ министра ВД?)
Единственной "жертвой" разгула милицейской преступности стал лишь мэр Г.Х.Попов, подавший в отставку под давлением возмущения - преимущественно за пределами нашей страны.... Таким образом лишь он стал "козлом отпущения" чужих "грехов
Без заголовка
Индикатор любви
Любви, как улыбкам и радости
Покорны все национальности…
И в эту ночь Ильяса определили на ночное дежурство. Ясно дело, что у милиции работа не прекращается ни днем, ни ночью. Но вот именно сейчас трудовая ночь была лишней… В скором времени молодая семья ожидала пополнение. Ильяс уже предчувствовал, как дом наполнится новыми лучами. Поэтому Лейсан, почувствовав недомогание, поспешила поправить здоровье и две недели как лежала в больнице. Сегодня вечером Ильяс должен был забрать ее на выходные домой – врачи дозволили ей, как проживающей в райцентре проводить выходные с семьей.
Не передать словами, как соскучился Ильяс по своей любимой. Без нее все не в радость – дом пуст и холоден, словно бездушен, и еда столовская уже в глотку не идет. В последние дни он даже спать ложился в одежде, не разбирая постель – разостланная, она только навевала воспоминания. Бывало, только ляжет под одеяло, как нос начинает щекотать запах родного человека, вспоминается милая сердцу Лейсан, и сон как рукой снимает.
…Долго не мог он насытиться мгновениями этой встречи: гладил волосы и расцеловывал лицо Лейсан, чья одежда уже насквозь пропиталась больничными запахами. Она же, храня приличия, шутя, отстранилась.
– Сумасшедший… Уж перед людьми то не будем обниматься, – сказала она вырываясь из его объятий, – сейчас я оденусь и выйду, а ты внизу подожди.
– Я сегодня в ночную смену, – ответил Ильяс и печаль отразилась на его лице.
– Да? Ну тогда и я тут останусь, что я буду делать дома одна? Заберешь завтра? – сказала это Лейсан и расплылась в улыбке.
Ох уж эта улыбка, этот зачаровывающий взгляд… Без вина опьянеешь! Ильяс снова прижал жену к груди и, почувствовав тепло ее тела, жадно потянулся к ней.
– Лейсан, я тебя люблю!.. Слышишь? – прошептал он.
Будущая мать, стесняясь за своего мужа, огляделась по сторонам. Ладно, хоть все ушли смотреть телевизор, и никто не видел и не слышал.
– Ну, ладно тебе… Завтра, сразу после дежурства прямиком сюда…
…Вот он уже и на улице. Ильясу уж и светлый день кажется безрадостным и тоскливым. Липкий снег бьет в лицо, залезает под воротник, а когда сел за руль – снежинки, словно издеваясь, залепили ветровое стекло. Разогревая мотор, он наблюдал, как по улице семенили люди, закрывая лица воротниками. «Счастливые, - подумал он, – видимо, спешат домой». Городок, в котором они жили, был невелик, и поэтому в мгновение ока он уже доехал до работы.
Начавшийся буран видать был неспроста. Словно назло все шло наперекор. Вот и спокойного дежурства не получилось. Не успел встать на смену, как пришлось разнимать супружескую пару, сошедшуюся не на жизнь, а насмерть в пьяном угаре. Конечно же, лейтенанту было не привыкать к такого рода событиям. Достаточно было явиться в дом бузотеров, а они, словно ждали того, сразу утихомирились. Было видно, что и сами они рады тому, что сторонние пресекли ссору. По-простому, без оформления протокола, Ильяс ограничился только лишь предупреждением.
Возвращаясь обратно, он почему-то с центральной улицы свернул в сторону больницы. Да и буран словно приутих. Тянуло его в эту сторону. К милой сердцу Лейсан. Подъезжая к повороту, заметил идущую по тротуару молодую пару и усмехнулся про себя: «Снег, мороз, ветер – все нипочем молодым», – и невольно снова вспомнил жену.
Только чем-то эта пара показалась лейтенанту знакомой. Кто бы это мог быть? Замедлив ход машины, пригляделся. Да что ж это такое! Это ж никто иная, как его Лейсан! Точно она! Единственная, любимая! Да нет, не может быть – она же осталась в больнице… Да и беременная она…
И вот словно червь начал точить сердце молодого. Не стало спокойствия. Не может быть! Наверно ошибся. Мало ли на свете похожих друг на друга людей?
Когда же он подъехал к ним, девушка подняла руку и укрыла лицо от яркого света фар, а парень отшатнулся.
– Господи! Да это ж сама Лейсан!
Точно же! Больше ни у кого нет такой шубы. Только в этом году желая отличаться ото всех, на ее шубу приторочили лисий опушок. Это только Лейсан! Вмиг Ильяса прошиб пот. Что есть мочи сжал руль и выжал педаль тормоза до упора. «Ах, …! – крепко сматюгнулся он, – Знает, что я на дежурстве уже и спелась с кем-то. Значит как я за порог, так и другого под бок!.. Так выходит, что и ребенок не мой…»
Все поплыло перед глазами… Притормозив вышел из машины и не в силах совладать с собой, со всей дури ударил кулаком в дверь. Даже боли не почувствовал, хотя разбил кулак вкровь. Да кто он этот мужик? Откуда он, как они познакомились? Надо же, а как изображала из себя влюбленную, сволочь… Не-е-ет… Не даст он спуску этим насмешникам.
Ильяс завел машину и не видя белого света помчался меж домами. Скоро же и догнал парочку. Выжал педаль газа до самого пола и направил уазик прямо на них. Не ожидавшая этого пара спаслась в ближайшем сугробе.
Взвинтивший себя до крайности Ильяс насилу остановил автомобиль и решил чуток остыть. Только затянувшись сигаретой, пришел в себя и начал рассуждать: «Погоди-ка, Ильяс… Постой! Предположим, ты их задавил. Ну, посадят тебя за убийство, и что? Полегчает? На волосок был от того, чтобы совершить преступление. Да еще и на служебной машине».
Уж сколько раз в различных ситуациях на работе лейтенанту приходилось поборов эмоции обращаться к своему разуму. И проснувшиеся профессиональные навыки подсказали ему вернуться на место, где парочка упала в сугроб. Конечно же, их и след простыл. Но Ильяс все же обрадовался тому, что они остались живы.
Вернувшись за руль, он снова вытащил сигарету и погрузился в раздумья: «Этот мужик, возможно, был у нее до меня. Прежняя любовь… Люблю я Лейсан. Что же делать? Притвориться, что ничего не было? Только как же дальше быть? Всю жизнь прожить с мыслью о возможной измене, воспитывая чужого ребенка? Постой, да ведь Лейсан знает его автомобиль – значит, она уже знает обо всем. Сейчас надо просто поехать и поглядеть в ее глаза еще раз. Там и порешает этот вопрос. Та-а-ак… Поехать в больницу и через дежурную найти ее…»
Время было позднее, и больничная дверь была заперта. На долгие звонки вышла молодая дежурная.
– Куда пошла Лейсан из первой палаты? – спросил он с ходу. Почему-то собственные слова гулким эхом отдавались в его голове – видать поднялось давление.
– А где ей быть? У себя она, отдыхает…
Нахмурившись мрачнее тучи, Ильяс отодвинул девушку и пошел по коридору прямо к палате Лейсан. Дежурная, испугавшись, даже слова не вымолвила.
– Ильяс!
Тут его словно молния пронзила.
– Лейсан!
– Ильяс, что ты тут делаешь?
– Это… Ну, Лейсан… Это…
Язык не поворачивался сказать что-либо. «И когда она успела вернуться и переодеться? Хех… И халат, и тапочки одела еще».
– Это, Лейсан… – Не зная, что и делать, Ильяс сказал первое, что пришло в голову: – Давай собирайся, я за тобой…
– Вот тебе раз! Что ж ты раньше то не сказал? Разве ты не на дежурстве? Сегодня уж я никак не могу ведь вернуться. Я свою одежду дала Галие из нашей палаты. Знаешь ведь, тех, кто не с райцентра, деревенских, не выпускают… А у нее как раз муж приехал – вот и дала ей. Сейчас они пошли к родне.
– А-а-а?!
Не зная, что и делать, Ильяс зашелся в хохоте. Лейсан же, не понимая причин веселья, нахмурила брови:
– Неужто напился? Пошли в коридор, хватит девчат удивлять. А руку где разбил? Иди уж, сейчас бинт принесу, – и еще добавила в сердцах: – вот дурак…
– И без выпивки опьянеешь тут. Вот я дурак, вот идиот! Умница моя, красавица, единственная ты моя! Если б ты знала, как я тебя люблю…
В одном порыве он подхватил свою Лейсан на руки и закружил по палате. И только набежавшие на шум медсестры насилу смогли его утихомирить и выдворить из больницы.
настроение: Надеющееся
Покажи мне малиновый лиф…
покажи мне малиновый лиф, не забудь приколоть (c) А.Коровин |
Без заголовка
Здравствуйте, уважаемые авторы! С наступающим Новым годом!
Литературный журнал Парадоксы творчества приглашает вас опубликовать свои произведения. Мы вас ждем! Пишите: anytka-k@mail.ru (сборник издается за счет авторов).
Призыв о помощи!
Братья и Сестры...!
Мне нужна помощь в организации проведения игр, где главным героем будет человек... для него пишется сценарий о котором он не знает но выполняет его безропотно.... Сценарий игр должен быть построен на человеческом страхе и его кошмарах.... Если у Вас есть предложения и вопросы пишите... Обсудим Ваши предложения...
настроение: Внимательное
СНЕГОПАД
Что снежинки белые падают вниз
И ложатся на лицо
Или на былой карниз.
И за то, что этот снег,
Тая на моем лице водой,
Он сливается с слезой,
Замедляя ее тихий бег.
ПОМОГИТЕ!
СТАНИСЛАВские записки ---- РОЛЬ или КАМЕРА ОДНОГО АКТЁРА ----
------------------- «Чужую роль играть мы не должны» — сказал великий классик. А на деле всё иначе…только для одних чужая роль — невыносимая пытка, а для других, как запретный плод, который всегда сладок…
Экспериментальный драматический театр, в котором служил молодой артист Стёпа Иванушкин горел синим пламенем. Не хватало средств даже на содержание немногочисленной труппы. Камерный, на двести мест, зал заполнялся лишь на четверть. Ибо, то что ставил театр на своей сцене, а именно, изрядно закатанную и изуродованную классику, с её вечными ценностями, успеха не имело, так как простые обыватели были преисполнены иными ценностями, сиюминутными, и не знали даже, что с ними будет завтра.
И тогда режиссер театра, тридцатидвухлетний, Эдик Загоруйский, дабы спасти своё детище, решил подойти к репертуару по-рыночному. И повернулся лицом к новоиспечённым, так сказать, драматургам, творчество которых сводилось лишь к модному нынче — ё-моё, то есть к тому, что, говоря топорным языком, хавается. Но и на это ё также были нужны немалые у.е.
И режиссер обратился за помощью к муниципальным властям, гарантируя слугам народа хороший куш со сборов. На что, далёкие от идеологии чиновники, которых он, кстати, нашёл в элитном казино, не отрываясь от игры, дали понять, что муниципалитет существует исключительно на средства от доходов игорных заведений и распродаж недвижимости и попросили режиссера подождать до первого крупного выигрыша, тогда, мол, и покумекаем. А сколько ждать? Год, или… вечность, ни то, ни другое, понятно, Загоруйского не устраивало, и, собрав всю свою труппу, он по-гамлетовски воскликнул:
— Быть или не быть?! — и почесал за ухом, словно по сусеку, — и где бы нам этого бабла найти, да побольше…
Вот тут-то и появился Стёпа Иванушкин, и говорит:
— Есть у меня один знакомый на примете — Председатель коммерческого банка «Приют», некий Валевич. Ещё не так давно по бедности вместе челночили. Хотя на все сто и не гарантирую, но попытка, как говорится, не пытка.
И, получив благословение режиссера, окрылённый надеждой Иванушкин, уже через час, сидел в комфортабельном офисе, перед сияющими очами банкира Валевича, который, узнав старого кореша, как-то удивительно несказанно обрадовался, словно перед ним восседал матёрый олигарх с многомиллиардным состоянием. И, с деланным вниманием выслушав катастрофическую проблему, банкир решил непременно помочь развивающемуся театру, не преминув при этом признаться в своей безграничной преданности вечному искусству Мельпомены и даже щегольнул некоторыми познаниями из области классической драматургии.
А дальше всё было как во сне. Валевич ничуть не опасаясь лишних глаз извлёк из настенного потайного сейфа, что под портретом Президента серебристый кейс и положил на стол перед артистом и, чуть покрутив цифровой замок, открыл. Стёпа Иванушкин так и ахнул, едва не рухнув со стула. Кейс до отказа был набит пачками новеньких зелёных банкнот.
— Здесь полтора миллиона. Хватит, надеюсь, — не без бахвальства заметил Валевич, надменно глядя на поверженного Иванушкина, который, лишившись дара речи, только как глухонемой, что-то замычал, спонтанно жестикулируя руками.
— Понятно. С лихвой, значит…— осклабился банкир и, закрыв кейс подвинул Степану, — можете забирать! — сказал небрежно, словно это был дорожный чемоданчик с бельём.
— Как?! — наконец прорвало Иванушкина. — А разве не через банк?! — Он всё ещё никак не мог поверить, что так вот, запросто можно заполучить любую, даже астрономическую сумму.
— А зачем? — удивился банкир, как-то с прохладцей. — Я думаю нам ни к чему эта официальность, бюрократическое бумаготворчество и уж тем более грабительские для вас проценты, — и, склонившись над артистом, обнял за плечи, — ведь мы с вами старые друзья, Стёпа, не правда ли? Ведь я ещё по сей день ощущаю во рту, тот, горьковатый вкус Бородинского, последней горбушкой которого мы делились в самый, наш, голодный период, — и, похлопав Степана по плечу, положил перед ним чистый лист.
— Считайте, что я вам одолжил из собственных сбережений под расписку, что ваш театр обязуется погашать энную сумму с кассовых сборов, без ограничения срока. Лады?
— А если пожар… Театр сгорит…— засомневался Степан.
— А если завтра война?! — срикошетил банкир и, спрятав расписку в карман, просил его о том не беспокоится и, поднявшись из-за стола, самолично проводил артиста до выхода.
Иванушкин, зажав кейс подмышкой, чтоб не слишком бросался в глаза, лёгкой, пружинистой походкой направился к метро. Только бы скорее, обрадовать Загоруйского. Но охваченному эйфорией Степану и в голову не могло придти, что за столь необоснованно-вызывающей добротой может скрываться роковой подвох. Что так оно и вышло. У самого входа на станцию его обступили двое неизвестных в штатском и, не предъявив никаких документов, резво подхватили под руки и, затащив упирающегося Иванушкина в чёрный Мерседес, доставили в Особый отдел по борьбе с организованной преступностью, где ему предъявили обвинение в совершении разбойного нападения с целью ограбления на господина Б. — генерального директора Спиртзавода «Янтарь». Хотя он был ограблен ещё неделей раньше, как раз возле банка «Приют», крупным акционером которого являлся и, будучи не в ладах с Валевичем, готовил на него убийственный компромат. И когда Б., выйдя из банка садился в своё «Вольво», двое неизвестных в масках оглушили его дубинкой по голове и, забрав кейс с валютой и компрометирующими документами, бандиты бросились во двор, примыкающий именно к банку, что и успел заметить пострадавший, теряя сознание.
Так, непростительная оплошность преступников, бросивших тень на свою же плетень, стоила Валевичу огромных неприятностей. В «Приют» зачастили правоохранительные органы, придирчиво допрашивали каждого сотрудника и особенно Валевича, зная их с Б. далеко не радужные отношения. Поговаривали даже о расформировании «Приюта». И Валевич, дабы спасти честь банка, решил отвести огонь в сторону и стал лихорадочно соображать, кому из недругов подбросить злосчастный кейс, так же, как добросовестные силовики подбрасывают наркотики неугодным. Но его величество случай сам представился, только в образе друга — простодушного Иванушкина. И Валевичу, с помощью своих людей не представило труда подставить артиста, якобы пошедшего на дерзкое ограбление ради спасения театра от неминуемого краха. А дальше, как по накатанной — физические выбивания фактов, зомбирующий гипноз, отупляющие инъекции и, как результат — признание в содеянном. Скорый суд, потому как — неправый, и 5 лет строгого режима.
— И главное, ни за что! — бесился Загоруйский, пребывающий вне себя.
Так, по глупости потерять ведущего актёра в разгар сезона…. И матерно ругал себя, что не поехал тогда со Степаном. Ведь Иванушкин только на сцене гигант духа, а в жизни — одинокий, беспомощный двадцативосьмилетний ребёнок. Вляпаться по самое некуда. И Эдик, теперь мучительно думал о возможностях реабилитации артиста.
Режиссер добился аудиенции к прокурору области Трофимову. Он слыл заядлым театралом и нередко отсыпался на его антрепризных спектаклях. Но и прокурор, седеющий, одутловатый мужчина, дал понять Загоруйскому, что, слишком влиятельные особы, — и вознёс над собой палец, — являются ярыми сторонниками банкира. И что единственно в его силах — поговорить с кем надо, чтобы те оставили осуждённого под боком. В одиночной камере. А там. Скосить срок до двух с половиной лет. Как за хорошее поведение. На том и расстались…
И время пошло, для кого-то незаметно, как летняя белая ночь, а кому-то и один день казался невыносимой пыткой, вечностью…
Так, у Загоруйского всё складывалось как нельзя лучше. Правительством было принято постановление об увеличении денежных дотаций на развитие науки и культуры. И муниципалитет, скрипя душой, всё же взял на баланс уже было загнувшийся театр. Да и режиссер, уже давно плюнув на этикет, всё больше обращался к злополучной теме жестокости и секса — как отражению действительности, которая снова со сцены неслась в жизнь, ещё больше усугубляя трагизм той самой действительности. И публика, в основном извращённая ломилась на спектакли, скорее не из-за банальных постельных драм, а исключительно, чтобы пресытится несущейся со сцены ненормативной лексикой, за которую в иных общественных местах карали крупным штрафом.
Так же, раз в месяц, Загоруйский наведывался к Иванушкину на деловое свидание и делился с ним последними новостями, в первую очередь театральными. И Стёпа жадно вникал в каждый живой нюанс с воли, ностальгически вздыхал и при расставании навзрыд плакал, уткнувшись обветренным лбом в квадратное плечо Эдика.
И вот, наконец, долгожданный момент. Ровно через два с половиной года, по постановлению Суда, Иванушкин, за примерное поведение, получает желанную досрочку. Но ещё за месяц до столь знакового дня режиссер передаёт Степану текст его новой роли из премьерского спектакля, в котором он будет играть сразу же по освобождению. И примерно в это же время неожиданно отправляют в отставку прокурора Трофимова, а на его место назначают Хайфмана, человека с довольно крутым характером и нервозного. А неделей позже Служебная комиссия из восьми человек во главе со Всетюремным генералом Бромбергом приступает к плановой проверке мест не столь отдалённых. И надо же, впервые в этой акции решил принять участие сам областной прокурор, как будто из его прихвостней не было кого послать. А может сей орган решил малость попиариться накануне региональных выборов, дабы заявить о себе во весь голос.
Короче, всё было относительно хорошо, до того момента, пока комиссия не посетила пресловутую тюрьму, где содержался Иванушкин, как раз за сутки до его освобождения. Придирчиво проверив ряд камер и, выслушав (для приличия) жалобы и пожелания заключённых, члены комиссии подошли, наконец, к камере нашего героя. И тут произошло нечто такое, что заставило их на некоторое время буквально остолбенеть.
— Ты, нелюдь в человеческом обличье, — вдруг раскатисто прорвалось сквозь железный занавес Камеры одного актёра. — …..Ты оборотень — не прокурор, ты мракобес, продажная скотина! За взятки ты готов страну и в хвост и в гриву поиметь. Как нацию — всех русских уничтожить! Ты и меня распял, христопродавец, на скалах где господствует уран, за то, что помешал твоим антихристовым слугам приХватизировать под Моисея землю, что почитаемая русскими ещё с языческих времён, когда мы поклонялись Солнцу! И то, что нам теперь принадлежит по праву… Но я воскрес! И я от имени Святой Руси Великой пришёл вершить свой правый суд! Твой скорбный час настал подонок иудейский. Ты! Мерзкий ставленник жидо-Масонской Чёрной ложи, порхатый гнусный изувер — УМРИ!!!......
И члены, окаменев,словно языческие болванчики, с округлившимися от ужаса глазами, в скорбном молчании уставились на, смертельно побледневшего и вконец шокированного Хайфмана.
— Что всё это значит? — наконец сдавленным утробным голосом произнёс прокурор и с лютой ненавистью посмотрел на побагровевшего начальника тюрьмы.
— Да это артист. Не обращайте внимания, - и подполковник повертел пальцем у виска, мол, юродивый, что с него возьмёшь, — сидит за разбой. Завтра освобождается, досрочно, за хорошее поведение…
— И это ты называешь хорошим поведением?! — уже вне себя выкрикнул прокурор и повернулся к судье, — Генрих, сделай так, чтобы этот выродок гнил до конца срока! Да в общую камеру его, с рецидивистами! — и, резко развернувшись, крупно зашагал прочь, увлекая за собой членов комиссии.
Загоруйский узнал о случившимся на следующий день, когда утром, принарядившись, с бутылкой шампанского в руках, поехал за Иванушкиным. И режиссеру в грубой форме было отказано даже в коротком свидании с заключённым. До особого на то распоряжения.
— И как такое могло случиться, — недоумевал режиссер, — анекдот какой-то, и не иначе… Вот если бы Трофимов, — он бы уж точно поинтересовался причиной столь неадекватного поведения зека, а выяснив — от души посмеялся бы… Но Хайфман — не Трофимов, либо он параноик, мнительный до болезненности, либо — ещё тот гусь! И суровая правда, похоже ему сильно кольнула глаза и вывернула наизнанку его порочную душонку.
И Эдик тут же всеми правдами и неправдами попытался связаться с прокурором — новым для него человеком. Но ему ответили, что Хайфман на совещании в Мэрии и будет к вечеру, но навряд ли примет, потому как тут же уедет. И это «навряд ли» никак не устраивало Загоруйского. Он представлял, каково сейчас Иванушкину на зоне и уж никак себе не мог представить срыв, предстоящей на днях громкой премьеры, и не секунды немедля поспешил в Областную прокуратуру.
Хайфман действительно прибыл только к концу дня, заодно с Бромбергом, подписать кое-какие документы и сразу же на уикэнд с отборными тёлками, которые вот-вот должны были подъехать на своих «Ягуарах». И, заметив режиссера, прокурор наотрез отказал ему в аудиенции, мотивируя тем, что дело уже решённое и обжалованию не подлежит. Но Загоруйский не был бы режиссером, если бы не умел стоять на своём, и буквально рухнул перед прокурором на колени, умоляя хотя бы уделить ему пять минут и выслушать, мол, то что произошло всего лишь досадное недоразумение, роковое совпадение. Ибо, во время вашего променада актёр, будучи в образе несправедливой жертвы правосудия, этакого современного графа Монте-Кристо, именно в этот день усиленно репетировал свой заключительный монолог из нового спектакля «Оргия масонов», премьера которого должна состояться буквально на днях… И в доказательство достал из дипломата увесистую брошюру с пьесой и, раскрыв на нужной странице, указал Органам на каверзный отрывок, пытаясь так же убедить их, что кроме Иванушкина никто так правдиво не изобразит русский характер, ибо в его театре, среди прочих актёров, Иванушкин единственно — русский, которого впору вносить в Красную книгу, как, впрочем, скоро и всё русское население страны. На что Бромберг лишь кисло осклабился, а Хайфман, недобро взглянув на режиссера, лишь пренебрежительно заметил, что ваш спектакль имеет нездоровую тенденцию, прямо скажем, с антисемитским душком и в определённых общественных кругах, несомненно вызовет бурю протеста. На что Загоруйский резонно заметил, что данная провокация делается сознательно, исключительно ради рейтинга, поднятия престижа театра и его статуса, и что представители СМИ и оных кругов специально разыграют хорошую драчку вокруг спектакля и моего имени. А там посмотрим… Ведь в нашем деградированном обществе всё негативное, отрицательное, моментально становится положительным и привычным.
— Да уж, посмотрим… — не без иронии поддакнул прокурор, — но учтите, если на вас поступит хоть одно судебное заявление, будьте уверены, уж под сукно не запрячу.
— Что ж, — кокетливо вздохнул режиссер, — тогда и этот спектакль с моей публичной казнью придётся разыграть.
— Ну, ну… — язвительно подтрунил Хайфман и оценивающим взглядом смерил Загоруйского как будущего соперника-игрока и нетерпеливо покосился на настенные часы.
— Ладно уж, забирайте своего паяца Иванушкина.
— Можно сейчас? — сорвавшись с места радостно засуетился Эдик.
— Нет! Завтра, — отрезал прокурор, — дело за судьёй, а он в данный момент на приёме у Мэра, и встал из-за стола, давая понять режиссеру, что аудиенция закончена.
— Кстати, я утром еду на зону, можем вместе, — с готовностью предложил генерал, и в ту же секунду раздались музыкальные позывные клаксонов вперемешку с бьющей по мозгам магнитофонной какофонией.
— О, никак наши золушки подрулили, — восторженно воскликнул Бромберг, подходя к окну.
И оба, как два ретивых жеребца, подхватив подмышки пакеты с дорогим вином и закуской, ринулись навстречу сладострастному кайфу жизни.
А на следующий день, ранним утром чёрный «Хаммер» резво подкатил к тюремным воротам. Генерал и принаряженный режиссер чинно прошли через проходную, мимо вытянувшихся по струнке дежурных во главе с капитаном.
— Всех офицеров и сотрудников немедленно в актовый…— на ходу распорядился генерал.
— Есть! — чётко козырнул капитан и не успел он ретироваться, как перед ними появились запыхавшиеся, начальник, с заместителем.
— Беда, товарищ генерал! — выпалил раскрасневшийся подполковник, — Иванушкин повесился! Час назад! Хотели к рецидивистам перевести…
— Как повесился?! — воскликнули одновременно генерал с режиссером, и ошалело уставились друг на друга…— А ну!... — и все галопом рванули к камере.
Возле настежь раскрытой двери нерешительно топтались двое служивых, а в камере санитары колдовали над обезображенным трупом, освобождая вздутую, посиневшую шею от тряпичной петли. Режиссер дабы не упасть в обморок прислонился к холодной стене и, закрыв голову руками, тиха завыл.
— И чьих это рук дело?! — процедил сквозь зубы Бромберг, строго глядя на потупившихся рядовых.
— Виноват товарищ генерал, я приказал! — рьяно выпалил подполковник, — Это потом выяснилась потеха, а тогда по горячке, решили малость проучить…
— Мерзавцы, гады… Кто вас просил?!
— Но товарищ генерал, — заступился за шефа майор-заместитель, — то был вопиющий случай, оскорбить самого…
— Пошли вон отсюда, олухи! Всех повыгоняю к чёртовой матери! — изощрялся генерал, как бы теряя самообладание.
Рядовые послушно отошли, но подполковник с майором продолжали стоять на вытяжку, прекрасно понимая, что Бромберг никого не выгонит, ибо сие гадюшное место никогда не было свято.
Генерал подошёл к режиссеру и, по-отечески обняв за плечи, попытался его утешить:
— Извини старина, как-то по-скотски вышло, не уберегли, понимаешь, не предусмотрели…
— А я ведь как сердцем чувствовал, надо ещё вчера было ехать, — с горечью в голосе запричитал режиссер, размазывая по щекам скупые мужские слёзы, — да и Стёпа так радовался досрочному освобождению, последние дни отсчитывал, словно солдат до дембеля. Да что там — каждую минуту ускорял, уходя с головою в роль, с которой он уже было отлично справился, и надо же… Единственный русский актёр… Э-эх, — и, горестно махнув рукой, Загоруйский скорбно поплёлся за санитарами, поспешно уносящими тело.
— Да-а, нехорошо вышло, — вздохнул генерал, уже как-то безучастно, — жалко парня, со своей-то ролью, производственной, он, похоже, справился, а вот роль козла отпущения предназначенную ему судьбой, увы, он осилить не сумел, не выдюжил, сломался… — и уже по-доброму снисходительно посмотрел на надменно ухмыляющихся подчиненных:
— Ладно уж, палачи ретивые, идите, продолжайте исполнять свою не предначертанную роль!
----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Стани-Мир-47 --------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Метки: Станислав Мирошниченко
Эссе о Франции "Из путевых заметок. Часть II".
Я слушаю Патрицию Каас, и мысленно возвращаюсь во Францию. прошло несколько месяцев, улеглись многочисленные беспорядочные впечатления, полные эмоций и восторга. Осталось истинное.
Париж - красивый ажурный город. Сочетание белого камня и декоративных узорчатых решётчатых балконов при классической респектабельной простоте архитектуры создают такое впечатление. Уютно от многочисленных уличных кафе. Приятно посидеть за столиком и насладиться красотой и тишиной улочки, понаблюдать за людьми. В общем, почувствовать "скромное обаяние буржуазии". Кстати, елисейские поля - просто улица, длинною 2 км. И почему так много шума? Да и мусора на улицах много. Это почему-то для меня было очень обидно.
Нет, Париж ничем меня не удивил... Но остались сокровенные места. Мои отныне и только мои.
Монмартр! Когда-то богемный мир, теперь место паломничества туристов, бедный и один из самых криминальных районов Парижа. Но место необыкновенное. На маленьких улочках Монмартра всё дышит искусством - это витает в воздухе...
Собор Парижской Богоматери. Теперь я понимаю, почему В.Гюго развернул действие своего одноимённого романа именно в этом соборе. Он потрясает внутренней громадой своих сводов, мозаичными витражами и мраком. Когда я вошла в собор - там шла служба. Это не передать словами! Это настоящее действо. я поняла до конца суть мистерии.
Ещё в памяти останется один уголок Парижа - то ли маленький замок, то ли дом богатого вельможи, утопающий в зелени, который вдруг неожиданно появился, когда мы проплывали на кораблике по Сене, и поразил меня своим волшебством. Как мне было жаль, что я не смогла схватить кадр, запечатлеть навсегда это необыкновенно романтическое место.
И ещё есть одно место в Париже, которое для меня останется самым любимым и сокровенным - это старинная готическая церковь при Сорбонне. Потрясающая готическая стрельчатая архитектура, но не такая помпезная и величественная, как у Собора Парижской Богоматери, а домашняя. Древние стены делают это место таинственным. Даже от маленького сада при соборе веет какой-то тайной древности, хотя вот только что, когда мы входили в сад, садовник заканчивал работу и тихо ушёл, чтобы не мешать нам. Мы как будто вторглись в чужое время и нарушили жизнь духа средневековья...
Меня больше очаровала сама Франция, точнее Нормандия - долина Луары (Долина Любви, как её называют, и замков), древний город Сен-Мало - город короля Артура, омываемый водами Атлантики (удивительный цвет воды - бирюзовый). Но самое главное - это монастырь Сен-Мишель, возвышающийся на 80 метров над уровнем океана и окольцованный водами Атлантики во время прилива. Это место навсегда останется в моём сердце. Вряд ли я смогу описать то состояние, которое меня охватило, когда мы поднимались по крутой узкой улочке нижнего города к монастырю, и то, что я увидела. Это было такое состояние, которое остается после чтения романа У.Эко "Имя розы": величие и тайна Средневековья предстали передо мной. Омываемый океаном монастырь с неожиданными переходами и мостиками, с цветущим садом, огромной трапезной, с монументальными колоннами, казематами я никогда не забуду. Я как будто прошла сквозь время и вдохнула таинственный, суровый, интригующий мир средневековья. Вообще я заметила, что меня давно стал привлекать этот период истории человечества, его строгое величие, его готическая тайна.
Монастырь Сен-Мишель - это самое сильное моё впечатление о Франции. Его по праву называют восьмым чудом света. Это лучше, чем сказочный, кукольный Брюссель, в котором нам всем захотелось остаться, чем респектабельный Берлин, чем блистательный Париж и изысканный своей оригинальной простотой и неординарной архитектурой Амстердам!
Юное
Еще источающую аромат свежести...жизни..лета
нет, это даже не ее запах .....
вобрав в себя колкость первой корочки на лужах, замороженный запах осени и последнии лучи еще теплого солнца...и..и ...
она была прекрасна! и ей очень шла эта юбочка из снежинок
нет..нет..это же обман чувств,
она замерзла ..снег убил ее живительный сок, но именно этот сок сохранил память...замонолитил форму..
...а ромашка потихоньку оттаивала в натопленной комнатушке, и по лепесткам стекали запахи осени..она плакала...листики зашевелились под тяжестью пробегающих по ним отголоссков солнца...
мое сердце дрогнуло..
я не веря..пыталась спасти...
нет, даже не спасти, а продолжить хотябы многвением ее увядающую жизнь или пытаться разбудить ..
Налила воды..точно помню, я еще попробовала чтобы она была теплой...
Казалось, стала оживать...
Напрасно...=( такое же чувство упущенного...измененного
Она оттаила..и с последней слезинкой повесила голову набок.
Замерзшей...скованной ледяным гипсом, она была памятником жизни...оттаив- лишь лужецей смерти....
парадоксы бытия
Про питерских котов-5.
На всех просторах наших городских.
И ей теперь до боли все знакомо,
И бойкий нрав навеки приутих.
Скажи,чего искала ты от жизни?
Скажи ,о кошка,что же ты нашла?
В твоей душе осколок романтизма,
Мечтаний поугасших всех зола.
Кладбище солдат
В могильной тьме, и просто тихо ждут,
Когда Спаситель будет на Земле –
Бесстрастен будет ли хоть этот суд?
И кто-то был – добрейшая душа,
А кто-то был предателем, быть может,
Но шли бок о бок в стену из огня,
И их могилы как одна, похожи;
Ушли за правдой слишком далеко,
И все обязаны идти по той дороге,
Кому обязаны, чем именно, за что? –
Такой закон придуман для народа;
Добро пожаловать на кладбище солдат –
Два года службы длятся сотни лет;
Из жизни выдернула, не спросив, ребят,
И сожрала Отчизна на обед.
Добро пожаловать на кладбище солдат,
Здесь осуждённые на смерть покорно ждут,
Когда настанет время Страшного суда,
Там оправдают ли покоящихся тут?
настроение: С чувством выполненного долга
слушаю: System of a Down - Soldier Side
ГЛАВА ПЕРВАЯ
3 июня 2089г.
2часа 35минут.
Открыв глаза, Сергей непонимающим взглядом уставился на часы. Мысли его еще находились в полной власти сна и явно не желали от этой власти освобождаться. Когда, все-таки, до него дошло, что еще нет и трех часов, он, удивившись своему внеурочному пробуждению, по старой, сохранившейся еще с детства привычке перевернул подушку, дабы прогнать все кошмары и плохие сны сменить хорошими. Закрыв глаза, он попробовал заснуть. Но сон, вместо того чтобы подхватить его своими теплыми волнами и увлечь мягкими водоворотами в непознанное ни одним человеком состояние сладкого забытья, уподобился одной лишь волне, которая, утратив все свои силы в наступлении на сушу, откатывалась назад. С каждым мгновением она становилась все дальше и дальше, оставляя Сергея в полном одиночестве на пустынном берегу бессонницы.
"Наверное, не сонная сторона, - решил Сергей, - уж лучше кошмары". Он снова перевернул подушку и попробовал заснуть еще раз.
Но в душу уже закралось то гадкое, липкое чувство, словно вот-вот случится что-то ужасное и внутренний голос, либо "второе Я", называйте это, как угодно, взялся за свое сноразрушающее дело, подкидывая в голову всякие сумасбродные идеи. Причем все из них сопровождались яркими иллюстрациями в воображении Сергея и выглядели чересчур плачевно.
Чтоб быть кратким скажу лишь, что редко в финале какой-нибудь подобной истории он видел себя на костылях или в кресле-каталке, с правом на приличную гос.пенсию. Остальные заканчивались совсем грустно.
После двадцати минут безрезультатного засыпания терпение Сергея лопнуло, как мыльный пузырь.
Поднявшись с кровати одним рывком, он стал нащупывать ногами тапочки и, разочаровавшись в своих безрезультатных попытках, решил не продолжать бесполезные поиски. Ступая голыми ногами по упругому ворсу казенного ковра, он подошел к столу, достал из мятой пачки последнюю сигарету, прикурил и жадно, будто перед смертной казнью, затянулся. Секунду помедлив, выпустил сизую отраву в атмосферу каюты и, резко развернувшись на пятках, направился к окну, помянув по пути крепким словцом индейцев с их трубками, а заодно и Колумба со всей его командой.
За овалом оконной рамы, мягко отражая солнечный свет, неподвижно висела Луна. Под легким дыханием ветра шелестела листьями молодая березка. Склоняясь, иногда, к самому окну она, словно просясь внутрь, с едва слышным шорохом проводила гибкими ветвями по стеклу.
- Свет – двадцать процентов. Кофе – семьдесят градусов.
Луна, лихо описав плавную дугу, скрылась за горизонтом, а прямо напротив окна, над макушками далеких холмов высунулся оранжево-красный диск Солнца. Помещение наполнилось нежным розовым светом, и все предметы приобрели легкий пунцовый оттенок.
Созерцая электронный пейзаж, Сергей докурил сигарету, вмял ее в гору окурков в пепельнице и, отхлебнув буржуйского напитка, глянул на часы. Как раз в этот момент они начали отбивать три часа.
Да, такими часами сейчас вряд ли кто сможет похвастать. Чисто механические. Ни единой электронной загогулины. Да, вдобавок, еще с громким, мелодичным боем.
Эта фамильная реликвия в семье Волошиных уже третье столетие переходит из рук в руки, от отца к сыну и за все время своего существования не раз сменила весь набор своих внутренностей, но внешний вид оставался первозданным и латунная табличка гласящая:
"Мастерская Пыжикова. 1834г."
уже позеленела от времени.
"Надо будет почистить ее на досуге" – подумал Сергей, а вслух сказал.
- Подай-ка, Колян, на мой экранчик копию главного монитора.
- Слушаюсь и повинуюсь, хозяин!
- Давай, давай. Хорош паясничать.
- Готово!
Панорама за стеклом слегка моргнула, а затем резко изменилась. Теперь большую часть окна – экрана занимал серо-голубой шар планеты, на чьей орбите они находились уже почти две земных недели. Все остальное его пространство поглотила безжизненная тьма космоса с редкими вкраплениями звезд, переливающихся всеми цветами радуги и хоть как-то оживляющих этот унылый пейзаж.
- Товарищ капитан, разрешите обратиться?
- Валяй.
- Прошу прощения за дерзость, но не лучше ли будет выпить снотворного и лечь спать? А то после вашего прошлого ночного пробуждения у нас отказали два фотонника из трех и мы торчим здесь уже двести девяносто шесть часов. А в позапрошлый раз нам пришлось…
- Ладно, хватит ерунду собирать. – Прервал Сергей компьютера. – С каких это пор ты стал суеверным?
- Не собираюсь ни на что намекать, но, по моему, с тех самых пор, когда вы вступили в должность капитана "Стража". – Съехидничал Колян.
- Вот урод. – В сердцах обронил Сергей.
На что компьютер незамедлительно сделал еще один выпад.
- Товарищ капитан, используя в обращении к своим подчиненным такие слова, вы можете, не ровен час, спровоцировать проявление с их стороны адекватной, защитной реакции.
- Да я это вовсе и не тебе сказал, - поняв, о каком подчиненном идет речь, стал отговариваться Сергей.
- Я, честное слово, очень хочу поверить вам, но почему-то не получается.
- Ну ладно, извини. – Сдался капитан. – Больше этого не повториться.
- Вот и прекрасно. Со временем вы станете настоящим образцом поведения для всего личного состава крейсера.
Тут Сергей не удержался и безапелляционным тоном заявил.
- Слушай, брат. Хочешь – обижайся, хочешь – нет, но ты, все-таки, урод. И никаких извинений от меня больше не дождешься.
- Да я, в общем-то, не сильно и ждал их. Все равно у меня в цепи распознавания обид предохранитель сгорел. Так что я их и не замечаю. А вот задеть кого-нибудь за живое это по мне.
- Все, хватит разглагольствовать, живодер бестелесный, лучше делом займись.
Уверенность в том, что скоро что-то случится и, наверняка, не радостное событие, крепла в душе Сергея с каждой минутой.
"Может эта способность, предчувствовать различные гадости – результат огромной ответственности на моих плечах, - подумал он, вливая остатки кофе в рот, - но тогда уж действительно, кромсайте мозги человека, хоть на тысячи кусков – загадок все равно не убавится".
- Можно уточнить, каким делом? – поинтересовался Колян вкрадчивым голоском, выждав пару секунд.
- Можно. – Ответил Сергей. – Просканируй весь электромагнитный спектр, вплоть до нижних световых частот. Отправь зонд к другой стороне планеты. Пришли пачку сигарет. Нагрей кофе. И поведай мне о ходе ремонтных работ в машинном отделении.
- Разведывательный зонд отстыкован, прибытие в заданный район через двадцать одну минуту. Кофе нагрет до семидесяти градусов, сигареты в гнезде пневмодоставки. Проверка электромагнитного спектра завершена – кроме хаотических всплесков энергии, ни каких сигналов не обнаружено.
Здесь компьютер, начавший безо всякого вступления, сделал небольшую паузу, словно переводя дух, после выпущенной тирады, чем еще раз удивил Сергея своей схожестью с человеком, и продолжил.
- Теперь о ремонте. Второй гипердвигатель восстановлен и работы на нем полностью прекращены. Энергетические линии первого заменены на шестьдесят семь процентов. Все вышедшие из строя генераторы поля восстановлены. Основной реактор двигателей испытан на холостом ходу и готов к эксплуатации. Так что, - резюмировал Колян, - минут через сорок пять – пятьдесят мне придется вас разбудить для доклада о завершении ремонта.
- Считай, что от этой необходимости я тебя избавил.
- Благодарю. Хотя, честно говоря, немного жаль.
- И с чего же это, интересно мне знать?
- Да так… - уклончиво промямлил Колян.
- Нет уж, будь добр отвечать на заданный тебе вопрос.
- Да чего там отвечать-то. Просто, когда я бужу вас среди ночи, то узнаю, иной раз, новые для себя слова, а если повезет, даже целые фразы.
- И что, например?
- Ну, например, куда можно кого-нибудь отправить, чтобы он никогда не дошел до места назначения. В общем, много чего.
- Хм… так вот ты где матюгаться выучился, паршивец. Подслушиваешь за сонной солдатней. – Сергей наиграно повысил голос, создавая рассерженный вид.
- Может вы объясните мне, товарищ капитан, что означает слово – "паршивец"? – парировал компьютер и залился раскатистым искусственным смехом.
Колян – бортовой компьютер крейсера "Страж", оснащенный чипом искусственного интеллекта, был любимцем всего экипажа. Он даже, в некотором роде, считался таким же солдатом, как и полторы тысячи человек находившихся на корабле. И, надо отметить, пользовался вполне заслуженным доверием своих реальных сослуживцев. Он был компетентен в любой отрасли современной промышленности и науки, а при необходимости мог выступить в роли надежного и конфиденциального собеседника. При всех своих замечательных качествах, однако, обладал он и одним недостатком. Колян был страшным словоблудом. И владея и без того огромным запасом острот и шуток, зачастую весьма плоских, он постоянно, всеми правдами и неправдами, преумножал этот бесценный для него капитал.
После того как он первый раз откастерил молодого офицера операторы быстро обнаружили в его речевом файле лишние наборы нолей и единиц и добросовестно потерли их. Но не прошло и месяца, а он уже знал в два раза больше всяких пошлостей и нецензурщины, чем прежде. Причем он эти знания так раскидал по банку данных, что уже ни одному гению не под силу было их отыскать. А уничтожить все файлы – значит в ручную управлять кораблем целых две недели. И забудьте о сиюминутно нагретом кофе…
В общем результатом короткого совещания, решавшего участь Коляна, явилось единодушное решение:
- Пусть матерится…
Что, собственно, он и делал, проявляя свой "тоннельно – лавинный темперамент Шодки".
- Товарищ капитан, зонд исчез. – Невозмутимо заявил Колян.
- Вот те раз! Как исчез? – Не столько испугался, сколько удивился Сергей.
- Просто мгновенно пропал его сигнал.
- Господи, да что за напасти? Расстояние до места исчезновения?
- Двадцать семь тысяч сорок два километра.
- Видишь что-нибудь?
- Вроде бы ни чего. Хотя…
- Что – "хотя", что?
- Интересное дельце получается. Радиоволновые локаторы не регистрируют абсолютно ничего. В то же время лазерный сканер заметил быстро приближающуюся цель. Стоп… это не один, а множество плотно сгруппированных объектов. Расстояние сократилось до двадцати пяти тысяч. Скорость около сорока пяти километров в секунду. Контакт через девять минут, двадцать секунд.
- Тип целей?
- Это ракеты, капитан, сотни ракет.
- Объявляй боевую готовность первой степени! Всем пилотам истребителей приготовиться к немедленному вылету. В первую очередь обеспечить старт трех звеньев – Сенешина, Ступина и Круглова, остальным поддерживать полную боеготовность до следующих распоряжений.
За дверью каюты взвыла сирена. Ледяным голосом Колян оглашал списки пилотов, которым предстоял вылет.
В коридорах еще звенел металлический голос перечисляющий приказы, когда в каюте Сергея зазвучала обычная человеческая речь.
- Что-нибудь еще, капитан?
- Сколько до контакта? – Ответил Сергей вопросом на вопрос.
- Восемь минут, тридцать секунд.
- Повтори всем, что это не учебная тревога. Выводи ремонтную группу из машинного отделения.
- Считайте, что они уже в своих люльках.
Сергей натягивал форму, продолжая отдавать приказы и распоряжения. Застегнув китель до самой верхней пуговицы, он уже собрался выйти в коридор, по которому катился неузнаваемый электронный голос, дублирующий все его распоряжения, но на самом пороге передумал и остановился.
- Сканер позволяет определить точные координаты целей для удара по ним?
- Конечно не так, как приборы радиоспектра, но, в общем, ответ утвердительный.
- Время до контакта?
- Семь минут пятьдесят пять се…
- Весь правый борт – залп легкими орудиями. Постоянно передавай координаты целей пилотам истребителей, так как в их распоряжении только радиодиапазон. Обновление - двадцать миллисекунд. Начинай разогрев фотонных двигателей - номера: два и три. Обеспечь разворот плазменными двигателями и начинай ускорение. Курс – координаты объектов. На мостике кто-нибудь присутствует?
- Стандартная ночная вахта.
- Значит, на двадцать секунд управление возьми на себя. Дальнейший контроль – с мостика.
- Яволь, хер майор. Спасибо за оказанное доверие.
Сергей повернулся к выходу.
- Открыть.
Дверь плавно и почти бесшумно отошла в сторону, освобождая проход. Сергей перешагнул порог, и она так же тихо вернулась на свое место.
Капитанскую каюту от центра управления отделяли каких-то тридцать шагов по коридору четырех метровой ширины, и через десять секунд Сергей уже находился в противоположном его конце.
"Хоть что-то эта страна сделала не через жопу. - Пронеслось в голове капитана, пока тоненький луч изучал сеть артерий его глаза. – А могли бы устроить каюту капитана где-нибудь на "камчатке", так пришлось бы такси ловить, чтоб ездить на работу и обратно".
После одобряющего сигнала зуммера мощнейшая плита входного шлюза с легким шипением пошла вверх…
настроение: Разочарованное
хочется: Чоб вы тоже писали читаемые вещи
Воитель
Как страстно чародейку целовал,
Как поздно понял, как он правду осознал -
Пути-дороги - к вечному скитанью...
Как ветер выл, разрублен острой сталью,
Как поберечься ветер умолял -
Как вызовом он ветру отвечал -
И оставлял руины в едкой гари...
...Застынет в сердце злая черножелчь -
Ведь жаркой крови он не смог сберечь -
И будет трон его стоять среди развалин,
И он на троне - мира властелин,
Он тих, напыщен, мыслями пленим,
И тишина звенит от самых дальних крАин.
настроение: Вредное
слушаю: Аквариум - Волки и вороны
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу
