Я не знаю, какою силой,
Чтоб тебя это убедило,
Наяву умиротворило
Нужно мне обладать сейчас.
Я люблю, хоть проходит время,
Дни сплетая в немые звенья
Бесконечной цепи, и вальс
Мне не слышен. Давно не слышен,
Сарабанда печалью дышит,
Без агонии гибнут листья,
Унесённые ветром вдаль.
Эта осень не стала сказкой,
Отгорело с июлем счастье,
Каждый прячет под глупой маской
Боль, что в душу впаял февраль.
Звёзды падают с неба в море,
Мы послушно играем роли,
Оставляя весну в покое,
За зимою идя след в след.
Засыпает холодным снегом,
Превращая в седую небыль
На краю у бездонной бездны
Подряхлевший от бед рассвет…
Автор: Careless Angel
//////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////
sic_poetry_
11 июля в 12:39
Давайте говорить о будущих погодах,
о том, что проще жить, когда дышать легко,
о маленькой любви и о больших любовях,
и о счастливых днях на ходиках веков.
Прощать и понимать чужих и виноватых,
играющих в слова, как в детское лото,
ехидную хандру кому-нибудь сосватать,
и пусть себе живут (не думать, где и кто).
Рассматривать в окне дождливую унылость
и верить: это всё - почти что благодать.
Искать и находить слова, что позабылись,
а в них самих себя потом искать.
Июлевые сны рассказывать на ушко
тому, кто снится в них, глядит глаза в глаза.
И знать, и знать, и знать, что завтра будет лучше.
Давайте говорить. Слова спешат спасать.
© Copyright: Айла Ше
\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\
Ей было восемьдесят два, давно шли дни на убыль*.
Не для себя она жила, считая каждый рубль.
Жила для внука и детей, носки крючком вязала,
Но часто не спала ночей, ворочалась, вздыхала.
Да, очень больно, хоть убей, и бесконечно грустно,
Но для своих родных детей она слыла обузой.
Ей место дали в закутке, кормили старой гречкой,
И клали спать на сундуке за шторкою у печки.
Зять часто дочери твердил: «Ну, сколько можно, Настя?
Нет никаких мужичьих сил терпеть мне это «счастье»!»
Молчала дочь, лишь иногда перечила с тоскою:
«Мы будем старыми, когда, нас то же ждет с тобою».
Отрадой бабкиной был внук (его так долго ждали!),
Он ей читал тихонько вслух, пока все сладко спали.
Носил ей в закуток обед и сладкое печенье,
Расспрашивал, каким был дед, делился настроением.
«Ба, расскажи мне про войну! Ты тоже воевала?
Ты немцев видела орду, у них в плену бывала?»
«Орду!» - какой же ты смешной, «орда» - у ханов только.
Дед воевал твой под Москвой. И не вернулся, Колька...
Не научилась я, сынок, под сердцем горе прятать.
Война, Колюня, .. не дай Бог!» «Ну, Ба, не надо плакать!»
Она прижмет к себе внучка, и он ее обнимет.
И жизнь уже не так горька в бездушно черством мире.
Но часто снится бабке дед. Зовет ее с собою.
И все трудней ответить «Нет!» и под ребром так ноет…
… Ушла старуха налегке на небо, как на волю.
В ее старинном сундуке нашли записку «Коле!»,
Две пары вязаных носков, запас сухого хлеба
И пряжи несколько клубков, и фото бабки с дедом.
Никто не плакал. Только внук, стеная и рыдая,
Сидел, обняв большой сундук, старуху вспоминая.
Он сухари к груди прижал (старухин клад бесценный),
И боль пронзила, как кинжал. И будто ток по венам.
Мальчишке лишь двенадцать лет. Но он других мудрее:
Не страшно, когда черствый хлеб. Когда душа – страшнее.
* по мотивам рассказа В. Осеевой "Бабка"\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\
\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\
Другие альбомы