• Game • Jean-Pierre Arnault / Antonin Dolohov
Локация: Хогвартс Экспресс
Дата: 31.08.1976 (25.09.2018 - 12.11.2018)
Участники: Жан-Пьер Арно и Антонин Долохов
Заголовки газет, английского «Пророка» и его французского коллеги, пестрели сообщениями о событиях, развернувшихся в Каледонском лесу, а также вскоре последовавшем за ними зловещего предупреждения, и последние дни в резиденции Арно были заполнены громкими спорами и истериками, так как решалась судьба последнего учебного года Жан-Пьера в Хогвартсе. Отец предоставил право выбора сыну, довольно мудро избегая конфликта, но его супруга категорически отказывалась отпускать Жан-Пьера из дома, что, собственно, и служило причиной всех разногласий.
- Я не буду отсиживаться дома, как трус, maman! Поеду в Хогвартс и точка! – Жан-Пьер вытер салфеткой уголки губ прежде, чем бросить ее и встать из-за стола. Его мать все пыталась уговорить сына остаться, и продолжать завтрак в том же духе не имело смысла.
- Я скажу отцу, чтобы отправил вас троих обратно в Париж. Там безопаснее, - юноша почти закатил глаза, но решил этого не делать, чтобы не показывать дурной пример младшим, все еще сидевшим за столом.
- С чего ты это взяла? Если то, что говорят, правда, абсолютно неважно, где мы будем. Война коснется всех.
- Не произноси этого слова, Жан-Пьер Арно! - взвизгнула женщина, заставляя Пьера, как и остальных детей, зажать от неожиданно резкого звука уши.
- С Вашего позволения, - юноша слегка склонил голову, все еще сохраняя манеры, как бы ни злился на мать, и покинул обеденный зал. Вещи были уже собраны и ждали у входной двери, готовые к путешествию. Конечно, Жан-Пьеру не особо хотелось покидать дом в такой атмосфере, но ему уже надо было торопиться на вокзал. Обернувшись на пороге, он заметил две головы, выглядывающие из-за угла, и с теплой улыбкой подмигнул братишке и сестренке прежде, чем оставить их на целый учебный год.
На вокзал Кингс-Кросс Арно прибыл с некоторым опозданием, поэтому юноша наспех распрощался с водителем и почти бежал всю дорогу до платформы 9 ¾, толкая перед собой тележку с вещами. Только когда он прошел сквозь стену, что до сих пор было для него волнительным событием, ведь во Франции такого ему делать не приходилось, Жан-Пьер смог перевести дух – Хогвартс Экспресс все еще стоял там, поблескивая черными боками, и ждал своих учеников, которых, казалось, в этом году было меньше. Впрочем, это не так удивляло, учитывая недавние события - наверняка родители побоялись отпускать своих детей в школу, как и мать самого Жан-Пьера. Юноша не был уверен, как бы поступил, будь он тоже родителем. Сейчас же он точно знал, что не собирался идти на поводу у страха перед тем, кто назвал себя Темным Лордом, тем более в школе должно было быть намного безопаснее.
Состав издал предупреждающий сигнал – оказалось, что задержись Пьер на пару минут, он точно бы не успел. Молодой человек как раз закончил сдавать свой багаж и заскочил в ближайший вагон, пока его дверь не закрылась. По коридорам еще бродили ученики, устраиваясь по свободным купе или обнимаясь с друзьями, которых не видели все лето. Жан-Пьер двинулся вперед, коротко улыбаясь тем, кого приходилось обходить на пути, и надеясь встретить знакомые лица. Юноша не хотел даже на секунду задумываться о том, что кто-то мог пострадать во время того злополучного нападения в Каледонском лесу. Это было бы слишком … по-взрослому настоящим и болезненным. Все дети и подростки живут словно под куполом защиты своей семьи. Им редко приходится сталкиваться с трудностями реальной жизни, потому что их оберегают так долго, насколько это возможно. Теперь же настала пора, когда им всем придется встретиться с суровой правдой лицом к лицу.
Сделав круг по вагону, Арно никого из друзей не нашел. Он продолжал убеждать себя в том, что, конечно же, тому причина – куча других вагонов, где они могли бы сейчас находиться, и, поверив самому себе, француз отправился во второй круг – теперь уже в поисках свободного места. Коего, как оказалось, уже не было. Проходя купе за купе, Жан-Пьер отметал варианты с младшекурсниками или новичками внутри, а также, не желая «подселяться» туда, где было больше трех людей. Наконец, он набрел на купе, в котором сидел лишь один человек, читавший «Пророка» у окна.
- Разрешите к Вам присоединиться? - спросил Жан-Пьер, вложив все свое обаяние в эту фразу и не сомневаясь в том, что незнакомец, спрятавшийся за газетой, ему это позволит, - Все остальные места уже заняли.
Он улыбался в ожидании момента, когда будущий сосед покажет свое лицо, хотя почему-то тот медлил. Наконец, «Ежедневный пророк» начал неторопливо опускаться, сантиметр за сантиметром открывая Жан-Пьеру лицо Антонина Долохова, по обычаю сверлящего его своим холодным взглядом. Улыбка француза тут же померкла. Провести весь путь до Хогвартса в компании этого человека – та еще забава. Однако брать свои слова назад или молча разворачиваться Арно тоже не собирался, поэтому ему оставалось только стиснуть зубы и сделать вид, что эта ситуация ни капли его не беспокоила.
кусок в горло не лезет.
со вех углов доносилось все то же шипение, которое вызывало каждый раз одни и те же реакции – перешептывания, порождение слухов, плаксивые рассказы о том, что раньше было лучше, причитания о том, что с ними станется-то теперь…
каждый раз находился тот, кто воскликнет, что необходимо что-то делать. каждый раз это поддерживали, но бурные обсуждения какого-либо плана превращалось в балаган, который сменял тему до следующего сеанса.
сегодня какой-то важный день, по крайней мере таким он был всегда. просыпался тяжело, перечитывал несколько раз раннее письмо от отца, который советовал вернуться домой, дескать там будет безопаснее. долохов младший несколько раз письмо переписывал, зачеркивая язвительное «не женись ты на не волшебнице, над твоим сыном опасность не висела». ограничился обещанием быть начеку и писать почаще из школы.
в какой-то степени антон злился. наверное, не будь обещания уничтожить всех и вся, кто не подходил по чистоте крови, долохов не стал бы допускать мысли об упреках отца в порче волшебной крови.
в нем говорил некоторый страх.
- круциатус – одно из трех непростительных заклинаний, за применение которых можно попасть в азкабан, - мерным, почти скучающим голосом объясняет преподаватель. он медленно прохаживается мимо доски, на которой размашистым почерком вывел латинские буквы, на столе у него клетка с несколькими мышами и клетка с голубями. ходили слухи, что несколько лет назад директор дурмстранга запретил демонстрацию непростительных заклинаний на животных, которые были бы больше голубя, поэтому теперь студенты могли довольствоваться только самими голубями и животными поменьше, например, вот мышами, - но у этого заклинания, как и у всех непростительных, имеется одна важная особенность: вы должны желать своему противнику боли, должны наслаждаться ей, иначе формула будет слаба. не стоит произносить заклинание, если не уверены в собственной силе и силе собственных желаний, - им показывают все стороны магии, от создания мотыльков, до возможности убивать, не скрывают ничего, чем может воспользоваться их противник, но все оставляют на совесть студента – хочешь убить крысу на занятии – дерзай, хочешь помучить мышку – никто не против, хочешь посмотреть на то, как заклинание сработает на человеке – за школой и под личную ответственность…
долохов эти заклинания знает, знает, что нужно для того, чтобы они были эффективны и знает об ощущениях. правда, пока лишь из книг, из лекции профессора и отчего-то он более, чем уверен, что ему еще предстоит окунуться в водоворот боли с головой…
голова болеть начинает от непрекращающегося гудения, часы над барной стойкой показывают половину и долохов срывается с места, чтобы забрать вещи из комнаты и отправиться на вокзал.
вокзал встречает его той же суетой, какая ему и свойственна. антон вдыхает глубже, когда оказывается среди магглов – те если и знают о недавних событиях, то лишь отдаленно понимают, о чем вообще речь. он завидует их спокойствию, неведению и считает, что многим из них повезет умереть быстро, даже не узнав причину «за что».
самому ему придется отмывать собственную кровь.
он, только, надеется, что кровью тех, кто сладко поет…
поезд призывно загудел, выпуская облако дыма вверх. часы, кажется, застыли, давай возможность всем успеть в срок сдать багаж и отправиться в купе. антон отмечает, что людей, отчего-то меньше, чем в прошлом году и по коже пробегается холодок, от осознания того, что в мире слишком много тех, кто считает, что дома будет безопаснее.
возможно, оно и так….
он занимает пустое купе, в котором на верхнюю полку забрасывает чемодан и ридикюль из которого достает наспех купленный номер ежедневного пророка. выдыхает, когда усаживается у окна и несколько минут смотрит в окно, наблюдая, как родители прощаются до каникул со своими детьми. это его даже несколько умиляет, вспоминались времена, когда и его провожали перед отбытием в дурмстранг.
сантименты быстро растворяются, стоит долохову краем глаза наткнуться на главную страницу пророка. он ведь даже не успел рассмотреть ее, когда покупал, так что теперь с удовольствием развернул приятно пахнущую газету, дабы снова наткнуться на заезженное заявление от темного лорда.
ему в какой-то момент даже смеяться хочется.
потому что не верится в то, что происходит это все на самом деле, что вот он сидит в поезде до хогвартса, читает громкие заявления о том, что никому пощады не будет только потому что кровь недостаточно чиста. все больше это становилось похоже на какой-то розыгрыш.
пока он не наткнулся на статью о том, что случилось в заповеднике…
он пытается сосредоточиться на названных именах убитых, вчитаться в каждое, или прочитать каждое, повинуясь какой-то трепетной необходимостью отдать им дань уважения хотя бы вот таким способом. его окутывает внезапным холодом и какой-то обреченностью. плакать не хочется, но и улыбка кажется совершенно излишней. память прорезают свежие воспоминания и совершенно резонный вопрос «как я вообще выжил?».
гордиться совершенно не хочется. ни тем, что кому-то там помог, ни тем что сам жив остался. казалось, что было бы лучше, если бы отдал жизнь за кого-то, чье имя он прочитал. понимает, что вопрос так не решается, просто в голове прорастает как-то совсем уж быстро мысль о том, что сделал недостаточно…
он так и останавливается перечитывая одну и ту же строчку несколько раз, пытаясь сосредоточиться, почти физически ощущая, как сердце разрывается, когда услужливое воображение подсовывает лица умерших. там ведь дети были.
долохов воспитан иначе, обучен другому и сам он не такой, как некоторые, потому что многие вещи воспринимает совершенно легкомысленно и даже сейчас он пытается максимально полно представить каково оно – лишиться ребенка и не может. не может поставить себя на чье-то место и полностью впитать в себя ощущение вселенского траура, которое должно быть максимально материальным сейчас.
ему стыдно, но он признаваться никому не будет, потому что показушничать ему бы не хотелось, как и перетирать о том, как ему жаль умерших и их родных. есть такие темы, которые лучше оставить открытыми в дань уважения…
слышится знакомый голос, правда сразу определить кому он принадлежит не выходит, долохов как-то трудно выныривает из вакуума собственных терзаний и самобичеваний, дочитывает строчку снова и только потом медленно опускает газету, делая вид, что совершенно не прятался за ней от всего мира, погружаясь в размышления о смысле жизни и смерти, а просто внимательно и увлеченно читал статью о чем-то там, на странице номер пять-шесть-семь-выбери любую.
осматривает свое купе, несколько удивляясь тому, что сюда до сих пор никто не забрел, а после намеревается улыбнуться и пригласить соседа войти, но узнает в прибывшем пьера быстрее, чем успевает широко улыбнуться. едва не цокает от перспективы провести ближайшее путешествие с когтевранцем и еле сдерживается, чтобы глаза не закатить по той же причине.
он поднимается с сидения, подходит к выходу, выглядывая за двери купе, благо пьер услужлива немного подвинулся, осматривается по сторонам, словно сейчас прямо заметит табличку «есть свободное место для жан-пьера арно», поднимает взгляд на парня, почти мило скалится и кивает сообщая елейным голосом:
- конечно, здесь много места, располагайтесь - обводит «свое» купе рукой и взглядом и возвращается на свое место, берясь за ежедневный пророк, поспешно переворачивая страницу и утыкаясь в статью о книжных новинках.
Пьер сделал шаг назад, когда увидел стремительно приближающегося к нему слизеринца. Почему-то ему показалось, и в случае с Долоховым наверняка небезосновательно, что тот собирался схватить его за шкирку и выбросить из купе, как бездомного кота, а Арно ведь гордый и не мог позволить подобного с собой обращения, поэтому как-то машинально сжал кулаки. Однако Антонин лишь высунул голову в коридор, заставляя Жан-Пьера удивленно водить взглядом за его действиями, а затем повернулся к нему с оскалом, неестественно-доброжелательным и каким-то даже хищным.
- Конечно, здесь много места, располагайтесь, - у Жан-Пьера от подобного ответа дернулся уголок губ – то ли от раздражения, то ли от того, что вроде бы собирался улыбнуться, чтобы не наброситься на Долохова с кулаками, но передумал. Юноша вздернул подбородок и величаво прошествовал вглубь купе, усаживаясь напротив слизеринца и возмущаясь про себя, мол надо же было Долохову сесть именно в этот вагон. Жан-Пьер и Антонин знали друг друга уже второй год, и будь это другие люди и в другой среде, то наверняка бы сдружились – оба были иностранцами, поступившими в Хогвартс уже на старших курсах, оба довольно выделялись среди других учеников, оба были подающими надежды волшебниками и отличными дуэлянтами. Все это вроде должно было сдружить двух молодых людей. Должно было. Однако все произошло с точностью наоборот – юноши сначала молча сверлили друг друга взглядами, осуждая каждый шаг и каждое слово «противника», затем их взаимная неприязнь вылилась в открытое противостояние, некую холодную войну, не имевшую никакой конкретной цели или причины и вообще никому ненужную, но тем не менее существовавшую. А ведь Жан-Пьер даже не мог четко сформулировать у себя в голове, почему так невзлюбил Долохова. Правда, он помнил, как, будучи на шестом курсе, узнал о появлении «загадочного ученика из самого Дурмстранга», и внутри него разбушевалась буря – титул «загадочного иностранца» уже целый год принадлежал ему. И абсолютно неважно, что этим титулом он сам же себя и наградил – делиться он не собирался.
Наверное, дело было в том, что Антонин и Жан-Пьер были во многом похожи, но Арно казалось, что слизеринцу все удавалось намного легче. Он делал все с какой-то непринужденной, самодовольной небрежностью, а результат оказывался, если не лучше, то точно не хуже, чем у Жан-Пьера. При этом Долохов делал вид, что его абсолютно ничего не волнует, и он выше всяких переживаний за хорошую оценку или какую-либо похвалу. По крайней мере, именно такое впечатление сложилось о нем у Пьера, посвятившего все свое детство оттачиванию навыков и до сих пор проводящего за этим свободное время. А еще эта его дурацкая ухмылка.
Пьер выстукивал пальцами какой-то ритм на своем колене, закинутом на вторую ногу, и глядел в окно уже тронувшегося поезда. Ему всегда нравились дни перед началом учебного года – такое сладкое предвкушение возвращения к чему-то знакомому и встречи с чем-то неизвестным. Ему не терпелось развернуть чистый лист пергамента и сделать первые записи на нем, вдохнуть аромат нового учебника, но больше всего за лето он соскучился по квиддичу и не мог дождаться первой тренировки. К счастью, на поле ему не придется лицезреть Долохова, как приходилось сейчас. Вот только Пьеру было скучно. Скучно ехать в полной тишине, нарушаемой лишь шорохом перелистываемых газетных страниц. Скучно ехать лицом к лицу с Антонином и не воспользоваться ситуацией, чтобы позлить его.
- Поделишься той частью, что уже прочитал? - Жан-Пьер устремил взгляд в сторону Антонина, усердно делавшего вид, что француза там и вовсе не было. Подобный расклад не устраивал Арно, непривыкшего к игнорированию собственной персоны, поэтому он старался сделать так, чтобы у Долохова ничего не вышло.
антону так и не удалось прочитать статью о книжных новинках, с уголка которой ему улыбался какой-то новый выдающийся автор, снимая свою шляпу и улыбаясь своим морщинистым, от старости, ртом. долохов несколько раз прочитал названия самых выдающихся его трудов, но ни одного названия так и не запомнил, переворачивая страницу, предварительно просмотрев соседнюю, вроде как ища что бы еще интересного прочитать.
статья о некоем животворящем растении долохову не нравилась своими размерами, так что он поспешил отправиться на следующую страницу, а когда переворачивал, то краем глаза посмотрел на пьера, тот высматривал что-то в окне, едва хмуря брови и дуя и без того пухлые губы. долохов посмел бы предположить, что пьер пытается рассмотреть собственную совесть, но рассчитывать на это совершенно не приходилось.
долохов совершенно из вида упустил тот момент, когда их с пьером отношения перешли в некоторое подобие тихой войны. они не встречались на полях какого-то боя, просто наблюдали друг за другом и как бы антон не хотел себе признаваться, но сам следил за арно с момента, когда им удалось встретиться за одним обеденным столом.
тогда принимало семейство арно, расхваливая всех трех своих детей, жалуясь на климат англии и восхваляя здешний менталитет, дескать, люди кажутся попроще, а шляпки тщательнее самой королевы никто не подбирает. тогда миссис арно заливисто смеялась, сам же пьер прикрываясь белоснежной салфеткой улыбался, щуря свои глаза. они взглядами столкнулись, когда не оценивший шутку антон прятался в бокале с игристым, позволяя себе улыбаться, дабы продемонстрировать собственное уважение к хозяину дома.
не помнил антон что выбесило его больше, то ли то, что они с пьером слишком похожи при том, что они чрезвычайно разные, то ли то, что остаток вечера пьер не замолкал и заливался соловьем, рассказывая окружающим какие-то факты вычитанные из умных книжек. антон тогда предположил, что пьеру просто больше пить не стоит. удостоверился в этой мысли тогда, когда пьер с удовольствием согласился помузицировать, пока его прелестная maman исполнит какую-то часть из какой-то оперы – антон не запомнил, так как, кажется, остаток вечера провел, прячась в бокале с вином.
и вот сейчас этот юный лягушатник сидел перед ним и выбивал пальцами какой-то неизвестный антону ритм. в какой-то момент сам долохов принялся считать, словно ожидал, когда негодования «золотого мальчика» заставит его обратить на себя внимание – сколько знал антон пьера, тому зачастую нужны были зрители.
тридцать три…
антон нехотя отрывается от газеты, опускает листы раньше, чем взглядом отрывается, словно показывая, как он заинтересован в чтении идиотского гороскопа на неделю. вскидывает брови, когда поднимает взгляд на юношу, подается к нему тихо спрашивая «м?», а после хмурится возвращаясь глазами к газете.
честно говоря долохов готов был отдать всю газету целиком, чтобы арно от него отстал, но медлит.
почему-то торгуется, не желая отдавать ту часть, в которой дурные вести. вообще, он уверен, что жан-пьер и без газеты в курсе, что в мире творится, потому что говорилось об этом со всех углов…
он даже природу собственного замешательства понять не может – то ли опекает пьера от дурных новостей, то ли тех, кто погиб от глаз пьера. в нем ведь не было ничего плохого – немного показушный, кажется, даже малфоя переплюнул в собственном себялюбии, несколько легкомысленен, порой антону казалось, что пьер не очень умный, однако, уверен, что это не так. у пьера много козырей и он ими умело пользовался.
пауза становится непростительно длинной, тогда антон отделяет несколько первых листов газеты и придвигает их пьеру едва щурясь и расплываясь в язвительной ухмылке:
- наслаждайся…, - откидывается на пинку сидения утыкаясь в чтение гороскопа. он устраивается на сидении так, чтобы можно было бы изредка коситься на пьера – было интересно посмотреть на эмоции, которые вызовет статья об умерших в заповеднике.
это казалось каким-то неправильным, смотреть вот за человеком, в какой-то степени антон ощущал себя злодеем, который приложил руку к смерти если не всех тех, чьи имена были чисты, то тех, кто очернил весь свой род. как бы то ни было – они ведь люди. такие же как сам антон, как его отец, как тот же пьер.
смог бы я убить пьера?..
- я думал, ты вернешься в шармбаттон… - говорит между прочим, не отрываясь от гороскопа для козерогов, - или останешься дома, - тот же тон, пожав плечами, не отрываясь от газеты, встряхивая ее, когда к следующей колонке переходит, - тебе тут рекомендуют слишком много ответственности на себя не брать, - поворачивает голову к парню растягивая губы в улыбке.
Жан-Пьер прикусил нижнюю губу, чтобы не расплыться в победной улыбке, когда Антонин неохотно, но все же протянул ему часть «Пророка». Приняв газету из рук юноши, он с важным видом ее развернул и пробежался глазами по строчкам, выискивая что-нибудь, что могло бы его заинтересовать. Признаться, ему не очень-то и нужно было в данный момент знакомиться со свежими новостями – его целью было привлечь внимание Долохова и, при удачном раскладе, хорошенько его позлить. С первой частью своего плана Арно успешно справился.
- Ну не мог же я остаться дома и заставить тебя скучать по своей компании, - Жан-Пьер сделал вид, что так же увлеченно что-то читает, полностью отзеркаливая действия Долохова и рассчитывая на то, что это не останется незамеченным. Почему-то француз испытывал особое наслаждение, когда ему удавалось вывести Антонина из себя. Такие ситуации он расценивал как собственные небольшие победы, но не до конца осознавал, зачем ему это вообще нужно.
Жан-Пьер понимал, зачем отец устраивает званые вечера и налаживает контакты в новой стране, хотя, будь на то его воля, он не стал бы поддерживать отношения с семейством Долоховых – от обоих мужчин словно веяло какой-то опасностью, и у него мурашки пробегали по спине при одной мысли о них. Но Пьера не спрашивали, нравится ему что-то или нет, и он, как хороший сын, надевал свой лучший костюм, вспоминал самые интересные истории, готовил самые смешные шутки и натягивал самую дружелюбную улыбку, собираясь на назначенные встречи. Он был очаровательным собеседником – этому его учили с самого детства. Однако, всякий раз, когда юноша находился в компании Долоховых, он натыкался на абсолютно равнодушный взгляд Антонина. Нетрудно представить, какое смятение охватывало его в подобные секунды, хотя длилось оно всего долю момента, а позже, уже находясь в саду своего дома или в собственной комнате, Арно долго и упорно анализировал, в чем причина, чтобы в следующий раз его чары распространились на всех без исключения.
Во время одного из визитов к ним, Долоховы предложили устроить охоту. Жан-Пьер четко помнил, что не особо обрадовался предстоящему времяпрепровождению – охота всегда казалась ему исключительно варварским увлечением, но хозяева утверждали, что каждый мужчина должен за свою жизнь испытать это чувство азарта от погони. Арно подумал про себя, что вполне мог бы обойтись и без него, но отказывать было неприлично, поэтому он лишь улыбнулся и забрался в седло. В последующих действиях Пьер принимал участие без какого-либо энтузиазма, но затем прозвучала громкая команда Долохова-старшего «Спускайте псов!», заставившая юношу встрепенуться.
- Псов? - взволнованно переспросил он, надеясь, что его голос дрожал не так явно. Жан-Пьер был в ужасе от собак, после того, как одна гналась за ним по всему французскому кварталу и, в конце концов, укусила его. Юноша под страхом смерти запретил кому-либо из своей семьи рассказывать, куда пришелся тот злополучный укус.
- Это охота, Арно. Чего ты ожидал? - раздался голос Антонина, остановившегося рядом и бросившего на него раздраженный взгляд. Пьер перехватил дрожащими руками поводья поудобнее, чтобы ненароком не выронить их, и смахнул тыльной стороной ладони выступивший на лбу холодный пот. Процессия двинулась дальше, и Арно нерешительно последовал за остальными. Через какое-то время уставший от погони Жан-Пьер остановился, чтобы передохнуть. Спешившись, он погладил коня по шее и холке, благодарный за то, что животное довезло его до сих пор без каких-либо инцидентов. Юноша наслаждался видом, как вдруг из-за кустов неожиданно выбежал один из хозяйских псов. Версии того, что произошло дальше, у двух свидетелей ситуации расходились. Жан-Пьер утверждал, что ничего не помнит, тогда как Антонин помнил слишком много.
- Твоя сестренка в порядке? Кажется, я слышал, как она визжала…, - притворно-озабоченное выражение лица Антонина сменилось ехидной улыбкой человека, узнавшего чей-то секрет и непременно собиравшегося этим воспользоваться. Естественно, Долохов не мог услышать крики младшей сестры Жан-Пьера, потому что она осталась дома. Арно поправил куртку, делая вид, что не понимает, о чем идет речь, но в его голове уже завертелись шестеренки – нужно было придумать, как отомстить слизеринцу.
- Тебе тут рекомендуют слишком много ответственности на себя не брать, - как бы между делом заявил Антонин, снова наигранно улыбнувшись.
- Не думал, что тебе знакомо это слово, - удивился Пьер, - И откуда тебе вообще известно, кто я по гороскопу? Досье на меня собрал поди?
Арно покачал головой, делая при этом возмущенное лицо и хлопая глазами. Он часто переигрывал, но люди вокруг редко ему говорили об этом прямо. Только не Долохов.
- ты вагоном ошибся, арно. твои фанаты в другом, - выдерживает еще несколько секунд, прежде чем уткнуться в газету снова. долго молчать не приходится, после очередного вопроса пьера, долохов-таки опускает газету, чтобы с выражением лица «ты серьезно, арно?», начать свою миниатюрную тираду, - это же так трудно сделать, когда ты на каждом углу кричишь о том, какой ты замечательный. вряд ли ты сам помнишь, что плел очередной нимфетке, пока та влюбленно хлопала своими ресничками, - говорит тихо, чтобы никто не услышал. никто кроме пьера, конечно, при этом не переставая улыбаться, изучая лицо парня. он часто антону совсем еще ребенком казался. возможно, все дело в том, что под определенными ракурсами скулы пьера казались пухлыми щечками, а чувственные губы вполне сходили за надутые от некой досады, - к слову, та, что выслушивала твои речи по поводу астрономии, астрологии и коперника, по знаку зодиака была весы, едва ли ты помнишь, - едва морщит нос, тихо усмехается откидываясь на спинку сидения, снова утыкаясь в пророк.
долохову нравилось наблюдать, как спесь арно спадает, когда антон не ведется на его обаяние. антону казалось, что он единственный, кто правда не поддается чарам арно. вполне возможно, что в нем он видел просто кого-то вроде младшего троюродного братца – мальчишку не совсем смышленого, но избалованного вниманием.
а после он видел, как арно увлеченно читает толстенную книгу в обеденный перерыв или хмурится, когда варит очередное зелье, не отрывая взгляда от рецепта – тогда все его напускное куда-то улетучивалось, открывая взору того аристократа, с которым дела общие иметь хочется, с кем общаться хочется, прогуливаясь по владениям, увлекая в доверительные разговоры.
но на смену тому пьеру, приходил этот…
- по вашему виду и не скажешь, что наслаждаетесь вечером, - девушка стояла на балконе, упираясь в холодный мрамор голыми локтями, смотрела куда-то вдаль, о чем-то далеком для долохова и думала. антон понятия не имел кто она, потому что пропустил ту часть, в которой восхваляли достоинства юной девушки. он потом видел, как она старательно вытягивала ноты, пока пьер играл на рояле, сейчас же она не была окружена тем признанием, которое получила, закончив свое выступление. сейчас она была одинока в той степени, в которой ее бы описали в каком-нибудь толстенном романе, - я принес вам вина, вы не против? – протягивает бокал, останавливаясь рядом. девушка принимает со скромной улыбкой, потом оборачивается на открытые балконные двери, за которыми было жарко и светло и улыбается чуточку шире кивая в благодарность.
- спасибо. я в порядке, просто вышла подышать свежим воздухом и посмотреть на здешние пейзажи, - бормочет едва слышно, отставляет бокал, а после поворачивается к долохову, расплываясь в совершенно другой улыбке, - а вы? – брови с вопросом подскочили вверх, когда девушка ладонями по мрамору провела.
- пытался найти укромное место, чтобы спрятаться от вездесущего обаяния жан-пьера, но балкон уже заняли вы, - усмехается облокотившись на мраморный парапет, делает глоток из своего бокала, после того, как замечает, что слова о жан-пьере проникают куда глубже, чем просто в прелестные ушки.
долохову кажется, что ситуация распространенная и пьеру повезло бы, женись он на такой девушке – аристократка, красавица, да еще и влюблена в него. а вот девушке не повезло бы, потому что кроме себя арно, кажется, не любит больше никого – родные не в счет, при всем его себялюбии, в нем было много любви и уважения к собственной семье – не заметить это было сложно.
«а вы подарите ему собаку», - хочется заявить антону. он уже даже представил, какой ужас испытает пьер, увидев подарок. в какой-то степени ему было бы полезно завести собственного щенка, возможно весь ужас перед собаками в целом волшебным образом испарится, но подвергать юную девушку гневу семейства арно долохов не хотел. насколько он понимал, то после охоты отношение с собаками у пьера стали еще более напряженными, так что теперь, когда французы принимали приглашение долохова-отца, собаки закрывались в отдельной комнате… антона это не очень радовало, но следовать непрописанным правилам приходилось…
- как родители? – спрашивает тише и серьезнее. как бы то ни было, а какие-то отношения между семьями поддерживались, тем более антон был знаком ними лично, но поскольку письмами они обмениваться не могли, хотя бы потому что общих тем у них не было, даже если разговаривать о пьере, то приходилось спрашивать при возможности у самого пьера.
в какой-то степени антон завидовал пьеру, потому что мать он свою знал только по рассказам и портретам, что стояли уже давным-давно в одной из пустующих, захламленных комнат, и ее медальон; тому что сестер и братьев у него не было; тому что сам не чистокровный. его не сильно коробило это когда-то, но сегодняшнее утро выжигало в нем клеймо, заставляя нервничать. он не то, чтобы страдал от этого, просто считал, что родись он чистокровным волшебником, многое было бы иначе.
зацикливается на этом как-то внезапно. это его в какой-то степени раздражает, но пока он пребывает в собственном водовороте мыслей о том, как было бы здорово если… и как ужасно, что… внешне старается не выдавать собственных терзаний, только поспешно переворачивает страницу пророка, словно там, среди букв, найдет какое-нибудь успокоение для самого себя…
- К слову, та, что выслушивала твои речи по поводу астрономии, астрологии и Коперника, по знаку зодиака была Весы, едва ли ты помнишь, - усмехнулся Долохов, возвращаясь к чтению. Признаться, он действительно забыл не только о знаке зодиака, но и о самой девушке, о которой шла речь. И даже если Жан-Пьер не был уверен в правдивости этого заявления, потому как вряд ли его собеседник был настолько увлечен разговором, что запомнил подобную абсолютно незначительную деталь, он не был намерен спускать Антонину с рук даже слабый намек на собственную поверхностность.
- Все я помню, - буркнул Жан-Пьер, еле сдерживаясь от того, чтобы не высунуть язык или еще каким-либо образом покривляться – будь здесь его матушка, непременно стукнула бы его за поведение, неподобающее джентльмену, да побольнее, - Просто союз Козерога и Весов не из самых благополучных. Вот я и не стал удерживать внимания на этом факте.
Антонин вдруг спросил о родителях, на полуслове прерывая попытку француза ляпнуть очередную глупость. Пьер моргнул пару раз, словно это помогло бы ему быстрее обработать в голове услышанный вопрос, и, очевидно расслабившись, тоже откинулся на спинку сидения.
- Неплохо, merci. Правда, матушка не хотела отпускать меня в Хогвартс, - Арно покачал головой, но в его улыбке появилась какая-то нежность при воспоминании о женщине. Какой бы ни была и что бы ни говорила мадам Деверо, юноша понимал, что причиной всему является лишь беспокойство за старшего сына. – Должно быть, твой отец наказал тебе проучить как можно больше Пожирателей?
Пьер быстро улыбнулся, немного запоздало осознав, что вопрос мог показаться намеком на отсутствие родительской заботы со стороны Долохова-старшего, а не на мужскую гордость за сына, которую он и подразумевал, когда спрашивал. По крайней мере, юноша полагал, что отец гордился Антонином. Да и трудно было поверить в обратное – он ведь проявлял отличные способности не только в Дурмстранге, но и в Хогвартсе, добивался успехов во всем, за что бы ни брался, и вообще был образцом мужественности – силен, но не без мозгов, немного жесток, пожалуй, но справедлив. Наверное, Пьер хотел бы дружить с Антонином, но было слишком много этих «но», придуманных ими же самими. Да и признаваться в том, что Долохов нравился ему хотя бы самую ничтожную капельку, он не собирался. Уж лучше холодная война.
Жан-Пьер выглянул в окно как раз в тот момент, когда в темнеющем небе сверкнула молния, заставляя его вздрогнуть от неожиданности. Дожди не были редкостью в это время года, и никто не обратил бы внимания на разворачивающуюся непогоду, если бы в ту же секунду не потух свет в вагоне, за чем последовала окончательная остановка поезда, при чем абсолютно не запланированная.
- Люмоc, - Арно как-то совершенно бездумно схватился за волшебную палочку и произнес заклинание, освещая пространство перед собой. Антонин все еще сидел напротив – на нем никак особо не отражалось какое-либо волнение, только брови немного сдвинуты, и то наверняка из-за того, что Пьер светил ему прямо в лицо, и слизеринец подумывал о том, чтобы ткнуть французу его же палочкой в глаз. Юноша виновато улыбнулся и направил свет в сторону двери. Были слышны голоса учеников, находящихся в том же неведении и перебиравших возможные варианты случившегося со своими соседями или друзьями. Какая-то девочка, кажется, даже плакала. Должно быть, кто-то из младших испугался.
- Надо бы проверить, что происхо…, - Арно не успел закончить предложение, прерванный душераздирающим криком, раздавшемся из дальнего конца вагона.
- Это Пожиратели!
не удивлен ни капельки, прекрасно представляя, как матушка пьера причитает, что дома тому будет куда безопаснее. следом за арно, на губах долохова появляется мягкая, тихая улыбка, которую, конечно же, не видно за листами газеты. антону казалось, что это в женщине французская кровь не дает ей состариться. он, конечно, возраст не уточнял, да и высчитать не пытался, просто полагал, что той уже должно быть достаточно лет.
другой идеей было то, что миссис арно был вейлой. эта сущность, собственно и самому пьеру подошла бы, хотя антон не мог представить пьера по-настоящему разозлившимся. свидетельствовало ли это о том, что парень, в принципе, не был склонен к агрессии или, каким-то образом, очень хорошо себя контролировал – для антона оставалось загадкой. загадкой, которую он не стремился разгадать.
- прямо так и сказал, - кивает антон, растягивая губы в наигранной улыбке.
- неспокойные времена настали, антон, - отец сидел у камина, на полу, ковыряясь бездумно кочергой в углях. время перевалило за полночь, в антоне проснулся голод, и интерес «зачем разжигать камин летом?». но рядом с отцом, даже игнорируя запах алкоголя, лежали две собаки, которые теперь уставились на долохова-младшего, - я бы хотел запретить тебе ехать в школу, а лучше вернул бы в дурмстранг, - отец, наконец, поднимает на антона взгляд, расплывается в какой-то даже безумной улыбке, - но ты так похож на меня, что я даже пытаться не стану. потому что на твоем месте, я бы себя не послушал, - тихо смеется, поднимая указательный палец вверх, словно открыл какую-то неизведанную доселе мудрость. антон улыбается веселью отца, его мудрому замечанию хмыкает, потому что так и есть – отсиживаться в безопасности антон совершенно не горел желанием, - ты только пообещай мне, что осторожен будешь… - отец как-то совершенно внезапно становится серьезным, смотря на сына в упор, пока собаки поднявшись, отправились к антону, видимо, поняв для чего долохов-младший спустился на первый этаж…
из состояния задумчивости, которое антон прятал в невидящем взгляде в окно, за которым стремительно портилась погода, по которому дождь отбивал свой ритм, вывела молния, блеснувшая неожиданно ярко и неожиданно прямо, так что сначала антон подумал, что наверняка где-то сейчас полыхает дерево. хотелось верить, что дерево, а не чей-то одинокий дом.
долохову сказать что-то хочется, только свет внезапно тухнет, а уже в следующий момент ему в лицо светит своей палочкой пьер. как мило, камушки отражают свет, - саркастично подмечает про себя долохов, тихо цокает отодвигаясь назад, демонстрируя тем самым, что ему не особо приятно.
удивляется тому, что пьеру ничего говорить не нужно, он сам догадывается и убирает палочку, теперь светя на дверь. антон выглядывает в окно, для галочки, потому что перед глазами все еще пятна от тусклого света, а затем поднимается с сидения и следует за пьером, доставая собственную палочку из внутреннего кармана пиджака.
антон замирает, ощущая, как конечности холодеют и по коже неприятно мурашки бегут, когда слышит женский крик. сглатывает, кажется, слишком громко и затаскивает пьера обратно в купе, торопливо приказывая тушить палочку:
- быстро! – вырывается каким-то рыком, но на удивление, арно повинуется и спустя мгновение палочка перестала издавать свет, еще через мгновение долохов выхватывает палочку пьера из рук и забрасывает вместе со своей под одно из сидений, - ни слова, арно! – рычит на ухо, подталкивая к двери купе, когда нутром, кажется, ощущает приближение пожирателей. возможно, чувствует он благодаря усилившимся крикам и рыданиям, которые были все ближе и ближе, которые прямо сейчас коснутся и их купе, - запомни, где наши вещи, пьер, - бормочет почти даже игриво, если бы не ощущение полного ужаса.
ему кажется, что это не та бойня, которую устроили в заповеднике, здесь точный расчет, который не терпел ничьего вмешательства. опять же, это долохову кажется и ощутив, как его хватают за плечо, вытягивая из купе, начинает жалеть, что лишил оружия не только себя, но и арно.
впервые в жизни, ему хочется, чтобы на нем был тот самый крест, который помог бы ему придумать подходящую молитву во спасение, но все, что он может, это улыбаться маске, которая руку протягивает, требуя палочку и имя назвать. он внезапно ощущает, что сделал все правильно, не торопится, правда, к пьеру повернуться, чтобы одним только взглядом продемонстрировать это «ведь я был прав»:
- в спешке собирался и случайно закинул в чемодан, - говорит он, почти даже убедительно, как кажется, только вот неизвестность заставляет голос подрагивать и ощущать, как холодно внезапно стало по всему телу, а еще этот дождь. возможно, конечно, все дело в почти любезном ударе в область живота кулаком, который заставляет согнуться и порадоваться, что ничего почти не ел за завтраком. маска ставит пометку в своем блокноте, а антона оттаскивают, подводят арно, и пока антона обыскивают, забираясь кожаными перчатками в носки, поднимая штанины поочередно, долохов сверлит взглядом спину пьера, надеясь, что тот не станет жаловаться, что злой антон долохов забрал его палочку и спрятал под сидением.
на какое-то мгновение антон верит в надуманную версию столь долгого разговора пьера с маской, но потом его точно также отводят в сторону и обыскивают, при этом заставив дорогущими брюками встать на мокрую и грязню траву. арно морщится от отвращения и долохову истерично смеяться хочется, так забавно он выглядит.
хочется ему этого недолго, ровно до момента, когда их подводят к уже выстроившимся студентам. он слышит чей-то плач, пытается нагнуться, чтобы посмотреть кто, внезапно вспоминая, что помимо него и арно в поезде ехало еще, как минимум с десяток человек, о которых он переживал.
ему не дают рассмотреть, отталкивая в строй, заставляя выпрямиться, смотреть перед собой, туда, где стояла еще одна часть студентов…
Жан-Пьер не успел опомниться, как слизеринец чуть ли не силой втянул его обратно в купе, зачем-то приказывая ему погасить свет. Арно все же послушался, и после тихого «Нокс» оба снова оказались в темноте, изредка разбавляемой вспышками молнии за окном. Примерно в тот же момент юноша почувствовал, как Антонин выхватил волшебную палочку из его рук.
- Эй! Отдай! – почти жалостливо протянул он, не понимая, что происходит и что затеял его сосед.
- Ни слова, Арно, - эти слова прозвучали прямо у его уха, вызывая сонм мурашек, хотя отнюдь не от удовольствия. Слизеринец подтолкнул его к выходу, и на секунду Пьеру показалось, что это все часть плана, что Антонин с Пожирателями заодно, иначе зачем ему нужно было забирать палочку. Но эта его идея была тут же опровергнута, когда слизеринца бесцеремонно схватили, требуя назвать имя и предъявить палочку. Долохов сказал что-то о том, что его палочка в чемодане, и Пьеру осталось только наспех придумать собственное оправдание. Он услышал, как Антонин не просто называет свое имя, а словно бросает этим самым вызов, и тут же сгибается пополам от удара, и Арно только и мог, что смотреть на это все широко распахнутыми глазами. Ему бы хотелось предпринять что-то, но он не успел, потому что в следующую же секунду настала очередь самого Пьера.
- Жан-Пьер Арно, - произнес он, гордо задрав подбородок, не желая уступать Антонину в храбрости. Когда у него потребовали палочку, юноша постарался вложить в свой ответ как можно больше уверенности в собственных словах.
- Я бы с радостью отдал ее Вам, но не могу. Видите ли, я сдал палочку в ремонт незадолго до отправки, и ее должны прислать сразу в Хогвартс, - Пьер приложил ладонь к груди для пущего эффекта.
- Ты считаешь меня идиотом, сопляк? - прорычал человек в маске. Лучше бы он не задавал этого вопроса.
- Ну… Если честно…, - начал было Жан-Пьер, но тут же почувствовал пинок сзади по ногам, отчего ему пришлось приземлиться коленями прямо на мокрую траву. Юноша поморщился, еле сдерживаясь от более явного проявления негодования.
- Это же Карден*! Вы разбиваете мне сердце, - в большинстве случаев Пьер тщательно продумывал все, что хотел сказать, до последнего слога, но иногда бывали моменты, как этот, например, когда из его рта вырывались совершенно бестолковые вещи. Ему оставалось надеяться, что Пожиратель хоть немного разбирался в моде и мог посочувствовать боли Жан-Пьера. Вместо ответа маска также грубо обыскал его, заставил снять часы и отдать бумажник, а затем поднял за шкирку и толкнул в сторону уже образовавшейся кучки студентов, которых держали под прицелом палочек, словно каких-то заключенных.
По пути Пьер пытался разглядеть, кто еще там был, и молился, что никто не пострадал. Он увидел лишь незнакомых младшекурсников, напуганных и ежившихся под холодными каплями дождя. Затем он различил в толпе Долохова. На мгновение их взгляды пересеклись, и, возможно, Пьеру показалось, но тот как будто спрашивал его, все ли в порядке. Француз на всякий случай коротко кивнул, надеясь придать тем самым храбрости и себе, и Долохову, хотя он не был уверен в том, что она ему нужна. Он-то безумно в ней нуждался – его напускная бравада иссякла, и теперь все его нутро заполняло чувство всепоглощающего животного страха.
Арно отправили в одну группу с Антонином - вышло это случайно или же нет казалось неважным. Сейчас всех больше волновал вопрос «Что же будет дальше?». Неужели они провернули все это лишь для того, чтобы припугнуть и, между делом, обчистить карманы несовершеннолетних волшебников? Однако через некоторое время Пожиратели стали выводить из групп отдельных учащихся. Сначала Пьер не мог понять, почему одних оставляют в покое, а других тащат куда-то вдаль от общей толпы. Когда же он услышал очередную фамилию и вспомнил, что «избранный» мальчишка родился в семье магглов, в голове юноши что-то щелкнуло. Он начал перебирать в памяти фамилии остальных ребят, и тогда ему стала понятна цель Пожирателей – они отбирали тех, чью кровь считали недостаточно чистой. Француза охватил праведный гнев – кто дал им право решать, кто достоин зваться волшебником, а кто нет? Почему в истории всегда были те, кто считал своим святым долгом вести войну против тех, кто был якобы хуже? Арно не понимал, почему люди не могли жить в согласии друг с другом, ведь тогда мир был бы намного прекраснее. Тут, сквозь недовольные мысли, в голову Пьера прокралось уже знакомое чувство страха - что если следующими в списке Пожирателей были не только так называемые «грязнокровки», но и учащиеся, которые были волшебниками только наполовину? Юношу охватило волнение за друзей, в первую очередь за Эдварда, которого он еще даже не видел сегодня, а затем он вспомнил еще об одном человеке. Том, что поневоле оказался его соседом по купе. Том, что и сейчас стоял рядом с ним. Казалось, Арно забыл, как дышать. И только когда Пожиратель перешел от буквы «Д» к следующей, юноша судорожно выдохнул и расслабил кулак, в котором, как оказалось, все это время держал зажатым рукав Антонина. Осознав это, Пьер отодвинулся от слизеринца, стараясь не выдавать собственного смущения.
Любые попытки учащихся встать на защиту себя или кого-то из магглорожденных тут же жестоко пресекались, и оставалось ждать, когда со списком покончат, как и со всем этим беспределом. Но, оказалось, это был далеко не конец. Пьер смотрел, как ничего не понимающих ребят выстраивали в шеренгу, пытаясь справиться с подступившим к горлу комом. В этот момент ему как никогда было стыдно за то, что ему «повезло» родиться в семье чистокровных волшебников и ему не приходилось испытывать ни косых взглядов, ни подобного открытого проявления враждебности по отношению к себе. Но еще больше ему было стыдно и противно от самого себя, потому что на какое-то мгновение он испытал от того же самого факта облегчение.
Нужно было что-то предпринять. Арно больше не мог смотреть на рыдающих девочек и храбрящихся мальчиков, стоявших лицом к лицу с врагом и смиренно ждавших своей участи. Должно быть, его выражение лица красноречиво рассказывало о том, что творилось у него внутри, потому что в ту же секунду Пьер услышал совсем рядом предостерегающий голос Антонина.
*прим. Пьер Карден – французский модельер
в глубине собственного сознания антон ждет. ждет, когда назовут его имя, пока еще не совсем понимая по какому принципу выбираются студенты. возможно, все дело в нападении в заповеднике – выбирали тех, кого показательно будут наказывать за покушение на мощь, силу темного лорда. антон же не знает, кто там и кого убивал, уверен от того, что вместе с ним должны вызвать викторию и северуса, и еще огромную кучу людей…
- антонин долохов, - имя звучало бы громко, прорезая прямые капли дождя, разносясь по окрестности раскатом грома. он понимает, почему забирали волшебные палочки – чтобы сопротивление не оказали снова, чтобы снова не было потерь от каких-то там студентов школы волшебства. это ведь позорно, наверное…
антон выходил бы вздернув подбородок. насмешливо смотря в прорези для глаз маски, возомнив себя выше тех, кто под капюшонами. ему, наверняка, приказали бы шевелиться, возможно даже применили бы силу, или не стали уводить до остальных – порешали бы прямо на месте в назидание тем, кто рискнет на подобные выкрутасы. долохову верить хочется, что в нем так много язвительно-аристократичного, что он не позволит себе пасть лицом в грязь, даже когда будет валяться в этой грязи…
буква «е» разрывает пространство тем же громом, возвращая долохова в реальность из собственной секундной зарисовки возможного исхода. он какое-то мгновение не понимает, что вообще происходит, даже допускает мысль о том, что в ту, другую шеренгу уводят тех, кого казнить и не собирались, что рядом с ним те, кто перешел дорогу темному лорду.
но плечом он ощущает плечо арно…
пьера не было в заповеднике, а стало быть, убивать людей в масках он не мог, если, конечно, он не был в засаде или на их имение не совершили такое же нападение, что, конечно же, не лучший вариант.
до антона как-то совершенно медленно доходит какого критерия придерживаются пожиратели, вызывая по алфавиту студентов…
стало быть его помиловали дважды?
он на пьера смотрит, стараясь в его лице рассмотреть ответ на вопрос. он ведь сам на себя это клеймо нацепил и как бы не заливался соловьем, что значения не имеет для него подобные дискриминации, это самое клеймо висит над ним красным полотном, привлекая к нему внимание со всех сторон.
он на пьера смотрит, стараясь в его лице рассмотреть ответ на вопрос «а что дальше?».
самое ужасное то, что ответ он знает. знает и то, что бессилен. как бы он не хотел помочь, прямо сейчас он сделать ничего не может. даже не потому что в его руке нет волшебной палочки, а потому что на этот раз это не шоу, не демонстрация собственной армии… на этот раз это показательная казнь, объявление войны. громкое, пронизывающее, как вопль девочки, подругу которой вот-вот убьют.
по телу мурашки бегут, хочется верить, что от дождя, от холода, а не от ужаса. антону бесконечно страшно, словно весь ужас тех, беззащитных детей волной окатил его и, скорее всего, он будет ненавидеть себя за каждую секунду собственного бездействия, но усугублять он не может…
поэтому сжимает запястье пьера, который смотрел такими безумными глазами, что становилось еще страшнее – неверное движение и все кто там, все кто тут – трупы. их не успеют спасти, ни одного. тех, кто останется жив после роя зеленых лучей просто сожгут. или еще как-нибудь прикончат, лишь бы проигравшими снова не остаться…
- не делай глупостей, пьер. ты не сможешь им помочь… - самые неподходящие слова в мире. антон после них бы, наоборот, пошел бы наперекор, пошел бы месить кулаками. одного или двух, скольких бы он успел хотя бы раз ударить, прежде чем его попытки восстановить справедливость пресекли бы?
и он видит то же в лице пьера, от чего еще сильнее сжимает его запястье, предупреждая его попытки вырваться.
выпускает руку пьера, когда их разворачивают обратно в поезд. пьер идет впереди и все, что остается долохову это не дышать, потому что каждый вдох спазмом скручивает все нутро. он поворачиваться боится, потому что вспышки зеленого отсвечивают от окон поезда. раз-два-три, тупо пялиться в спину пьера, возлагая на себя часть вины за смерти тех, кого спасти не мог. наверное, позволь они все убить себя в заповеднике, не было бы этого действия, не было бы заклания агнцев во имя сомнительных ценностей…
красная вспышка привлекает внимание, вселяя огонек надежды на то, что все может быть хорошо. возможно, не сегодня. снова, как и в заповеднике, поле озаряется вспышками, которые норовили попасть в безоружных. вместе с заклинаниями вдруг появилась паника, крики, вопли, бег, антон только и успевает, что схватить арно за запястье и потащить к поезду.
давка у двери, те же вопли, пальцами сжимает запястье парня сильнее, то ли боясь упустить его, то ли потому что совершенно не осознает что происходит. поддается волне, пробираясь к двери, а дальше по коридору в купе, не переставая тащить за собой пьера…
- Что ты делаешь? Отпусти! – Жан-Пьер дернул руку, высвобождаясь от цепкой хватки слизеринца, лицо которого тут же осветила зеленая вспышка. Казалось, мир вокруг на мгновение замер, пока Арно и Долохов с ужасом читали в глазах друг друга осознание того, что произошло. Казнь «недостойных». Воспользовавшись секундным замешательством Антонина, Пьер развернулся, чтобы побежать к тем несчастным, чтобы попытаться спасти хоть кого-то от столь страшного и бесславного конца. Он совершенно не думал о том, что сам безоружен и беззащитен – все, чем он мог проложить себе дорогу к той злосчастной шеренге, были его собственные кулаки, да зубы, пожалуй. Он был готов вгрызаться в глотки, если это принесло бы спасение невинным душам. Однако Арно успел пробежать лишь несколько шагов прежде, чем поскользнуться на мокрой траве, врезаясь коленями и ладонями в размякшую землю, а затем чувствуя, как его хватают за запястье и дергают наверх, ставя на ноги.
- Не делай глупостей, Пьер. ты не сможешь им помочь…, - раздался знакомый голос слизеринца, вновь пытающегося удержать юношу на месте. Темноту разрезала очередная зеленая вспышка, вызывая у Арно громкий всхлип.
- Они убивают их, Антон! – вскрикнул Пьер, дрожа всем телом отнюдь не от холода и, если бы не крепкая хватка Долохова, вряд ли он устоял бы на ногах, - Они их убивают!
Пьер почувствовал, как рука Антонина сжимается сильнее, не давая ему ни малейшего шанса вырваться, и обернулся. В полумраке он не мог различить, было ли лицо юноши мокрым только лишь из-за дождя или он плакал также, как и сам Пьер, но глаза его горели решительностью, только теперь в них появилось явное отражение его внутренней скорби. Арно в последний раз предпринял попытку освободиться, однако она оказалась настолько ничтожно слабой, что Долохов даже не сдвинулся с места. Юноша снова всхлипнул, опустив голову и закрывая лицо свободной рукой. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким бесполезным. Вокруг него то и дело раздавались крики, каждый раз отрывающие от него кусочек сердца, а он ничем не мог им помочь, не подвергнув опасности остальных. Взглянул бы на него сейчас отец – безвольно повисшие плечи, мокрая грязная одежда, опущенная голова – наверняка испытал бы разочарование за впустую потраченные ресурсы и годы тренировок. Ему следовало делать ставку на другого ребенка.
Когда Долохов потянул его за собой, Пьер не знал, куда и зачем. Он просто переставлял ноги, пока не обогнал его, не осмеливаясь обернуться. Лишь его нижняя губа предательски подрагивала всякий раз, когда все вокруг озарялось зеленым. Кажется, они вновь направлялись к Хогвартс-Экспрессу, ставшим молчаливым свидетелем этой трагедии. Интересно, почувствует ли он, что в его вагоны вернулись не все его пассажиры? Мысли Жан-Пьера оборвались вместе с красными вспышками, которые словно привели его в чувство. Он принялся озираться по сторонам, пытаясь разглядеть, что происходит. Ученики вокруг засуетились, начали перешептываться и плакать еще громче. Во всем этом шуме Пьеру удалось разобрать лишь одно слово. Мракоборцы. Его тут же переполнила надежда на то, что все теперь будет хорошо. Он на мгновение обернулся к Антонину, читая на его уставшем лице то же самое, но выражение лица Долохова сменилось на предостерегающее в ту же секунду, когда он угадал следующий ход Пьера. Когтевранец бросился к полю, собираясь исправить свое недавнее бездействие. Позади он услышал какое-то слово, возможно ругательное, на русском языке, а затем почувствовал, как вокруг его талии смыкаются сильные руки Долохова, остановившего его на бегу, на долю секунду приподнимая и разворачивая его обратно к поезду.
- Да чего ты прицепился ко мне! – прошипел Арно, вырываясь, а Антонин продолжал осыпать его незнакомыми словами, уже схватив за запястье и таща за собой. Он отпустил его лишь тогда, когда они вновь оказались в купе, а состав немедленно тронулся, унося их за безопасные стены Хогвартса. Пьер тяжело дышал, стоя у самой двери, его грудная клетка поднималась и опускалась, жадно заглатывая все новые и новые порции воздуха. Юноша запустил ладони в свои мокрые волосы и уставился в одну точку, пытаясь собраться с мыслями и взять себя в руки.
- Успокоился? - Пьер медленно развернулся к стоящему позади Антонину - тот, казалось, тоже приходил в себя. Юноша подошел ближе к нему и толкнул обеими руками в грудь.
- Зачем ты держал меня?! – вскрикнул Пьер, толкая его еще раз, - Если ты такой трус, это не значит, что все вокруг такие же!
пьера приходится в купе затолкнуть, после чего закрыть дверь, задернуть шторку – иллюзия того, что их не услышат. антону кажется, что разговор предстоит долгий, возможно даже на повышенных тонах, поэтому заранее к этому готовиться, опираясь спиной на дверь купе, шумно выдыхает, ощущая, как начинает знобить от того, что промок.
или от того, что вокруг неведомо что творится и помешать этому, кажется, никто не может.
хочется верить, что на самом деле все не так плачевно – тучи развеятся, а утром весь магический мир узнает о том, что ночью был задержан отряд пожирателей смерти, они выдали местонахождение их главы, которого также повязали и приговорили к исключительной мере наказания.
антону не хочется принимать участие в том, что творится сейчас. ему противно даже представлять себя в маске, рядом с теми, кто только что убивал невинных, беззащитных детей. ему ведь другое обещали несколько недель назад. такое, от чего блевать не тянет, словно пил всю ночь. возможно, все так и есть – эйфория от алкоголя всегда сменяется жутким похмельем, но, кажется, похмелье антонина наступило раньше, чем он ощутил весь вкус налитого.
мешать не нужно было…
он от двери отлипает, чтобы наваждение окончательно спало – ему бы не раскисать прямо сейчас, добраться до хогвартса, выпустить пар где-нибудь, где никого не будет, потому что все это неправильно, он осознает это, кажется, слишком поздно, без единого шанса на исправление. цепочка замкнута, ее либо разорвут, либо будут носить с собой, пока она будет необходима, будет нравиться.
- успокоился? – говорит, кажется, не своим голосом, едва севшим. хочется верить, что от того, что просто простыл, что сляжет завтра в больничное крыло и попросит дать ему дозу снотворного, чтобы проспать пару дней. может быть легче станет, в голове прояснится, очевидные вещи перестанут казаться надуманными.
пьер выглядит несколько безумно. в глазах до сегодняшнего дня неизвестный огонек, который в антоне вызывает приступ ужаса – казалось, что арно просто в бешенстве. и антон просто не понимает из-за чего. не понимает, пока его не толкают обратно к двери.
он может понять простое человеческое желание выплеснуть на ком-нибудь свою злость. зачастую ему самому подобное необходимо, но пьер всегда казался достаточно проницательным, чтобы понять, что сейчас не лучшее время делать себе хорошо посредством ухудшения состояния ближнего своего.
антон хмурится, намереваясь подойти к пьеру и спросить «что не так-то?», в нем играет совершенно не благородное высокомерие «я ведь спас тебя! спасибо лучше скажи!», но его снова толкают, приправляя свое действие крепким словцом. и лучше бы, чтобы это словцо было самым грязным французским, английским или русским ругательством, чем необоснованное обвинение в трусости.
антон воспламеняется, словно спичка. и плевать, что мокрый. за действиями не следит, даже за мыслью не успевает, когда ударяет арно по скуле, а после сжимает лицо пьера рукой, подталкивает к столицу, и едва не шипит то о чем в последствии будет долго и упорно жалеть. между тем молчать просто не может, поэтому вырывается угрожающий рык:
- прости, что не позволил тебе героически сдохнуть в грязи, где тебя нашли бы спустя час, а то и больше. к тому времени твои безумно модные вещи превратились бы в тряпки, а по твоему телу прошлись бы не один раз. хорошо бы, если бы тебя опознать смогли бы, а так бы и вовсе загребли вместе с пожирателями и в топку бы отправили. папа с мамой тогда бы возгордились сыном-героем, - выплевывает в лицо как-то слишком резко, сжимая его скулы сильнее, пока пальцы сводить не начало…
отпускает резко. также резко разворачивается и покидает купе громко хлопнув дверцей. направляется в уборную, стараясь не обращать внимания на плач, что доносился со всех купе, на разговоры, громкие обсуждения.
закрывается в туалете…
хотел бы до прибытия, только это глупо. ему бы вещи забрать, да в другое купе переместиться, а желательно в другой вагон. подальше. пока не сорвется. пока может остановиться, чтобы не садануть кулаком по собственному отражению…
может, и правда трус? может трусость в его случае не то, что он не бросается на амбразуру с голыми руками, а то что тянет ответ, который, кажется, дал уже давным-давно? сам себе, без кровавых подписей…
верить не хочется ни единой своей мысли – все что думается, когда челюсть от злости сводит и перед сном – никогда не приносит положительные плоды. антон это знает, как дважды два. старается не поддаваться умывая лицо, вытираясь салфетками. досчитать до сотни, или до тысячи, чтобы убить в себе зачатки необдуманной ярости, не пропускать мысли о том, что правильнее с маской на лице, топтать дизайнерские шмотки детишек, втаптывать в грязь утерянные драгоценности.
трус.
если ты такой трус, это не значит, что все вокруг такие же!
вторит голос пьера в голове, призывая к действиям дурного характера. поправить волосы, вздернуть подбородок. трусы не приходят в купе, как ни в чем не бывало.
трусы не защищают в заповеднике беззащитных…
трусы не умеют мыслить в чрезвычайных ситуациях.
поправить рубашку, снова умыться, снова протереть лицо и усомниться в правильности своего бытия в целом. в дурмстранге ему бы хребет скорее проломили бы, чем позволили прихорашиваться в туалете постыдно сбежав с места ссоры.
смотрит на кулак – даже не саднит, наверное, не сильно ударил.
смачивает свой платок с золотыми инициалами ледяной водой.
трусы помощь не предлагают…
- приложи, - протягивает платок пьеру. и больше ни слова.
Когда Арно и Долохов выбрались из Запретного леса, сумрак едва начал рассеиваться, проявляя неясные очертания окружающего мира – силуэт избушки Хагрида, виднеющиеся за ней кольца на поле для квиддича и, конечно же, сам Хогвартс, охраняющий сонный покой своих студентов. Дул легкий ветерок, медленно разгоняя стелящийся по земле туман. Тишину нарушали лишь звуки их шагов, тяжелых после проведенной в Лесу ночи в качестве наказания за очередную драку. Вид юношей оставлял желать лучшего – на рубашках обоих до сих пор красовались пятна крови друг друга, волосы, аккуратно уложенные до драки, растрепались еще больше во время ночных «приключений», и вообще, оба выглядели на пару лет постаревшими.
- Я тут подумал…, - начал было Пьер, но Антонин его тут же перебил.
- Ого, неужели, есть чем?
- Очень смешно, - покривлялся француз и продолжил, как ни в чем не бывало, - Если мы снова затеем…кхм… драку, - он решил пропустить изданный Долоховым смешок мимо ушей, - давай не будем доводить ее до еще одного наказания в Запретном Лесу?
- Нужно уберечь мир от твоего секрета. Он не должен узнать о том, что иногда в тебе просыпается твоя младшая сестра, - на лице слизеринца появилась довольная ухмылка уже после того, как он кивнул, соглашаясь с предложением.
- Не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь.
События развивались слишком быстро и слишком хаотично – в одну минуту Пьер толкнул своего спасителя, а в следующую получил от него же удар по лицу. Он почувствовал, как пальцы Антонина впиваются в кожу, вместе с болью возвращая какую-то осознанность происходящего, а каждое слово, выплевываемое слизеринцем в лицо юноши, будто тушило огромный пожар, разгоревшийся внутри, костер за костром, оставляя после себя только пепелище. Пусто. В душе стало так пусто. Арно даже не собирался бить в ответ – его руки безвольно повисли вдоль туловища. Он лишь смотрел в глаза Антонину, пока тот не отпустил его также резко, как и ударил. Пьер пошатнулся, машинально хватаясь одной рукой за столик, чтобы удержать равновесие, и опуская голову. Через секунду раздался хлопок двери, заставивший его поморщиться от громкого звука, разрезавшего недолгую тишину.
Перед глазами вновь сверкнула зеленая вспышка, а в ушах звенел чей-то истошный крик. Арно зажмурился, закрыл уши руками и медленно выдохнул, прогоняя воспоминание из головы. Однако правда заключалась в том, что как бы глубоко ни прятать этот момент в своей памяти, как бы усердно ни пытаться забыть – полностью стереть его из истории невозможно. Как и взять слова назад. Он хотел помочь. Хотел спасти чью-то жизнь. А Долохов не дал. Да, Пьер был зол на него. Ему казалось, что на то имелась причина. Но почему сейчас его слова казались такими логичными, такой простой правдой? Героически сдохнуть в грязи. Он ведь был прав. Пьер не успел бы добежать, ему бы такого не позволили. Если бы не Долохов, он сейчас лежал бы там, в поле, холодный и забытый. Отчего-то Пьеру на долю секунду это показалось не такой уж и плохой участью – умереть в попытках сделать важное дело намного лучше, чем жить с осознанием того, что ты остался на этом свете лишь благодаря своему происхождению, и при этом ничего не сделал, чтобы помочь тем, кому повезло меньше.
Арно заглянул под сиденье, пошарил рукой и достал палочки, в спешке заброшенные туда Долоховым, после этого на это самое сиденье опускаясь. Палочку Антонина он аккуратно положил на столик, а свою принялся задумчиво вертеть в руках. Как долго он просидел в одиночестве, Арно сказать не мог – время словно потеряло свою суть.
- Приложи, - Пьер даже не посмотрел на протянутый ему предмет и слабо оттолкнул от себя руку Антонина. Ему сейчас ничего не было нужно – внутри пустота и холод.
- Я в порядке, - произнес он как-то себе под нос и поднялся с места, смотря невидящим взглядом перед собой, - Будет лучше, если остальную часть пути мы проведем порознь.
Арно решил, что ему следует покинуть купе, ведь изначально его занимал Антонин, поэтому юноша развернулся и сделал пару шагов к выходу. Отчего-то он медлил, словно ждал чего-то. Извинений? Или хотел сам попросить прощения за свои слова, но никак не мог решиться? Прежде, чем он успел сделать последнее, Пьер повернул ручку двери и молча покинул купе.
- да ладно тебе, пьер, - антону кажется, что в голосе недостаточно проницательных ноток, недостаточно заинтересованности в сложившейся ситуации, чуточку больше, чем обычно, раздражения. это кажется неправильным, поэтому антон спешит добавить что-нибудь более теплое. на ум, как на зло, ничего толкового не идет, помимо примитивного «все не так уж и плохо, она вернется». как к тебе не вернуться-то, арно?, - утром ты даже не вспомнишь ее имени, - жмет плечами протягивая парню бокал вина. тот мягко отталкивает протянутую руку, качает головой, поднимает взгляд и смотрит как на предателя.
от этого взгляда мурашки по коже бегут и совестно становится за танец с девушкой, которая приглянулась арно, за то, что не рассмеялся над его шуткой, когда все смеялись, даже позволил себе увлечь соседа по столу в отстраненный диалог, рассказывая что-то из собственного жития.
он сейчас слишком на ребенка походил. антону становится совестно и за то, что отобрал игрушку у младшего. присаживается рядом на обрамление клумбы, которые ярко пылали закрывшимися на ночь бутонами цветов, делает глоток. большой, чтобы протянуть подольше и молчать, в надежде, что пьер заговорит первым. не говорит…
- извини, этого больше не повторится, - за извинениями не следует легкомысленного «все в порядке». не следует ничего, кроме стрекота сверчков…
сейчас бы антону пригодилось бы, чтобы аккомпанировали хотя бы сверчки. спасало мерное кряхтение поезда, и редкие его призывы к тишине. его руку снова отталкивают, отказываясь хотя бы от минимального утешения. он, антон, понимать этого в силу собственного эгоизма не стремился, не считал себя виноватым. тогда - может быть, сейчас – нет.
нужно время, чтобы он вернулся из лабиринтов собственного гнева, считая его праведным, пьер этого времени давать не хотел. скорее всего, потому что сам был достаточно нетерпеливым по натуре.
жмет плечами, опускаясь на сидение, демонстрирует слишком активно, что все с ним в порядке, готов забыть и о ложных обвинениях в трусости и собственном поступке. арно, кажется, забывать ничего не намеревался. нужно время, которое он давать не хотел, антону это кажется таким же оскорбительным(?), так что он даже не стремится остановить парня, когда тот отправляется к двери.
снимает пиджак, чтобы просох, или просохнуть, предварительно пряча палочку во внутренний карман – кричит своими обыденными действиями о том, что все в порядке с ним. верить в это хочет и смотрит на ссутулившуюся под натиском переживаний спину лишь одно мгновение, чтобы ей же и улыбнуться – притворно, широко. кивает, потому что сказать нечего. отводит взгляд и прикрывает глаза, когда дверь захлопывается.
три-два-один, шумный вдох и такой же шумный выдох, чтобы окончательно уверить себя и мир вокруг, что спокойствие антона ничего пошатнуть не может. это хладнокровно и, скорее всего, очень неправильно, очень аморально, но пока что так.
пока что – лечь на сложенные на столе руки, смотреть на темное небо, пронзаемое вспышками молний, отстраняясь от того, что было, что будет и что есть. собирает дымку, чтобы залататься, чтобы из купе выйти тем антоном долоховым, которого многие знают. ведь если не он будет улыбаться и обещать светлые дни, даже если они означают кровавые коридоры, то кто тогда?...
Дата: 31.08.1976 (25.09.2018 - 12.11.2018)
Участники: Жан-Пьер Арно и Антонин Долохов
Жан-Пьер
Заголовки газет, английского «Пророка» и его французского коллеги, пестрели сообщениями о событиях, развернувшихся в Каледонском лесу, а также вскоре последовавшем за ними зловещего предупреждения, и последние дни в резиденции Арно были заполнены громкими спорами и истериками, так как решалась судьба последнего учебного года Жан-Пьера в Хогвартсе. Отец предоставил право выбора сыну, довольно мудро избегая конфликта, но его супруга категорически отказывалась отпускать Жан-Пьера из дома, что, собственно, и служило причиной всех разногласий.
- Я не буду отсиживаться дома, как трус, maman! Поеду в Хогвартс и точка! – Жан-Пьер вытер салфеткой уголки губ прежде, чем бросить ее и встать из-за стола. Его мать все пыталась уговорить сына остаться, и продолжать завтрак в том же духе не имело смысла.
- Я скажу отцу, чтобы отправил вас троих обратно в Париж. Там безопаснее, - юноша почти закатил глаза, но решил этого не делать, чтобы не показывать дурной пример младшим, все еще сидевшим за столом.
- С чего ты это взяла? Если то, что говорят, правда, абсолютно неважно, где мы будем. Война коснется всех.
- Не произноси этого слова, Жан-Пьер Арно! - взвизгнула женщина, заставляя Пьера, как и остальных детей, зажать от неожиданно резкого звука уши.
- С Вашего позволения, - юноша слегка склонил голову, все еще сохраняя манеры, как бы ни злился на мать, и покинул обеденный зал. Вещи были уже собраны и ждали у входной двери, готовые к путешествию. Конечно, Жан-Пьеру не особо хотелось покидать дом в такой атмосфере, но ему уже надо было торопиться на вокзал. Обернувшись на пороге, он заметил две головы, выглядывающие из-за угла, и с теплой улыбкой подмигнул братишке и сестренке прежде, чем оставить их на целый учебный год.
На вокзал Кингс-Кросс Арно прибыл с некоторым опозданием, поэтому юноша наспех распрощался с водителем и почти бежал всю дорогу до платформы 9 ¾, толкая перед собой тележку с вещами. Только когда он прошел сквозь стену, что до сих пор было для него волнительным событием, ведь во Франции такого ему делать не приходилось, Жан-Пьер смог перевести дух – Хогвартс Экспресс все еще стоял там, поблескивая черными боками, и ждал своих учеников, которых, казалось, в этом году было меньше. Впрочем, это не так удивляло, учитывая недавние события - наверняка родители побоялись отпускать своих детей в школу, как и мать самого Жан-Пьера. Юноша не был уверен, как бы поступил, будь он тоже родителем. Сейчас же он точно знал, что не собирался идти на поводу у страха перед тем, кто назвал себя Темным Лордом, тем более в школе должно было быть намного безопаснее.
Состав издал предупреждающий сигнал – оказалось, что задержись Пьер на пару минут, он точно бы не успел. Молодой человек как раз закончил сдавать свой багаж и заскочил в ближайший вагон, пока его дверь не закрылась. По коридорам еще бродили ученики, устраиваясь по свободным купе или обнимаясь с друзьями, которых не видели все лето. Жан-Пьер двинулся вперед, коротко улыбаясь тем, кого приходилось обходить на пути, и надеясь встретить знакомые лица. Юноша не хотел даже на секунду задумываться о том, что кто-то мог пострадать во время того злополучного нападения в Каледонском лесу. Это было бы слишком … по-взрослому настоящим и болезненным. Все дети и подростки живут словно под куполом защиты своей семьи. Им редко приходится сталкиваться с трудностями реальной жизни, потому что их оберегают так долго, насколько это возможно. Теперь же настала пора, когда им всем придется встретиться с суровой правдой лицом к лицу.
Сделав круг по вагону, Арно никого из друзей не нашел. Он продолжал убеждать себя в том, что, конечно же, тому причина – куча других вагонов, где они могли бы сейчас находиться, и, поверив самому себе, француз отправился во второй круг – теперь уже в поисках свободного места. Коего, как оказалось, уже не было. Проходя купе за купе, Жан-Пьер отметал варианты с младшекурсниками или новичками внутри, а также, не желая «подселяться» туда, где было больше трех людей. Наконец, он набрел на купе, в котором сидел лишь один человек, читавший «Пророка» у окна.
- Разрешите к Вам присоединиться? - спросил Жан-Пьер, вложив все свое обаяние в эту фразу и не сомневаясь в том, что незнакомец, спрятавшийся за газетой, ему это позволит, - Все остальные места уже заняли.
Он улыбался в ожидании момента, когда будущий сосед покажет свое лицо, хотя почему-то тот медлил. Наконец, «Ежедневный пророк» начал неторопливо опускаться, сантиметр за сантиметром открывая Жан-Пьеру лицо Антонина Долохова, по обычаю сверлящего его своим холодным взглядом. Улыбка француза тут же померкла. Провести весь путь до Хогвартса в компании этого человека – та еще забава. Однако брать свои слова назад или молча разворачиваться Арно тоже не собирался, поэтому ему оставалось только стиснуть зубы и сделать вид, что эта ситуация ни капли его не беспокоила.

Антонин
кусок в горло не лезет.
со вех углов доносилось все то же шипение, которое вызывало каждый раз одни и те же реакции – перешептывания, порождение слухов, плаксивые рассказы о том, что раньше было лучше, причитания о том, что с ними станется-то теперь…
каждый раз находился тот, кто воскликнет, что необходимо что-то делать. каждый раз это поддерживали, но бурные обсуждения какого-либо плана превращалось в балаган, который сменял тему до следующего сеанса.
сегодня какой-то важный день, по крайней мере таким он был всегда. просыпался тяжело, перечитывал несколько раз раннее письмо от отца, который советовал вернуться домой, дескать там будет безопаснее. долохов младший несколько раз письмо переписывал, зачеркивая язвительное «не женись ты на не волшебнице, над твоим сыном опасность не висела». ограничился обещанием быть начеку и писать почаще из школы.
в какой-то степени антон злился. наверное, не будь обещания уничтожить всех и вся, кто не подходил по чистоте крови, долохов не стал бы допускать мысли об упреках отца в порче волшебной крови.
в нем говорил некоторый страх.
- круциатус – одно из трех непростительных заклинаний, за применение которых можно попасть в азкабан, - мерным, почти скучающим голосом объясняет преподаватель. он медленно прохаживается мимо доски, на которой размашистым почерком вывел латинские буквы, на столе у него клетка с несколькими мышами и клетка с голубями. ходили слухи, что несколько лет назад директор дурмстранга запретил демонстрацию непростительных заклинаний на животных, которые были бы больше голубя, поэтому теперь студенты могли довольствоваться только самими голубями и животными поменьше, например, вот мышами, - но у этого заклинания, как и у всех непростительных, имеется одна важная особенность: вы должны желать своему противнику боли, должны наслаждаться ей, иначе формула будет слаба. не стоит произносить заклинание, если не уверены в собственной силе и силе собственных желаний, - им показывают все стороны магии, от создания мотыльков, до возможности убивать, не скрывают ничего, чем может воспользоваться их противник, но все оставляют на совесть студента – хочешь убить крысу на занятии – дерзай, хочешь помучить мышку – никто не против, хочешь посмотреть на то, как заклинание сработает на человеке – за школой и под личную ответственность…
долохов эти заклинания знает, знает, что нужно для того, чтобы они были эффективны и знает об ощущениях. правда, пока лишь из книг, из лекции профессора и отчего-то он более, чем уверен, что ему еще предстоит окунуться в водоворот боли с головой…
голова болеть начинает от непрекращающегося гудения, часы над барной стойкой показывают половину и долохов срывается с места, чтобы забрать вещи из комнаты и отправиться на вокзал.
вокзал встречает его той же суетой, какая ему и свойственна. антон вдыхает глубже, когда оказывается среди магглов – те если и знают о недавних событиях, то лишь отдаленно понимают, о чем вообще речь. он завидует их спокойствию, неведению и считает, что многим из них повезет умереть быстро, даже не узнав причину «за что».
самому ему придется отмывать собственную кровь.
он, только, надеется, что кровью тех, кто сладко поет…
поезд призывно загудел, выпуская облако дыма вверх. часы, кажется, застыли, давай возможность всем успеть в срок сдать багаж и отправиться в купе. антон отмечает, что людей, отчего-то меньше, чем в прошлом году и по коже пробегается холодок, от осознания того, что в мире слишком много тех, кто считает, что дома будет безопаснее.
возможно, оно и так….
он занимает пустое купе, в котором на верхнюю полку забрасывает чемодан и ридикюль из которого достает наспех купленный номер ежедневного пророка. выдыхает, когда усаживается у окна и несколько минут смотрит в окно, наблюдая, как родители прощаются до каникул со своими детьми. это его даже несколько умиляет, вспоминались времена, когда и его провожали перед отбытием в дурмстранг.
сантименты быстро растворяются, стоит долохову краем глаза наткнуться на главную страницу пророка. он ведь даже не успел рассмотреть ее, когда покупал, так что теперь с удовольствием развернул приятно пахнущую газету, дабы снова наткнуться на заезженное заявление от темного лорда.
ему в какой-то момент даже смеяться хочется.
потому что не верится в то, что происходит это все на самом деле, что вот он сидит в поезде до хогвартса, читает громкие заявления о том, что никому пощады не будет только потому что кровь недостаточно чиста. все больше это становилось похоже на какой-то розыгрыш.
пока он не наткнулся на статью о том, что случилось в заповеднике…
он пытается сосредоточиться на названных именах убитых, вчитаться в каждое, или прочитать каждое, повинуясь какой-то трепетной необходимостью отдать им дань уважения хотя бы вот таким способом. его окутывает внезапным холодом и какой-то обреченностью. плакать не хочется, но и улыбка кажется совершенно излишней. память прорезают свежие воспоминания и совершенно резонный вопрос «как я вообще выжил?».
гордиться совершенно не хочется. ни тем, что кому-то там помог, ни тем что сам жив остался. казалось, что было бы лучше, если бы отдал жизнь за кого-то, чье имя он прочитал. понимает, что вопрос так не решается, просто в голове прорастает как-то совсем уж быстро мысль о том, что сделал недостаточно…
он так и останавливается перечитывая одну и ту же строчку несколько раз, пытаясь сосредоточиться, почти физически ощущая, как сердце разрывается, когда услужливое воображение подсовывает лица умерших. там ведь дети были.
долохов воспитан иначе, обучен другому и сам он не такой, как некоторые, потому что многие вещи воспринимает совершенно легкомысленно и даже сейчас он пытается максимально полно представить каково оно – лишиться ребенка и не может. не может поставить себя на чье-то место и полностью впитать в себя ощущение вселенского траура, которое должно быть максимально материальным сейчас.
ему стыдно, но он признаваться никому не будет, потому что показушничать ему бы не хотелось, как и перетирать о том, как ему жаль умерших и их родных. есть такие темы, которые лучше оставить открытыми в дань уважения…
слышится знакомый голос, правда сразу определить кому он принадлежит не выходит, долохов как-то трудно выныривает из вакуума собственных терзаний и самобичеваний, дочитывает строчку снова и только потом медленно опускает газету, делая вид, что совершенно не прятался за ней от всего мира, погружаясь в размышления о смысле жизни и смерти, а просто внимательно и увлеченно читал статью о чем-то там, на странице номер пять-шесть-семь-выбери любую.

осматривает свое купе, несколько удивляясь тому, что сюда до сих пор никто не забрел, а после намеревается улыбнуться и пригласить соседа войти, но узнает в прибывшем пьера быстрее, чем успевает широко улыбнуться. едва не цокает от перспективы провести ближайшее путешествие с когтевранцем и еле сдерживается, чтобы глаза не закатить по той же причине.
он поднимается с сидения, подходит к выходу, выглядывая за двери купе, благо пьер услужлива немного подвинулся, осматривается по сторонам, словно сейчас прямо заметит табличку «есть свободное место для жан-пьера арно», поднимает взгляд на парня, почти мило скалится и кивает сообщая елейным голосом:
- конечно, здесь много места, располагайтесь - обводит «свое» купе рукой и взглядом и возвращается на свое место, берясь за ежедневный пророк, поспешно переворачивая страницу и утыкаясь в статью о книжных новинках.
Жан-Пьер
Пьер сделал шаг назад, когда увидел стремительно приближающегося к нему слизеринца. Почему-то ему показалось, и в случае с Долоховым наверняка небезосновательно, что тот собирался схватить его за шкирку и выбросить из купе, как бездомного кота, а Арно ведь гордый и не мог позволить подобного с собой обращения, поэтому как-то машинально сжал кулаки. Однако Антонин лишь высунул голову в коридор, заставляя Жан-Пьера удивленно водить взглядом за его действиями, а затем повернулся к нему с оскалом, неестественно-доброжелательным и каким-то даже хищным.
- Конечно, здесь много места, располагайтесь, - у Жан-Пьера от подобного ответа дернулся уголок губ – то ли от раздражения, то ли от того, что вроде бы собирался улыбнуться, чтобы не наброситься на Долохова с кулаками, но передумал. Юноша вздернул подбородок и величаво прошествовал вглубь купе, усаживаясь напротив слизеринца и возмущаясь про себя, мол надо же было Долохову сесть именно в этот вагон. Жан-Пьер и Антонин знали друг друга уже второй год, и будь это другие люди и в другой среде, то наверняка бы сдружились – оба были иностранцами, поступившими в Хогвартс уже на старших курсах, оба довольно выделялись среди других учеников, оба были подающими надежды волшебниками и отличными дуэлянтами. Все это вроде должно было сдружить двух молодых людей. Должно было. Однако все произошло с точностью наоборот – юноши сначала молча сверлили друг друга взглядами, осуждая каждый шаг и каждое слово «противника», затем их взаимная неприязнь вылилась в открытое противостояние, некую холодную войну, не имевшую никакой конкретной цели или причины и вообще никому ненужную, но тем не менее существовавшую. А ведь Жан-Пьер даже не мог четко сформулировать у себя в голове, почему так невзлюбил Долохова. Правда, он помнил, как, будучи на шестом курсе, узнал о появлении «загадочного ученика из самого Дурмстранга», и внутри него разбушевалась буря – титул «загадочного иностранца» уже целый год принадлежал ему. И абсолютно неважно, что этим титулом он сам же себя и наградил – делиться он не собирался.
Наверное, дело было в том, что Антонин и Жан-Пьер были во многом похожи, но Арно казалось, что слизеринцу все удавалось намного легче. Он делал все с какой-то непринужденной, самодовольной небрежностью, а результат оказывался, если не лучше, то точно не хуже, чем у Жан-Пьера. При этом Долохов делал вид, что его абсолютно ничего не волнует, и он выше всяких переживаний за хорошую оценку или какую-либо похвалу. По крайней мере, именно такое впечатление сложилось о нем у Пьера, посвятившего все свое детство оттачиванию навыков и до сих пор проводящего за этим свободное время. А еще эта его дурацкая ухмылка.
Пьер выстукивал пальцами какой-то ритм на своем колене, закинутом на вторую ногу, и глядел в окно уже тронувшегося поезда. Ему всегда нравились дни перед началом учебного года – такое сладкое предвкушение возвращения к чему-то знакомому и встречи с чем-то неизвестным. Ему не терпелось развернуть чистый лист пергамента и сделать первые записи на нем, вдохнуть аромат нового учебника, но больше всего за лето он соскучился по квиддичу и не мог дождаться первой тренировки. К счастью, на поле ему не придется лицезреть Долохова, как приходилось сейчас. Вот только Пьеру было скучно. Скучно ехать в полной тишине, нарушаемой лишь шорохом перелистываемых газетных страниц. Скучно ехать лицом к лицу с Антонином и не воспользоваться ситуацией, чтобы позлить его.
- Поделишься той частью, что уже прочитал? - Жан-Пьер устремил взгляд в сторону Антонина, усердно делавшего вид, что француза там и вовсе не было. Подобный расклад не устраивал Арно, непривыкшего к игнорированию собственной персоны, поэтому он старался сделать так, чтобы у Долохова ничего не вышло.

Антонин
антону так и не удалось прочитать статью о книжных новинках, с уголка которой ему улыбался какой-то новый выдающийся автор, снимая свою шляпу и улыбаясь своим морщинистым, от старости, ртом. долохов несколько раз прочитал названия самых выдающихся его трудов, но ни одного названия так и не запомнил, переворачивая страницу, предварительно просмотрев соседнюю, вроде как ища что бы еще интересного прочитать.
статья о некоем животворящем растении долохову не нравилась своими размерами, так что он поспешил отправиться на следующую страницу, а когда переворачивал, то краем глаза посмотрел на пьера, тот высматривал что-то в окне, едва хмуря брови и дуя и без того пухлые губы. долохов посмел бы предположить, что пьер пытается рассмотреть собственную совесть, но рассчитывать на это совершенно не приходилось.
долохов совершенно из вида упустил тот момент, когда их с пьером отношения перешли в некоторое подобие тихой войны. они не встречались на полях какого-то боя, просто наблюдали друг за другом и как бы антон не хотел себе признаваться, но сам следил за арно с момента, когда им удалось встретиться за одним обеденным столом.
тогда принимало семейство арно, расхваливая всех трех своих детей, жалуясь на климат англии и восхваляя здешний менталитет, дескать, люди кажутся попроще, а шляпки тщательнее самой королевы никто не подбирает. тогда миссис арно заливисто смеялась, сам же пьер прикрываясь белоснежной салфеткой улыбался, щуря свои глаза. они взглядами столкнулись, когда не оценивший шутку антон прятался в бокале с игристым, позволяя себе улыбаться, дабы продемонстрировать собственное уважение к хозяину дома.
не помнил антон что выбесило его больше, то ли то, что они с пьером слишком похожи при том, что они чрезвычайно разные, то ли то, что остаток вечера пьер не замолкал и заливался соловьем, рассказывая окружающим какие-то факты вычитанные из умных книжек. антон тогда предположил, что пьеру просто больше пить не стоит. удостоверился в этой мысли тогда, когда пьер с удовольствием согласился помузицировать, пока его прелестная maman исполнит какую-то часть из какой-то оперы – антон не запомнил, так как, кажется, остаток вечера провел, прячась в бокале с вином.
и вот сейчас этот юный лягушатник сидел перед ним и выбивал пальцами какой-то неизвестный антону ритм. в какой-то момент сам долохов принялся считать, словно ожидал, когда негодования «золотого мальчика» заставит его обратить на себя внимание – сколько знал антон пьера, тому зачастую нужны были зрители.
тридцать три…
антон нехотя отрывается от газеты, опускает листы раньше, чем взглядом отрывается, словно показывая, как он заинтересован в чтении идиотского гороскопа на неделю. вскидывает брови, когда поднимает взгляд на юношу, подается к нему тихо спрашивая «м?», а после хмурится возвращаясь глазами к газете.
честно говоря долохов готов был отдать всю газету целиком, чтобы арно от него отстал, но медлит.
почему-то торгуется, не желая отдавать ту часть, в которой дурные вести. вообще, он уверен, что жан-пьер и без газеты в курсе, что в мире творится, потому что говорилось об этом со всех углов…
он даже природу собственного замешательства понять не может – то ли опекает пьера от дурных новостей, то ли тех, кто погиб от глаз пьера. в нем ведь не было ничего плохого – немного показушный, кажется, даже малфоя переплюнул в собственном себялюбии, несколько легкомысленен, порой антону казалось, что пьер не очень умный, однако, уверен, что это не так. у пьера много козырей и он ими умело пользовался.
пауза становится непростительно длинной, тогда антон отделяет несколько первых листов газеты и придвигает их пьеру едва щурясь и расплываясь в язвительной ухмылке:
- наслаждайся…, - откидывается на пинку сидения утыкаясь в чтение гороскопа. он устраивается на сидении так, чтобы можно было бы изредка коситься на пьера – было интересно посмотреть на эмоции, которые вызовет статья об умерших в заповеднике.
это казалось каким-то неправильным, смотреть вот за человеком, в какой-то степени антон ощущал себя злодеем, который приложил руку к смерти если не всех тех, чьи имена были чисты, то тех, кто очернил весь свой род. как бы то ни было – они ведь люди. такие же как сам антон, как его отец, как тот же пьер.
смог бы я убить пьера?..
- я думал, ты вернешься в шармбаттон… - говорит между прочим, не отрываясь от гороскопа для козерогов, - или останешься дома, - тот же тон, пожав плечами, не отрываясь от газеты, встряхивая ее, когда к следующей колонке переходит, - тебе тут рекомендуют слишком много ответственности на себя не брать, - поворачивает голову к парню растягивая губы в улыбке.

Жан-Пьер
Жан-Пьер прикусил нижнюю губу, чтобы не расплыться в победной улыбке, когда Антонин неохотно, но все же протянул ему часть «Пророка». Приняв газету из рук юноши, он с важным видом ее развернул и пробежался глазами по строчкам, выискивая что-нибудь, что могло бы его заинтересовать. Признаться, ему не очень-то и нужно было в данный момент знакомиться со свежими новостями – его целью было привлечь внимание Долохова и, при удачном раскладе, хорошенько его позлить. С первой частью своего плана Арно успешно справился.
- Ну не мог же я остаться дома и заставить тебя скучать по своей компании, - Жан-Пьер сделал вид, что так же увлеченно что-то читает, полностью отзеркаливая действия Долохова и рассчитывая на то, что это не останется незамеченным. Почему-то француз испытывал особое наслаждение, когда ему удавалось вывести Антонина из себя. Такие ситуации он расценивал как собственные небольшие победы, но не до конца осознавал, зачем ему это вообще нужно.
Жан-Пьер понимал, зачем отец устраивает званые вечера и налаживает контакты в новой стране, хотя, будь на то его воля, он не стал бы поддерживать отношения с семейством Долоховых – от обоих мужчин словно веяло какой-то опасностью, и у него мурашки пробегали по спине при одной мысли о них. Но Пьера не спрашивали, нравится ему что-то или нет, и он, как хороший сын, надевал свой лучший костюм, вспоминал самые интересные истории, готовил самые смешные шутки и натягивал самую дружелюбную улыбку, собираясь на назначенные встречи. Он был очаровательным собеседником – этому его учили с самого детства. Однако, всякий раз, когда юноша находился в компании Долоховых, он натыкался на абсолютно равнодушный взгляд Антонина. Нетрудно представить, какое смятение охватывало его в подобные секунды, хотя длилось оно всего долю момента, а позже, уже находясь в саду своего дома или в собственной комнате, Арно долго и упорно анализировал, в чем причина, чтобы в следующий раз его чары распространились на всех без исключения.
Во время одного из визитов к ним, Долоховы предложили устроить охоту. Жан-Пьер четко помнил, что не особо обрадовался предстоящему времяпрепровождению – охота всегда казалась ему исключительно варварским увлечением, но хозяева утверждали, что каждый мужчина должен за свою жизнь испытать это чувство азарта от погони. Арно подумал про себя, что вполне мог бы обойтись и без него, но отказывать было неприлично, поэтому он лишь улыбнулся и забрался в седло. В последующих действиях Пьер принимал участие без какого-либо энтузиазма, но затем прозвучала громкая команда Долохова-старшего «Спускайте псов!», заставившая юношу встрепенуться.
- Псов? - взволнованно переспросил он, надеясь, что его голос дрожал не так явно. Жан-Пьер был в ужасе от собак, после того, как одна гналась за ним по всему французскому кварталу и, в конце концов, укусила его. Юноша под страхом смерти запретил кому-либо из своей семьи рассказывать, куда пришелся тот злополучный укус.
- Это охота, Арно. Чего ты ожидал? - раздался голос Антонина, остановившегося рядом и бросившего на него раздраженный взгляд. Пьер перехватил дрожащими руками поводья поудобнее, чтобы ненароком не выронить их, и смахнул тыльной стороной ладони выступивший на лбу холодный пот. Процессия двинулась дальше, и Арно нерешительно последовал за остальными. Через какое-то время уставший от погони Жан-Пьер остановился, чтобы передохнуть. Спешившись, он погладил коня по шее и холке, благодарный за то, что животное довезло его до сих пор без каких-либо инцидентов. Юноша наслаждался видом, как вдруг из-за кустов неожиданно выбежал один из хозяйских псов. Версии того, что произошло дальше, у двух свидетелей ситуации расходились. Жан-Пьер утверждал, что ничего не помнит, тогда как Антонин помнил слишком много.
- Твоя сестренка в порядке? Кажется, я слышал, как она визжала…, - притворно-озабоченное выражение лица Антонина сменилось ехидной улыбкой человека, узнавшего чей-то секрет и непременно собиравшегося этим воспользоваться. Естественно, Долохов не мог услышать крики младшей сестры Жан-Пьера, потому что она осталась дома. Арно поправил куртку, делая вид, что не понимает, о чем идет речь, но в его голове уже завертелись шестеренки – нужно было придумать, как отомстить слизеринцу.
- Тебе тут рекомендуют слишком много ответственности на себя не брать, - как бы между делом заявил Антонин, снова наигранно улыбнувшись.
- Не думал, что тебе знакомо это слово, - удивился Пьер, - И откуда тебе вообще известно, кто я по гороскопу? Досье на меня собрал поди?
Арно покачал головой, делая при этом возмущенное лицо и хлопая глазами. Он часто переигрывал, но люди вокруг редко ему говорили об этом прямо. Только не Долохов.

Антонин
- ты вагоном ошибся, арно. твои фанаты в другом, - выдерживает еще несколько секунд, прежде чем уткнуться в газету снова. долго молчать не приходится, после очередного вопроса пьера, долохов-таки опускает газету, чтобы с выражением лица «ты серьезно, арно?», начать свою миниатюрную тираду, - это же так трудно сделать, когда ты на каждом углу кричишь о том, какой ты замечательный. вряд ли ты сам помнишь, что плел очередной нимфетке, пока та влюбленно хлопала своими ресничками, - говорит тихо, чтобы никто не услышал. никто кроме пьера, конечно, при этом не переставая улыбаться, изучая лицо парня. он часто антону совсем еще ребенком казался. возможно, все дело в том, что под определенными ракурсами скулы пьера казались пухлыми щечками, а чувственные губы вполне сходили за надутые от некой досады, - к слову, та, что выслушивала твои речи по поводу астрономии, астрологии и коперника, по знаку зодиака была весы, едва ли ты помнишь, - едва морщит нос, тихо усмехается откидываясь на спинку сидения, снова утыкаясь в пророк.
долохову нравилось наблюдать, как спесь арно спадает, когда антон не ведется на его обаяние. антону казалось, что он единственный, кто правда не поддается чарам арно. вполне возможно, что в нем он видел просто кого-то вроде младшего троюродного братца – мальчишку не совсем смышленого, но избалованного вниманием.
а после он видел, как арно увлеченно читает толстенную книгу в обеденный перерыв или хмурится, когда варит очередное зелье, не отрывая взгляда от рецепта – тогда все его напускное куда-то улетучивалось, открывая взору того аристократа, с которым дела общие иметь хочется, с кем общаться хочется, прогуливаясь по владениям, увлекая в доверительные разговоры.
но на смену тому пьеру, приходил этот…
- по вашему виду и не скажешь, что наслаждаетесь вечером, - девушка стояла на балконе, упираясь в холодный мрамор голыми локтями, смотрела куда-то вдаль, о чем-то далеком для долохова и думала. антон понятия не имел кто она, потому что пропустил ту часть, в которой восхваляли достоинства юной девушки. он потом видел, как она старательно вытягивала ноты, пока пьер играл на рояле, сейчас же она не была окружена тем признанием, которое получила, закончив свое выступление. сейчас она была одинока в той степени, в которой ее бы описали в каком-нибудь толстенном романе, - я принес вам вина, вы не против? – протягивает бокал, останавливаясь рядом. девушка принимает со скромной улыбкой, потом оборачивается на открытые балконные двери, за которыми было жарко и светло и улыбается чуточку шире кивая в благодарность.
- спасибо. я в порядке, просто вышла подышать свежим воздухом и посмотреть на здешние пейзажи, - бормочет едва слышно, отставляет бокал, а после поворачивается к долохову, расплываясь в совершенно другой улыбке, - а вы? – брови с вопросом подскочили вверх, когда девушка ладонями по мрамору провела.
- пытался найти укромное место, чтобы спрятаться от вездесущего обаяния жан-пьера, но балкон уже заняли вы, - усмехается облокотившись на мраморный парапет, делает глоток из своего бокала, после того, как замечает, что слова о жан-пьере проникают куда глубже, чем просто в прелестные ушки.
долохову кажется, что ситуация распространенная и пьеру повезло бы, женись он на такой девушке – аристократка, красавица, да еще и влюблена в него. а вот девушке не повезло бы, потому что кроме себя арно, кажется, не любит больше никого – родные не в счет, при всем его себялюбии, в нем было много любви и уважения к собственной семье – не заметить это было сложно.
«а вы подарите ему собаку», - хочется заявить антону. он уже даже представил, какой ужас испытает пьер, увидев подарок. в какой-то степени ему было бы полезно завести собственного щенка, возможно весь ужас перед собаками в целом волшебным образом испарится, но подвергать юную девушку гневу семейства арно долохов не хотел. насколько он понимал, то после охоты отношение с собаками у пьера стали еще более напряженными, так что теперь, когда французы принимали приглашение долохова-отца, собаки закрывались в отдельной комнате… антона это не очень радовало, но следовать непрописанным правилам приходилось…
- как родители? – спрашивает тише и серьезнее. как бы то ни было, а какие-то отношения между семьями поддерживались, тем более антон был знаком ними лично, но поскольку письмами они обмениваться не могли, хотя бы потому что общих тем у них не было, даже если разговаривать о пьере, то приходилось спрашивать при возможности у самого пьера.
в какой-то степени антон завидовал пьеру, потому что мать он свою знал только по рассказам и портретам, что стояли уже давным-давно в одной из пустующих, захламленных комнат, и ее медальон; тому что сестер и братьев у него не было; тому что сам не чистокровный. его не сильно коробило это когда-то, но сегодняшнее утро выжигало в нем клеймо, заставляя нервничать. он не то, чтобы страдал от этого, просто считал, что родись он чистокровным волшебником, многое было бы иначе.
зацикливается на этом как-то внезапно. это его в какой-то степени раздражает, но пока он пребывает в собственном водовороте мыслей о том, как было бы здорово если… и как ужасно, что… внешне старается не выдавать собственных терзаний, только поспешно переворачивает страницу пророка, словно там, среди букв, найдет какое-нибудь успокоение для самого себя…
Жан-Пьер
- К слову, та, что выслушивала твои речи по поводу астрономии, астрологии и Коперника, по знаку зодиака была Весы, едва ли ты помнишь, - усмехнулся Долохов, возвращаясь к чтению. Признаться, он действительно забыл не только о знаке зодиака, но и о самой девушке, о которой шла речь. И даже если Жан-Пьер не был уверен в правдивости этого заявления, потому как вряд ли его собеседник был настолько увлечен разговором, что запомнил подобную абсолютно незначительную деталь, он не был намерен спускать Антонину с рук даже слабый намек на собственную поверхностность.
- Все я помню, - буркнул Жан-Пьер, еле сдерживаясь от того, чтобы не высунуть язык или еще каким-либо образом покривляться – будь здесь его матушка, непременно стукнула бы его за поведение, неподобающее джентльмену, да побольнее, - Просто союз Козерога и Весов не из самых благополучных. Вот я и не стал удерживать внимания на этом факте.
Антонин вдруг спросил о родителях, на полуслове прерывая попытку француза ляпнуть очередную глупость. Пьер моргнул пару раз, словно это помогло бы ему быстрее обработать в голове услышанный вопрос, и, очевидно расслабившись, тоже откинулся на спинку сидения.
- Неплохо, merci. Правда, матушка не хотела отпускать меня в Хогвартс, - Арно покачал головой, но в его улыбке появилась какая-то нежность при воспоминании о женщине. Какой бы ни была и что бы ни говорила мадам Деверо, юноша понимал, что причиной всему является лишь беспокойство за старшего сына. – Должно быть, твой отец наказал тебе проучить как можно больше Пожирателей?
Пьер быстро улыбнулся, немного запоздало осознав, что вопрос мог показаться намеком на отсутствие родительской заботы со стороны Долохова-старшего, а не на мужскую гордость за сына, которую он и подразумевал, когда спрашивал. По крайней мере, юноша полагал, что отец гордился Антонином. Да и трудно было поверить в обратное – он ведь проявлял отличные способности не только в Дурмстранге, но и в Хогвартсе, добивался успехов во всем, за что бы ни брался, и вообще был образцом мужественности – силен, но не без мозгов, немного жесток, пожалуй, но справедлив. Наверное, Пьер хотел бы дружить с Антонином, но было слишком много этих «но», придуманных ими же самими. Да и признаваться в том, что Долохов нравился ему хотя бы самую ничтожную капельку, он не собирался. Уж лучше холодная война.
Жан-Пьер выглянул в окно как раз в тот момент, когда в темнеющем небе сверкнула молния, заставляя его вздрогнуть от неожиданности. Дожди не были редкостью в это время года, и никто не обратил бы внимания на разворачивающуюся непогоду, если бы в ту же секунду не потух свет в вагоне, за чем последовала окончательная остановка поезда, при чем абсолютно не запланированная.
- Люмоc, - Арно как-то совершенно бездумно схватился за волшебную палочку и произнес заклинание, освещая пространство перед собой. Антонин все еще сидел напротив – на нем никак особо не отражалось какое-либо волнение, только брови немного сдвинуты, и то наверняка из-за того, что Пьер светил ему прямо в лицо, и слизеринец подумывал о том, чтобы ткнуть французу его же палочкой в глаз. Юноша виновато улыбнулся и направил свет в сторону двери. Были слышны голоса учеников, находящихся в том же неведении и перебиравших возможные варианты случившегося со своими соседями или друзьями. Какая-то девочка, кажется, даже плакала. Должно быть, кто-то из младших испугался.
- Надо бы проверить, что происхо…, - Арно не успел закончить предложение, прерванный душераздирающим криком, раздавшемся из дальнего конца вагона.
- Это Пожиратели!
Антонин
не удивлен ни капельки, прекрасно представляя, как матушка пьера причитает, что дома тому будет куда безопаснее. следом за арно, на губах долохова появляется мягкая, тихая улыбка, которую, конечно же, не видно за листами газеты. антону казалось, что это в женщине французская кровь не дает ей состариться. он, конечно, возраст не уточнял, да и высчитать не пытался, просто полагал, что той уже должно быть достаточно лет.
другой идеей было то, что миссис арно был вейлой. эта сущность, собственно и самому пьеру подошла бы, хотя антон не мог представить пьера по-настоящему разозлившимся. свидетельствовало ли это о том, что парень, в принципе, не был склонен к агрессии или, каким-то образом, очень хорошо себя контролировал – для антона оставалось загадкой. загадкой, которую он не стремился разгадать.
- прямо так и сказал, - кивает антон, растягивая губы в наигранной улыбке.
- неспокойные времена настали, антон, - отец сидел у камина, на полу, ковыряясь бездумно кочергой в углях. время перевалило за полночь, в антоне проснулся голод, и интерес «зачем разжигать камин летом?». но рядом с отцом, даже игнорируя запах алкоголя, лежали две собаки, которые теперь уставились на долохова-младшего, - я бы хотел запретить тебе ехать в школу, а лучше вернул бы в дурмстранг, - отец, наконец, поднимает на антона взгляд, расплывается в какой-то даже безумной улыбке, - но ты так похож на меня, что я даже пытаться не стану. потому что на твоем месте, я бы себя не послушал, - тихо смеется, поднимая указательный палец вверх, словно открыл какую-то неизведанную доселе мудрость. антон улыбается веселью отца, его мудрому замечанию хмыкает, потому что так и есть – отсиживаться в безопасности антон совершенно не горел желанием, - ты только пообещай мне, что осторожен будешь… - отец как-то совершенно внезапно становится серьезным, смотря на сына в упор, пока собаки поднявшись, отправились к антону, видимо, поняв для чего долохов-младший спустился на первый этаж…
из состояния задумчивости, которое антон прятал в невидящем взгляде в окно, за которым стремительно портилась погода, по которому дождь отбивал свой ритм, вывела молния, блеснувшая неожиданно ярко и неожиданно прямо, так что сначала антон подумал, что наверняка где-то сейчас полыхает дерево. хотелось верить, что дерево, а не чей-то одинокий дом.
долохову сказать что-то хочется, только свет внезапно тухнет, а уже в следующий момент ему в лицо светит своей палочкой пьер. как мило, камушки отражают свет, - саркастично подмечает про себя долохов, тихо цокает отодвигаясь назад, демонстрируя тем самым, что ему не особо приятно.
удивляется тому, что пьеру ничего говорить не нужно, он сам догадывается и убирает палочку, теперь светя на дверь. антон выглядывает в окно, для галочки, потому что перед глазами все еще пятна от тусклого света, а затем поднимается с сидения и следует за пьером, доставая собственную палочку из внутреннего кармана пиджака.
антон замирает, ощущая, как конечности холодеют и по коже неприятно мурашки бегут, когда слышит женский крик. сглатывает, кажется, слишком громко и затаскивает пьера обратно в купе, торопливо приказывая тушить палочку:
- быстро! – вырывается каким-то рыком, но на удивление, арно повинуется и спустя мгновение палочка перестала издавать свет, еще через мгновение долохов выхватывает палочку пьера из рук и забрасывает вместе со своей под одно из сидений, - ни слова, арно! – рычит на ухо, подталкивая к двери купе, когда нутром, кажется, ощущает приближение пожирателей. возможно, чувствует он благодаря усилившимся крикам и рыданиям, которые были все ближе и ближе, которые прямо сейчас коснутся и их купе, - запомни, где наши вещи, пьер, - бормочет почти даже игриво, если бы не ощущение полного ужаса.
ему кажется, что это не та бойня, которую устроили в заповеднике, здесь точный расчет, который не терпел ничьего вмешательства. опять же, это долохову кажется и ощутив, как его хватают за плечо, вытягивая из купе, начинает жалеть, что лишил оружия не только себя, но и арно.
впервые в жизни, ему хочется, чтобы на нем был тот самый крест, который помог бы ему придумать подходящую молитву во спасение, но все, что он может, это улыбаться маске, которая руку протягивает, требуя палочку и имя назвать. он внезапно ощущает, что сделал все правильно, не торопится, правда, к пьеру повернуться, чтобы одним только взглядом продемонстрировать это «ведь я был прав»:
- в спешке собирался и случайно закинул в чемодан, - говорит он, почти даже убедительно, как кажется, только вот неизвестность заставляет голос подрагивать и ощущать, как холодно внезапно стало по всему телу, а еще этот дождь. возможно, конечно, все дело в почти любезном ударе в область живота кулаком, который заставляет согнуться и порадоваться, что ничего почти не ел за завтраком. маска ставит пометку в своем блокноте, а антона оттаскивают, подводят арно, и пока антона обыскивают, забираясь кожаными перчатками в носки, поднимая штанины поочередно, долохов сверлит взглядом спину пьера, надеясь, что тот не станет жаловаться, что злой антон долохов забрал его палочку и спрятал под сидением.
на какое-то мгновение антон верит в надуманную версию столь долгого разговора пьера с маской, но потом его точно также отводят в сторону и обыскивают, при этом заставив дорогущими брюками встать на мокрую и грязню траву. арно морщится от отвращения и долохову истерично смеяться хочется, так забавно он выглядит.
хочется ему этого недолго, ровно до момента, когда их подводят к уже выстроившимся студентам. он слышит чей-то плач, пытается нагнуться, чтобы посмотреть кто, внезапно вспоминая, что помимо него и арно в поезде ехало еще, как минимум с десяток человек, о которых он переживал.
ему не дают рассмотреть, отталкивая в строй, заставляя выпрямиться, смотреть перед собой, туда, где стояла еще одна часть студентов…
Жан-Пьер
Жан-Пьер не успел опомниться, как слизеринец чуть ли не силой втянул его обратно в купе, зачем-то приказывая ему погасить свет. Арно все же послушался, и после тихого «Нокс» оба снова оказались в темноте, изредка разбавляемой вспышками молнии за окном. Примерно в тот же момент юноша почувствовал, как Антонин выхватил волшебную палочку из его рук.
- Эй! Отдай! – почти жалостливо протянул он, не понимая, что происходит и что затеял его сосед.
- Ни слова, Арно, - эти слова прозвучали прямо у его уха, вызывая сонм мурашек, хотя отнюдь не от удовольствия. Слизеринец подтолкнул его к выходу, и на секунду Пьеру показалось, что это все часть плана, что Антонин с Пожирателями заодно, иначе зачем ему нужно было забирать палочку. Но эта его идея была тут же опровергнута, когда слизеринца бесцеремонно схватили, требуя назвать имя и предъявить палочку. Долохов сказал что-то о том, что его палочка в чемодане, и Пьеру осталось только наспех придумать собственное оправдание. Он услышал, как Антонин не просто называет свое имя, а словно бросает этим самым вызов, и тут же сгибается пополам от удара, и Арно только и мог, что смотреть на это все широко распахнутыми глазами. Ему бы хотелось предпринять что-то, но он не успел, потому что в следующую же секунду настала очередь самого Пьера.
- Жан-Пьер Арно, - произнес он, гордо задрав подбородок, не желая уступать Антонину в храбрости. Когда у него потребовали палочку, юноша постарался вложить в свой ответ как можно больше уверенности в собственных словах.
- Я бы с радостью отдал ее Вам, но не могу. Видите ли, я сдал палочку в ремонт незадолго до отправки, и ее должны прислать сразу в Хогвартс, - Пьер приложил ладонь к груди для пущего эффекта.
- Ты считаешь меня идиотом, сопляк? - прорычал человек в маске. Лучше бы он не задавал этого вопроса.
- Ну… Если честно…, - начал было Жан-Пьер, но тут же почувствовал пинок сзади по ногам, отчего ему пришлось приземлиться коленями прямо на мокрую траву. Юноша поморщился, еле сдерживаясь от более явного проявления негодования.
- Это же Карден*! Вы разбиваете мне сердце, - в большинстве случаев Пьер тщательно продумывал все, что хотел сказать, до последнего слога, но иногда бывали моменты, как этот, например, когда из его рта вырывались совершенно бестолковые вещи. Ему оставалось надеяться, что Пожиратель хоть немного разбирался в моде и мог посочувствовать боли Жан-Пьера. Вместо ответа маска также грубо обыскал его, заставил снять часы и отдать бумажник, а затем поднял за шкирку и толкнул в сторону уже образовавшейся кучки студентов, которых держали под прицелом палочек, словно каких-то заключенных.
По пути Пьер пытался разглядеть, кто еще там был, и молился, что никто не пострадал. Он увидел лишь незнакомых младшекурсников, напуганных и ежившихся под холодными каплями дождя. Затем он различил в толпе Долохова. На мгновение их взгляды пересеклись, и, возможно, Пьеру показалось, но тот как будто спрашивал его, все ли в порядке. Француз на всякий случай коротко кивнул, надеясь придать тем самым храбрости и себе, и Долохову, хотя он не был уверен в том, что она ему нужна. Он-то безумно в ней нуждался – его напускная бравада иссякла, и теперь все его нутро заполняло чувство всепоглощающего животного страха.
Арно отправили в одну группу с Антонином - вышло это случайно или же нет казалось неважным. Сейчас всех больше волновал вопрос «Что же будет дальше?». Неужели они провернули все это лишь для того, чтобы припугнуть и, между делом, обчистить карманы несовершеннолетних волшебников? Однако через некоторое время Пожиратели стали выводить из групп отдельных учащихся. Сначала Пьер не мог понять, почему одних оставляют в покое, а других тащат куда-то вдаль от общей толпы. Когда же он услышал очередную фамилию и вспомнил, что «избранный» мальчишка родился в семье магглов, в голове юноши что-то щелкнуло. Он начал перебирать в памяти фамилии остальных ребят, и тогда ему стала понятна цель Пожирателей – они отбирали тех, чью кровь считали недостаточно чистой. Француза охватил праведный гнев – кто дал им право решать, кто достоин зваться волшебником, а кто нет? Почему в истории всегда были те, кто считал своим святым долгом вести войну против тех, кто был якобы хуже? Арно не понимал, почему люди не могли жить в согласии друг с другом, ведь тогда мир был бы намного прекраснее. Тут, сквозь недовольные мысли, в голову Пьера прокралось уже знакомое чувство страха - что если следующими в списке Пожирателей были не только так называемые «грязнокровки», но и учащиеся, которые были волшебниками только наполовину? Юношу охватило волнение за друзей, в первую очередь за Эдварда, которого он еще даже не видел сегодня, а затем он вспомнил еще об одном человеке. Том, что поневоле оказался его соседом по купе. Том, что и сейчас стоял рядом с ним. Казалось, Арно забыл, как дышать. И только когда Пожиратель перешел от буквы «Д» к следующей, юноша судорожно выдохнул и расслабил кулак, в котором, как оказалось, все это время держал зажатым рукав Антонина. Осознав это, Пьер отодвинулся от слизеринца, стараясь не выдавать собственного смущения.
Любые попытки учащихся встать на защиту себя или кого-то из магглорожденных тут же жестоко пресекались, и оставалось ждать, когда со списком покончат, как и со всем этим беспределом. Но, оказалось, это был далеко не конец. Пьер смотрел, как ничего не понимающих ребят выстраивали в шеренгу, пытаясь справиться с подступившим к горлу комом. В этот момент ему как никогда было стыдно за то, что ему «повезло» родиться в семье чистокровных волшебников и ему не приходилось испытывать ни косых взглядов, ни подобного открытого проявления враждебности по отношению к себе. Но еще больше ему было стыдно и противно от самого себя, потому что на какое-то мгновение он испытал от того же самого факта облегчение.
Нужно было что-то предпринять. Арно больше не мог смотреть на рыдающих девочек и храбрящихся мальчиков, стоявших лицом к лицу с врагом и смиренно ждавших своей участи. Должно быть, его выражение лица красноречиво рассказывало о том, что творилось у него внутри, потому что в ту же секунду Пьер услышал совсем рядом предостерегающий голос Антонина.
*прим. Пьер Карден – французский модельер
Антонин
в глубине собственного сознания антон ждет. ждет, когда назовут его имя, пока еще не совсем понимая по какому принципу выбираются студенты. возможно, все дело в нападении в заповеднике – выбирали тех, кого показательно будут наказывать за покушение на мощь, силу темного лорда. антон же не знает, кто там и кого убивал, уверен от того, что вместе с ним должны вызвать викторию и северуса, и еще огромную кучу людей…
- антонин долохов, - имя звучало бы громко, прорезая прямые капли дождя, разносясь по окрестности раскатом грома. он понимает, почему забирали волшебные палочки – чтобы сопротивление не оказали снова, чтобы снова не было потерь от каких-то там студентов школы волшебства. это ведь позорно, наверное…
антон выходил бы вздернув подбородок. насмешливо смотря в прорези для глаз маски, возомнив себя выше тех, кто под капюшонами. ему, наверняка, приказали бы шевелиться, возможно даже применили бы силу, или не стали уводить до остальных – порешали бы прямо на месте в назидание тем, кто рискнет на подобные выкрутасы. долохову верить хочется, что в нем так много язвительно-аристократичного, что он не позволит себе пасть лицом в грязь, даже когда будет валяться в этой грязи…
буква «е» разрывает пространство тем же громом, возвращая долохова в реальность из собственной секундной зарисовки возможного исхода. он какое-то мгновение не понимает, что вообще происходит, даже допускает мысль о том, что в ту, другую шеренгу уводят тех, кого казнить и не собирались, что рядом с ним те, кто перешел дорогу темному лорду.
но плечом он ощущает плечо арно…
пьера не было в заповеднике, а стало быть, убивать людей в масках он не мог, если, конечно, он не был в засаде или на их имение не совершили такое же нападение, что, конечно же, не лучший вариант.
до антона как-то совершенно медленно доходит какого критерия придерживаются пожиратели, вызывая по алфавиту студентов…
стало быть его помиловали дважды?
он на пьера смотрит, стараясь в его лице рассмотреть ответ на вопрос. он ведь сам на себя это клеймо нацепил и как бы не заливался соловьем, что значения не имеет для него подобные дискриминации, это самое клеймо висит над ним красным полотном, привлекая к нему внимание со всех сторон.
он на пьера смотрит, стараясь в его лице рассмотреть ответ на вопрос «а что дальше?».
самое ужасное то, что ответ он знает. знает и то, что бессилен. как бы он не хотел помочь, прямо сейчас он сделать ничего не может. даже не потому что в его руке нет волшебной палочки, а потому что на этот раз это не шоу, не демонстрация собственной армии… на этот раз это показательная казнь, объявление войны. громкое, пронизывающее, как вопль девочки, подругу которой вот-вот убьют.
по телу мурашки бегут, хочется верить, что от дождя, от холода, а не от ужаса. антону бесконечно страшно, словно весь ужас тех, беззащитных детей волной окатил его и, скорее всего, он будет ненавидеть себя за каждую секунду собственного бездействия, но усугублять он не может…
поэтому сжимает запястье пьера, который смотрел такими безумными глазами, что становилось еще страшнее – неверное движение и все кто там, все кто тут – трупы. их не успеют спасти, ни одного. тех, кто останется жив после роя зеленых лучей просто сожгут. или еще как-нибудь прикончат, лишь бы проигравшими снова не остаться…
- не делай глупостей, пьер. ты не сможешь им помочь… - самые неподходящие слова в мире. антон после них бы, наоборот, пошел бы наперекор, пошел бы месить кулаками. одного или двух, скольких бы он успел хотя бы раз ударить, прежде чем его попытки восстановить справедливость пресекли бы?
и он видит то же в лице пьера, от чего еще сильнее сжимает его запястье, предупреждая его попытки вырваться.
выпускает руку пьера, когда их разворачивают обратно в поезд. пьер идет впереди и все, что остается долохову это не дышать, потому что каждый вдох спазмом скручивает все нутро. он поворачиваться боится, потому что вспышки зеленого отсвечивают от окон поезда. раз-два-три, тупо пялиться в спину пьера, возлагая на себя часть вины за смерти тех, кого спасти не мог. наверное, позволь они все убить себя в заповеднике, не было бы этого действия, не было бы заклания агнцев во имя сомнительных ценностей…
красная вспышка привлекает внимание, вселяя огонек надежды на то, что все может быть хорошо. возможно, не сегодня. снова, как и в заповеднике, поле озаряется вспышками, которые норовили попасть в безоружных. вместе с заклинаниями вдруг появилась паника, крики, вопли, бег, антон только и успевает, что схватить арно за запястье и потащить к поезду.
давка у двери, те же вопли, пальцами сжимает запястье парня сильнее, то ли боясь упустить его, то ли потому что совершенно не осознает что происходит. поддается волне, пробираясь к двери, а дальше по коридору в купе, не переставая тащить за собой пьера…
Жан-Пьер
- Что ты делаешь? Отпусти! – Жан-Пьер дернул руку, высвобождаясь от цепкой хватки слизеринца, лицо которого тут же осветила зеленая вспышка. Казалось, мир вокруг на мгновение замер, пока Арно и Долохов с ужасом читали в глазах друг друга осознание того, что произошло. Казнь «недостойных». Воспользовавшись секундным замешательством Антонина, Пьер развернулся, чтобы побежать к тем несчастным, чтобы попытаться спасти хоть кого-то от столь страшного и бесславного конца. Он совершенно не думал о том, что сам безоружен и беззащитен – все, чем он мог проложить себе дорогу к той злосчастной шеренге, были его собственные кулаки, да зубы, пожалуй. Он был готов вгрызаться в глотки, если это принесло бы спасение невинным душам. Однако Арно успел пробежать лишь несколько шагов прежде, чем поскользнуться на мокрой траве, врезаясь коленями и ладонями в размякшую землю, а затем чувствуя, как его хватают за запястье и дергают наверх, ставя на ноги.
- Не делай глупостей, Пьер. ты не сможешь им помочь…, - раздался знакомый голос слизеринца, вновь пытающегося удержать юношу на месте. Темноту разрезала очередная зеленая вспышка, вызывая у Арно громкий всхлип.
- Они убивают их, Антон! – вскрикнул Пьер, дрожа всем телом отнюдь не от холода и, если бы не крепкая хватка Долохова, вряд ли он устоял бы на ногах, - Они их убивают!
Пьер почувствовал, как рука Антонина сжимается сильнее, не давая ему ни малейшего шанса вырваться, и обернулся. В полумраке он не мог различить, было ли лицо юноши мокрым только лишь из-за дождя или он плакал также, как и сам Пьер, но глаза его горели решительностью, только теперь в них появилось явное отражение его внутренней скорби. Арно в последний раз предпринял попытку освободиться, однако она оказалась настолько ничтожно слабой, что Долохов даже не сдвинулся с места. Юноша снова всхлипнул, опустив голову и закрывая лицо свободной рукой. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким бесполезным. Вокруг него то и дело раздавались крики, каждый раз отрывающие от него кусочек сердца, а он ничем не мог им помочь, не подвергнув опасности остальных. Взглянул бы на него сейчас отец – безвольно повисшие плечи, мокрая грязная одежда, опущенная голова – наверняка испытал бы разочарование за впустую потраченные ресурсы и годы тренировок. Ему следовало делать ставку на другого ребенка.
Когда Долохов потянул его за собой, Пьер не знал, куда и зачем. Он просто переставлял ноги, пока не обогнал его, не осмеливаясь обернуться. Лишь его нижняя губа предательски подрагивала всякий раз, когда все вокруг озарялось зеленым. Кажется, они вновь направлялись к Хогвартс-Экспрессу, ставшим молчаливым свидетелем этой трагедии. Интересно, почувствует ли он, что в его вагоны вернулись не все его пассажиры? Мысли Жан-Пьера оборвались вместе с красными вспышками, которые словно привели его в чувство. Он принялся озираться по сторонам, пытаясь разглядеть, что происходит. Ученики вокруг засуетились, начали перешептываться и плакать еще громче. Во всем этом шуме Пьеру удалось разобрать лишь одно слово. Мракоборцы. Его тут же переполнила надежда на то, что все теперь будет хорошо. Он на мгновение обернулся к Антонину, читая на его уставшем лице то же самое, но выражение лица Долохова сменилось на предостерегающее в ту же секунду, когда он угадал следующий ход Пьера. Когтевранец бросился к полю, собираясь исправить свое недавнее бездействие. Позади он услышал какое-то слово, возможно ругательное, на русском языке, а затем почувствовал, как вокруг его талии смыкаются сильные руки Долохова, остановившего его на бегу, на долю секунду приподнимая и разворачивая его обратно к поезду.
- Да чего ты прицепился ко мне! – прошипел Арно, вырываясь, а Антонин продолжал осыпать его незнакомыми словами, уже схватив за запястье и таща за собой. Он отпустил его лишь тогда, когда они вновь оказались в купе, а состав немедленно тронулся, унося их за безопасные стены Хогвартса. Пьер тяжело дышал, стоя у самой двери, его грудная клетка поднималась и опускалась, жадно заглатывая все новые и новые порции воздуха. Юноша запустил ладони в свои мокрые волосы и уставился в одну точку, пытаясь собраться с мыслями и взять себя в руки.
- Успокоился? - Пьер медленно развернулся к стоящему позади Антонину - тот, казалось, тоже приходил в себя. Юноша подошел ближе к нему и толкнул обеими руками в грудь.
- Зачем ты держал меня?! – вскрикнул Пьер, толкая его еще раз, - Если ты такой трус, это не значит, что все вокруг такие же!
Антонин
пьера приходится в купе затолкнуть, после чего закрыть дверь, задернуть шторку – иллюзия того, что их не услышат. антону кажется, что разговор предстоит долгий, возможно даже на повышенных тонах, поэтому заранее к этому готовиться, опираясь спиной на дверь купе, шумно выдыхает, ощущая, как начинает знобить от того, что промок.
или от того, что вокруг неведомо что творится и помешать этому, кажется, никто не может.
хочется верить, что на самом деле все не так плачевно – тучи развеятся, а утром весь магический мир узнает о том, что ночью был задержан отряд пожирателей смерти, они выдали местонахождение их главы, которого также повязали и приговорили к исключительной мере наказания.
антону не хочется принимать участие в том, что творится сейчас. ему противно даже представлять себя в маске, рядом с теми, кто только что убивал невинных, беззащитных детей. ему ведь другое обещали несколько недель назад. такое, от чего блевать не тянет, словно пил всю ночь. возможно, все так и есть – эйфория от алкоголя всегда сменяется жутким похмельем, но, кажется, похмелье антонина наступило раньше, чем он ощутил весь вкус налитого.
мешать не нужно было…
он от двери отлипает, чтобы наваждение окончательно спало – ему бы не раскисать прямо сейчас, добраться до хогвартса, выпустить пар где-нибудь, где никого не будет, потому что все это неправильно, он осознает это, кажется, слишком поздно, без единого шанса на исправление. цепочка замкнута, ее либо разорвут, либо будут носить с собой, пока она будет необходима, будет нравиться.
- успокоился? – говорит, кажется, не своим голосом, едва севшим. хочется верить, что от того, что просто простыл, что сляжет завтра в больничное крыло и попросит дать ему дозу снотворного, чтобы проспать пару дней. может быть легче станет, в голове прояснится, очевидные вещи перестанут казаться надуманными.
пьер выглядит несколько безумно. в глазах до сегодняшнего дня неизвестный огонек, который в антоне вызывает приступ ужаса – казалось, что арно просто в бешенстве. и антон просто не понимает из-за чего. не понимает, пока его не толкают обратно к двери.
он может понять простое человеческое желание выплеснуть на ком-нибудь свою злость. зачастую ему самому подобное необходимо, но пьер всегда казался достаточно проницательным, чтобы понять, что сейчас не лучшее время делать себе хорошо посредством ухудшения состояния ближнего своего.
антон хмурится, намереваясь подойти к пьеру и спросить «что не так-то?», в нем играет совершенно не благородное высокомерие «я ведь спас тебя! спасибо лучше скажи!», но его снова толкают, приправляя свое действие крепким словцом. и лучше бы, чтобы это словцо было самым грязным французским, английским или русским ругательством, чем необоснованное обвинение в трусости.
антон воспламеняется, словно спичка. и плевать, что мокрый. за действиями не следит, даже за мыслью не успевает, когда ударяет арно по скуле, а после сжимает лицо пьера рукой, подталкивает к столицу, и едва не шипит то о чем в последствии будет долго и упорно жалеть. между тем молчать просто не может, поэтому вырывается угрожающий рык:
- прости, что не позволил тебе героически сдохнуть в грязи, где тебя нашли бы спустя час, а то и больше. к тому времени твои безумно модные вещи превратились бы в тряпки, а по твоему телу прошлись бы не один раз. хорошо бы, если бы тебя опознать смогли бы, а так бы и вовсе загребли вместе с пожирателями и в топку бы отправили. папа с мамой тогда бы возгордились сыном-героем, - выплевывает в лицо как-то слишком резко, сжимая его скулы сильнее, пока пальцы сводить не начало…
отпускает резко. также резко разворачивается и покидает купе громко хлопнув дверцей. направляется в уборную, стараясь не обращать внимания на плач, что доносился со всех купе, на разговоры, громкие обсуждения.
закрывается в туалете…
хотел бы до прибытия, только это глупо. ему бы вещи забрать, да в другое купе переместиться, а желательно в другой вагон. подальше. пока не сорвется. пока может остановиться, чтобы не садануть кулаком по собственному отражению…
может, и правда трус? может трусость в его случае не то, что он не бросается на амбразуру с голыми руками, а то что тянет ответ, который, кажется, дал уже давным-давно? сам себе, без кровавых подписей…
верить не хочется ни единой своей мысли – все что думается, когда челюсть от злости сводит и перед сном – никогда не приносит положительные плоды. антон это знает, как дважды два. старается не поддаваться умывая лицо, вытираясь салфетками. досчитать до сотни, или до тысячи, чтобы убить в себе зачатки необдуманной ярости, не пропускать мысли о том, что правильнее с маской на лице, топтать дизайнерские шмотки детишек, втаптывать в грязь утерянные драгоценности.
трус.
если ты такой трус, это не значит, что все вокруг такие же!
вторит голос пьера в голове, призывая к действиям дурного характера. поправить волосы, вздернуть подбородок. трусы не приходят в купе, как ни в чем не бывало.
трусы не защищают в заповеднике беззащитных…
трусы не умеют мыслить в чрезвычайных ситуациях.
поправить рубашку, снова умыться, снова протереть лицо и усомниться в правильности своего бытия в целом. в дурмстранге ему бы хребет скорее проломили бы, чем позволили прихорашиваться в туалете постыдно сбежав с места ссоры.
смотрит на кулак – даже не саднит, наверное, не сильно ударил.
смачивает свой платок с золотыми инициалами ледяной водой.
трусы помощь не предлагают…
- приложи, - протягивает платок пьеру. и больше ни слова.
Жан-Пьер
Когда Арно и Долохов выбрались из Запретного леса, сумрак едва начал рассеиваться, проявляя неясные очертания окружающего мира – силуэт избушки Хагрида, виднеющиеся за ней кольца на поле для квиддича и, конечно же, сам Хогвартс, охраняющий сонный покой своих студентов. Дул легкий ветерок, медленно разгоняя стелящийся по земле туман. Тишину нарушали лишь звуки их шагов, тяжелых после проведенной в Лесу ночи в качестве наказания за очередную драку. Вид юношей оставлял желать лучшего – на рубашках обоих до сих пор красовались пятна крови друг друга, волосы, аккуратно уложенные до драки, растрепались еще больше во время ночных «приключений», и вообще, оба выглядели на пару лет постаревшими.
- Я тут подумал…, - начал было Пьер, но Антонин его тут же перебил.
- Ого, неужели, есть чем?
- Очень смешно, - покривлялся француз и продолжил, как ни в чем не бывало, - Если мы снова затеем…кхм… драку, - он решил пропустить изданный Долоховым смешок мимо ушей, - давай не будем доводить ее до еще одного наказания в Запретном Лесу?
- Нужно уберечь мир от твоего секрета. Он не должен узнать о том, что иногда в тебе просыпается твоя младшая сестра, - на лице слизеринца появилась довольная ухмылка уже после того, как он кивнул, соглашаясь с предложением.
- Не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь.
События развивались слишком быстро и слишком хаотично – в одну минуту Пьер толкнул своего спасителя, а в следующую получил от него же удар по лицу. Он почувствовал, как пальцы Антонина впиваются в кожу, вместе с болью возвращая какую-то осознанность происходящего, а каждое слово, выплевываемое слизеринцем в лицо юноши, будто тушило огромный пожар, разгоревшийся внутри, костер за костром, оставляя после себя только пепелище. Пусто. В душе стало так пусто. Арно даже не собирался бить в ответ – его руки безвольно повисли вдоль туловища. Он лишь смотрел в глаза Антонину, пока тот не отпустил его также резко, как и ударил. Пьер пошатнулся, машинально хватаясь одной рукой за столик, чтобы удержать равновесие, и опуская голову. Через секунду раздался хлопок двери, заставивший его поморщиться от громкого звука, разрезавшего недолгую тишину.
Перед глазами вновь сверкнула зеленая вспышка, а в ушах звенел чей-то истошный крик. Арно зажмурился, закрыл уши руками и медленно выдохнул, прогоняя воспоминание из головы. Однако правда заключалась в том, что как бы глубоко ни прятать этот момент в своей памяти, как бы усердно ни пытаться забыть – полностью стереть его из истории невозможно. Как и взять слова назад. Он хотел помочь. Хотел спасти чью-то жизнь. А Долохов не дал. Да, Пьер был зол на него. Ему казалось, что на то имелась причина. Но почему сейчас его слова казались такими логичными, такой простой правдой? Героически сдохнуть в грязи. Он ведь был прав. Пьер не успел бы добежать, ему бы такого не позволили. Если бы не Долохов, он сейчас лежал бы там, в поле, холодный и забытый. Отчего-то Пьеру на долю секунду это показалось не такой уж и плохой участью – умереть в попытках сделать важное дело намного лучше, чем жить с осознанием того, что ты остался на этом свете лишь благодаря своему происхождению, и при этом ничего не сделал, чтобы помочь тем, кому повезло меньше.
Арно заглянул под сиденье, пошарил рукой и достал палочки, в спешке заброшенные туда Долоховым, после этого на это самое сиденье опускаясь. Палочку Антонина он аккуратно положил на столик, а свою принялся задумчиво вертеть в руках. Как долго он просидел в одиночестве, Арно сказать не мог – время словно потеряло свою суть.
- Приложи, - Пьер даже не посмотрел на протянутый ему предмет и слабо оттолкнул от себя руку Антонина. Ему сейчас ничего не было нужно – внутри пустота и холод.
- Я в порядке, - произнес он как-то себе под нос и поднялся с места, смотря невидящим взглядом перед собой, - Будет лучше, если остальную часть пути мы проведем порознь.
Арно решил, что ему следует покинуть купе, ведь изначально его занимал Антонин, поэтому юноша развернулся и сделал пару шагов к выходу. Отчего-то он медлил, словно ждал чего-то. Извинений? Или хотел сам попросить прощения за свои слова, но никак не мог решиться? Прежде, чем он успел сделать последнее, Пьер повернул ручку двери и молча покинул купе.
Антонин
- да ладно тебе, пьер, - антону кажется, что в голосе недостаточно проницательных ноток, недостаточно заинтересованности в сложившейся ситуации, чуточку больше, чем обычно, раздражения. это кажется неправильным, поэтому антон спешит добавить что-нибудь более теплое. на ум, как на зло, ничего толкового не идет, помимо примитивного «все не так уж и плохо, она вернется». как к тебе не вернуться-то, арно?, - утром ты даже не вспомнишь ее имени, - жмет плечами протягивая парню бокал вина. тот мягко отталкивает протянутую руку, качает головой, поднимает взгляд и смотрит как на предателя.
от этого взгляда мурашки по коже бегут и совестно становится за танец с девушкой, которая приглянулась арно, за то, что не рассмеялся над его шуткой, когда все смеялись, даже позволил себе увлечь соседа по столу в отстраненный диалог, рассказывая что-то из собственного жития.
он сейчас слишком на ребенка походил. антону становится совестно и за то, что отобрал игрушку у младшего. присаживается рядом на обрамление клумбы, которые ярко пылали закрывшимися на ночь бутонами цветов, делает глоток. большой, чтобы протянуть подольше и молчать, в надежде, что пьер заговорит первым. не говорит…
- извини, этого больше не повторится, - за извинениями не следует легкомысленного «все в порядке». не следует ничего, кроме стрекота сверчков…
сейчас бы антону пригодилось бы, чтобы аккомпанировали хотя бы сверчки. спасало мерное кряхтение поезда, и редкие его призывы к тишине. его руку снова отталкивают, отказываясь хотя бы от минимального утешения. он, антон, понимать этого в силу собственного эгоизма не стремился, не считал себя виноватым. тогда - может быть, сейчас – нет.
нужно время, чтобы он вернулся из лабиринтов собственного гнева, считая его праведным, пьер этого времени давать не хотел. скорее всего, потому что сам был достаточно нетерпеливым по натуре.
жмет плечами, опускаясь на сидение, демонстрирует слишком активно, что все с ним в порядке, готов забыть и о ложных обвинениях в трусости и собственном поступке. арно, кажется, забывать ничего не намеревался. нужно время, которое он давать не хотел, антону это кажется таким же оскорбительным(?), так что он даже не стремится остановить парня, когда тот отправляется к двери.
снимает пиджак, чтобы просох, или просохнуть, предварительно пряча палочку во внутренний карман – кричит своими обыденными действиями о том, что все в порядке с ним. верить в это хочет и смотрит на ссутулившуюся под натиском переживаний спину лишь одно мгновение, чтобы ей же и улыбнуться – притворно, широко. кивает, потому что сказать нечего. отводит взгляд и прикрывает глаза, когда дверь захлопывается.
три-два-один, шумный вдох и такой же шумный выдох, чтобы окончательно уверить себя и мир вокруг, что спокойствие антона ничего пошатнуть не может. это хладнокровно и, скорее всего, очень неправильно, очень аморально, но пока что так.
пока что – лечь на сложенные на столе руки, смотреть на темное небо, пронзаемое вспышками молний, отстраняясь от того, что было, что будет и что есть. собирает дымку, чтобы залататься, чтобы из купе выйти тем антоном долоховым, которого многие знают. ведь если не он будет улыбаться и обещать светлые дни, даже если они означают кровавые коридоры, то кто тогда?...
• Game • Elliot Shaw / Elias Shaw
Локация: Дом Шоу, Коппер Харбор
Дата: 05.11.2017 (28.08.2018 - 10.10.2018)
Участники: Эллиот и Элайас Шоу
он просыпается по будильнику, который тут же выключает. ему нужно выпить таблетки и затем он снова может лечь спать. ему думается, что если он пропустит один прием – ничего страшного не случится. в голову, правда, лезут сомнения насчет собственной силы воли – где один раз не выпил таблетку, там и второй, и третий, и полностью насмарку пущенные родительские деньги и собственная «ремиссия».
кажется, что в нем остались зачатки ответственности, которую вкладывали с самого рождения. ему кажется, что присутствие хотя бы каких-нибудь эмоций, переживаний – это хорошо. из этого можно вырастить что-то новое, положительное.
из полудремы его выводит телефонный звонок. на дисплее побитого гаджета высвечивается контакт «мама». хочется сбросить, тихо цокнуть и пойти пить таблетки, иначе она не успокоится, вместе этого поднимает трубку и старается убедить весь мир в том, что он не ставил никаких будильников и проснулся только по материнскому звонку…
- мы хотим съездить на выходные к бабушке с дедушкой, ты хочешь? – мать готовит ужин, отец вот-вот должен прийти, а эллиот делает домашнее задание сидя на кухне. и ему ни разу не мешают ни звуки ударов крышки о кастрюлю, ни бормотание какого-то сериала, под который мать слишком активно и шумно нарезает овощи. она не специально, она точно также, как и эллиот старается заглушить собственные мысли. ему не сразу приходит в голову осознание, что обоим родителям на него смотреть еще больнее, чем ему самому. хотя, наверняка он не знает. он просто иногда отзывается не на свое имя, когда отец задерживается у телевизора до поздней ночи и путает. а может и не путает.
- нет. мне нужно реферат написать и сочинение по литературе, - он жмет плечами и склоняется над тетрадью выводя очередной раз обводя уже несколько раз обведенное слово «завтра», - передайте им привет, - он улыбается, когда мать поворачивается к нему. у них есть запретные темы, потому что темы эти приносят только негативные эмоции, но также есть негласное правило – жить дальше…
тишина его иногда пугает. хоть он и понимает, что в тишине этой нет совершенно ничего, но все равно как-то жутко становится от осознания того, что ты дома один. на прикроватной тумбочке обычно стоит стакан воды, только среди ночи эллиот, иногда, умудряется его весь выпить. как было и сегодняшней ночью – несколько раз просыпался.
на часах было начало девятого – в это время, обычно, мама уже проснулась и печет блинчики, а отец читает газету и попивает кофе с молоком. их никогда не будят раньше одиннадцати, потому что всю неделю невозможно выспаться от слова совсем. эллиоту кажется, что выспаться он не сможет вообще никогда.
первое, что бросается в глаза – непривычный полумрак. эллиоту кажется, что виной всему погода – стало быть пасмурно, будет дождь или был дождь, только он не слышал, однако, уже скоро, как раз дойдя до кухни и набрав стакан воды, эллиот замечает из окна, что на городок опустился плотный туман.
в местах, где рядом вода – явление не такое уж и редкое, так что придавать значения этому не стал. разве что в душе пожалел, что в школу сегодня не нужно – было бы здорово пройтись в тумане.
он засыпает быстро. будильник больше не ставит, хотя знает наверняка, что скоро позвонит мать, чтобы уточнить не забыл ли он позавтракать. эллиоту кажется, что если бы не ее напоминания, он бы и правда забывал бы поесть, перебивался бы чаем или чипсами, которых в доме всегда хватало. он как-то зарекся их есть, но невольно руки тянулись к пачке, пока вкачивал в себя ненужную информацию из развлекательных роликов на «youtube». он, скорее всего, так свое воскресенье и проведет – обнимаясь с пачкой чипсов, просматривая что-то, что не заставляет думать. хотя, где-то после шести вечера должны были приехать родители.
- ты поел? – мать интересуется, позвонив ровно в десять : ноль семь. на заднем фоне слышны голоса – наверное бабушка с дедушкой и отцом ведут какие-то дебаты о политике, кино или современной музыке:
- я спал, - он отвечает с хрипотцой, свешивает руку с кровати и выводит узоры на ковролине, - вы когда приедете?
- не знаю, милый. объявили штормовое предупреждение. сильный туман – опасно ехать, - она говорит с печалью, хотя эллиоту кажется, что они с отцом неплохо время проводят. он не с упреком так думает, скорее с некоторой завистью. для себя он пока что не видел светлого места, где ему было бы хорошо. а может просто не хотел видеть, впиваясь всеми конечностями в выстроенный образ страдающего юнца.
- я думал он уже развеялся, - зевает в кулак и приподнимается с постели, стараясь сквозь щель темных плотных штор увидеть улицу. не удается, так что он валится обратно на постель и решает, что если не посмотрит – ничего страшного не случится.
эллиот не любил, когда его будят. возможно, все дело в том, что он не высыпался к моменту, когда ему нужно было подниматься, поэтому каждое дружеское участие, направленное на предотвращение его опоздания, воспринималось в штыки. еще больше он не любил, когда его будят в законный выходной. он понимал, что проспать весь день – то еще удовольствие, но предпочитал просыпаться сам. ставил будильник и откладывал его еще на час, если веки оставались все такими же тяжелыми.
- эллиот, сколько спать можно? – вклинивается в его сон чей-то до боли знакомый голос. спящий мозг подкидывает идею о том, что уже вернулись родители, но тут же включает красную лампочку – прием таблеток в обед!, - эл! ну серьезно, вставааааай, - его слегка трясут за плечо. просыпающееся сознание вычленяет голос из сотни когда-либо услышанных, определяет его с соответствующим лицом и выдает совершенно обыденное:
- айс, отвали, - он бурчит в подушку, а после резко открывает глаза, словно во сне только что упал на самое темное и самое глубокое дно. так бывает. так часто бывает, заставляя сердце бешено колотится.
перед глазами кусок прикроватной тумбочки, стена, завешенное окно с той щелкой, в которую ничего не видно и звенящая тишина. эллиот облегченно прикрывает глаза – это всего лишь сон. только прижимает к себе сильнее одеяло, чтобы поскорее уснуть и вымести из пространства пыль его паники.
- час дня уже, эллиот, - настойчивый голос звучит снова, заставляя эллиота снова распахнуть глаза и шумно сглотнуть, он сжимает зубы и одеяло в кулаках, считает раз пять до трех, пока не решается все же перевернуться на бок и увидеть того, кто настойчиво пытается его разбудить.
до последнего он надеялся, что это мама или отец, просто сонное сознание изменило их голоса, делая похожими на голос брата, но нет. перед ним был элайас. нависал над ним, улыбался как ни в чем не бывало. эллиот готов поклясться, что ощущал, как его волосы седеют, как по тело обдают кипяток, как в горле застывает крик, а глаза начинает невыносимо щипать:
- тебя нет, - голос почти срывается, поэтому он заканчивает шепотом, отворачиваясь закрывая уши и повторяя эту фразу несколько раз в минуту…
Несмотря на дату, погода стояла прекрасная - легкий ветерок приятно обдувал кожу, согретую солнечным светом. Элайас Шоу решил, что сегодня в самый раз прогуляться до дома пешком. Он вытащил телефон из кармана джинсов и быстро прокрутил пальцем список песен в поисках плейлиста, который он обозначил просто изображением короны, и нажал кнопку воспроизведения. В наушниках заиграли открывающие биты «They don’t care about us» Майкла Джексона, и Элайас, засунув руки в карманы и чувствуя себя словно в музыкальном клипе, зашагал уверенной походкой домой. Пройдя полпути, ему захотелось немного отойти от привычного маршрута, и он свернул к железнодорожной станции. Шагая по платформе вдоль рельсов, Элайас разглядывал знаки, встречающиеся ему по дороге, и размышлял о том, как жаль, что в такой прекрасный день когда-то умер его любимый исполнитель. На скамейке сидел бездомный мужчина. Проходя мимо него, юноша улыбнулся ему, полагая, что мало кто даже смотрит на него, не то что бы улыбается, и Элайасу захотелось сделать хотя бы такую мелочь. Это ведь несложно. Чуть дальше он заметил какую-то фигуру на рельсах, а когда приблизился, увидел небольшую собаку.
- Эй, малыш, тебе не стоит здесь сидеть, - произнес Шоу, садясь на корточки и глядя на собаку с высоты платформы. Он продолжал подзывать животное к себе, когда услышал сигнал, а затем и звук приближающегося поезда. Элайас принялся стучать по асфальту и свистеть, пытаясь выманить пса, но тот словно его не слышал. Чертыхнувшись, юноша спрыгнул с платформы на рельсы и сгреб собаку в охапку. Ему удалось поднять ее в безопасное место, но, когда он пытался вылезти сам, его телефон выпал из кармана, вырывая заодно наушники из ушей Элайаса. Шум поезда тут же взорвался в его голове. Он уже видел, как состав приближался. Юноша ругнулся в очередной раз и нагнулся, чтобы подобрать телефон и зацепившийся провод, когда его ослепил свет.
Элайас вздрогнув, открыл глаза и обнаружил, что сидел на скамейке около станции. Должно быть, юноша присел отдохнуть и не заметил, как задремал. Он растерянно огляделся вокруг, но различить кого-то в тумане было практически невозможным. Туман. За все шестнадцать лет, что Шоу прожили в Коппер Харбор, Элайас мог пересчитать случаи, когда на город опускался туман, на пальцах, и уж тем более не такой плотности, как тот, что был сегодня. Юноша взглянул на наручные часы, при чем для этого ему пришлось поднести правое запястье чуть ли не к самым глазам, и обнаружил, что стрелки застыли в одном положении и не сдвигались с места, как долго он бы на них не смотрел. Элайас поднялся со скамьи, почесывая в затылке, и отправился домой.
Пройдя по подъездной дорожке, ведущей к двухэтажному дому из серого кирпича, Элайас поднялся по ступенькам и дернул за ручку двери, которая, к его большому удивлению, оказалась запертой. Это показалось ему довольно странным, ведь, сколько он себя помнил, раньше они никогда не закрывали парадный вход на ключ. Тогда юноша спустился с крыльца и обошел дом, решив, что дверь в кухне должна уж точно быть открытой. Он оказался прав – ручка без проблем поддалась, и Элайас вошел домой. Внутри было довольно темно, что объяснялось пасмурной погодой и туманом, внезапно опустившимся на Коппер Харбор.
- Я дома! - крикнул он по привычке, но его встретила лишь тишина. На кухонном островке лежала пустая пачка из-под чипсов, которую Элайас скомкал и выбросил в мусорное ведро, тихо бормоча себе под нос что-то вроде «Опять забыл убрать», а затем направился вглубь дома, бездумно касаясь стен и других поверхностей кончиками пальцев. В гостиной было пусто. Ощущение складывалось, что тут живут не четверо, двое из которых мальчишки-подростки, а что в этот дом уже давно не ступала нога человека. Обстановка казалась какой-то непривычно музейной. А может так всегда и было, просто Элайас не обращал внимания? Он не мог понять, почему все вокруг перестало выглядеть по-домашнему теплым, почему он словно вошел в чужой дом. Он шел дальше по коридору, когда его взгляд упал на стену, когда-то увешанную фотографиями в рамках. Сейчас на ней не было ни одной. Элайас нахмурился, но продолжил двигаться вперед и медленно поднялся по лестнице к спальням. Тихонько постучавшись, он открыл дверь в родительскую комнату, но в ней никого не было. Затем юноша направился к своей комнате.
Отворив дверь, он застыл на пороге – внутри было чисто. По-настоящему чисто. Такого не было уже лет… шестнадцать. В комнате Элайаса никогда не было по-настоящему прибрано и, если в детстве за ним иногда прибирала мама, то в определенный момент он запретил кому бы то ни было прикасаться к его вещам. Юноша говорил, что на все есть причина, и «футболка валяется на полу не просто так, а потому что так задумано». Странно то, что подобное правило касалось только его комнаты – в других ситуациях Элайас всегда убирал за собой и очень часто за остальными тоже. Увидеть порядок там, где его отродясь не водилось, было для него более, чем ненормальным. Он впервые за долгое время увидел цвет ковролина на полу – оказывается, он был темно-синим. Вещи, которые «по его задумке» покрывали все возможные и невозможные поверхности в комнате, теперь были аккуратно сложены на полках и внутри шкафов. Элайас развернулся на пятках и зашагал к спальне брата, надеясь, что хотя бы тот мог объяснить ему, что происходит.
Не дождавшись ответа на стук, младший Шоу осторожно открыл дверь. В комнате было темно из-за плотно задернутых штор, но все равно на кровати можно было различить силуэт спящего человека. Элайас взглянул на часы – уже перевалило за полдень.
- Эллиот, сколько спать можно? - спросил юноша, привалившись к дверному косяку. Когда не последовало никакой реакции, он шагнул в комнату, чего давно себе не позволял, и приблизившись к постели Эллиота, позвал его снова. Затем Элайас потряс брата за плечо. Он напоминал капризного ребенка, который проснулся раньше всех и которому было скучно и пытающегося теперь разбудить всех остальных.
- Айс, отвали, - юноша невольно улыбнулся, услышав свое прозвище. В раннем детстве у Эллиота, да, впрочем, у самого Элайаса тоже, не очень выходило произносить его полное имя правильно, поэтому оно как-то преобразовалось в «Айс», удобное для обоих мальчишек. Со временем этот вариант стал до такой степени привычным, что, когда к нему обращались по полному имени, Элайасу казалось, что оно звучит слишком строго и официально, как будто он в чем-то провинился. Несмотря на противоположное значение слова, «Айс» звучало теплее, что ли. Особенно, когда его произносил Эллиот. Из уст брата оно звучало словно тайна, известная только им двоим. Оно звучало словно обещание быть всегда на его стороне. Вдвоем против всего мира. Так должно было быть. Так они договаривались. А потом это все кануло куда-то в пропасть, образовавшуюся между ними в последние годы, и Эллиот больше не звал его «Айсом». Они вообще почти не разговаривали, хотя Элайас даже не помнил из-за чего так вышло. Казалось, что, как по щелчку, они вмиг стали друг другу чужими без каких-либо на то причин. Но ведь всегда есть причины.
Элайас обошел кровать и взглянул на своего сонного близнеца. Его веки чуть подрагивали, грудь опускалась и поднималась в такт с его дыханием, но несмотря на то, что был уже день, и вроде люди должны к этому времени высыпаться сполна, брат показался Элайасу уставшим, даже измученным, и он не понимал почему. Юноша протянул руку и уже собирался было убрать прядь волос, упавшую на лицо старшего, как тот резко распахнул глаза, заставляя Элайаса одернуть руку как от огня. Кажется, он даже дышать перестал пока брат смотрел куда-то невидящим взглядом, но спустя мгновение Эллиот вновь прикрыл глаза и притянул к себе одеяло, отчаянно не желая просыпаться. Младший вздохнул, обогнул кровать и направился к выходу из комнаты. В последний момент он передумал и опять подошел к постели спящего.
- Час дня уже, Эллиот, - не унимался Элайас, и склонился над старшим братом, уперев руки в колени. «Голова же будет болеть», - подумал он, выжидающе глядя на спину Эллиота, словно сможет заставить его проснуться, если будет пристально смотреть на него. К удивлению юноши, это сработало – Эллиот развернулся к нему лицом, однако тут же Элайас почувствовал, как из-за его взгляда и последующих слов вдоль позвоночника пробежал неприятный холодок.
- А, по-моему, очень даже есть, - юноша выпрямился, а затем хмыкнул и улыбнулся, пытаясь списать реакцию брата на шутку, возможно не очень удачную. Однако где-то глубоко все же зашевелилось тревожное чувство того, что теперь все не так, как было раньше.
- заткнись! убирайся отсюда! – выкрикивает эллиот срываясь с постели и отправляя в сторону брата свою подушку, отпрыгивая куда подальше, чтобы их разделяла не только полуторная кровать. он пятится к окну, осматривается по сторонам решая куда будет лучше сбежать – в ванную? запереться в ней, а оттуда выбраться через окно – второй этаж ведь, не высоко, окно широкое, он пролезет.
ему вместе с тем горстью собственных таблеток закинуться хочется, в надежде на то, что видение сразу же исчезнет, станет легче дышать и вообще жить. или не жить, учитывая то, что ему прописывали по одной таблетке три раза в день, а не горсть, как только проснется.
ему это кажется, на деле он все еще шепчет об отсутствии собственного брата, закрывая уши ладонями, зажмуриваясь и едва ли не срываясь на крик. ему бы отвлечься на кого-то, чтобы видение исчезло. он деть себя не знает куда, старается мыслить разумно – призраки прошлого ведь в голове, они просто иллюзия, созданная больным сознанием. у эллиота в медицинской карточке куча непонятных ему слов, он даже разбираться не пытается, отдавая себе почетное место поехавшего.
- эллиот, ты больной! – он как-то упускает из вида кто это ляпнул, просто смеется – ему ведь весело портить жизнь окружающим. то фото испортит, то чью-то одежду, то кулаками машет и сам же получает за это, то предлагает пробраться на ферму мистера фокс, которая охраняется получше всяких пентагонов.
его больным не первый раз называли, только все время в шутку, потому что в голове роятся странные идеи, подчас безумные. он почти что привык, даже не обижается. никогда не обижался, потому что в какой-то период его жизни стало быть модным иметь психическое расстройство. главное, чтобы название имелось и, желательно, витиеватое какое-нибудь, сложнопроизносимое. а лучше и вовсе аббревиатуру, которая состояла бы сплошь из слов, которые в школе не преподают.
поэтому, ему как-то даже нравилось такое мнение о себе. ему вообще-то, как любому подростку, хотелось какую-нибудь кличку, которую не брат придумал когда-то давным-давно, сокращая его имя до одной буквы, хотелось чего-то общепринятого и на долгие годы, чтобы на встрече выпускников его узнавали по кличке, а не по имени и фамилии.
те времена давно канули в лету и эллиот в какой-то период собственной жизни понял, что каждый человек чуточку болен. наблюдая за собственным братом эллиот не видел у него каких-то отклонений. он просто казался несколько странным – музыка прошлых десятилетий, книги, заумные фразы и совершенно приземленные косяки в тайниках. а еще вечный беспорядок в комнате. ему это нравилось. в какой-то степени эллиот считал это эстетичным и хотел, чтобы в его жизни было также – отсутствие реакции на влияние извне – айс стал слишком спокойным, когда дело не касалось вечеринок…
эллиот верит в то, что нужно миллион раз досчитать до десяти и тогда мир вернется в прежнее русло. правда, эта тактика не сработала, когда ему сообщили о смерти брата. не сработала и позже. да и вообще никогда не срабатывала. в его голове слишком много надежд на что-то, чего он сам не может обличить в необходимую форму: он безумно хочет вернуть время назад, к тому дню, задержать айса, увести с собой домой, не отпускать его, но в то же время он безумно боится собственных галлюцинаций.
щипает себя в надежде на то, что проснуться просто не может, сон слишком реальный и ему больно. больно не как во сне, больно по-настоящему. во всем теле от того, что каждая мышца напряжена, а нервы давно оголены и искрят разрядами.
он когда-то слышал о том, что страхи они ведь в голове. от них избавиться нельзя ни медикаментами, ни прыжками с самолетов. все равно для начала нужно задушить их руками, веревкой, галстуком или еще чем-нибудь в собственной голове, не давая возможности воскреснуть, похоронить под хламом ненужного. и он потерялся где-то, потому что совершенно не знает – боится он или нет.
знает то, что невыносимо больно смотреть на себя в зеркало…
ему огромных усилий стоит подняться с постели и прихватив стакан с недопитой водой отправиться в собственную ванную. он старается не смотреть на видение. он вообще только перед собой смотрит, проигрывает в голове какой-то трек, который придумывает сам же, потому что ничего не вспоминается, достает из шкафчика, из которого когда-то выбил зеркало баночку с таблетками от лечащего врача, высыпает на ладонь сразу две:
- skin head, dead head, everybody gone bad, - мурлычет он пока закидывает в рот таблетки, а следом запивает водой и пьет долго, после начиная мычать мотив, а доходя до припева тихо бормочет, - all i wanna say is that they don't really care about us.
он надеется на таблетки, как на эффект плацебо, набирает воду в стакан, перед этим долго его вымывая, давая возможность собственному призраку исчезнуть, но тот исчезать не намеревается и входит в ванную комнату следом, заставляя эллиота поседеть, кажется.
он дышать забывает, только выпивает полстакана воды, медлит, снова вымывая его, набирая новую порцию и аккуратно, медленно обходит видение брата стороной. ему бы снова уснуть, чтобы скорее отключиться от царящего безобразия, но в чем-то видение было право – спать до часу дня – и так уж слишком, так что вместе со стаканом эллиот отправляется на кухню, чтобы позавтракать, мурлыча под нос все те же слова из песни, потому что остальные напрочь вылетели.
он прихватывает только мобильный, чтобы оставшись на первом этаже одному, надеясь, что видение не пойдёт за ним и туда, позвонить родителям и уточнить, когда их ждать.
Когда Эллиот так и не прекратил своего странного поведения, Элайас нахмурился и сделал шаг назад. Да, в последние годы комнаты друг друга были для них запретными территориями, нарушать границы которых было чревато последующими ссорами, но никогда прежде брат не делал того, что разворачивалось прямо сейчас на глазах у Элайаса. Его тихое бормотание вкупе с закрыванием ушей больше напоминало поведение ребенка, пытающегося убедить себя в том, что дверь шкафа не открывается сама по себе и что из его глубин к нему не тянется когтистая лапа. Так вели себя люди, находящиеся в состоянии полнейшего ужаса. Но чего мог бояться Эллиот? Не брата ведь. Их отношения уже долгое время были далеки от теплых, но поверить в то, что его близнец испытывал по отношению к нему страх, Элайас никак не мог, как бы он ни пытался.
Внезапно Эллиот притих, а затем и вовсе поднялся с кровати, молча направляясь к ванной комнате, тем самым пресекая всякую попытку младшего вновь начать разговор. Всем своим видом он старался показать, что Элайаса действительно не было в комнате, вконец вводя его в состояние какого-то ступора. В последний раз Эл так игнорировал брата, когда тот заявил, что Профессор Икс круче Магнето. Тогда им было по двенадцать, и игра в молчанку продлилась всего пару часов, пока мама не позвала их есть пиццу. За столом все обиды должны были быть забыты – таково одно из немногих правил, установленных в семье Шоу. Мальчики, к слову, это правило всегда соблюдали.
Элайас впервые за долгое время по-настоящему увидел комнату брата. Он ожидал обнаружить какие-нибудь картины, причудливые вазы или другие предметы декора – почему-то это помещение всегда представлялось ему аккуратным и стильным, полной противоположностью его бардака. Однако реальность оказалась несколько иной. В комнате Эллиота было пусто. Но если остальная часть дома выглядела словно музей, то здесь эта пустота была другой. Бездушной. Мертвой. Элайас сглотнул подступивший к горлу ком. Ему было тяжело находиться здесь даже эти ничтожные несколько минут. Неужели его близнец не чувствовал того же самого? Или еще хуже – неужели эта комната была отражением того, что творилось у него внутри? Юноша направился в ванную комнату вслед за Эллиотом, останавливаясь возле порога, не решаясь нарушить правило еще раз. Его взгляд упал на открытый шкафчик над раковиной, а точнее на несколько оранжевых флаконов с белыми этикетками, на которых было напечатано имя брата. Он не знал, что Эллиоту прописаны таблетки. Почему Элайас этого не знал? Ведь между ними должна была быть особая связь, которую не могли заменить ни родители, ни друзья. Он должен был понять, что нужен брату. Но он не понял и не увидел, а теперь Эллиот вел себя так, словно Элайаса не существовало вовсе, и, наверное, имел на это полное право. Обойдя его стороной, брат вышел из ванной, а потом и из спальни, напевая при этом знакомый мотив. Элайасу хватило пары секунд, чтобы сопоставить его с тысячами композиций из медиатеки в его голове. Марш Джексона тут же взорвался громкими битами в его ушах.
Элайас нажал на кнопку воспроизведения, и марш Джексона тут же взорвался громкими битами в его ушах. Он даже не вздрогнул – он свято верил в то, что музыку слушать надо только так, чтобы сполна насладиться ее красотой. Он засунул руки в карманы и направился домой, твердо вышагивая в такт мелодии. Он кивнул бездомному, одиноко сидевшему на скамейке около железнодорожной станции, затем остановился чуть дальше, чтобы почесать за ухом псу, лежавшему почти на краю платформы и дружелюбно вилявшему длинным хвостом.
- Эй малыш, тебе не стоит тут сидеть, - пробормотал он, похлопав собаку по шелковистому боку, и продолжил путь. Через несколько метров Элайас почувствовал резкий толчок в спину, сбивший его с ног. Падая, он ударился головой об асфальт, и мир вокруг взорвался белой вспышкой.
Элайас оступился, словно из-под ног выбили почву, и если бы не дверной косяк, за который он схватился, то он точно упал бы на пол. Юноша сморгнул и обнаружил, что все еще находился в ванной Эллиота, а не на станции, и это было лишь странным видением. Вторым за сегодняшний день. Элайаса снова посетило чувство непонятной тревоги, но он решил отогнать его и первым делом поговорить с братом.
Спустившись за ним, Элайас нашел его в кухне, все еще напевающим себе под нос тот же мотив и копающимся в глубинах шкафа в поисках еды. На своего близнеца он так же не обращал внимания.
- Ты ведь понимаешь, что даже если ты меня игнорируешь, это не значит, что меня здесь нет? - наконец прервал молчание Элайас, усаживаясь за кухонный островок, закидывая виноградину из миски с фруктами в рот и втайне надеясь на то, что Эллиот помнил о главном правиле Шоу, - Родители еще на работе?
поначалу ему отвечать не хочется. хочется, чтобы галлюцинация поскорее растворилась в химикатах, которые за пару месяцев скопились в юном организме. эллиоту, конечно, на это глубоко плевать. единственное его волнение было по поводу его постоянной сонливости. хотя, это спорно, на самом деле. во сне он чувствовал себя прекрасно без необходимости доказывать самому же себе, что все в порядке.
достает коробку хлопьев, которую громко ставит на тумбу, в попытке заглушить чужое дыхание за спиной, его же слова, точно также громко ставит стеклянную тарелку, в которую бесцеремонно громко высыпает шоколадные кружочки: на такие мелочи стали обращать внимания больше, потому что каждый хотел услужить друг другу, чтобы сгладить нависшее над домом несчастье, чтобы сгладить миллиарды проступивших острых углов:
- сегодня воскресенье, - бурчит себе под нос не решаясь повернуться, активно делая вид, что очень занят готовкой собственного завтрака, заливая хлопья холодным молоком. он зависает на какой-то момент думая предложить видению поесть вместе с ним, но отгоняет от себя подобные мысли, спотыкаясь о собственную фразу – сегодня воскресенье…
по коже пробежал табун мурашек, заставляя эллиота незаметно поежиться. ему хотелось верить, что незаметно это было тому, кто находился за спиной.
он усаживается за тот же островок и какое-то время водит ложкой в тарелке, словно размешивая получающийся суп, в сторону брата не смотрит, хочет молчать, только вот в их семье было слишком много традиций, чтобы большую часть из них начать игнорировать. все еще стол являлся местом перемирия. временного или постоянного, но за столом молчание висело только неделю после*, потом же начали засыпать друг друга информацией. порой совершенно бессмысленной.
- они у бабушки с дедушкой, - наконец произносит эллиот и поворачивает голову к брату впервые за время его присутствия смотря прямо, не пытаясь увильнуть. и то что он видит взрывает его сознание напрочь. ему кажется, что он спокоен сейчас потому что начали таблетки действовать, иначе он бы пустился в очередную истерику, - скоро должны приехать, - ведет бровью, словно намекая собственному же сознанию, что до приезда родителей нужно постараться избавиться от навязчивого видения, - тебя здесь быть не должно, - говорит значительно тише и переводит взгляд на свою тарелку, принимаясь завтракать, смотря в сторону окна, стараясь дышать ровно и глубоко…
- эллиот… - мама говорит тихо, спокойно, только замолкает надолго, заставляя эллиота хмуриться из-за чувства тревоги.
- мама? что-то случилось? – он вкрадчиво интересуется, решая, что утренний беспричинный мандраж и чувство тревоги были проявлениями интуиции. он чувствует, как на голове волосы шевелятся – не самое приятное ощущение, но шумно вдыхает, уже прокручивая в голове миллиарды возможных сценариев, которые могли бы привести маму к подобному состоянию: умер кто-то из бабушек-дедушек; отец попал в аварию; она узнала о его изменах; айс сломал себе что-нибудь и теперь валялся, и корчил из себя страдающего.
- эллиот, элайас попал под поезд, - она срывается сначала на всхлипывания, а потом эллиот слышит, как она рыдает. он не сразу ощущает, как по собственным щекам бегут слезы и он оседает по стене, прижимая мобильный к уху.
- он в порядке? – спрашивает дрожащим голосом, тихо-тихо, потому что ком в горле даже дышать нормально не дает. он считает несколько раз до десяти, стараясь не думать о том, что поезд это не машина, что после поездов люди не выживают, - мам!? он в порядке? – он спрашивает, кажется, несколько раз, не помнит совершенно, прежде чем закрыть рот рукой, чтобы не издать ни звука…
совершенно из головы вылетает ответ матери, в воспоминаниях остаются только куски, среди которых то много света и белые стены, то темнота и ломающая усталость во всем теле…
моргает несколько раз, обнаружив себя зависшем на изучении окна подернутого все тем же молочным туманом, проводит пальцами под глазами, смахивая влагу и совершенно фальшиво улыбается повернувшись к брату:
- скажи мне, почему из всех ты мучаешь только меня? а впрочем, не отвечай, это все наша связь…близнецы и все такое, я читал в интернете. еще до всего этого, - он тихо всхлипывает забивая рот размокшими шариками, улыбается, совершенно не от радости, а от того, что крыша едет сейчас настолько явственно и быстро, что ему даже интересно на сколько его теперь закроют в психушке.
на самом деле, когда-то он думал, что очень здорово иметь связь с умершими, потому что они всегда остаются с тобой, но сейчас это было крайне мучительно от того, что понимает на все сто процентов, что айс – фантом. он, возможно, даже ничего не ощущает, существует только благодаря остаточным эмоциям или подпитываясь от эмоций самого эллиота. в общем, эллиот на все девяносто восемь оценивает свои видения как плот больного воображения, которое вырисовывает его собственные воспоминания, моделируя другие ситуации наподобие имеющихся.
Эллиот, хоть и не сразу, но ответил на вопрос Элайаса, вызывая у последнего вздох облегчения – значит, еще не все потеряно. Элайас кивнул, после отправляя в рот очередную виноградину.
- Тебя здесь быть не должно, - буркнул Эллиот в тарелку, как когда-то раньше, когда дулся на младшего. В это время Элайас как раз подбросил виноградину и собирался ее поймать ртом, но фраза Эллиота его настолько удивила, что он забыл о виноградине, и она с тихим стуком отскочила от его носа и полетела на пол. Юноша не совсем понимал, какую игру затеял Эллиот, но решил ему подыграть.
- Я пришел с посланием, - произнес Элайас внезапно серьезным, даже загробным голосом, но тут же пожалел об этом, увидев, как и без того бледное лицо брата становится еще белее, - Эй, я шучу!
Кажется, Эллиоту было абсолютно не до шуток – он одновременно выглядел так, словно хотел и расплакаться, и отметелить Элайаса как следует. Однако разобраться в этом юноша не успел, потому что брат вновь от него отвернулся.
Холодный воздух притуплял саднящую боль под глазом, и все, чего сейчас хотелось Элайасу, это встать под струи душа, чтобы смыть воспоминания этого вечера и своей абсолютной, непроходимой глупости. Родители уже должны были спать к этому моменту – времена, когда они поджидали сыновей с вечеринок, сидя в кресле в полной темноте, уже давно прошли. Вряд ли они стали доверять их здравому смыслу. Скорее, Роберт и Марта попросту свыклись с тем, что мальчишки не изменятся, сколько бы они ни ждали перемен.
- У тебя кровь под глазом, если ты не в курсе,- раздался голос Эллиота, стоявшего на крыльце, прислонившись к деревянной балке, обвитой гирляндой – Рождество праздновали почти месяц назад, но никто не стал утруждать себя снятием декораций и складыванием их по коробкам.
- Куда-то собирался? Не стану тебя задерживать, - съязвил Элайас и попытался пройти мимо брата, но тот снова и снова вставал у него на пути, не давая ему убежать и скрыться в глубинах дома. Младший Шоу шумно вздохнул, выпуская изо рта облако пара.
- Твой дружок Джон Байер врезал. И, пока ты не спросил, нет, я не стоял столбом и тоже его ударил, но ты сам знаешь, какого он размера, - Элайас перевел взгляд на Эллиота, пытаясь вложить в него как можно больше вызова, - Что? Пойдешь за меня заступаться? Разве тебе есть до этого какое-то дело?
Он знал, что был несправедлив к брату. В свое время Эллиот часто дрался, защищая младшего, но это осталось в прошлом. Сейчас оба считали, что лучше каждому из них вести свои битвы самостоятельно.
- Что ты сделал? - наверняка Джон уже позвонил Эллиоту и обо всем рассказал, иначе он не стал бы поджидать его на крыльце. Элайаса даже не задело то, что брат именно так сформулировал свой вопрос. Теперь-то он понимал, что действительно получил по заслугам, но почему-то не задумывался о последствиях заранее.
- Ничего особенного, - Элайас отвел взгляд, прикусывая губу и задумываясь на мгновение о том, стоит ли соврать или рассказать брату правду. Наверное, он слишком устал, чтобы выдумывать что-либо, поэтому он решил выложить все, как есть,- Я следил за его девчонкой, окей? Закрыли тему, - признался юноша и, не дожидаясь ответа Эллиота, обошел его и направился к входной двери.
- Cкажи мне, почему из всех ты мучаешь только меня? - брат повернулся к нему с какой-то неестественной, жутковатой улыбкой, от которой у Элайаса пробежали по спине мурашки. Юноша медленно моргнул, затем еще раз, пытаясь переварить вопрос своего близнеца. Неужели их отношения стали такими холодными, что общение с братом настолько для него мучительно?
- Эллиот, что происходит? - спросил Элайас, стараясь не поддаваться накатывающим приступам паники, - Я тебя чем-то обидел? Я, честно, не понимаю. Да, мы больше не близки, но ведь не до такой степени. Ты ведешь себя так, будто я для тебя больше не существую.
он ставит вопрос «сколько еще таблеток нужно, чтобы он упокоился?».
одной из его идей насчет собственного суицида, было запить стаканом водки горсть собственных транквилизаторов. когда-нибудь после школы, когда дома никого не будет какое-то время. конечно, ему было бы очень плохо и, наверняка, его нашли бы в непрезентабельном виде где-то рядом с ванной. а может в собственной постели – эллиот не знал насколько ему может быть плохо…
он просто предполагал, что в несколько секунда или даже минут перед собственным отходом в мир иной, ему должно стать невероятно легко и хорошо. отчего-то казалось, что его интерпретация «золотого укола» должна сработать и ради этих бесконечно долгих или невероятно стремительных мгновений он и истязазал себя морально.
и физически…
- ты бы поменьше курил, - элайас появляется за спиной как-то совершенно неожиданно, заставляя эллиота вздрогнуть. он потерялся в собственных мыслях и едком сизом дыме, что окутывал его поздней ночью накануне одного из экзаменов. ему бы не завалить его, чтобы нормальный рейтинг был, без угроз со стороны родителей отправить его в школу для трудных подростков. он не боялся, просто не хотел неприятностей и напряга летом.
он вида не подает, что испугался и застигнут врасплох, только голову ведет в сторону брата, выдыхая очередную порцию дыма. хочется съязвить, потому что с каких-то пор именно эта форма общения стала выдавать их братскую любовь. новый уровень и все такое. эллиот знал на все сто, что так продлится недолго. наверное, до первых рождественских каникул, когда они разъедутся по разным университетам…
- переживаешь чтоль? – тихо усмехается и протягивает подошедшему ближе айсу свою сигарету предлагая затянуться, двигаясь на ступеньке в торону, уступая немного места. айс приглашением воспользовался и уже совсем скоро сидел рядом, несколько раз жадно затягиваясь, прежде чем отдать сигарету обратно, с которой эллиот принялся стряхивать пепел.
они посидели так еще какое-то время. все это время эллиот разрывался между желанием заговорить и не нарушать комфортную тишину. язык прикусывал, когда сантименты почти брали верх. он легкомысленный иногда и очень быстро переключается на что-то другое. мучить элайаса не хотелось, зная каким тот бывает загонным – думать о том, что не так, всем своим видом демонстрируя свое наплевательское отношение ко всему, что вообще творится – коронная фишка элайаса.
- доброй ночи, - поднимается, опираясь на плечо брата, сжимает сильнее, чем стоило бы, оставляет на его плечах собственную вязаную кофту, которую полюбил носить ночами на улице. вне зависимости от времени года. правда, зимой приходилось брать еще и куртку, иначе долго не посидишь.
между ними пропасть становилась все больше. эллиот этого не понимал тогда, когда айс еще жив был. или не хотел принимать это, считая, что брат всегда будет, что у них в запасе куча времени на то, чтобы ругаться и мириться. сейчас он отчаянно пытался кусать собственные локти, словно это помогло бы вернуть его на месяцы назад.
он не ощущал собственной вины в смерти брата, хотя бы в этом его совесть была чиста. но между тем, у него хватало других поводов считать себя виноватым перед ним.
он ставит вопрос «как бы поступил, окажись героем какого-нибудь ужастика?».
не пошел бы в подвал. убегал бы из дома с приведениями. не покупал раритетные вещи… он продолжал бы список до бесконечности, прокручивая в голове все известные ему ужастики, триллеры, мистические фильмы…
но прямо сейчас он готов был идти в подвал и говорить с приведением.
с приведением собственного прошлого.
поворачивается к нему отставляя тарелку подальше. он спокоен, видимо таблетки начали действовать, его клонит в сон, и он совершенно не против проспать ближайшую вечность. без снов…
- хорошо, - он выдыхает, трет переносицу, качает головой тихо усмехаясь, словно готовился к самому идиотскому поступку в своей жизни. он бы был рад, если бы вместо этого разговора ему предложили бы сотне ребятишек объяснять откуда берутся дети. если нужно, он готов был бы рассказывать об этом всю свою жизнь каждый день, только не произносить на выдохе «несколько месяцев назад ты попал под поезд».
он видит, как айс хмурит брови в удивлении, даже улыбается, усмехается не веря. и эллиот тоже был бы не против, если бы все это оказалось идиотской шуткой. родителей или самого эллиота. но нет, шутки ведь не длятся месяцами. тем более, когда от них страдает человек. по крайней мере в это хотелось верить:
- мне сообщили об этом по телефону, - ком внезапно встает в горле, а глаза начинает жечь, потому что вот-вот и разрыдается совсем как девчонка, - айс, ты умер… - он сдает сразу же, закусывает внутри щеку и поднимает глаза к потолку, - понимаешь? умер… - даже не замечает, как начинает плакать… - какого черта ты полез на те рельсы, айс? КАКОГО ЧЕРТА? – эллиот даже не замечает, как подхватывается к брату беря его за грудки, заглядывая в глаза, сжимая челюсти, чтобы не разрыдаться еще больше, - я так скучаю… - отпускает проводя ладонями по его плечам уже не пытаясь остановить поток слез.
он даже не концентрирует собственное внимание на том, что айс сейчас осязаемый, как будто и правда настоящий. он вообще не отдает себе отчет, что происходит сейчас с ним, даже не против остаться в этом моменте навечно. где-то и вовсе надеется, что сам умер и они где-то за гранью жизни встретились. наконец-таки. и очень надеется, что это не сон…
его рыдания доходят до апогея, когда он не выдерживает и позволяет себе за шею к себе притянуть брата, сгребая его в крепкие объятия…
в голове пусто совершенно, без задних мыслей отдаваясь собственным ощущениям и моменту какого-то странного счастья, которое разлилось по телу, не давая остановиться в рыданиях, выплескивая на близнеца все то, что должно было делиться на два все эти месяцы, но возводилось в огромные степени…
- Мелисса, прости, пожалуйста, за то, что я сделал. Я… Я не знаю, почему подумал, что это хорошая идея… Я не собирался…, - его извинения прервал звонкий шлепок ладони о собственную щеку. Элайас поджал губы и прикрыл глаза, не осмеливаясь поднять взгляда на девушку.
- Как ты смеешь вообще со мной разговаривать, извращенец?! – Мелисса повысила голос, срываясь на какие-то еле различимые визги, и Элайас едва не поморщился, но решил, что это может усугубить ситуацию, поэтому молча ее дослушал.
- Эй, детка, этот клоун снова тебя достает? Чего тебе надо Шоу? Не хватило кулаков в прошлый раз, и ты приполз за добавкой? – Джон Байер вырос стеной перед Элайасом, закрывая собой Мелиссу.
- Я извиниться пришел…
- Никого не волнуют твои извинения, клоун! Вали отсюда! – Джон толкнул его в грудь, заставляя юношу отступить на шаг, - И братцу своему скажи, чтобы не вздумал появляться у меня на глазах, иначе тоже получит.
- Эллиот тут ни при чем, - ответил Элайас, качая головой словно в подтверждение своих слов, - Не впутывай его сюда.
- По мне, так вы оба шизанутые извращенцы. Наверное, собирался сделать кучу фото моей девушки, а потом рассматривать их и др*** в туалете. А после этого показал бы их брату, чтобы он тоже «повеселился», - Элайас стиснул зубы, играя желваками, а собравшиеся вокруг дружки Байера дружно загалдели, явно наслаждаясь тем, что происходило, - Постой-ка… А может вы при этом др*** друг другу?
В ту же секунду Элайас рванул вперед, набрасываясь на Джона Байера с кулаками. Парни пытались его оттащить, но Шоу вырывался опять и опять.
- Не трогай моего брата! – орал он, отбиваясь от держащих его рук, - Оскорбляй меня сколько хочешь, но не смей говорить про Эллиота!
- Успокойся, чу…, - откуда ни возьмись появившаяся Мелисса замолкла, когда удар, который Элайас предназначал Джону, случайно улетел в ее сторону. Девушка схватилась за лицо, а Шоу в неверии уставился на нее.
- П-прости, Мелисса… Я случайно…, - Элайас протянул руки к девушке, как будто хотел удостовериться в том, что она цела, но тут же был схвачен за ворот и отброшен назад.
- Уходи, Шоу, - голос Байера звучал угрожающе спокойно, - Уходи, пока живой.
- Я… Я правда не хотел, - Элайас снова попытался оправдаться, поднимаясь на ноги.
- Убирайся! – заорал Джон, заставляя юношу вздрогнуть. Повторять ему не пришлось – Элайас бросился прочь от этой толпы под гневные «буууу» и оскорбления собравшихся, - Беги, Шоу! А если еще раз покажешь здесь свою рожу, клянусь, я тебя УБЬЮ!
Умер. Это слово снова и снова повторяется в его голове, словно пытаясь пробиться сквозь стену отрицания. Этого быть не могло. Он ведь здесь, у себя дома, а не где-нибудь в кипящих коридорах преисподней, стоял перед своим очень даже живым близнецом. О каком поезде и о какой смерти могла идти речь? Но Эллиот был так расстроен, что невозможно было поверить в то, что это какой-то розыгрыш. Через мгновение брат схватил его за грудки и встряхнул, от чего из глаз самого Элайаса брызнули слезы, о существовании которых он и не знал.
- Я так скучаю, - от этих слов у юноши словно подкосились ноги, а, оказавшись в объятиях Эллиота, он совсем потерял ощущение реальности происходящего. Все происходило как будто во сне. Сумбурном, непонятном, печальном сне. Элайас позволил себе обнять брата, сжимая в руках ткань его футболки и чувствуя, как от рыданий содрогается тело юноши. Эллиот оказался худее, чем он помнил. Были ли тому причиной те таблетки, что Элайас видел в ванной брата или что-то другое – юноша не знал. Но он ясно чувствовал, как его все больше и больше поглощает безмерное чувство вины – пока он витал в облаках, варясь в соку собственно-выдуманных проблем, брат боролся со своими в одиночку и, похоже, проигрывал. Элайас сжал юношу в объятиях чуть крепче, а затем отстранился.
- Эл….Эй, Эл, - он попытался заглянуть ему в глаза, - Посмотри на меня… Я ведь здесь… Дотронься…
Элайас взял руки брата в свои и приложил их по обе стороны своего лица, показывая ему, что он тут, что он настоящий.
- Может, ты принял что-то? Может, тебе в том состоянии привиделось, что я умер? Но это не так, Эл. Я жив.
- доброе утро, эллиот. как ты себя чувствуешь? медсестра сказала, что ночью тебе было плохо, - мужчина в очках, словно сошел со страницы учебника по психоанализу или чему-то такому: седая борода, худое лицо, тонкие длинные пальцы и синеющие губы - болезни, которые пытаются лечить таблетками настигают и самих врачей.
- я в порядке. но было бы лучше, если бы меня наконец отпустили домой, - сжимает челюсти, трясет ногой – все эти беседы каждый день уже надоели. он закрыться не может, потому что удваивают дозу, он открыться не может, потому что дозу утроят. пытается выверить линию, по которой нужно пойти, чтобы продемонстрировать, что с ним более или менее все в порядке, что ему пора в нормальную жизнь вернуться, возможно, на пользу пойдет подобное больше, чем маленький стаканчик таблеток и пол стаканчика воды для них три раза в день, - возможно, это побочный эффект от той горсти таблеток, которую мне нужно пить ежедневно, - отвечает резко, отводя взгляд к окну.
он, грешным делом, думает, что неплохо было бы вернуться к тому состоянию, в котором его сюда доставили – подобие овоща, который ни ел, ни пил, много спал и рыдал в подушку. к середине недели он спал практически сутками напролет, а когда просыпался, то долго лежал неподвижно, смотрел в одну точку.
вот и сейчас ему хочется отрешиться от всего, чтобы оказаться в том же вакууме, в котором оказался благодаря совместными с врачами усилиями. сейчас кажется, что тогда было достаточно неплохо. тревожные мысли если и были, то активно подавлялись химией, доводя эллиота до исступления. он был медлителен, вял, но, по крайней мере, не плакал сутками напролет.
он улыбается. как-то даже жутковато, когда руки оказываются на щеках брата. на взгляд-то он отвечает, рыдать не перестает, преисполняясь ощущением того, что его предают, не понимают и обвиняют в том, чего на самом деле нет.
тихо смеется сжимая пальцами его щеки, притягивая к себе лицо брата слишком быстро, чтобы столкнуться лбами, не сводя с его глаз своего взгляда:
- ты правда считаешь, что есть такая дурь, которая будет торкать так долго? за последний год я курил косяки только с тобой, а после пил химию в больнице. только эта химия галлюцинации подавлять должна, а не возбуждать, - он почти рычит, сжимая пальцами щеки брата сильнее, а потом резко отстраняется отпуская его, утирает мокрые дорожки со щек и снова улыбается, - я бы очень хотел, чтобы это был эффект лсд или еще какой дряни, но нет, айс... это гребанная правда. тебя похо…похоронили несколько месяцев назад, - ему слова последние с трудом даются, ощущение, словно все то, что подавляли таблетки все эти месяцы прорвалось через плотину мнимого спокойствия и теперь топило эллиота. у него состояние странное. он сопротивляться этому больше не может или не хочет, морально устав настолько, что готов махнуть рукой на все. но делает отметку, что все это из-за препаратов.
«возвращаться домой после нескольких недель в клинике было достаточно радостным событием» – выводит ровные буквы в тетради. ему посоветовали записывать собственные мысли, чтобы учиться изливать собственные переживания на бумагу. в этом случае, вообще-то, было бы полезнее общаться с человеком, чем бумагой, но открываться родителям эллиот не спешил. да и они тоже. видимо, каждый толерантно оставлял друг друга наедине с собственным горем.
«первое, что бросилось в глаза – отсутствие всех наших фотографий. не осталось даже фотографий родителей, моих… в доме практически нет отражающих поверхностей и несмотря на то, что сегодня тепло, в доме очень холодно.»
«комната брата», - капля размывает чернила, эллиот черкает много и упорно, пока вместо слов не остается темно-синий прямоугольник.
«двери комнаты напротив плотно закрыты. порывался зайти туда, как только приехал, но не хватило сил. точно также мама набирается смелости, чтобы посмотреть на меня. отец смотрит на все несколько более позитивно, но не уловить во взгляде отголоски боли невозможно…»
- я бы очень хотел, айс… но не мог же мой «кайф» затронуть жизнь родителей. они убрали все фотки, как только я слег в больницу, кажется. не знаю, когда я вернулся, ничего не было на стенах, - трет переносицу, кусает губу изнутри, - ты видел их? они…они пытаются ожить ради меня, а я вижу, как они смотрят на меня… как все смотрят на меня. это тоже дурь? не пожелал бы я никому такой «кайф» словить, - он снова рычит, а после глаза прикрывает, упираясь в стол двумя руками, сжимая челюсти, - если это дурь, айс, может быть ты расскажешь мне, что в школе было, пока я «под кайфом» был? – говорит почти шепотом, поворачивая голову к брату, смотрит в упор…
Элайас только открыл глаза, но уже понял, что сегодня один из тех дней. В таких ситуациях обычно говорят «не с той ноги встал», вот только юноша, получается, путал ноги чуть ли не через день. Он представлял свою жизнь пешеходным переходом с белыми и черными полосами – вчера он чувствовал себя вполне хорошо, а сегодня не было сил ни на что. Не хотелось ни куда выходить, ни с кем разговаривать. Элайас просто хотел лежать в своей постели и заснуть, чтобы не оставаться один на один с переполняющими его голову мыслями. В других случаях, как если бы он обдумывал сюжет книги, например, он этим мыслям был бы только рад, но в эти «черные» дни он мог думать лишь о том, насколько ничтожно и бесполезно его существование. Ему казалось, что проходит день за днем, а в его жизни ничего не меняется – он не готов к тому, чтобы быть взрослым, он не знает ничего полезного, не развивается как-то, не делает абсолютно ничего полезного для окружающих, не достигает собственных целей. Собственно, таковых у него тоже не имелось. Затем юноша начинал винить себя в том, что сам для этого не прикладывает никаких усилий, что был чересчур пассивным и вообще слишком себя жалел. Эти мысли сменялись на ощущение того, что он всех подводит. Вспоминал слезы матери, которые она тайком утирала, грустную улыбку отца, пытавшегося скрыть разочарование в глазах. Тогда Элайасу думалось, что было бы лучше покончить со всем этим, но сразу же за этим ему представлялся эффект от его решения – еще больше слез внезапно постаревшей мамы, возможно, отец бы пытался забыться с помощью алкоголя, они бы ссорились, а затем вовсе разошлись, но как отец справится без мамы? А что стало бы с Эллиотом после всего этого? В груди что-то сжималось, становилось трудно дышать, и все, что Элайасу оставалось делать это беззвучно рыдать в подушку, ненавидя это состояние, преследующего его слишком часто. Ненавидя себя за то, что он такой слабак.
Он не ожидал, что Эллиот поведет себя именно так. Ему хотелось сказать брату, что он причиняет ему боль, но тот уже его отпустил, произнося после этого совершенно безумные вещи. Похоронили. Самым страшным было то, что Эллиот верил каждому своему слову. Он действительно верил в то, что Элайаса не было в живых, но это не могло быть правдой – юноша определенно чувствовал себя живее, чем когда-либо. Брат сказал что-то о больнице, и на секунду у младшего замерло сердце – неужели все дело в диагнозе, и баночки Эллиота не какие-то там витамины, как хотелось думать, а то, что помогает ему оставаться в здравом уме? Но когда это случилось? Как Элайас мог быть настолько поглощен собственными проблемами, что не видел, как его родной человек скатывается в пучину безумия? Он чувствовал, как его горло сдавили вырывающиеся наружу просьбы о прощении за то, что не был рядом и не смог ему помочь, но его остановил переполненный болью взгляд Эллиота, который бессильно пробормотал:
- Если это дурь, айс, может быть ты расскажешь мне, что в школе было, пока я «под кайфом» был?
- Какая школа? - Элайас нахмурился, не в силах оторвать взгляда от изможденного лица брата, под глазами которого темнели круги, - Июнь на дворе.
- хреновая погода для июня, не находишь? – получается как-то злее, обозленнее, чем хотелось бы эллиоту, когда он подходит к брату, проговаривая, хотя скорее голос смахивает на тихий рык, каждое слово максимально четко. его никто не предупреждал, что таблетки будут влиять на эмоциональный фон, что перепады настроения станут какой-то извращенной нормой. он понимает это и сам, но не сразу…
подходит к окну, чтобы указать на голое дерево, на такие же голые мамины клумбы. она забросила ими заниматься сразу после, а когда от красивых цветов остались сухие ветки и пышные сорняки, и вовсе выкорчевала все, оставив борозды пустой земли. на следующий год, скорее всего, на месте клумб будет трава, но эллиот точно не знал.
следит за братом, чтобы тот в окно посмотрел. город все еще был в пелене тумана, но видимость стала лучше:
- стой, это, наверное, из-за жары все погибло? или окно запотело и тебе не видно, - язвит, едва скривив верхнюю губу, сдерживая себя, чтобы и эта фраза не звучала ядовито-зло, - можем выйти на улицу, хочешь? – ответа не дожидается, подходит к парню, хватая его за несменную джинсовую куртку и тащит к заднему входу. сам же ни кофту не прихватил, ни на ноги ничего не надел, как есть. потому что в его состоянии простуда – легкое недомогание.
- сначала нужно нарисовать, а потом – вырезать, - со знанием дела сообщает элайас, когда сидит на легком покрывале, на заднем дворе, в теплой шапке и с большим шарфом, в который прячет подбородок, а после и рот с носом, вырисовывая рожицу на оранжевой тыкве. им в школе задание дали – сделать по фонарику и принести в понедельник, чтобы к хэллоуину украсить класс (эллиоту кажется, что, если каждый ученик принесет по тыкве, украсить можно будет всю школу). родители не поскупились и купили с десяток тыкв разных размеров и оттенков, так что выбрать было из чего, плюс, все, что не понесется в школу – останется дома.
предварительно мама выскребла внутренности из тыкв и их самой оранжевой уже варила утреннюю кашу. сладкая, странная на вкус, называется «о! мы такого не ели раньше!».
у них на двоих две пары ножниц (мало ли!), два небольших ножа и обещание родителям быть аккуратными. они-то и правда аккуратны, увлечены, потому что родители не помогают (читай, как не мешают), чувствуют себя самостоятельными и взрослыми, в свои десять с небольшим.
и даже не зябко, даже не скучно и не одиноко, когда замолкают на час с лишним, увлекаясь работой.
- наверное, вот этот, - эллиот кладет ладонь на свою тыкву, самодовольно улыбаясь. та вышла страшная, как кажется. айс выбирает свою и остаток вечера они расставляют те тыквы, которые не выбрали, по двору. мама обещает завтра купить свечи для остальных тыкв, а пока отдает небольшие восковые кругляши в школу для тех тыкв, которые уезжают. эллиоту хочется зажечь свою тыкву уже и лежать на полу, наблюдая через оскалившийся рот страшилы на то, как мигает огонек свечи.
ему так нравится делать, когда в гостиной ель украшают. тогда несколько вечеров из его жизни выпадают, пока он вместе с братом лежат под пушистыми ветками, наблюдая как мигают огоньки.
- даже тыквы в этом году не ставили, - тихо сообщает, скрестив руки на груди, поежившись от холода. он стоит в дверном проеме, пока айс прохаживается по небольшой террасе к лестнице вниз, осматривается, как кажется самому эллиоту, - наверное, и елку ставить не будем, - также тихо отзывается и уходит в дом. то ли греться, то ли решив, что видение исчезнет, оказавшись на свежем воздухе.
он до лестницы доходит, на несколько ступенек поднимается, когда останавливается, чтобы прислушаться, разворачивается и спускается, выглядывает из-за стены, дожидаясь, когда айс войдет в дом. считает про себя. до десяти, потом снова и снова, сбивается, когда дверь тихо хлопает и раздаются медленные, тихие шаги. отчего-то даже спокойнее становится…
на какое-то мгновение эллиот дает слабину, подписывая невидимый договор со всеми своими психическими заболеваниями, когда соглашается на то, чтобы хотя бы фантом с ним побыл. какое-нибудь время, хотя бы. и сейчас он больше всего напоминал себе торчка, который за дозу готов на все...
всему виной тоска по брату, незатянувшиеся раны, которые снова кровили. это видение выгребало чайной ложкой тоску по брату из всего того океана, который внезапно образовался. и это лучше, чем дырявые чашки его собственных видений, порожденных стрессом…
Локация: Дом Шоу, Коппер Харбор
Дата: 06.11.2017 (29.10.2018 - )
Участники: Эллиот и Элайас Шоу
- все в порядке, мам, не переживайте, - тихо бормочет эллиот под пристальным взглядом айса. тот, как ни в чем не бывало, раздобыв в холодильнике банку шоколадной пасты, принялся сооружать сандвичи, некоторые из которых приправляя дополнительными ингредиентами: добавить несколько кружочков банана, несколько мишек гамми, которые лежали на полке уже несколько месяцев, бросить горсть соленых орешков, которые также лежали нетронутыми пару недель – кулинар, что тут скажешь. в какой-то момент под взглядом айса, который заинтересованно оторвался от готовки, стало не по себе. то ли дело в желании рассказать родителям о том, что айс вернулся и не мерещится ему, а существует на самом деле; то ли в желании, чтобы это оказалось сном – эллиот понятия не имел, как объяснить воскрешение брата. и старался не думать об этом, но услужливое сознание подсовывало кадры из фильмов и сериалов, которые демонстрировали способы проверки вернувшегося на принадлежность к человеческой расе.
поэтому эллиот уходит в гостиную, усаживается в кресло, обнимает подушку:
- да, я позвоню ей если что, или вам…или сам к ней схожу – обещает, уверенный в том, что ничего подобного делать не будет трясет ногой, словно ломку словил и смотрит в потолок – там, на втором этаже, его лекарства, о которых только что напомнила мама. она говорит про соседку, которая как-то пару раз оставалась с эллиотом, когда родителям нужно было отлучиться. это было сразу после выписки. немолодая женщина готовила ему блинчики, - не забыл, - тихо говорит и собирается пойти за дозой, как только договорит, - и я вас… - а едва не срывается «и мы вас».
ночь врывается как-то слишком быстро.
приносит с собой какой-то уют, даже не смотря на то, что мама еще несколько раз звонила, говорила беспокойным голосом, обещая приехать с утра пораньше, предлагая позвать ту_самую_соседку, или связаться в скайпе, чтобы эллиоту было не так одиноко. эллиот обещает лечь спать пораньше.
конечно же не ложится.
своей комнате элайас предпочитает комнату эллиота, мотивируя тем, что она кажется более обжитой – эллиот смеется, потому что вспоминает, как мама не раз покушалась на то, чтобы убраться в комнате брата и как тот отстаивал право на разведение бардака на его территории.
они смеялись как-то даже больше обычного, найдя кучу тем из тех, которые уже были не раз обсуждены. и у эллиота не раз язык чесался спросить каково быть там, по другую сторону, или что-то в этом роде, только вот так ни раз и не осмелился в слух произнести, боясь спугнуть легкость, которую не испытывал еже несколько месяцев, а то и лет.
по расписанию принимает таблетку, закрываясь в ванной, чтобы брат не видел. кажется, себе слабым, каким-то даже, вот-вот и нарвется на жалость. а ему бы не хотелось…
вместе с уютом на город, на дом, обрушивается ураган, который на несколько часов вырубает свет в доме. это не пугает, отчего-то, эллиот только крепче к брату в фланелевой пижаме жмется, когда тот под одеяло к нему забирается. кажется, что теплее места быть в мире просто не может, от этого невольно слезы на глаза наворачиваются – столько времени игнорировать самое теплое, что только может быть в жизни.
носом в шею утыкается, к собственному удивлению обнаруживая, что айс не пахнет ни сыростью, ни землей, ни подземным царством. конечно, вполне возможно, что всему виной резкий мятный аромат геля для душа самого эллиота, которым айс воспользовался пойдя в душ, но тем не менее, ощущать нотки незабытого родного запаха – это было чересчур... чересчур, чтобы пустить слезу и по этому поводу.
он засыпает, когда светать начинает, обнимая крепче брата. впервые за долгие недели не боясь проснуться от кошмара…
ночью кошмаров не случилось. телефон разбудил напоминанием выпить таблетки. свет восстановили, а вот с сотовой связью возникли проблемы. эллиоту кажется, что это ерунда и также дело пары часов. но вернувшись в кровать к брату, уснув и проснувшись снова спустя два часа, ничего не изменилось – телефон по-прежнему не имел возможности ни позвонить, ни выйти в интернет, чтобы узнать, что в мире произошло.
впервые за продолжительное время эллиота что-то начало интересовать.
какой-то частью собственного сознания он понимает, что возвращение брата – неправильно, что так случается, когда все очень плохо во всем мире или у конкретного человека. между тем знать ему не хочется ни о мотивах какого-нибудь демиурга, ни о том, что все это закончится очень плохо.
ему хочется приготовить завтрак – стандартный американский, с яичницей и подгоревшим беконом, пока по радио крутили бы какую-нибудь попсу.
попсу крутят до момента, пока не начинается новостная минутка, которая и приводит к тому, что бекон подгорает:
- повторяю, если вы располагаете сведениями о вернувшихся – убедительная просьба привести их…, - эллиот выключает радио, когда слышит шаги по лестнице. кажется, в этот момент он сделал выбор не в пользу собственного благополучия…
Дата: 05.11.2017 (28.08.2018 - 10.10.2018)
Участники: Эллиот и Элайас Шоу
Эллиот


он просыпается по будильнику, который тут же выключает. ему нужно выпить таблетки и затем он снова может лечь спать. ему думается, что если он пропустит один прием – ничего страшного не случится. в голову, правда, лезут сомнения насчет собственной силы воли – где один раз не выпил таблетку, там и второй, и третий, и полностью насмарку пущенные родительские деньги и собственная «ремиссия».
кажется, что в нем остались зачатки ответственности, которую вкладывали с самого рождения. ему кажется, что присутствие хотя бы каких-нибудь эмоций, переживаний – это хорошо. из этого можно вырастить что-то новое, положительное.
из полудремы его выводит телефонный звонок. на дисплее побитого гаджета высвечивается контакт «мама». хочется сбросить, тихо цокнуть и пойти пить таблетки, иначе она не успокоится, вместе этого поднимает трубку и старается убедить весь мир в том, что он не ставил никаких будильников и проснулся только по материнскому звонку…
- мы хотим съездить на выходные к бабушке с дедушкой, ты хочешь? – мать готовит ужин, отец вот-вот должен прийти, а эллиот делает домашнее задание сидя на кухне. и ему ни разу не мешают ни звуки ударов крышки о кастрюлю, ни бормотание какого-то сериала, под который мать слишком активно и шумно нарезает овощи. она не специально, она точно также, как и эллиот старается заглушить собственные мысли. ему не сразу приходит в голову осознание, что обоим родителям на него смотреть еще больнее, чем ему самому. хотя, наверняка он не знает. он просто иногда отзывается не на свое имя, когда отец задерживается у телевизора до поздней ночи и путает. а может и не путает.
- нет. мне нужно реферат написать и сочинение по литературе, - он жмет плечами и склоняется над тетрадью выводя очередной раз обводя уже несколько раз обведенное слово «завтра», - передайте им привет, - он улыбается, когда мать поворачивается к нему. у них есть запретные темы, потому что темы эти приносят только негативные эмоции, но также есть негласное правило – жить дальше…
тишина его иногда пугает. хоть он и понимает, что в тишине этой нет совершенно ничего, но все равно как-то жутко становится от осознания того, что ты дома один. на прикроватной тумбочке обычно стоит стакан воды, только среди ночи эллиот, иногда, умудряется его весь выпить. как было и сегодняшней ночью – несколько раз просыпался.
на часах было начало девятого – в это время, обычно, мама уже проснулась и печет блинчики, а отец читает газету и попивает кофе с молоком. их никогда не будят раньше одиннадцати, потому что всю неделю невозможно выспаться от слова совсем. эллиоту кажется, что выспаться он не сможет вообще никогда.
первое, что бросается в глаза – непривычный полумрак. эллиоту кажется, что виной всему погода – стало быть пасмурно, будет дождь или был дождь, только он не слышал, однако, уже скоро, как раз дойдя до кухни и набрав стакан воды, эллиот замечает из окна, что на городок опустился плотный туман.
в местах, где рядом вода – явление не такое уж и редкое, так что придавать значения этому не стал. разве что в душе пожалел, что в школу сегодня не нужно – было бы здорово пройтись в тумане.
он засыпает быстро. будильник больше не ставит, хотя знает наверняка, что скоро позвонит мать, чтобы уточнить не забыл ли он позавтракать. эллиоту кажется, что если бы не ее напоминания, он бы и правда забывал бы поесть, перебивался бы чаем или чипсами, которых в доме всегда хватало. он как-то зарекся их есть, но невольно руки тянулись к пачке, пока вкачивал в себя ненужную информацию из развлекательных роликов на «youtube». он, скорее всего, так свое воскресенье и проведет – обнимаясь с пачкой чипсов, просматривая что-то, что не заставляет думать. хотя, где-то после шести вечера должны были приехать родители.
- ты поел? – мать интересуется, позвонив ровно в десять : ноль семь. на заднем фоне слышны голоса – наверное бабушка с дедушкой и отцом ведут какие-то дебаты о политике, кино или современной музыке:
- я спал, - он отвечает с хрипотцой, свешивает руку с кровати и выводит узоры на ковролине, - вы когда приедете?
- не знаю, милый. объявили штормовое предупреждение. сильный туман – опасно ехать, - она говорит с печалью, хотя эллиоту кажется, что они с отцом неплохо время проводят. он не с упреком так думает, скорее с некоторой завистью. для себя он пока что не видел светлого места, где ему было бы хорошо. а может просто не хотел видеть, впиваясь всеми конечностями в выстроенный образ страдающего юнца.
- я думал он уже развеялся, - зевает в кулак и приподнимается с постели, стараясь сквозь щель темных плотных штор увидеть улицу. не удается, так что он валится обратно на постель и решает, что если не посмотрит – ничего страшного не случится.
эллиот не любил, когда его будят. возможно, все дело в том, что он не высыпался к моменту, когда ему нужно было подниматься, поэтому каждое дружеское участие, направленное на предотвращение его опоздания, воспринималось в штыки. еще больше он не любил, когда его будят в законный выходной. он понимал, что проспать весь день – то еще удовольствие, но предпочитал просыпаться сам. ставил будильник и откладывал его еще на час, если веки оставались все такими же тяжелыми.
- эллиот, сколько спать можно? – вклинивается в его сон чей-то до боли знакомый голос. спящий мозг подкидывает идею о том, что уже вернулись родители, но тут же включает красную лампочку – прием таблеток в обед!, - эл! ну серьезно, вставааааай, - его слегка трясут за плечо. просыпающееся сознание вычленяет голос из сотни когда-либо услышанных, определяет его с соответствующим лицом и выдает совершенно обыденное:
- айс, отвали, - он бурчит в подушку, а после резко открывает глаза, словно во сне только что упал на самое темное и самое глубокое дно. так бывает. так часто бывает, заставляя сердце бешено колотится.
перед глазами кусок прикроватной тумбочки, стена, завешенное окно с той щелкой, в которую ничего не видно и звенящая тишина. эллиот облегченно прикрывает глаза – это всего лишь сон. только прижимает к себе сильнее одеяло, чтобы поскорее уснуть и вымести из пространства пыль его паники.
- час дня уже, эллиот, - настойчивый голос звучит снова, заставляя эллиота снова распахнуть глаза и шумно сглотнуть, он сжимает зубы и одеяло в кулаках, считает раз пять до трех, пока не решается все же перевернуться на бок и увидеть того, кто настойчиво пытается его разбудить.
до последнего он надеялся, что это мама или отец, просто сонное сознание изменило их голоса, делая похожими на голос брата, но нет. перед ним был элайас. нависал над ним, улыбался как ни в чем не бывало. эллиот готов поклясться, что ощущал, как его волосы седеют, как по тело обдают кипяток, как в горле застывает крик, а глаза начинает невыносимо щипать:
- тебя нет, - голос почти срывается, поэтому он заканчивает шепотом, отворачиваясь закрывая уши и повторяя эту фразу несколько раз в минуту…
Элайас
Несмотря на дату, погода стояла прекрасная - легкий ветерок приятно обдувал кожу, согретую солнечным светом. Элайас Шоу решил, что сегодня в самый раз прогуляться до дома пешком. Он вытащил телефон из кармана джинсов и быстро прокрутил пальцем список песен в поисках плейлиста, который он обозначил просто изображением короны, и нажал кнопку воспроизведения. В наушниках заиграли открывающие биты «They don’t care about us» Майкла Джексона, и Элайас, засунув руки в карманы и чувствуя себя словно в музыкальном клипе, зашагал уверенной походкой домой. Пройдя полпути, ему захотелось немного отойти от привычного маршрута, и он свернул к железнодорожной станции. Шагая по платформе вдоль рельсов, Элайас разглядывал знаки, встречающиеся ему по дороге, и размышлял о том, как жаль, что в такой прекрасный день когда-то умер его любимый исполнитель. На скамейке сидел бездомный мужчина. Проходя мимо него, юноша улыбнулся ему, полагая, что мало кто даже смотрит на него, не то что бы улыбается, и Элайасу захотелось сделать хотя бы такую мелочь. Это ведь несложно. Чуть дальше он заметил какую-то фигуру на рельсах, а когда приблизился, увидел небольшую собаку.
- Эй, малыш, тебе не стоит здесь сидеть, - произнес Шоу, садясь на корточки и глядя на собаку с высоты платформы. Он продолжал подзывать животное к себе, когда услышал сигнал, а затем и звук приближающегося поезда. Элайас принялся стучать по асфальту и свистеть, пытаясь выманить пса, но тот словно его не слышал. Чертыхнувшись, юноша спрыгнул с платформы на рельсы и сгреб собаку в охапку. Ему удалось поднять ее в безопасное место, но, когда он пытался вылезти сам, его телефон выпал из кармана, вырывая заодно наушники из ушей Элайаса. Шум поезда тут же взорвался в его голове. Он уже видел, как состав приближался. Юноша ругнулся в очередной раз и нагнулся, чтобы подобрать телефон и зацепившийся провод, когда его ослепил свет.
Элайас вздрогнув, открыл глаза и обнаружил, что сидел на скамейке около станции. Должно быть, юноша присел отдохнуть и не заметил, как задремал. Он растерянно огляделся вокруг, но различить кого-то в тумане было практически невозможным. Туман. За все шестнадцать лет, что Шоу прожили в Коппер Харбор, Элайас мог пересчитать случаи, когда на город опускался туман, на пальцах, и уж тем более не такой плотности, как тот, что был сегодня. Юноша взглянул на наручные часы, при чем для этого ему пришлось поднести правое запястье чуть ли не к самым глазам, и обнаружил, что стрелки застыли в одном положении и не сдвигались с места, как долго он бы на них не смотрел. Элайас поднялся со скамьи, почесывая в затылке, и отправился домой.
Пройдя по подъездной дорожке, ведущей к двухэтажному дому из серого кирпича, Элайас поднялся по ступенькам и дернул за ручку двери, которая, к его большому удивлению, оказалась запертой. Это показалось ему довольно странным, ведь, сколько он себя помнил, раньше они никогда не закрывали парадный вход на ключ. Тогда юноша спустился с крыльца и обошел дом, решив, что дверь в кухне должна уж точно быть открытой. Он оказался прав – ручка без проблем поддалась, и Элайас вошел домой. Внутри было довольно темно, что объяснялось пасмурной погодой и туманом, внезапно опустившимся на Коппер Харбор.
- Я дома! - крикнул он по привычке, но его встретила лишь тишина. На кухонном островке лежала пустая пачка из-под чипсов, которую Элайас скомкал и выбросил в мусорное ведро, тихо бормоча себе под нос что-то вроде «Опять забыл убрать», а затем направился вглубь дома, бездумно касаясь стен и других поверхностей кончиками пальцев. В гостиной было пусто. Ощущение складывалось, что тут живут не четверо, двое из которых мальчишки-подростки, а что в этот дом уже давно не ступала нога человека. Обстановка казалась какой-то непривычно музейной. А может так всегда и было, просто Элайас не обращал внимания? Он не мог понять, почему все вокруг перестало выглядеть по-домашнему теплым, почему он словно вошел в чужой дом. Он шел дальше по коридору, когда его взгляд упал на стену, когда-то увешанную фотографиями в рамках. Сейчас на ней не было ни одной. Элайас нахмурился, но продолжил двигаться вперед и медленно поднялся по лестнице к спальням. Тихонько постучавшись, он открыл дверь в родительскую комнату, но в ней никого не было. Затем юноша направился к своей комнате.
Отворив дверь, он застыл на пороге – внутри было чисто. По-настоящему чисто. Такого не было уже лет… шестнадцать. В комнате Элайаса никогда не было по-настоящему прибрано и, если в детстве за ним иногда прибирала мама, то в определенный момент он запретил кому бы то ни было прикасаться к его вещам. Юноша говорил, что на все есть причина, и «футболка валяется на полу не просто так, а потому что так задумано». Странно то, что подобное правило касалось только его комнаты – в других ситуациях Элайас всегда убирал за собой и очень часто за остальными тоже. Увидеть порядок там, где его отродясь не водилось, было для него более, чем ненормальным. Он впервые за долгое время увидел цвет ковролина на полу – оказывается, он был темно-синим. Вещи, которые «по его задумке» покрывали все возможные и невозможные поверхности в комнате, теперь были аккуратно сложены на полках и внутри шкафов. Элайас развернулся на пятках и зашагал к спальне брата, надеясь, что хотя бы тот мог объяснить ему, что происходит.
Не дождавшись ответа на стук, младший Шоу осторожно открыл дверь. В комнате было темно из-за плотно задернутых штор, но все равно на кровати можно было различить силуэт спящего человека. Элайас взглянул на часы – уже перевалило за полдень.
- Эллиот, сколько спать можно? - спросил юноша, привалившись к дверному косяку. Когда не последовало никакой реакции, он шагнул в комнату, чего давно себе не позволял, и приблизившись к постели Эллиота, позвал его снова. Затем Элайас потряс брата за плечо. Он напоминал капризного ребенка, который проснулся раньше всех и которому было скучно и пытающегося теперь разбудить всех остальных.
- Айс, отвали, - юноша невольно улыбнулся, услышав свое прозвище. В раннем детстве у Эллиота, да, впрочем, у самого Элайаса тоже, не очень выходило произносить его полное имя правильно, поэтому оно как-то преобразовалось в «Айс», удобное для обоих мальчишек. Со временем этот вариант стал до такой степени привычным, что, когда к нему обращались по полному имени, Элайасу казалось, что оно звучит слишком строго и официально, как будто он в чем-то провинился. Несмотря на противоположное значение слова, «Айс» звучало теплее, что ли. Особенно, когда его произносил Эллиот. Из уст брата оно звучало словно тайна, известная только им двоим. Оно звучало словно обещание быть всегда на его стороне. Вдвоем против всего мира. Так должно было быть. Так они договаривались. А потом это все кануло куда-то в пропасть, образовавшуюся между ними в последние годы, и Эллиот больше не звал его «Айсом». Они вообще почти не разговаривали, хотя Элайас даже не помнил из-за чего так вышло. Казалось, что, как по щелчку, они вмиг стали друг другу чужими без каких-либо на то причин. Но ведь всегда есть причины.
Элайас обошел кровать и взглянул на своего сонного близнеца. Его веки чуть подрагивали, грудь опускалась и поднималась в такт с его дыханием, но несмотря на то, что был уже день, и вроде люди должны к этому времени высыпаться сполна, брат показался Элайасу уставшим, даже измученным, и он не понимал почему. Юноша протянул руку и уже собирался было убрать прядь волос, упавшую на лицо старшего, как тот резко распахнул глаза, заставляя Элайаса одернуть руку как от огня. Кажется, он даже дышать перестал пока брат смотрел куда-то невидящим взглядом, но спустя мгновение Эллиот вновь прикрыл глаза и притянул к себе одеяло, отчаянно не желая просыпаться. Младший вздохнул, обогнул кровать и направился к выходу из комнаты. В последний момент он передумал и опять подошел к постели спящего.
- Час дня уже, Эллиот, - не унимался Элайас, и склонился над старшим братом, уперев руки в колени. «Голова же будет болеть», - подумал он, выжидающе глядя на спину Эллиота, словно сможет заставить его проснуться, если будет пристально смотреть на него. К удивлению юноши, это сработало – Эллиот развернулся к нему лицом, однако тут же Элайас почувствовал, как из-за его взгляда и последующих слов вдоль позвоночника пробежал неприятный холодок.
- А, по-моему, очень даже есть, - юноша выпрямился, а затем хмыкнул и улыбнулся, пытаясь списать реакцию брата на шутку, возможно не очень удачную. Однако где-то глубоко все же зашевелилось тревожное чувство того, что теперь все не так, как было раньше.

Эллиот
- заткнись! убирайся отсюда! – выкрикивает эллиот срываясь с постели и отправляя в сторону брата свою подушку, отпрыгивая куда подальше, чтобы их разделяла не только полуторная кровать. он пятится к окну, осматривается по сторонам решая куда будет лучше сбежать – в ванную? запереться в ней, а оттуда выбраться через окно – второй этаж ведь, не высоко, окно широкое, он пролезет.
ему вместе с тем горстью собственных таблеток закинуться хочется, в надежде на то, что видение сразу же исчезнет, станет легче дышать и вообще жить. или не жить, учитывая то, что ему прописывали по одной таблетке три раза в день, а не горсть, как только проснется.
ему это кажется, на деле он все еще шепчет об отсутствии собственного брата, закрывая уши ладонями, зажмуриваясь и едва ли не срываясь на крик. ему бы отвлечься на кого-то, чтобы видение исчезло. он деть себя не знает куда, старается мыслить разумно – призраки прошлого ведь в голове, они просто иллюзия, созданная больным сознанием. у эллиота в медицинской карточке куча непонятных ему слов, он даже разбираться не пытается, отдавая себе почетное место поехавшего.
- эллиот, ты больной! – он как-то упускает из вида кто это ляпнул, просто смеется – ему ведь весело портить жизнь окружающим. то фото испортит, то чью-то одежду, то кулаками машет и сам же получает за это, то предлагает пробраться на ферму мистера фокс, которая охраняется получше всяких пентагонов.
его больным не первый раз называли, только все время в шутку, потому что в голове роятся странные идеи, подчас безумные. он почти что привык, даже не обижается. никогда не обижался, потому что в какой-то период его жизни стало быть модным иметь психическое расстройство. главное, чтобы название имелось и, желательно, витиеватое какое-нибудь, сложнопроизносимое. а лучше и вовсе аббревиатуру, которая состояла бы сплошь из слов, которые в школе не преподают.
поэтому, ему как-то даже нравилось такое мнение о себе. ему вообще-то, как любому подростку, хотелось какую-нибудь кличку, которую не брат придумал когда-то давным-давно, сокращая его имя до одной буквы, хотелось чего-то общепринятого и на долгие годы, чтобы на встрече выпускников его узнавали по кличке, а не по имени и фамилии.
те времена давно канули в лету и эллиот в какой-то период собственной жизни понял, что каждый человек чуточку болен. наблюдая за собственным братом эллиот не видел у него каких-то отклонений. он просто казался несколько странным – музыка прошлых десятилетий, книги, заумные фразы и совершенно приземленные косяки в тайниках. а еще вечный беспорядок в комнате. ему это нравилось. в какой-то степени эллиот считал это эстетичным и хотел, чтобы в его жизни было также – отсутствие реакции на влияние извне – айс стал слишком спокойным, когда дело не касалось вечеринок…
эллиот верит в то, что нужно миллион раз досчитать до десяти и тогда мир вернется в прежнее русло. правда, эта тактика не сработала, когда ему сообщили о смерти брата. не сработала и позже. да и вообще никогда не срабатывала. в его голове слишком много надежд на что-то, чего он сам не может обличить в необходимую форму: он безумно хочет вернуть время назад, к тому дню, задержать айса, увести с собой домой, не отпускать его, но в то же время он безумно боится собственных галлюцинаций.
щипает себя в надежде на то, что проснуться просто не может, сон слишком реальный и ему больно. больно не как во сне, больно по-настоящему. во всем теле от того, что каждая мышца напряжена, а нервы давно оголены и искрят разрядами.
он когда-то слышал о том, что страхи они ведь в голове. от них избавиться нельзя ни медикаментами, ни прыжками с самолетов. все равно для начала нужно задушить их руками, веревкой, галстуком или еще чем-нибудь в собственной голове, не давая возможности воскреснуть, похоронить под хламом ненужного. и он потерялся где-то, потому что совершенно не знает – боится он или нет.
знает то, что невыносимо больно смотреть на себя в зеркало…
ему огромных усилий стоит подняться с постели и прихватив стакан с недопитой водой отправиться в собственную ванную. он старается не смотреть на видение. он вообще только перед собой смотрит, проигрывает в голове какой-то трек, который придумывает сам же, потому что ничего не вспоминается, достает из шкафчика, из которого когда-то выбил зеркало баночку с таблетками от лечащего врача, высыпает на ладонь сразу две:
- skin head, dead head, everybody gone bad, - мурлычет он пока закидывает в рот таблетки, а следом запивает водой и пьет долго, после начиная мычать мотив, а доходя до припева тихо бормочет, - all i wanna say is that they don't really care about us.
он надеется на таблетки, как на эффект плацебо, набирает воду в стакан, перед этим долго его вымывая, давая возможность собственному призраку исчезнуть, но тот исчезать не намеревается и входит в ванную комнату следом, заставляя эллиота поседеть, кажется.
он дышать забывает, только выпивает полстакана воды, медлит, снова вымывая его, набирая новую порцию и аккуратно, медленно обходит видение брата стороной. ему бы снова уснуть, чтобы скорее отключиться от царящего безобразия, но в чем-то видение было право – спать до часу дня – и так уж слишком, так что вместе со стаканом эллиот отправляется на кухню, чтобы позавтракать, мурлыча под нос все те же слова из песни, потому что остальные напрочь вылетели.
он прихватывает только мобильный, чтобы оставшись на первом этаже одному, надеясь, что видение не пойдёт за ним и туда, позвонить родителям и уточнить, когда их ждать.


Элайас
Когда Эллиот так и не прекратил своего странного поведения, Элайас нахмурился и сделал шаг назад. Да, в последние годы комнаты друг друга были для них запретными территориями, нарушать границы которых было чревато последующими ссорами, но никогда прежде брат не делал того, что разворачивалось прямо сейчас на глазах у Элайаса. Его тихое бормотание вкупе с закрыванием ушей больше напоминало поведение ребенка, пытающегося убедить себя в том, что дверь шкафа не открывается сама по себе и что из его глубин к нему не тянется когтистая лапа. Так вели себя люди, находящиеся в состоянии полнейшего ужаса. Но чего мог бояться Эллиот? Не брата ведь. Их отношения уже долгое время были далеки от теплых, но поверить в то, что его близнец испытывал по отношению к нему страх, Элайас никак не мог, как бы он ни пытался.
Внезапно Эллиот притих, а затем и вовсе поднялся с кровати, молча направляясь к ванной комнате, тем самым пресекая всякую попытку младшего вновь начать разговор. Всем своим видом он старался показать, что Элайаса действительно не было в комнате, вконец вводя его в состояние какого-то ступора. В последний раз Эл так игнорировал брата, когда тот заявил, что Профессор Икс круче Магнето. Тогда им было по двенадцать, и игра в молчанку продлилась всего пару часов, пока мама не позвала их есть пиццу. За столом все обиды должны были быть забыты – таково одно из немногих правил, установленных в семье Шоу. Мальчики, к слову, это правило всегда соблюдали.
Элайас впервые за долгое время по-настоящему увидел комнату брата. Он ожидал обнаружить какие-нибудь картины, причудливые вазы или другие предметы декора – почему-то это помещение всегда представлялось ему аккуратным и стильным, полной противоположностью его бардака. Однако реальность оказалась несколько иной. В комнате Эллиота было пусто. Но если остальная часть дома выглядела словно музей, то здесь эта пустота была другой. Бездушной. Мертвой. Элайас сглотнул подступивший к горлу ком. Ему было тяжело находиться здесь даже эти ничтожные несколько минут. Неужели его близнец не чувствовал того же самого? Или еще хуже – неужели эта комната была отражением того, что творилось у него внутри? Юноша направился в ванную комнату вслед за Эллиотом, останавливаясь возле порога, не решаясь нарушить правило еще раз. Его взгляд упал на открытый шкафчик над раковиной, а точнее на несколько оранжевых флаконов с белыми этикетками, на которых было напечатано имя брата. Он не знал, что Эллиоту прописаны таблетки. Почему Элайас этого не знал? Ведь между ними должна была быть особая связь, которую не могли заменить ни родители, ни друзья. Он должен был понять, что нужен брату. Но он не понял и не увидел, а теперь Эллиот вел себя так, словно Элайаса не существовало вовсе, и, наверное, имел на это полное право. Обойдя его стороной, брат вышел из ванной, а потом и из спальни, напевая при этом знакомый мотив. Элайасу хватило пары секунд, чтобы сопоставить его с тысячами композиций из медиатеки в его голове. Марш Джексона тут же взорвался громкими битами в его ушах.
Элайас нажал на кнопку воспроизведения, и марш Джексона тут же взорвался громкими битами в его ушах. Он даже не вздрогнул – он свято верил в то, что музыку слушать надо только так, чтобы сполна насладиться ее красотой. Он засунул руки в карманы и направился домой, твердо вышагивая в такт мелодии. Он кивнул бездомному, одиноко сидевшему на скамейке около железнодорожной станции, затем остановился чуть дальше, чтобы почесать за ухом псу, лежавшему почти на краю платформы и дружелюбно вилявшему длинным хвостом.
- Эй малыш, тебе не стоит тут сидеть, - пробормотал он, похлопав собаку по шелковистому боку, и продолжил путь. Через несколько метров Элайас почувствовал резкий толчок в спину, сбивший его с ног. Падая, он ударился головой об асфальт, и мир вокруг взорвался белой вспышкой.
Элайас оступился, словно из-под ног выбили почву, и если бы не дверной косяк, за который он схватился, то он точно упал бы на пол. Юноша сморгнул и обнаружил, что все еще находился в ванной Эллиота, а не на станции, и это было лишь странным видением. Вторым за сегодняшний день. Элайаса снова посетило чувство непонятной тревоги, но он решил отогнать его и первым делом поговорить с братом.
Спустившись за ним, Элайас нашел его в кухне, все еще напевающим себе под нос тот же мотив и копающимся в глубинах шкафа в поисках еды. На своего близнеца он так же не обращал внимания.
- Ты ведь понимаешь, что даже если ты меня игнорируешь, это не значит, что меня здесь нет? - наконец прервал молчание Элайас, усаживаясь за кухонный островок, закидывая виноградину из миски с фруктами в рот и втайне надеясь на то, что Эллиот помнил о главном правиле Шоу, - Родители еще на работе?
Эллиот
поначалу ему отвечать не хочется. хочется, чтобы галлюцинация поскорее растворилась в химикатах, которые за пару месяцев скопились в юном организме. эллиоту, конечно, на это глубоко плевать. единственное его волнение было по поводу его постоянной сонливости. хотя, это спорно, на самом деле. во сне он чувствовал себя прекрасно без необходимости доказывать самому же себе, что все в порядке.
достает коробку хлопьев, которую громко ставит на тумбу, в попытке заглушить чужое дыхание за спиной, его же слова, точно также громко ставит стеклянную тарелку, в которую бесцеремонно громко высыпает шоколадные кружочки: на такие мелочи стали обращать внимания больше, потому что каждый хотел услужить друг другу, чтобы сгладить нависшее над домом несчастье, чтобы сгладить миллиарды проступивших острых углов:
- сегодня воскресенье, - бурчит себе под нос не решаясь повернуться, активно делая вид, что очень занят готовкой собственного завтрака, заливая хлопья холодным молоком. он зависает на какой-то момент думая предложить видению поесть вместе с ним, но отгоняет от себя подобные мысли, спотыкаясь о собственную фразу – сегодня воскресенье…
по коже пробежал табун мурашек, заставляя эллиота незаметно поежиться. ему хотелось верить, что незаметно это было тому, кто находился за спиной.
он усаживается за тот же островок и какое-то время водит ложкой в тарелке, словно размешивая получающийся суп, в сторону брата не смотрит, хочет молчать, только вот в их семье было слишком много традиций, чтобы большую часть из них начать игнорировать. все еще стол являлся местом перемирия. временного или постоянного, но за столом молчание висело только неделю после*, потом же начали засыпать друг друга информацией. порой совершенно бессмысленной.
- они у бабушки с дедушкой, - наконец произносит эллиот и поворачивает голову к брату впервые за время его присутствия смотря прямо, не пытаясь увильнуть. и то что он видит взрывает его сознание напрочь. ему кажется, что он спокоен сейчас потому что начали таблетки действовать, иначе он бы пустился в очередную истерику, - скоро должны приехать, - ведет бровью, словно намекая собственному же сознанию, что до приезда родителей нужно постараться избавиться от навязчивого видения, - тебя здесь быть не должно, - говорит значительно тише и переводит взгляд на свою тарелку, принимаясь завтракать, смотря в сторону окна, стараясь дышать ровно и глубоко…
- эллиот… - мама говорит тихо, спокойно, только замолкает надолго, заставляя эллиота хмуриться из-за чувства тревоги.
- мама? что-то случилось? – он вкрадчиво интересуется, решая, что утренний беспричинный мандраж и чувство тревоги были проявлениями интуиции. он чувствует, как на голове волосы шевелятся – не самое приятное ощущение, но шумно вдыхает, уже прокручивая в голове миллиарды возможных сценариев, которые могли бы привести маму к подобному состоянию: умер кто-то из бабушек-дедушек; отец попал в аварию; она узнала о его изменах; айс сломал себе что-нибудь и теперь валялся, и корчил из себя страдающего.
- эллиот, элайас попал под поезд, - она срывается сначала на всхлипывания, а потом эллиот слышит, как она рыдает. он не сразу ощущает, как по собственным щекам бегут слезы и он оседает по стене, прижимая мобильный к уху.
- он в порядке? – спрашивает дрожащим голосом, тихо-тихо, потому что ком в горле даже дышать нормально не дает. он считает несколько раз до десяти, стараясь не думать о том, что поезд это не машина, что после поездов люди не выживают, - мам!? он в порядке? – он спрашивает, кажется, несколько раз, не помнит совершенно, прежде чем закрыть рот рукой, чтобы не издать ни звука…
совершенно из головы вылетает ответ матери, в воспоминаниях остаются только куски, среди которых то много света и белые стены, то темнота и ломающая усталость во всем теле…
моргает несколько раз, обнаружив себя зависшем на изучении окна подернутого все тем же молочным туманом, проводит пальцами под глазами, смахивая влагу и совершенно фальшиво улыбается повернувшись к брату:
- скажи мне, почему из всех ты мучаешь только меня? а впрочем, не отвечай, это все наша связь…близнецы и все такое, я читал в интернете. еще до всего этого, - он тихо всхлипывает забивая рот размокшими шариками, улыбается, совершенно не от радости, а от того, что крыша едет сейчас настолько явственно и быстро, что ему даже интересно на сколько его теперь закроют в психушке.
на самом деле, когда-то он думал, что очень здорово иметь связь с умершими, потому что они всегда остаются с тобой, но сейчас это было крайне мучительно от того, что понимает на все сто процентов, что айс – фантом. он, возможно, даже ничего не ощущает, существует только благодаря остаточным эмоциям или подпитываясь от эмоций самого эллиота. в общем, эллиот на все девяносто восемь оценивает свои видения как плот больного воображения, которое вырисовывает его собственные воспоминания, моделируя другие ситуации наподобие имеющихся.
Элайас
Эллиот, хоть и не сразу, но ответил на вопрос Элайаса, вызывая у последнего вздох облегчения – значит, еще не все потеряно. Элайас кивнул, после отправляя в рот очередную виноградину.
- Тебя здесь быть не должно, - буркнул Эллиот в тарелку, как когда-то раньше, когда дулся на младшего. В это время Элайас как раз подбросил виноградину и собирался ее поймать ртом, но фраза Эллиота его настолько удивила, что он забыл о виноградине, и она с тихим стуком отскочила от его носа и полетела на пол. Юноша не совсем понимал, какую игру затеял Эллиот, но решил ему подыграть.
- Я пришел с посланием, - произнес Элайас внезапно серьезным, даже загробным голосом, но тут же пожалел об этом, увидев, как и без того бледное лицо брата становится еще белее, - Эй, я шучу!
Кажется, Эллиоту было абсолютно не до шуток – он одновременно выглядел так, словно хотел и расплакаться, и отметелить Элайаса как следует. Однако разобраться в этом юноша не успел, потому что брат вновь от него отвернулся.
Холодный воздух притуплял саднящую боль под глазом, и все, чего сейчас хотелось Элайасу, это встать под струи душа, чтобы смыть воспоминания этого вечера и своей абсолютной, непроходимой глупости. Родители уже должны были спать к этому моменту – времена, когда они поджидали сыновей с вечеринок, сидя в кресле в полной темноте, уже давно прошли. Вряд ли они стали доверять их здравому смыслу. Скорее, Роберт и Марта попросту свыклись с тем, что мальчишки не изменятся, сколько бы они ни ждали перемен.
- У тебя кровь под глазом, если ты не в курсе,- раздался голос Эллиота, стоявшего на крыльце, прислонившись к деревянной балке, обвитой гирляндой – Рождество праздновали почти месяц назад, но никто не стал утруждать себя снятием декораций и складыванием их по коробкам.
- Куда-то собирался? Не стану тебя задерживать, - съязвил Элайас и попытался пройти мимо брата, но тот снова и снова вставал у него на пути, не давая ему убежать и скрыться в глубинах дома. Младший Шоу шумно вздохнул, выпуская изо рта облако пара.
- Твой дружок Джон Байер врезал. И, пока ты не спросил, нет, я не стоял столбом и тоже его ударил, но ты сам знаешь, какого он размера, - Элайас перевел взгляд на Эллиота, пытаясь вложить в него как можно больше вызова, - Что? Пойдешь за меня заступаться? Разве тебе есть до этого какое-то дело?
Он знал, что был несправедлив к брату. В свое время Эллиот часто дрался, защищая младшего, но это осталось в прошлом. Сейчас оба считали, что лучше каждому из них вести свои битвы самостоятельно.
- Что ты сделал? - наверняка Джон уже позвонил Эллиоту и обо всем рассказал, иначе он не стал бы поджидать его на крыльце. Элайаса даже не задело то, что брат именно так сформулировал свой вопрос. Теперь-то он понимал, что действительно получил по заслугам, но почему-то не задумывался о последствиях заранее.
- Ничего особенного, - Элайас отвел взгляд, прикусывая губу и задумываясь на мгновение о том, стоит ли соврать или рассказать брату правду. Наверное, он слишком устал, чтобы выдумывать что-либо, поэтому он решил выложить все, как есть,- Я следил за его девчонкой, окей? Закрыли тему, - признался юноша и, не дожидаясь ответа Эллиота, обошел его и направился к входной двери.
- Cкажи мне, почему из всех ты мучаешь только меня? - брат повернулся к нему с какой-то неестественной, жутковатой улыбкой, от которой у Элайаса пробежали по спине мурашки. Юноша медленно моргнул, затем еще раз, пытаясь переварить вопрос своего близнеца. Неужели их отношения стали такими холодными, что общение с братом настолько для него мучительно?
- Эллиот, что происходит? - спросил Элайас, стараясь не поддаваться накатывающим приступам паники, - Я тебя чем-то обидел? Я, честно, не понимаю. Да, мы больше не близки, но ведь не до такой степени. Ты ведешь себя так, будто я для тебя больше не существую.
Эллиот
он ставит вопрос «сколько еще таблеток нужно, чтобы он упокоился?».
одной из его идей насчет собственного суицида, было запить стаканом водки горсть собственных транквилизаторов. когда-нибудь после школы, когда дома никого не будет какое-то время. конечно, ему было бы очень плохо и, наверняка, его нашли бы в непрезентабельном виде где-то рядом с ванной. а может в собственной постели – эллиот не знал насколько ему может быть плохо…
он просто предполагал, что в несколько секунда или даже минут перед собственным отходом в мир иной, ему должно стать невероятно легко и хорошо. отчего-то казалось, что его интерпретация «золотого укола» должна сработать и ради этих бесконечно долгих или невероятно стремительных мгновений он и истязазал себя морально.
и физически…
- ты бы поменьше курил, - элайас появляется за спиной как-то совершенно неожиданно, заставляя эллиота вздрогнуть. он потерялся в собственных мыслях и едком сизом дыме, что окутывал его поздней ночью накануне одного из экзаменов. ему бы не завалить его, чтобы нормальный рейтинг был, без угроз со стороны родителей отправить его в школу для трудных подростков. он не боялся, просто не хотел неприятностей и напряга летом.
он вида не подает, что испугался и застигнут врасплох, только голову ведет в сторону брата, выдыхая очередную порцию дыма. хочется съязвить, потому что с каких-то пор именно эта форма общения стала выдавать их братскую любовь. новый уровень и все такое. эллиот знал на все сто, что так продлится недолго. наверное, до первых рождественских каникул, когда они разъедутся по разным университетам…
- переживаешь чтоль? – тихо усмехается и протягивает подошедшему ближе айсу свою сигарету предлагая затянуться, двигаясь на ступеньке в торону, уступая немного места. айс приглашением воспользовался и уже совсем скоро сидел рядом, несколько раз жадно затягиваясь, прежде чем отдать сигарету обратно, с которой эллиот принялся стряхивать пепел.
они посидели так еще какое-то время. все это время эллиот разрывался между желанием заговорить и не нарушать комфортную тишину. язык прикусывал, когда сантименты почти брали верх. он легкомысленный иногда и очень быстро переключается на что-то другое. мучить элайаса не хотелось, зная каким тот бывает загонным – думать о том, что не так, всем своим видом демонстрируя свое наплевательское отношение ко всему, что вообще творится – коронная фишка элайаса.
- доброй ночи, - поднимается, опираясь на плечо брата, сжимает сильнее, чем стоило бы, оставляет на его плечах собственную вязаную кофту, которую полюбил носить ночами на улице. вне зависимости от времени года. правда, зимой приходилось брать еще и куртку, иначе долго не посидишь.
между ними пропасть становилась все больше. эллиот этого не понимал тогда, когда айс еще жив был. или не хотел принимать это, считая, что брат всегда будет, что у них в запасе куча времени на то, чтобы ругаться и мириться. сейчас он отчаянно пытался кусать собственные локти, словно это помогло бы вернуть его на месяцы назад.
он не ощущал собственной вины в смерти брата, хотя бы в этом его совесть была чиста. но между тем, у него хватало других поводов считать себя виноватым перед ним.
он ставит вопрос «как бы поступил, окажись героем какого-нибудь ужастика?».
не пошел бы в подвал. убегал бы из дома с приведениями. не покупал раритетные вещи… он продолжал бы список до бесконечности, прокручивая в голове все известные ему ужастики, триллеры, мистические фильмы…
но прямо сейчас он готов был идти в подвал и говорить с приведением.
с приведением собственного прошлого.
поворачивается к нему отставляя тарелку подальше. он спокоен, видимо таблетки начали действовать, его клонит в сон, и он совершенно не против проспать ближайшую вечность. без снов…
- хорошо, - он выдыхает, трет переносицу, качает головой тихо усмехаясь, словно готовился к самому идиотскому поступку в своей жизни. он бы был рад, если бы вместо этого разговора ему предложили бы сотне ребятишек объяснять откуда берутся дети. если нужно, он готов был бы рассказывать об этом всю свою жизнь каждый день, только не произносить на выдохе «несколько месяцев назад ты попал под поезд».
он видит, как айс хмурит брови в удивлении, даже улыбается, усмехается не веря. и эллиот тоже был бы не против, если бы все это оказалось идиотской шуткой. родителей или самого эллиота. но нет, шутки ведь не длятся месяцами. тем более, когда от них страдает человек. по крайней мере в это хотелось верить:
- мне сообщили об этом по телефону, - ком внезапно встает в горле, а глаза начинает жечь, потому что вот-вот и разрыдается совсем как девчонка, - айс, ты умер… - он сдает сразу же, закусывает внутри щеку и поднимает глаза к потолку, - понимаешь? умер… - даже не замечает, как начинает плакать… - какого черта ты полез на те рельсы, айс? КАКОГО ЧЕРТА? – эллиот даже не замечает, как подхватывается к брату беря его за грудки, заглядывая в глаза, сжимая челюсти, чтобы не разрыдаться еще больше, - я так скучаю… - отпускает проводя ладонями по его плечам уже не пытаясь остановить поток слез.
он даже не концентрирует собственное внимание на том, что айс сейчас осязаемый, как будто и правда настоящий. он вообще не отдает себе отчет, что происходит сейчас с ним, даже не против остаться в этом моменте навечно. где-то и вовсе надеется, что сам умер и они где-то за гранью жизни встретились. наконец-таки. и очень надеется, что это не сон…
его рыдания доходят до апогея, когда он не выдерживает и позволяет себе за шею к себе притянуть брата, сгребая его в крепкие объятия…
в голове пусто совершенно, без задних мыслей отдаваясь собственным ощущениям и моменту какого-то странного счастья, которое разлилось по телу, не давая остановиться в рыданиях, выплескивая на близнеца все то, что должно было делиться на два все эти месяцы, но возводилось в огромные степени…
Элайас
- Мелисса, прости, пожалуйста, за то, что я сделал. Я… Я не знаю, почему подумал, что это хорошая идея… Я не собирался…, - его извинения прервал звонкий шлепок ладони о собственную щеку. Элайас поджал губы и прикрыл глаза, не осмеливаясь поднять взгляда на девушку.
- Как ты смеешь вообще со мной разговаривать, извращенец?! – Мелисса повысила голос, срываясь на какие-то еле различимые визги, и Элайас едва не поморщился, но решил, что это может усугубить ситуацию, поэтому молча ее дослушал.
- Эй, детка, этот клоун снова тебя достает? Чего тебе надо Шоу? Не хватило кулаков в прошлый раз, и ты приполз за добавкой? – Джон Байер вырос стеной перед Элайасом, закрывая собой Мелиссу.
- Я извиниться пришел…
- Никого не волнуют твои извинения, клоун! Вали отсюда! – Джон толкнул его в грудь, заставляя юношу отступить на шаг, - И братцу своему скажи, чтобы не вздумал появляться у меня на глазах, иначе тоже получит.
- Эллиот тут ни при чем, - ответил Элайас, качая головой словно в подтверждение своих слов, - Не впутывай его сюда.
- По мне, так вы оба шизанутые извращенцы. Наверное, собирался сделать кучу фото моей девушки, а потом рассматривать их и др*** в туалете. А после этого показал бы их брату, чтобы он тоже «повеселился», - Элайас стиснул зубы, играя желваками, а собравшиеся вокруг дружки Байера дружно загалдели, явно наслаждаясь тем, что происходило, - Постой-ка… А может вы при этом др*** друг другу?
В ту же секунду Элайас рванул вперед, набрасываясь на Джона Байера с кулаками. Парни пытались его оттащить, но Шоу вырывался опять и опять.
- Не трогай моего брата! – орал он, отбиваясь от держащих его рук, - Оскорбляй меня сколько хочешь, но не смей говорить про Эллиота!
- Успокойся, чу…, - откуда ни возьмись появившаяся Мелисса замолкла, когда удар, который Элайас предназначал Джону, случайно улетел в ее сторону. Девушка схватилась за лицо, а Шоу в неверии уставился на нее.
- П-прости, Мелисса… Я случайно…, - Элайас протянул руки к девушке, как будто хотел удостовериться в том, что она цела, но тут же был схвачен за ворот и отброшен назад.
- Уходи, Шоу, - голос Байера звучал угрожающе спокойно, - Уходи, пока живой.
- Я… Я правда не хотел, - Элайас снова попытался оправдаться, поднимаясь на ноги.
- Убирайся! – заорал Джон, заставляя юношу вздрогнуть. Повторять ему не пришлось – Элайас бросился прочь от этой толпы под гневные «буууу» и оскорбления собравшихся, - Беги, Шоу! А если еще раз покажешь здесь свою рожу, клянусь, я тебя УБЬЮ!
Умер. Это слово снова и снова повторяется в его голове, словно пытаясь пробиться сквозь стену отрицания. Этого быть не могло. Он ведь здесь, у себя дома, а не где-нибудь в кипящих коридорах преисподней, стоял перед своим очень даже живым близнецом. О каком поезде и о какой смерти могла идти речь? Но Эллиот был так расстроен, что невозможно было поверить в то, что это какой-то розыгрыш. Через мгновение брат схватил его за грудки и встряхнул, от чего из глаз самого Элайаса брызнули слезы, о существовании которых он и не знал.
- Я так скучаю, - от этих слов у юноши словно подкосились ноги, а, оказавшись в объятиях Эллиота, он совсем потерял ощущение реальности происходящего. Все происходило как будто во сне. Сумбурном, непонятном, печальном сне. Элайас позволил себе обнять брата, сжимая в руках ткань его футболки и чувствуя, как от рыданий содрогается тело юноши. Эллиот оказался худее, чем он помнил. Были ли тому причиной те таблетки, что Элайас видел в ванной брата или что-то другое – юноша не знал. Но он ясно чувствовал, как его все больше и больше поглощает безмерное чувство вины – пока он витал в облаках, варясь в соку собственно-выдуманных проблем, брат боролся со своими в одиночку и, похоже, проигрывал. Элайас сжал юношу в объятиях чуть крепче, а затем отстранился.
- Эл….Эй, Эл, - он попытался заглянуть ему в глаза, - Посмотри на меня… Я ведь здесь… Дотронься…
Элайас взял руки брата в свои и приложил их по обе стороны своего лица, показывая ему, что он тут, что он настоящий.
- Может, ты принял что-то? Может, тебе в том состоянии привиделось, что я умер? Но это не так, Эл. Я жив.
Эллиот
- доброе утро, эллиот. как ты себя чувствуешь? медсестра сказала, что ночью тебе было плохо, - мужчина в очках, словно сошел со страницы учебника по психоанализу или чему-то такому: седая борода, худое лицо, тонкие длинные пальцы и синеющие губы - болезни, которые пытаются лечить таблетками настигают и самих врачей.
- я в порядке. но было бы лучше, если бы меня наконец отпустили домой, - сжимает челюсти, трясет ногой – все эти беседы каждый день уже надоели. он закрыться не может, потому что удваивают дозу, он открыться не может, потому что дозу утроят. пытается выверить линию, по которой нужно пойти, чтобы продемонстрировать, что с ним более или менее все в порядке, что ему пора в нормальную жизнь вернуться, возможно, на пользу пойдет подобное больше, чем маленький стаканчик таблеток и пол стаканчика воды для них три раза в день, - возможно, это побочный эффект от той горсти таблеток, которую мне нужно пить ежедневно, - отвечает резко, отводя взгляд к окну.
он, грешным делом, думает, что неплохо было бы вернуться к тому состоянию, в котором его сюда доставили – подобие овоща, который ни ел, ни пил, много спал и рыдал в подушку. к середине недели он спал практически сутками напролет, а когда просыпался, то долго лежал неподвижно, смотрел в одну точку.
вот и сейчас ему хочется отрешиться от всего, чтобы оказаться в том же вакууме, в котором оказался благодаря совместными с врачами усилиями. сейчас кажется, что тогда было достаточно неплохо. тревожные мысли если и были, то активно подавлялись химией, доводя эллиота до исступления. он был медлителен, вял, но, по крайней мере, не плакал сутками напролет.
он улыбается. как-то даже жутковато, когда руки оказываются на щеках брата. на взгляд-то он отвечает, рыдать не перестает, преисполняясь ощущением того, что его предают, не понимают и обвиняют в том, чего на самом деле нет.
тихо смеется сжимая пальцами его щеки, притягивая к себе лицо брата слишком быстро, чтобы столкнуться лбами, не сводя с его глаз своего взгляда:
- ты правда считаешь, что есть такая дурь, которая будет торкать так долго? за последний год я курил косяки только с тобой, а после пил химию в больнице. только эта химия галлюцинации подавлять должна, а не возбуждать, - он почти рычит, сжимая пальцами щеки брата сильнее, а потом резко отстраняется отпуская его, утирает мокрые дорожки со щек и снова улыбается, - я бы очень хотел, чтобы это был эффект лсд или еще какой дряни, но нет, айс... это гребанная правда. тебя похо…похоронили несколько месяцев назад, - ему слова последние с трудом даются, ощущение, словно все то, что подавляли таблетки все эти месяцы прорвалось через плотину мнимого спокойствия и теперь топило эллиота. у него состояние странное. он сопротивляться этому больше не может или не хочет, морально устав настолько, что готов махнуть рукой на все. но делает отметку, что все это из-за препаратов.
«возвращаться домой после нескольких недель в клинике было достаточно радостным событием» – выводит ровные буквы в тетради. ему посоветовали записывать собственные мысли, чтобы учиться изливать собственные переживания на бумагу. в этом случае, вообще-то, было бы полезнее общаться с человеком, чем бумагой, но открываться родителям эллиот не спешил. да и они тоже. видимо, каждый толерантно оставлял друг друга наедине с собственным горем.
«первое, что бросилось в глаза – отсутствие всех наших фотографий. не осталось даже фотографий родителей, моих… в доме практически нет отражающих поверхностей и несмотря на то, что сегодня тепло, в доме очень холодно.»
«комната брата», - капля размывает чернила, эллиот черкает много и упорно, пока вместо слов не остается темно-синий прямоугольник.
«двери комнаты напротив плотно закрыты. порывался зайти туда, как только приехал, но не хватило сил. точно также мама набирается смелости, чтобы посмотреть на меня. отец смотрит на все несколько более позитивно, но не уловить во взгляде отголоски боли невозможно…»
- я бы очень хотел, айс… но не мог же мой «кайф» затронуть жизнь родителей. они убрали все фотки, как только я слег в больницу, кажется. не знаю, когда я вернулся, ничего не было на стенах, - трет переносицу, кусает губу изнутри, - ты видел их? они…они пытаются ожить ради меня, а я вижу, как они смотрят на меня… как все смотрят на меня. это тоже дурь? не пожелал бы я никому такой «кайф» словить, - он снова рычит, а после глаза прикрывает, упираясь в стол двумя руками, сжимая челюсти, - если это дурь, айс, может быть ты расскажешь мне, что в школе было, пока я «под кайфом» был? – говорит почти шепотом, поворачивая голову к брату, смотрит в упор…
Элайас
Элайас только открыл глаза, но уже понял, что сегодня один из тех дней. В таких ситуациях обычно говорят «не с той ноги встал», вот только юноша, получается, путал ноги чуть ли не через день. Он представлял свою жизнь пешеходным переходом с белыми и черными полосами – вчера он чувствовал себя вполне хорошо, а сегодня не было сил ни на что. Не хотелось ни куда выходить, ни с кем разговаривать. Элайас просто хотел лежать в своей постели и заснуть, чтобы не оставаться один на один с переполняющими его голову мыслями. В других случаях, как если бы он обдумывал сюжет книги, например, он этим мыслям был бы только рад, но в эти «черные» дни он мог думать лишь о том, насколько ничтожно и бесполезно его существование. Ему казалось, что проходит день за днем, а в его жизни ничего не меняется – он не готов к тому, чтобы быть взрослым, он не знает ничего полезного, не развивается как-то, не делает абсолютно ничего полезного для окружающих, не достигает собственных целей. Собственно, таковых у него тоже не имелось. Затем юноша начинал винить себя в том, что сам для этого не прикладывает никаких усилий, что был чересчур пассивным и вообще слишком себя жалел. Эти мысли сменялись на ощущение того, что он всех подводит. Вспоминал слезы матери, которые она тайком утирала, грустную улыбку отца, пытавшегося скрыть разочарование в глазах. Тогда Элайасу думалось, что было бы лучше покончить со всем этим, но сразу же за этим ему представлялся эффект от его решения – еще больше слез внезапно постаревшей мамы, возможно, отец бы пытался забыться с помощью алкоголя, они бы ссорились, а затем вовсе разошлись, но как отец справится без мамы? А что стало бы с Эллиотом после всего этого? В груди что-то сжималось, становилось трудно дышать, и все, что Элайасу оставалось делать это беззвучно рыдать в подушку, ненавидя это состояние, преследующего его слишком часто. Ненавидя себя за то, что он такой слабак.
Он не ожидал, что Эллиот поведет себя именно так. Ему хотелось сказать брату, что он причиняет ему боль, но тот уже его отпустил, произнося после этого совершенно безумные вещи. Похоронили. Самым страшным было то, что Эллиот верил каждому своему слову. Он действительно верил в то, что Элайаса не было в живых, но это не могло быть правдой – юноша определенно чувствовал себя живее, чем когда-либо. Брат сказал что-то о больнице, и на секунду у младшего замерло сердце – неужели все дело в диагнозе, и баночки Эллиота не какие-то там витамины, как хотелось думать, а то, что помогает ему оставаться в здравом уме? Но когда это случилось? Как Элайас мог быть настолько поглощен собственными проблемами, что не видел, как его родной человек скатывается в пучину безумия? Он чувствовал, как его горло сдавили вырывающиеся наружу просьбы о прощении за то, что не был рядом и не смог ему помочь, но его остановил переполненный болью взгляд Эллиота, который бессильно пробормотал:
- Если это дурь, айс, может быть ты расскажешь мне, что в школе было, пока я «под кайфом» был?
- Какая школа? - Элайас нахмурился, не в силах оторвать взгляда от изможденного лица брата, под глазами которого темнели круги, - Июнь на дворе.
Эллиот
- хреновая погода для июня, не находишь? – получается как-то злее, обозленнее, чем хотелось бы эллиоту, когда он подходит к брату, проговаривая, хотя скорее голос смахивает на тихий рык, каждое слово максимально четко. его никто не предупреждал, что таблетки будут влиять на эмоциональный фон, что перепады настроения станут какой-то извращенной нормой. он понимает это и сам, но не сразу…
подходит к окну, чтобы указать на голое дерево, на такие же голые мамины клумбы. она забросила ими заниматься сразу после, а когда от красивых цветов остались сухие ветки и пышные сорняки, и вовсе выкорчевала все, оставив борозды пустой земли. на следующий год, скорее всего, на месте клумб будет трава, но эллиот точно не знал.
следит за братом, чтобы тот в окно посмотрел. город все еще был в пелене тумана, но видимость стала лучше:
- стой, это, наверное, из-за жары все погибло? или окно запотело и тебе не видно, - язвит, едва скривив верхнюю губу, сдерживая себя, чтобы и эта фраза не звучала ядовито-зло, - можем выйти на улицу, хочешь? – ответа не дожидается, подходит к парню, хватая его за несменную джинсовую куртку и тащит к заднему входу. сам же ни кофту не прихватил, ни на ноги ничего не надел, как есть. потому что в его состоянии простуда – легкое недомогание.
- сначала нужно нарисовать, а потом – вырезать, - со знанием дела сообщает элайас, когда сидит на легком покрывале, на заднем дворе, в теплой шапке и с большим шарфом, в который прячет подбородок, а после и рот с носом, вырисовывая рожицу на оранжевой тыкве. им в школе задание дали – сделать по фонарику и принести в понедельник, чтобы к хэллоуину украсить класс (эллиоту кажется, что, если каждый ученик принесет по тыкве, украсить можно будет всю школу). родители не поскупились и купили с десяток тыкв разных размеров и оттенков, так что выбрать было из чего, плюс, все, что не понесется в школу – останется дома.
предварительно мама выскребла внутренности из тыкв и их самой оранжевой уже варила утреннюю кашу. сладкая, странная на вкус, называется «о! мы такого не ели раньше!».
у них на двоих две пары ножниц (мало ли!), два небольших ножа и обещание родителям быть аккуратными. они-то и правда аккуратны, увлечены, потому что родители не помогают (читай, как не мешают), чувствуют себя самостоятельными и взрослыми, в свои десять с небольшим.
и даже не зябко, даже не скучно и не одиноко, когда замолкают на час с лишним, увлекаясь работой.
- наверное, вот этот, - эллиот кладет ладонь на свою тыкву, самодовольно улыбаясь. та вышла страшная, как кажется. айс выбирает свою и остаток вечера они расставляют те тыквы, которые не выбрали, по двору. мама обещает завтра купить свечи для остальных тыкв, а пока отдает небольшие восковые кругляши в школу для тех тыкв, которые уезжают. эллиоту хочется зажечь свою тыкву уже и лежать на полу, наблюдая через оскалившийся рот страшилы на то, как мигает огонек свечи.
ему так нравится делать, когда в гостиной ель украшают. тогда несколько вечеров из его жизни выпадают, пока он вместе с братом лежат под пушистыми ветками, наблюдая как мигают огоньки.
- даже тыквы в этом году не ставили, - тихо сообщает, скрестив руки на груди, поежившись от холода. он стоит в дверном проеме, пока айс прохаживается по небольшой террасе к лестнице вниз, осматривается, как кажется самому эллиоту, - наверное, и елку ставить не будем, - также тихо отзывается и уходит в дом. то ли греться, то ли решив, что видение исчезнет, оказавшись на свежем воздухе.
он до лестницы доходит, на несколько ступенек поднимается, когда останавливается, чтобы прислушаться, разворачивается и спускается, выглядывает из-за стены, дожидаясь, когда айс войдет в дом. считает про себя. до десяти, потом снова и снова, сбивается, когда дверь тихо хлопает и раздаются медленные, тихие шаги. отчего-то даже спокойнее становится…
на какое-то мгновение эллиот дает слабину, подписывая невидимый договор со всеми своими психическими заболеваниями, когда соглашается на то, чтобы хотя бы фантом с ним побыл. какое-нибудь время, хотя бы. и сейчас он больше всего напоминал себе торчка, который за дозу готов на все...
всему виной тоска по брату, незатянувшиеся раны, которые снова кровили. это видение выгребало чайной ложкой тоску по брату из всего того океана, который внезапно образовался. и это лучше, чем дырявые чашки его собственных видений, порожденных стрессом…
Локация: Дом Шоу, Коппер Харбор
Дата: 06.11.2017 (29.10.2018 - )
Участники: Эллиот и Элайас Шоу
Эллиот
- все в порядке, мам, не переживайте, - тихо бормочет эллиот под пристальным взглядом айса. тот, как ни в чем не бывало, раздобыв в холодильнике банку шоколадной пасты, принялся сооружать сандвичи, некоторые из которых приправляя дополнительными ингредиентами: добавить несколько кружочков банана, несколько мишек гамми, которые лежали на полке уже несколько месяцев, бросить горсть соленых орешков, которые также лежали нетронутыми пару недель – кулинар, что тут скажешь. в какой-то момент под взглядом айса, который заинтересованно оторвался от готовки, стало не по себе. то ли дело в желании рассказать родителям о том, что айс вернулся и не мерещится ему, а существует на самом деле; то ли в желании, чтобы это оказалось сном – эллиот понятия не имел, как объяснить воскрешение брата. и старался не думать об этом, но услужливое сознание подсовывало кадры из фильмов и сериалов, которые демонстрировали способы проверки вернувшегося на принадлежность к человеческой расе.
поэтому эллиот уходит в гостиную, усаживается в кресло, обнимает подушку:
- да, я позвоню ей если что, или вам…или сам к ней схожу – обещает, уверенный в том, что ничего подобного делать не будет трясет ногой, словно ломку словил и смотрит в потолок – там, на втором этаже, его лекарства, о которых только что напомнила мама. она говорит про соседку, которая как-то пару раз оставалась с эллиотом, когда родителям нужно было отлучиться. это было сразу после выписки. немолодая женщина готовила ему блинчики, - не забыл, - тихо говорит и собирается пойти за дозой, как только договорит, - и я вас… - а едва не срывается «и мы вас».
ночь врывается как-то слишком быстро.
приносит с собой какой-то уют, даже не смотря на то, что мама еще несколько раз звонила, говорила беспокойным голосом, обещая приехать с утра пораньше, предлагая позвать ту_самую_соседку, или связаться в скайпе, чтобы эллиоту было не так одиноко. эллиот обещает лечь спать пораньше.
конечно же не ложится.
своей комнате элайас предпочитает комнату эллиота, мотивируя тем, что она кажется более обжитой – эллиот смеется, потому что вспоминает, как мама не раз покушалась на то, чтобы убраться в комнате брата и как тот отстаивал право на разведение бардака на его территории.
они смеялись как-то даже больше обычного, найдя кучу тем из тех, которые уже были не раз обсуждены. и у эллиота не раз язык чесался спросить каково быть там, по другую сторону, или что-то в этом роде, только вот так ни раз и не осмелился в слух произнести, боясь спугнуть легкость, которую не испытывал еже несколько месяцев, а то и лет.
по расписанию принимает таблетку, закрываясь в ванной, чтобы брат не видел. кажется, себе слабым, каким-то даже, вот-вот и нарвется на жалость. а ему бы не хотелось…
вместе с уютом на город, на дом, обрушивается ураган, который на несколько часов вырубает свет в доме. это не пугает, отчего-то, эллиот только крепче к брату в фланелевой пижаме жмется, когда тот под одеяло к нему забирается. кажется, что теплее места быть в мире просто не может, от этого невольно слезы на глаза наворачиваются – столько времени игнорировать самое теплое, что только может быть в жизни.
носом в шею утыкается, к собственному удивлению обнаруживая, что айс не пахнет ни сыростью, ни землей, ни подземным царством. конечно, вполне возможно, что всему виной резкий мятный аромат геля для душа самого эллиота, которым айс воспользовался пойдя в душ, но тем не менее, ощущать нотки незабытого родного запаха – это было чересчур... чересчур, чтобы пустить слезу и по этому поводу.
он засыпает, когда светать начинает, обнимая крепче брата. впервые за долгие недели не боясь проснуться от кошмара…
ночью кошмаров не случилось. телефон разбудил напоминанием выпить таблетки. свет восстановили, а вот с сотовой связью возникли проблемы. эллиоту кажется, что это ерунда и также дело пары часов. но вернувшись в кровать к брату, уснув и проснувшись снова спустя два часа, ничего не изменилось – телефон по-прежнему не имел возможности ни позвонить, ни выйти в интернет, чтобы узнать, что в мире произошло.
впервые за продолжительное время эллиота что-то начало интересовать.
какой-то частью собственного сознания он понимает, что возвращение брата – неправильно, что так случается, когда все очень плохо во всем мире или у конкретного человека. между тем знать ему не хочется ни о мотивах какого-нибудь демиурга, ни о том, что все это закончится очень плохо.
ему хочется приготовить завтрак – стандартный американский, с яичницей и подгоревшим беконом, пока по радио крутили бы какую-нибудь попсу.
попсу крутят до момента, пока не начинается новостная минутка, которая и приводит к тому, что бекон подгорает:
- повторяю, если вы располагаете сведениями о вернувшихся – убедительная просьба привести их…, - эллиот выключает радио, когда слышит шаги по лестнице. кажется, в этот момент он сделал выбор не в пользу собственного благополучия…
• Game • Aedan Lynch / Arthur Faust
Локация: Кафе возле школы Макдаффи
Дата: 23.03.2018 - 31.03.2018
Участники: Эйдан Линч и Артур Фауст
Время: около 11 часов утра
- Я многое в тебя вложил, Эйдан. И ожидаю, что ты отплатишь мне тем же.
- Да… Отец, - выдавил Эйдан, надеясь, что его тон никак не отражает настоящих мыслей юноши.
- Уж постарайся, - Линч-старший повесил трубку первым, впрочем, как и обычно.
«Вложил, как же… Физической силы, что ли, козлина ты престарелая?», - подумал Эйдан, натягивая наушники и включая первый попавшийся трек из плейлиста, прежде чем засунуть телефон в карман.
Мужчина позвонил неожиданно, и на секунду в голове юноши пронеслась эгоистичная мысль о том, что Эйбрахам решил проявить хоть какое-то отеческое участие в жизни сына, и Эйдан даже обрадовался этому в какой-то степени, но все оказалось гораздо прозаичнее – Линч посчитал нужным еще раз напомнить сыну о том, что денег на обучение он ему не даст, так что тот обязан сохранить свой грант до конца любыми способами. Не то чтобы юноша ждал какой-то помощи – отец финансовой стабильностью не отличался. Линчи не были бедными, но и позволить себе роскошной жизни тоже не могли. Денег хватало, как говорится, от зарплаты до зарплаты, и обучение в одной из самых элитных школ не входило в планы Линча-старшего, поэтому Эйдан был вынужден вылезти из шкуры вон, чтобы получить грант, а затем оказаться на попечении Мастера, следуя глупой и ужасной традиции Школы Макдаффи.
Первые дни, как обычно, не были нагружены в академическом плане. Студенты и учителя готовились к ежегодному балу, посвященному выбору пар «Мастер-Девил», к которому относились с такой серьезностью, будто это была церемония «Оскар» или еще что-то в этом роде. Будучи школьным диджеем и, к тому же, Девилом, Эйдан с шести утра ошивался в столовой, которую переоборудовали в банкетный зал на этот вечер, и устанавливал музыкальную аппаратуру. Сейчас же, когда дело близилось к обеду, Линчу настолько все утомило и надоело, что ему начало казаться, что задержись он тут еще на полчаса, то начнет собственноручно срывать все декорации, над которыми люди трудились в поте лица все это время. Поэтому Эйдан посчитал, что уйти будет самым мудрым решением, тем более все, что было в пределах его возможностей, он уже сделал. Идти на «занятия» не хотелось, да и по территории бродить тоже – попадаться на глаза Авроре Фауст желания не было. Мало ли что она там еще себе надумает.
Воспользовавшись тайным ходом, ведущим с границ школы в «открытый» мир, о котором знали многие старшеклассники, Эйдан пришел в бар-закусочную, в котором обычно обитали довольно интересные личности, судя по их лицам, просто кричащим об «огромном багаже» за их плечами, но по утрам здесь было не так много посетителей, что по меркам юноши было очень даже хорошо. Он заказал большую порцию блинов и щедро полил их сиропом.
- Отличное начало учебного года, - пробормотал Линч, пережевывая отправленный в рот кусок лакомства.
Характерный треск сообщил о сменяемой пластинке в музыкальном автомате, и через мгновение из динамиков послышалось знакомое вступление бас- и электрогитары, а затем и мелодичный голос Дэвида Боуи, поющего о том, как мы можем быть героями даже на один день. Подобный выбор песни удивил Эйдана, ведь нынешнее поколение, выросшее на монотонных битах и текстах о вечеринках, наркотиках и пятых точках, уже не помнило настоящих мастеров вроде Боуи или Джексона, а для байкеров-меломанов было еще рановато. Едва дожевав очередную порцию еды, Линч повернулся в сторону музыкального аппарата.
В конечном итоге вся эта суета вокруг импровизированной церемонии, которая занимала умы не только студентов, но и преподавательского состава, доводило до той точки, когда человек готов был сбегать куда подальше, лишь бы не попадать под общее волнение. Артура эти церемонии никогда особо не трогали, и в этом году исключений он делать не намеревался, занимая свою сомнительную позицию между – он не стремился заиметь себе человека на побегушках, но и не считал сию затею такой уж провальной – просто подкорректировать бы правила и отношения людей и все было бы очень даже неплохо.
Аврора подлетает к нему как-то совершенно неожиданно. Просто до этого он ее не видел, уверенный в том, что девушка занята чем-то более важным, нежели вот это вот все. По виду девушки ясно было, что она на взводе и черкани сейчас кто-то неосторожным словом или действием – раздастся бум. Большой бум.
Она тараторит что-то про стычку с кем-то там, про то что ее Девил куда-то пропал, а он ей был необходим сию же минуту и что-то еще о том, что школа эта сборище тупых людей, и было бы неплохо отсюда свалить, предварительно оную сжечь. В этом, пожалуй, Артур был солидарен, тем более, когда набрел на преподавателя биологии, застав ее не в самом лучшем расположении духа. Наверняка мисс Холмс тоже была бы не против сжечь сие «прекрасное заведение» и умчать отдыхать дальше…
Артур говорит, что найдет Эйдана, а еще что-то о том, что Авроре было бы неплохо выдохнуть и пойти где-нибудь расслабиться, вдали от суматохи… Что в конечном итоге в качестве релаксации выберет младшая Фауст, старший не знал, зато знал где искать Девила Фаустов.
Выйти за пределы школы труда не составило, тем более, когда внимание всех было приковано к декорациям и последним приготовлениям, так что Артур даже особо не скрывался, пробираясь наружу. Путь его лежал прямиком к бару, в котором до обеда – утреннее меню со скидкой на блюдо дня, а еще там можно курить и слушать классическую музыку.
- Кофе, пожалуйста и сандвич на ваш вкус, - он елейно улыбается, строит глаза девушке, что принимала заказ. Та отвечает кокетливой улыбкой и кивает, отворачиваясь и вешая листок с заказом на панель для поваров. Преимуществом своего внешнего вида Артур считал то, что не похож он на школьника, которому вот-вот стукнуло семнадцать. Ему еще несколько лет до окончательного совершеннолетия, а в планах пока совершенно пусто, разве что понемногу формируется список приглашенных на празднование. Но он уверен, что все будет не так, как запланируетя сейчас.
Он закуривает подходя к автомату и меняет музыку на Боуи – вряд ли найдутся те, кто будет против, обычно, к подобным атмосферным тонкостям относятся очень лояльно. Он бы не стал ругаться с кем-нибудь, если бы посередине его трапезы кто-то сменил пластинку на каких-нибудь Битлов, или Королеву.
Он щурится, выдыхая табачный дым, когда замечает объект его причины присутствия тут и сразу же направляется к нему. Не интересуется можно ли присесть – забирается за стол, придвигая к себе пепельницу, стряхивая в нее пепел:
- Я думал, тебе нравится Боуи, - начинает он, выдыхая дым в сторону, а после кивает на блинчики, - решил подкрепиться между подготовкой к балу королей и королев? – он усмехается, в этот момент перед ним опускается тарелка с сандвичем, который поделен на два треугольника и чашка кофе, - спасибо, - тихо бормочет он поднимая взгляд на девушку, улыбается кивая, а после ухода девушки вновь обращает свое внимание на Эйдана, - ты бы хоть предупреждал Аврору, что отлучишься – она там рвет и мечет. Не потому что ты исчез, но за компанию – жмет он плечами делая глоток кофе, хмурится, и добавляет полторы ложки сахара, аккуратно размешивая, пока делает очередную затяжку.
- Я думал, тебе нравится Боуи, - Линч поморщился и мысленно обругал себя за то, что проявил неосторожность и привлек к себе внимание, развернувшись к автомату.
- Удивлен, что у тебя хороший вкус в музыке, только и всего, - хмыкнул Эйдан.
Перед ним стоял один из близнецов Фауст, тот, что был не таким устрашающим, как его почти абсолютная копия, но Эйдан все равно для себя окрестил их «creepy twins» еще давным-давно, потому что они реально выглядели жутковато, когда ходили вместе. Они были окружены аурой какой-то неприступности и загадочности, присущей людям более или менее знаменитым и от которой у юноши пробегали мурашки по всему телу. А когда в прошлом году Аврора выбрала его в качестве своего Девила, на голове Эйдана уж точно добавилось седых волос. Не то чтобы он беспрекословно слушался своего Мастера. Глупость, в следствие которой, собственно, ему приходилось терпеть срывы и психозы Фауст-младшей, но время от времени ее брат выступал в роли некоего защитного стекла, хотя он сам в этом не признался бы. Поэтому, увидев Фауста рядом со своим столиком, а он ожидал увидеть кого угодно, только не его, Эйдан почувствовал себя весьма неловко. Однако это не помешало блондину заработать «фирменный» взгляд Линча, который так и говорил: «Чувак, ну ты серьезно?», когда тот уселся напротив, несмотря на отсутствие приглашения.
- Решил подкрепиться между подготовкой к балу королей и королев? - незваный собеседник предпринял попытку разгадать тайну огромной горы блинов на тарелке Линча, на что тот лишь пожал плечами, решив эту теорию ни подтверждать, ни отрицать. Юноша продолжил поедание блюда, изредка бросая короткий взгляд на Фауста и гадая, как он его вычислил. Хотя идти больше, по сути, было некуда, поэтому этот вопрос он не стал озвучивать.
- Ты бы хоть предупреждал Аврору, что отлучишься – она там рвет и мечет. Не потому что ты исчез, но за компанию.
Если бы у Эйдана была способность убивать взглядом, в этот момент он непременно ей бы воспользовался. Пока же ему пришлось тешить себя надеждой на то, что Фаусту от него стало хотя бы немного не по себе.
- Я как-то и не подумал об этом…Должно быть, мой разум затмил голод, - Линч отправил очередной кусок блинов в рот, словно в подтверждение своим словам.
- Возможно, тебе стоит пересмотреть свои взгляды на мир и окружающих тебя и ты увидишь то, что не замечал ранее, - глубокомысленно выдвигает теорию Артур, выдыхая вместе со словами табачный дым, стряхивает в пепельницу пепел с сигареты и еще раз глубоко затягивается щурясь, устремляя взгляд на парня напротив, после чего тушит сигарету выдыхая в сторону, снова запивая привкус горячим кофе.
Что до взглядов Эйдана, то Артур считал, что имеет против них иммунитет. Ну либо просто не воспринимал эти ментальные угрозы всерьез. Как вариант – просто не боялся, ведь все равно сможет дать отпор Эйдану.
- Кстати, было бы неплохо забрать его как-нибудь на тренировку – проносится в голове Артура, который в этот момент косо смотрит на Линча, оценивая его физическое состояние сквозь слои одежды.
- Мне почти тебя жаль, - хмыкает Артур качая головой. Он на самом деле не так, чтобы позитивно относился ко всей этой системе. Принимал трактовку «помогать», но совершенно не понимал, куда она делась под натиском «прислуживать». Собственно, поэтому он себе никого в попечение не брал, потому что под натиском собственного социального положения, не имел права давать какие-то поблажки, а устраивать революции на этой почве ему не шибко хотелось. Не революционер он. Он скрытый рыцарь. Или как-то так.
- Какие планы на вечер? Аврора еще не придумала чем занять тебя? – интересуется просто так, потому что вечером при полном параде должен будет быть сам. Ему разрешится покинуть «бал» только за час до окончания, иначе разлетятся нелепые слухи. А уж тем более, если он пропадет с кем-то. Привлекать к себе внимание большее, чем имеет благодаря сестре Артуру совершенно не хотелось, - целое лето скучал по этим сэндвичам, - между делом заявляет Артур наслаждаясь вкусом, - ты как свое провел? Небось, целое лето в книжках провел?
- Какие планы на вечер? Аврора еще не придумала, чем занять тебя? - Эйдан фыркнул, услышав вопрос Артура. Разве он не знал о традициях школы? Или ему доставляло удовольствие слушать об изощрениях его сестры?
- Буду бегать от пульта до Авроры и обратно, - пожал плечами Линч, - Надеюсь, она не будет особо психовать, если я надену кеды?
На какое-то время за столом повисла тишина, нарушаемая лишь стуком вилки Эйдана о тарелку и Артуром, выдыхающего дым после очередной затяжки.
- Ты как свое провел? Небось, целое лето в книжках провел? - продолжил Артур, смакуя свой сэндвич, слишком уж откровенно по мнению Эйдана. Тем более ничего особенного в них не было. Хотя, наверное, Фаусты привыкли ко всяким эскарго и кордон блё, и вкус обычного сэндвича мог показаться им чем-то изумительным. Однако утверждать, что это действительно так, Линч бы не взялся – о меню в кухнях Элиты он мог только догадываться.
Эйдан какое-то время размышлял над тем, что ответить на вопрос Артура. Говорить правду о том, что все лето он работал, стараясь накопить достаточно денег на «черный день», например, если вдруг Мастер решит от него отказаться или на случай других форс-мажорных обстоятельств, ему не хотелось. Не то что бы он думал, будто Артур его не выслушает, хотя бы из вежливости. Ему казалось, что людям неинтересно слушать о проблемах других, а спрашивают они об этом только потому, что так положено.
- Да так… Слушал музыку. Слонялся без дела по окрестностям, чтобы дома не сидеть и отцу глаза не мозолить, - Эйб снова пожал плечами. Это уже становилось его дурацкой привычкой, - Где вы отдыхали на этот раз?
- А вы еще не обговорили свои костюмы? Точнее…твой костюм? – он вскидывает брови так, словно его и правда это очень удивляет, после расплывается в улыбке откусывая от сандвича, - как старик твой? – между делом спрашивает Артур, запивая еду кофе. Не то, чтобы ему было особо интересно слушать про Линча старшего – его он отчего-то недолюбливал, даже ни разу не встречавшись с ним. Были ли у него причины – нет. Но его это мало волновало. Да и в принципе его отношение к отцу Эйдана было его собственным впечатлением, которое никому не стоит знать. Пока, так точно:
- То тут, то там, - жмет плечами отстраненно отвечая. Он бы мог перечислять страны, клубы, отели, но вряд ли смог бы рассказать о чем-то, что Эйдану было бы более или менее интересно.
В какой-то момент своей жизни понимаешь, что помимо вечных ночных тусовок хочется чего-то…чего-то возвышенного – походов по Лувру, фотографироваться на фоне Пизанской башни, или отколоть кусочек от Великой китайской стены:
- Хочешь, на Рождество поехали в Нью Йорк? – он просто не успевает прикусить кончик языка, предложив парню сомнительную авантюру. Радовало его в этом только то, что если он все же и пожалеет о том, что предложил Эйдану провести какое-то время где-то там, то будет много времени, чтобы решить этот вопрос безболезненно для обоих. Либо для троих, если Аврора согласится тоже. Но пока эту идея не вызывала какого-то дискомфорта, - сфотографируемся со всеми елками Нью Йорка, пройдемся по следам Кевина, - бормочет он уже представляя, как было бы здорово, если бы планы превратились в явь. Много снега, много какао или кофе, чая, много елок в конце концов.
- Как ты, должно быть, заметил, я стараюсь избежать встречи с твоей сестрой и, как следствие, обсуждения данного вопроса, - возможно, ему не стоило говорить об этом брату своего Мастера так прямо, но Эйдан отчего-то был уверен в том, что Артур его поймет. Перспектива прислуживания отпрыскам элитных семей на балу не доставляла ему радости, хотя он признавал, что участь у него была не такой удручающей по сравнению с некоторыми другими Девилами.
- Как старик твой? - зачем-то поинтересовался Артур, делая глоток кофе. Эйдан поджал губы, намереваясь держать свои эмоции под контролем. Он никому не рассказывал о том, как с ним обращался Линч-старший, думая, что сам виноват во всем, и нечего отца позорить своими жалобами. Он пробормотал в ответ что-то по поводу того, что с отцом все в порядке, и поспешил сменить тему разговора на другую. К примеру, о летних приключениях семьи Фауст. Его собеседник, однако, тоже не стал особо распространяться на этот счет, ограничившись парой неконкретных фраз.
- Хочешь, на Рождество поехали в Нью Йорк? - внезапно заявил Артур.
- Ты серьезно? – Эйдан едва не поперхнулся, когда услышал предложение Артура. Признаться, поездка в Нью-Йорк была в его списке «Сто вещей, которые необходимо сделать за свою жизнь». Ему хотелось бы побродить по улицам, по которым ходил Гершвин, пропустить через себя звуки, запахи, мозаику лиц, живущих в этом городе, побывать в кафе «Wha?» и съесть гамбургер, которым угощали Боба Дилана после выступления.
- Я не могу злоупотреблять вашей щедростью, Артур, - юноша покачал головой, но мысль о поездке, пусть даже невозможной, все равно заставила его губы растянуться в улыбке, на мгновение озаряя его лицо.
Артур только и может, что закатить глаза. Ему оставалось только цокнуть и треснуть Эйдана, потому что… Потому что он терпеть ненавидел разговаривать о деньгах, в особенности, с теми, у кого этих самых денег было не очень-то много; и не любил, когда Эйдан вел себя как выпускница школы благородных девиц. Наверняка, предложи ему сейчас жениться какая-нибудь красотка – ломался бы неделю, взвешивая все «за» и «против».
- Ну, мы злоупотребляем твоим временем, твоими нервами и твоими силами, так что поездка куда-нибудь – то немного, что может компенсировать все неудобства, которые возникают и которые будут возникать. В самом деле, Эйдан, практика предусматривает попечение над Девилом, а не только командование над ним, - жмет плечами Артур упираясь локтями в стол, вытирая салфеткой уголки губ, - другое дело, если ты не хочешь свои рождественские каникулы провести в нашем обществе – скажи прямо, я пойму, - он в упор смотрит на Эйдана, надеясь на его благоразумность. И касалась она не того, что Эйдан должен был повиноваться и согласиться, а того, что Эйдан должен был сказать правду. Они ведь тут беседуют не как Мастер-Девил, а как приятели. Да, Артур хотел считать Линча своим приятелем. Да и считал таковым. Пока Эйдану, конечно, не приходилось тащить пьяного Артура в спальню, не приходилось выслушивать сопли о том, что не все гладко в жизни – это совершенно другой уровень отношений, но кто знает, что будет дальше-то.
- Вообще, Рождество ведь не завтра, так что у тебя есть время подумать. Только давай до первого декабря, чтобы успеть купить билеты. Можешь поразмыслить над другим городом. Скажем, Лондон, или… Прага, - возвращается Артур к недоеденному сандвичу.
Локация: Школа Макдаффи
Дата: 10.04.2018 - 12.04.2018
в сравнении со вчерашним днем и двумя предыдущими, сегодняшний артуру казался слишком уж насыщенным. а еще был даже не вечер.
на занятия он так и не попал, но кто его мог в этом обвинить, учитывая, что он был с преподавателем, который может сказать что-то из ряда «я попросила мистера фауста о помощи в подготовке аудитории к занятиям» или что-то в этом роде – у учителей обычно куча отмазок для учеников, которых они прикрывают собственных целей ради.
не то, чтобы артур гордился тем, что за два первых дня умудрился сложить о себе иное впечатление у двух преподавателей, но явные изменения в нем удивляли даже их. о себе он и вовсе не думал – страшно становилось от того, насколько его ломает. и он не мог дать этому более логичного объяснения, нежели «взрослеет мальчик».
после занятий он решает, что еще немного физической культуры ему не помешает. но вместо привычных упражнений, решил побросать мяч в кольцо. так как игра ему была нужна в качестве терапии, а не коллективного времяпрепровождения, звать с собой он никого не стал. да и не думал, что кто-то согласится – у всех ведь свои дела начинаются, как только школьные заканчиваются.
фауст за временем не следит, пытаясь набегу придумать парочку, виновников утренних инцидентов, но никак не может, уже скоро полностью отвлекаясь на игру с сами собой.
решение бросить через спину приходит как-то уж неожиданно, и отчего-то фауст с этим решением соглашается, даже несмотря на то, что это глупость какая-то. но все равно становится за линией, несколько раз оборачивается, чтобы проверить – прямо перед кольцом ли он стоит.
и наконец бросает…мимо. как будто это кого-то удивило бы.
но мяч вылетает за сетку и летит аккурат в проходящего мимо…эйдана.
артур тихо шипит зажмурившись, когда тяжелый инвентарь ударяет парня в голову, а после бежит к нему, чтобы спросить:
- ты в порядке? извини. не рассчитал, - и почти даже смущен пожимая плечами.
Сегодняшний день был обречен на провал. Сначала пожарная тревога отбила у не выспавшегося Линча все шансы нормально отучиться. Затем какой-то умник решил посеять хаос в Макдаффи, расклеив по всем стенам постеры с нелицеприятными комментариями. Не то что бы подобные слухи были в новизну – на то они и слухи, чтобы распространяться. Просто никто раньше не решался заявить о них вот так громогласно. Теперь этот анонимный хулиган, должно быть, стоял в сторонке и наслаждался зрелищем. Эйдан видел разные реакции учащихся – кто-то плакал, кто-то срывал и топтал эти плакаты, пребывая в праведном гневе, и таких было немало, однако самой распространённой реакцией было безразличие. Линчу было непонятно, обуславливалось ли оно толстокожестью макдаффийцев, уже привыкших к сплетням и разборкам, или отсутствием хоть какого-либо понятия о совести или стыде.
Причем эта своеобразная диверсия коснулась абсолютно всех, даже учителей. Не стал исключением и Эйдан, который, согласно информации на постере, теперь являлся частью одного трио вместе с близнецами Фауст. И это трио, конечно же, занималось отнюдь не музыкой, а вещами более интимного характера. Слухи о нездоровых отношениях Фаустов ходили уже давно. Было ли это правдой, частичной правдой или ложью Эйдан утверждать никогда не брался – не его это дело все-таки. Однако с этого момента он оказался втянутым в сплетню, а как с ней бороться и нужно ли вообще, юноша не знал. Наверное, стоило бы обсудить это с Артуром и Авророй, но только после пары часов сна.
Линч направлялся в сторону своего общежития и проходил мимо спортивной площадки, когда неожиданный удар по голове заставил его остановиться.
- За что, блин?! - Эйдан потер ушибленное место и, обернувшись в сторону, как оказалось, прилетевшего мяча, увидел Артура Фауста, который уже приближался к нему, - Аааа, это ты, Артур… Неужели «моя госпожа» пожелала таким способом от меня избавиться?
- я уж побоялся, что отбил тебе мозг, но нет, твое чувство юмора на месте, а стало быть отделался только шишкой, - ехидничает артур едва щурясь, - неужели ты думаешь аврора упустила бы шанс самолично с кем-то расправиться, а тем более в такой знаменательный день, - артур возводит руки к небу, а после тихо усмехается, - голова не кружится? звездочки не видишь? не тошнит? – уточняет парень. не то, чтобы ему было до чьего-то здоровья дело, просто, вряд ли аврора обрадуется, если ее девил окажется на больничной койке. да и самому артуру не хотелось бы быть виновником дурного самочувствия парня, - присядь посиди? или дуй в общагу отдыхать, видок у тебя такой себе, - морщит нос артур поднимая мяч и спиной вперед направляясь обратно на площадку, - еще не хватало, чтобы все считали, что мы все 24 часа тебе отдыха не даем, - он тихо смеется разворачиваясь к эйдану спиной, уходя на площадку, где отбивает мяч о покрытие.
не то, чтобы его волновало то, о чем говорят. скорее, беспокоило то, что…это безосновательно – никто ведь со свечкой не стоял, так ведь? а при удачном стечении обстоятельств можно найти обидчика и всей школой…нет, не избить его. подать в суд за причинение морального ущерба. человеку придется напрячься, видимо, всеми частями своего тела, чтобы отработать миллионы, которые он, или его родители, выкинут на удовлетворение исков пострадавших.
это ведь действеннее, чем отходить пару недель с синяками, либо быть погребенным заживо где-нибудь в клумбах макдаффи.
- Я уж побоялся, что отбил тебе мозг, но нет, твое чувство юмора на месте, а стало быть, отделался только шишкой, - произнес Артур с ноткой ехидства в голосе, на что Эйдан ухмыльнулся и пожал плечами. Нравилось ему, когда Фауст-старший говорил с ним вот так, без всякого намека на превосходство или статус. Нравилось ему и то, что он вообще мог вызывать у него такую реакцию. Глупо, но в такие моменты он чувствовал себя… особенным что ли. Это как, например, когда старшеклассник заговаривает с кем-то из младших классов, и тот потом полдня чувствует себя центром Вселенной, за исключением того факта, что Артур и Эйдан были ровесниками.
- Да в порядке я, - заверил Линч, отмахиваясь от вопросов Фауста и ощущая внутреннее ликование от того, что тот как будто бы и переживает за его здоровье. К слову, юноша в данный момент и сам начал переживать за Артура, наблюдая как тот отходил, не глядя назад. А вдруг он споткнулся бы и разбил себе, к примеру, голову? Эйдан помощь оказывать не умел.
- Еще не хватало, чтобы все считали, что мы все 24 часа тебе отдыха не даем, - смысл сказанного дошел до Эйдана только после того, как Артур вернулся к игре, заставляя его прыснуть от смеха. Наверное, в подобных ситуациях только и оставалось, что смеяться, настолько все было нелепо.
- Значит, ты в курсе постеров? - спросил Линч уже громче, стараясь перекричать звонкий стук баскетбольного мяча о площадку и при этом все еще сохранять шутливый тон.
- конечно! одну даже приберег – повешу в комнате, когда вся эта суета вокруг утихнет, буду любоваться человеческой тупостью и отсутствием чувства юмора, - отвечает фауст, ловя мяч в руки, чтобы не пришлось перекрикивать стук. он кусает кончик языка, чтобы не спросить «ты как?». не в смысле «как твое здоровье, после удара?», а «что насчет твоей психики?». в собственной толстокожести артуру сомневаться не приходилось, да и давайте будем откровенными – девилам вообще жаловаться не на что – их ежедневно подвергают различного рода испытаниям собственные мастера, закаляя их тонкие душевные натуры. что же до мастеров – те тоже, в основном, были из тех, кому палец в рот класть не стоит. так что, в проблемном положении оставались только учителя, которым грозило увольнение и нападки со стороны обеспокоенных родителей.
фауст направляется к скамье, на которой оставил свои вещи, усаживается на нее, доставая из рюкзака бутылку воды и делает пару глотков:
- слухов пока не появилось, кто бы это мог быть? – поворачивается он к эйдану. не то, чтобы у артура была уверенность, что парень знает все сплетни наперед, но мало ли, что начали судачить в школе, пока он отсутствовал на занятиях.
- О да, ведь мое любимое занятие – слушать сплетни, - Линч закатил глаза, разворачиваясь лицом к Артуру. Сесть рядом он пока не решался, - А если серьезно, я свалил оттуда, как можно быстрее.
В тот момент Эйдан решил избегать зрительного контакта с кем-либо, потому что все находились в таком состоянии, что любой косой взгляд или неосторожно брошенное слово могли устроить пожар, и он отправился прочь от эпицентра, чтобы переждать в более тихом месте. Ну а после работы над совместным проектом с Амелией Кингсли-Росс, которая плавно перетекла в разговор по душам, возвращаться на «поле боя» у него не было никакого желания. Соответственно, слухов никаких услышать он просто не успел.
- А у тебя есть какие-то мысли на этот счет? – Эйдан не знал, как технично спросить о том, что говорили про них с Авророй, так, чтобы не обидеть его. Все-таки слухи зарождались на чем-то… Возможно ли, что в отношениях Фаустов было что-то такое, что могло послужить пищей для перешептываний за их спинами? Линч склонялся к тому, что это все полная чушь, конечно, но кто знает? Хотя… Какая к черту разница?
- если что – мы с авророй не занимаемся сексом, когда никто не видит, - вдруг заявляет артур, решивший, что, возможно, в эйдане начали разгуливать мнительные нотки, заставляющие его задаваться вопросом «а был ли инцест?». да и парню, которого впутали с грязные сплетни про близнецов стоило бы знать правду. даже если теперь до выпуска его будут считать третьим_не_лишним, - так что добро пожаловать в нашу лужицу с грязными слушками, - артур усмехается и жмет плечами делая еще один глоток из бутылки и протягивая после ее эйдану, - я бы предположил, что это кто-то из обиженных девилов. возможно, он когда-то был мастером, - еще раз жмет плечами артур, - ни на кого пальцем показывать не стану, но выглядит это так, словно обидели ребенка, знаешь, вроде…ты забрал игрушку, а он рассказал где ты прячешь шоколадки, или что отдаешь утреннюю кашу псу. как по мне – не очень разумный поступок. но это и не я делал, так что там удивляться, - снова ехидничает артур вспоминая завышенное свое чсв, тихо смеется.
он правда считал, что подобное совершить мог человек, который в равной степени общался и с мастерами и с девилами. ну либо человек с очень бурной фантазией. а в остальном – забудется спустя неделю, если на этой почве никто в окно не сиганет, или не раздуют скандал родители, если не случится массовое увольнение и если не закроется школа. да даже при этом раскладе – артуру казалось, что переживать из-за каких-то листовок слишком глупо. студенты макдаффи могут придумать тьму других обидных нелепиц и загнобить человека, а это всего лишь ребячество.
возможно, артур так рассуждал, потому что его эта тема мало беспокоила. то есть – он не стал бы ныть в подушку, потому что ему не десять лет и никто все еще не знает, куда он прячет конфеты и кому отдает свой завтрак.
- Если что – мы с Авророй не занимаемся сексом, когда никто не видит, - внезапно выдал Артур, к чему Линч определенно не был готов, да и сомневался, что когда-нибудь был бы. На подобное заявление он только и смог, что фыркнуть, пожать плечами, мол, «Кто вообще придумал этот бред? У меня даже и в мыслях не возникало», и быстро отвести взгляд, вдруг заинтересовавшись буквами на спортивной сумке Фауста. Однако Эйдан был благодарен за откровенность юноши, которая отбила необходимость задавать этот страшный вопрос самому.
- Ожерелье из цветов мне полагается? - ухмыльнулся Линч, забирая протянутую бутылку из рук Артура, и уставился на нее на пару секунд дольше, чем нужно, не зная, что делать с ней дальше. Чего требовал социальный этикет в этих ситуациях? Сделать глоток? Вытереть горлышко? Может Артур вообще хотел, чтобы он эту бутылку выбросил? Кажется, Эйбу нужно почаще общаться с людьми, а не только со своим однофамильцем, потому что к жизни в социуме он, оказывается, не так уж и подготовлен.
- Да, возможно, ты прав, и за плакатами стоит кто-то из «обиженных и оскорбленных», - задумчиво произнес юноша, медленно покручивая бутылку, зажатую между двумя ладонями, - По мне, так это кто-то кому стало скучно, и в качестве развлечения он или она решили устроить что-то вроде социального эксперимента и посмотреть, что будет. Хотя, кажется, народ отреагировал не так бурно, как, скорее всего, ожидалось…
Линч замолчал. Обычно он говорил не так много, и ему было странно и непонятно, что вдруг на него нашло в этот момент. Может быть ему хотелось подольше постоять здесь рядом с Артуром, но для этого ведь нужно было поддерживать беседу?
- Пожимать плечами – моя фишка, - как бы невзначай бросил Эйдан, заметив как Фауст повторил это движение несколько раз за разговор, а затем притянул бутылку к губам, делая глоток и попутно ругая себя за глупости, которые иногда из него вылетали.
артур тихо смеется и качает головой:
- если только из мертвых, засушенных цветов, хочешь? – он склоняет голову смотря на эйдана, почти даже умиляясь его реакции на признание. артуру кажется, что парень смущен и это очень умиляет. эйдан казался таким… не особо реальным. человек, находящийся на грани мира и фантазии. артур не думал, что эйдан обладал какими-то особыми качествами, просто был таким же как артур – много понимал, много принимал и никого не осуждал. по крайней мере не вслух. часто казалось, что эйдану в принципе было плевать на то, что творится вокруг – какие-то сплетни – подумаешь, какие-то занятия – ничего страшного, апокалипсис – переживем, не прилагая к этому каких-то усилий. артур всерьез подумывает о том, что стоило забрать эйдана себе в девилы, хотя бы ради него самого.
- мы поколение, которое уже ничем не удивить, - заключает фауст, - будь там чьи-то фото ню – разговоров хватило бы на дольше. но тоже весьма сомнительно, учитывая, что эти фотки пришлось бы скачивать прямиком из социальных сетей тех же участников, - очередной раз жмет плечами артур, размышляя на тему «что нынешнее поколение может оскорбить настолько, чтобы устроить из ситуации целую катастрофу», - с кем поведешься – от того и наберешься, - ухмыляется фауст поднимаясь со скамейки беря мяч, - как насчет побросать в кольцо?
Дата: 23.03.2018 - 31.03.2018
Участники: Эйдан Линч и Артур Фауст
Эйдан
Время: около 11 часов утра
- Я многое в тебя вложил, Эйдан. И ожидаю, что ты отплатишь мне тем же.
- Да… Отец, - выдавил Эйдан, надеясь, что его тон никак не отражает настоящих мыслей юноши.
- Уж постарайся, - Линч-старший повесил трубку первым, впрочем, как и обычно.
«Вложил, как же… Физической силы, что ли, козлина ты престарелая?», - подумал Эйдан, натягивая наушники и включая первый попавшийся трек из плейлиста, прежде чем засунуть телефон в карман.
Мужчина позвонил неожиданно, и на секунду в голове юноши пронеслась эгоистичная мысль о том, что Эйбрахам решил проявить хоть какое-то отеческое участие в жизни сына, и Эйдан даже обрадовался этому в какой-то степени, но все оказалось гораздо прозаичнее – Линч посчитал нужным еще раз напомнить сыну о том, что денег на обучение он ему не даст, так что тот обязан сохранить свой грант до конца любыми способами. Не то чтобы юноша ждал какой-то помощи – отец финансовой стабильностью не отличался. Линчи не были бедными, но и позволить себе роскошной жизни тоже не могли. Денег хватало, как говорится, от зарплаты до зарплаты, и обучение в одной из самых элитных школ не входило в планы Линча-старшего, поэтому Эйдан был вынужден вылезти из шкуры вон, чтобы получить грант, а затем оказаться на попечении Мастера, следуя глупой и ужасной традиции Школы Макдаффи.
Первые дни, как обычно, не были нагружены в академическом плане. Студенты и учителя готовились к ежегодному балу, посвященному выбору пар «Мастер-Девил», к которому относились с такой серьезностью, будто это была церемония «Оскар» или еще что-то в этом роде. Будучи школьным диджеем и, к тому же, Девилом, Эйдан с шести утра ошивался в столовой, которую переоборудовали в банкетный зал на этот вечер, и устанавливал музыкальную аппаратуру. Сейчас же, когда дело близилось к обеду, Линчу настолько все утомило и надоело, что ему начало казаться, что задержись он тут еще на полчаса, то начнет собственноручно срывать все декорации, над которыми люди трудились в поте лица все это время. Поэтому Эйдан посчитал, что уйти будет самым мудрым решением, тем более все, что было в пределах его возможностей, он уже сделал. Идти на «занятия» не хотелось, да и по территории бродить тоже – попадаться на глаза Авроре Фауст желания не было. Мало ли что она там еще себе надумает.
Воспользовавшись тайным ходом, ведущим с границ школы в «открытый» мир, о котором знали многие старшеклассники, Эйдан пришел в бар-закусочную, в котором обычно обитали довольно интересные личности, судя по их лицам, просто кричащим об «огромном багаже» за их плечами, но по утрам здесь было не так много посетителей, что по меркам юноши было очень даже хорошо. Он заказал большую порцию блинов и щедро полил их сиропом.
- Отличное начало учебного года, - пробормотал Линч, пережевывая отправленный в рот кусок лакомства.
Характерный треск сообщил о сменяемой пластинке в музыкальном автомате, и через мгновение из динамиков послышалось знакомое вступление бас- и электрогитары, а затем и мелодичный голос Дэвида Боуи, поющего о том, как мы можем быть героями даже на один день. Подобный выбор песни удивил Эйдана, ведь нынешнее поколение, выросшее на монотонных битах и текстах о вечеринках, наркотиках и пятых точках, уже не помнило настоящих мастеров вроде Боуи или Джексона, а для байкеров-меломанов было еще рановато. Едва дожевав очередную порцию еды, Линч повернулся в сторону музыкального аппарата.

Артур
В конечном итоге вся эта суета вокруг импровизированной церемонии, которая занимала умы не только студентов, но и преподавательского состава, доводило до той точки, когда человек готов был сбегать куда подальше, лишь бы не попадать под общее волнение. Артура эти церемонии никогда особо не трогали, и в этом году исключений он делать не намеревался, занимая свою сомнительную позицию между – он не стремился заиметь себе человека на побегушках, но и не считал сию затею такой уж провальной – просто подкорректировать бы правила и отношения людей и все было бы очень даже неплохо.
Аврора подлетает к нему как-то совершенно неожиданно. Просто до этого он ее не видел, уверенный в том, что девушка занята чем-то более важным, нежели вот это вот все. По виду девушки ясно было, что она на взводе и черкани сейчас кто-то неосторожным словом или действием – раздастся бум. Большой бум.
Она тараторит что-то про стычку с кем-то там, про то что ее Девил куда-то пропал, а он ей был необходим сию же минуту и что-то еще о том, что школа эта сборище тупых людей, и было бы неплохо отсюда свалить, предварительно оную сжечь. В этом, пожалуй, Артур был солидарен, тем более, когда набрел на преподавателя биологии, застав ее не в самом лучшем расположении духа. Наверняка мисс Холмс тоже была бы не против сжечь сие «прекрасное заведение» и умчать отдыхать дальше…
Артур говорит, что найдет Эйдана, а еще что-то о том, что Авроре было бы неплохо выдохнуть и пойти где-нибудь расслабиться, вдали от суматохи… Что в конечном итоге в качестве релаксации выберет младшая Фауст, старший не знал, зато знал где искать Девила Фаустов.
Выйти за пределы школы труда не составило, тем более, когда внимание всех было приковано к декорациям и последним приготовлениям, так что Артур даже особо не скрывался, пробираясь наружу. Путь его лежал прямиком к бару, в котором до обеда – утреннее меню со скидкой на блюдо дня, а еще там можно курить и слушать классическую музыку.
- Кофе, пожалуйста и сандвич на ваш вкус, - он елейно улыбается, строит глаза девушке, что принимала заказ. Та отвечает кокетливой улыбкой и кивает, отворачиваясь и вешая листок с заказом на панель для поваров. Преимуществом своего внешнего вида Артур считал то, что не похож он на школьника, которому вот-вот стукнуло семнадцать. Ему еще несколько лет до окончательного совершеннолетия, а в планах пока совершенно пусто, разве что понемногу формируется список приглашенных на празднование. Но он уверен, что все будет не так, как запланируетя сейчас.
Он закуривает подходя к автомату и меняет музыку на Боуи – вряд ли найдутся те, кто будет против, обычно, к подобным атмосферным тонкостям относятся очень лояльно. Он бы не стал ругаться с кем-нибудь, если бы посередине его трапезы кто-то сменил пластинку на каких-нибудь Битлов, или Королеву.
Он щурится, выдыхая табачный дым, когда замечает объект его причины присутствия тут и сразу же направляется к нему. Не интересуется можно ли присесть – забирается за стол, придвигая к себе пепельницу, стряхивая в нее пепел:
- Я думал, тебе нравится Боуи, - начинает он, выдыхая дым в сторону, а после кивает на блинчики, - решил подкрепиться между подготовкой к балу королей и королев? – он усмехается, в этот момент перед ним опускается тарелка с сандвичем, который поделен на два треугольника и чашка кофе, - спасибо, - тихо бормочет он поднимая взгляд на девушку, улыбается кивая, а после ухода девушки вновь обращает свое внимание на Эйдана, - ты бы хоть предупреждал Аврору, что отлучишься – она там рвет и мечет. Не потому что ты исчез, но за компанию – жмет он плечами делая глоток кофе, хмурится, и добавляет полторы ложки сахара, аккуратно размешивая, пока делает очередную затяжку.
Эйдан
- Я думал, тебе нравится Боуи, - Линч поморщился и мысленно обругал себя за то, что проявил неосторожность и привлек к себе внимание, развернувшись к автомату.
- Удивлен, что у тебя хороший вкус в музыке, только и всего, - хмыкнул Эйдан.
Перед ним стоял один из близнецов Фауст, тот, что был не таким устрашающим, как его почти абсолютная копия, но Эйдан все равно для себя окрестил их «creepy twins» еще давным-давно, потому что они реально выглядели жутковато, когда ходили вместе. Они были окружены аурой какой-то неприступности и загадочности, присущей людям более или менее знаменитым и от которой у юноши пробегали мурашки по всему телу. А когда в прошлом году Аврора выбрала его в качестве своего Девила, на голове Эйдана уж точно добавилось седых волос. Не то чтобы он беспрекословно слушался своего Мастера. Глупость, в следствие которой, собственно, ему приходилось терпеть срывы и психозы Фауст-младшей, но время от времени ее брат выступал в роли некоего защитного стекла, хотя он сам в этом не признался бы. Поэтому, увидев Фауста рядом со своим столиком, а он ожидал увидеть кого угодно, только не его, Эйдан почувствовал себя весьма неловко. Однако это не помешало блондину заработать «фирменный» взгляд Линча, который так и говорил: «Чувак, ну ты серьезно?», когда тот уселся напротив, несмотря на отсутствие приглашения.
- Решил подкрепиться между подготовкой к балу королей и королев? - незваный собеседник предпринял попытку разгадать тайну огромной горы блинов на тарелке Линча, на что тот лишь пожал плечами, решив эту теорию ни подтверждать, ни отрицать. Юноша продолжил поедание блюда, изредка бросая короткий взгляд на Фауста и гадая, как он его вычислил. Хотя идти больше, по сути, было некуда, поэтому этот вопрос он не стал озвучивать.
- Ты бы хоть предупреждал Аврору, что отлучишься – она там рвет и мечет. Не потому что ты исчез, но за компанию.
Если бы у Эйдана была способность убивать взглядом, в этот момент он непременно ей бы воспользовался. Пока же ему пришлось тешить себя надеждой на то, что Фаусту от него стало хотя бы немного не по себе.
- Я как-то и не подумал об этом…Должно быть, мой разум затмил голод, - Линч отправил очередной кусок блинов в рот, словно в подтверждение своим словам.

Артур
- Возможно, тебе стоит пересмотреть свои взгляды на мир и окружающих тебя и ты увидишь то, что не замечал ранее, - глубокомысленно выдвигает теорию Артур, выдыхая вместе со словами табачный дым, стряхивает в пепельницу пепел с сигареты и еще раз глубоко затягивается щурясь, устремляя взгляд на парня напротив, после чего тушит сигарету выдыхая в сторону, снова запивая привкус горячим кофе.
Что до взглядов Эйдана, то Артур считал, что имеет против них иммунитет. Ну либо просто не воспринимал эти ментальные угрозы всерьез. Как вариант – просто не боялся, ведь все равно сможет дать отпор Эйдану.
- Кстати, было бы неплохо забрать его как-нибудь на тренировку – проносится в голове Артура, который в этот момент косо смотрит на Линча, оценивая его физическое состояние сквозь слои одежды.
- Мне почти тебя жаль, - хмыкает Артур качая головой. Он на самом деле не так, чтобы позитивно относился ко всей этой системе. Принимал трактовку «помогать», но совершенно не понимал, куда она делась под натиском «прислуживать». Собственно, поэтому он себе никого в попечение не брал, потому что под натиском собственного социального положения, не имел права давать какие-то поблажки, а устраивать революции на этой почве ему не шибко хотелось. Не революционер он. Он скрытый рыцарь. Или как-то так.
- Какие планы на вечер? Аврора еще не придумала чем занять тебя? – интересуется просто так, потому что вечером при полном параде должен будет быть сам. Ему разрешится покинуть «бал» только за час до окончания, иначе разлетятся нелепые слухи. А уж тем более, если он пропадет с кем-то. Привлекать к себе внимание большее, чем имеет благодаря сестре Артуру совершенно не хотелось, - целое лето скучал по этим сэндвичам, - между делом заявляет Артур наслаждаясь вкусом, - ты как свое провел? Небось, целое лето в книжках провел?
Эйдан
- Какие планы на вечер? Аврора еще не придумала, чем занять тебя? - Эйдан фыркнул, услышав вопрос Артура. Разве он не знал о традициях школы? Или ему доставляло удовольствие слушать об изощрениях его сестры?
- Буду бегать от пульта до Авроры и обратно, - пожал плечами Линч, - Надеюсь, она не будет особо психовать, если я надену кеды?
На какое-то время за столом повисла тишина, нарушаемая лишь стуком вилки Эйдана о тарелку и Артуром, выдыхающего дым после очередной затяжки.
- Ты как свое провел? Небось, целое лето в книжках провел? - продолжил Артур, смакуя свой сэндвич, слишком уж откровенно по мнению Эйдана. Тем более ничего особенного в них не было. Хотя, наверное, Фаусты привыкли ко всяким эскарго и кордон блё, и вкус обычного сэндвича мог показаться им чем-то изумительным. Однако утверждать, что это действительно так, Линч бы не взялся – о меню в кухнях Элиты он мог только догадываться.
Эйдан какое-то время размышлял над тем, что ответить на вопрос Артура. Говорить правду о том, что все лето он работал, стараясь накопить достаточно денег на «черный день», например, если вдруг Мастер решит от него отказаться или на случай других форс-мажорных обстоятельств, ему не хотелось. Не то что бы он думал, будто Артур его не выслушает, хотя бы из вежливости. Ему казалось, что людям неинтересно слушать о проблемах других, а спрашивают они об этом только потому, что так положено.
- Да так… Слушал музыку. Слонялся без дела по окрестностям, чтобы дома не сидеть и отцу глаза не мозолить, - Эйб снова пожал плечами. Это уже становилось его дурацкой привычкой, - Где вы отдыхали на этот раз?

Артур
- А вы еще не обговорили свои костюмы? Точнее…твой костюм? – он вскидывает брови так, словно его и правда это очень удивляет, после расплывается в улыбке откусывая от сандвича, - как старик твой? – между делом спрашивает Артур, запивая еду кофе. Не то, чтобы ему было особо интересно слушать про Линча старшего – его он отчего-то недолюбливал, даже ни разу не встречавшись с ним. Были ли у него причины – нет. Но его это мало волновало. Да и в принципе его отношение к отцу Эйдана было его собственным впечатлением, которое никому не стоит знать. Пока, так точно:
- То тут, то там, - жмет плечами отстраненно отвечая. Он бы мог перечислять страны, клубы, отели, но вряд ли смог бы рассказать о чем-то, что Эйдану было бы более или менее интересно.
В какой-то момент своей жизни понимаешь, что помимо вечных ночных тусовок хочется чего-то…чего-то возвышенного – походов по Лувру, фотографироваться на фоне Пизанской башни, или отколоть кусочек от Великой китайской стены:
- Хочешь, на Рождество поехали в Нью Йорк? – он просто не успевает прикусить кончик языка, предложив парню сомнительную авантюру. Радовало его в этом только то, что если он все же и пожалеет о том, что предложил Эйдану провести какое-то время где-то там, то будет много времени, чтобы решить этот вопрос безболезненно для обоих. Либо для троих, если Аврора согласится тоже. Но пока эту идея не вызывала какого-то дискомфорта, - сфотографируемся со всеми елками Нью Йорка, пройдемся по следам Кевина, - бормочет он уже представляя, как было бы здорово, если бы планы превратились в явь. Много снега, много какао или кофе, чая, много елок в конце концов.
Эйдан
- Как ты, должно быть, заметил, я стараюсь избежать встречи с твоей сестрой и, как следствие, обсуждения данного вопроса, - возможно, ему не стоило говорить об этом брату своего Мастера так прямо, но Эйдан отчего-то был уверен в том, что Артур его поймет. Перспектива прислуживания отпрыскам элитных семей на балу не доставляла ему радости, хотя он признавал, что участь у него была не такой удручающей по сравнению с некоторыми другими Девилами.
- Как старик твой? - зачем-то поинтересовался Артур, делая глоток кофе. Эйдан поджал губы, намереваясь держать свои эмоции под контролем. Он никому не рассказывал о том, как с ним обращался Линч-старший, думая, что сам виноват во всем, и нечего отца позорить своими жалобами. Он пробормотал в ответ что-то по поводу того, что с отцом все в порядке, и поспешил сменить тему разговора на другую. К примеру, о летних приключениях семьи Фауст. Его собеседник, однако, тоже не стал особо распространяться на этот счет, ограничившись парой неконкретных фраз.
- Хочешь, на Рождество поехали в Нью Йорк? - внезапно заявил Артур.
- Ты серьезно? – Эйдан едва не поперхнулся, когда услышал предложение Артура. Признаться, поездка в Нью-Йорк была в его списке «Сто вещей, которые необходимо сделать за свою жизнь». Ему хотелось бы побродить по улицам, по которым ходил Гершвин, пропустить через себя звуки, запахи, мозаику лиц, живущих в этом городе, побывать в кафе «Wha?» и съесть гамбургер, которым угощали Боба Дилана после выступления.
- Я не могу злоупотреблять вашей щедростью, Артур, - юноша покачал головой, но мысль о поездке, пусть даже невозможной, все равно заставила его губы растянуться в улыбке, на мгновение озаряя его лицо.

Артур
Артур только и может, что закатить глаза. Ему оставалось только цокнуть и треснуть Эйдана, потому что… Потому что он терпеть ненавидел разговаривать о деньгах, в особенности, с теми, у кого этих самых денег было не очень-то много; и не любил, когда Эйдан вел себя как выпускница школы благородных девиц. Наверняка, предложи ему сейчас жениться какая-нибудь красотка – ломался бы неделю, взвешивая все «за» и «против».
- Ну, мы злоупотребляем твоим временем, твоими нервами и твоими силами, так что поездка куда-нибудь – то немного, что может компенсировать все неудобства, которые возникают и которые будут возникать. В самом деле, Эйдан, практика предусматривает попечение над Девилом, а не только командование над ним, - жмет плечами Артур упираясь локтями в стол, вытирая салфеткой уголки губ, - другое дело, если ты не хочешь свои рождественские каникулы провести в нашем обществе – скажи прямо, я пойму, - он в упор смотрит на Эйдана, надеясь на его благоразумность. И касалась она не того, что Эйдан должен был повиноваться и согласиться, а того, что Эйдан должен был сказать правду. Они ведь тут беседуют не как Мастер-Девил, а как приятели. Да, Артур хотел считать Линча своим приятелем. Да и считал таковым. Пока Эйдану, конечно, не приходилось тащить пьяного Артура в спальню, не приходилось выслушивать сопли о том, что не все гладко в жизни – это совершенно другой уровень отношений, но кто знает, что будет дальше-то.
- Вообще, Рождество ведь не завтра, так что у тебя есть время подумать. Только давай до первого декабря, чтобы успеть купить билеты. Можешь поразмыслить над другим городом. Скажем, Лондон, или… Прага, - возвращается Артур к недоеденному сандвичу.
Локация: Школа Макдаффи
Дата: 10.04.2018 - 12.04.2018
Артур
в сравнении со вчерашним днем и двумя предыдущими, сегодняшний артуру казался слишком уж насыщенным. а еще был даже не вечер.
на занятия он так и не попал, но кто его мог в этом обвинить, учитывая, что он был с преподавателем, который может сказать что-то из ряда «я попросила мистера фауста о помощи в подготовке аудитории к занятиям» или что-то в этом роде – у учителей обычно куча отмазок для учеников, которых они прикрывают собственных целей ради.
не то, чтобы артур гордился тем, что за два первых дня умудрился сложить о себе иное впечатление у двух преподавателей, но явные изменения в нем удивляли даже их. о себе он и вовсе не думал – страшно становилось от того, насколько его ломает. и он не мог дать этому более логичного объяснения, нежели «взрослеет мальчик».
после занятий он решает, что еще немного физической культуры ему не помешает. но вместо привычных упражнений, решил побросать мяч в кольцо. так как игра ему была нужна в качестве терапии, а не коллективного времяпрепровождения, звать с собой он никого не стал. да и не думал, что кто-то согласится – у всех ведь свои дела начинаются, как только школьные заканчиваются.
фауст за временем не следит, пытаясь набегу придумать парочку, виновников утренних инцидентов, но никак не может, уже скоро полностью отвлекаясь на игру с сами собой.
решение бросить через спину приходит как-то уж неожиданно, и отчего-то фауст с этим решением соглашается, даже несмотря на то, что это глупость какая-то. но все равно становится за линией, несколько раз оборачивается, чтобы проверить – прямо перед кольцом ли он стоит.
и наконец бросает…мимо. как будто это кого-то удивило бы.
но мяч вылетает за сетку и летит аккурат в проходящего мимо…эйдана.
артур тихо шипит зажмурившись, когда тяжелый инвентарь ударяет парня в голову, а после бежит к нему, чтобы спросить:
- ты в порядке? извини. не рассчитал, - и почти даже смущен пожимая плечами.

Эйдан
Сегодняшний день был обречен на провал. Сначала пожарная тревога отбила у не выспавшегося Линча все шансы нормально отучиться. Затем какой-то умник решил посеять хаос в Макдаффи, расклеив по всем стенам постеры с нелицеприятными комментариями. Не то что бы подобные слухи были в новизну – на то они и слухи, чтобы распространяться. Просто никто раньше не решался заявить о них вот так громогласно. Теперь этот анонимный хулиган, должно быть, стоял в сторонке и наслаждался зрелищем. Эйдан видел разные реакции учащихся – кто-то плакал, кто-то срывал и топтал эти плакаты, пребывая в праведном гневе, и таких было немало, однако самой распространённой реакцией было безразличие. Линчу было непонятно, обуславливалось ли оно толстокожестью макдаффийцев, уже привыкших к сплетням и разборкам, или отсутствием хоть какого-либо понятия о совести или стыде.
Причем эта своеобразная диверсия коснулась абсолютно всех, даже учителей. Не стал исключением и Эйдан, который, согласно информации на постере, теперь являлся частью одного трио вместе с близнецами Фауст. И это трио, конечно же, занималось отнюдь не музыкой, а вещами более интимного характера. Слухи о нездоровых отношениях Фаустов ходили уже давно. Было ли это правдой, частичной правдой или ложью Эйдан утверждать никогда не брался – не его это дело все-таки. Однако с этого момента он оказался втянутым в сплетню, а как с ней бороться и нужно ли вообще, юноша не знал. Наверное, стоило бы обсудить это с Артуром и Авророй, но только после пары часов сна.
Линч направлялся в сторону своего общежития и проходил мимо спортивной площадки, когда неожиданный удар по голове заставил его остановиться.
- За что, блин?! - Эйдан потер ушибленное место и, обернувшись в сторону, как оказалось, прилетевшего мяча, увидел Артура Фауста, который уже приближался к нему, - Аааа, это ты, Артур… Неужели «моя госпожа» пожелала таким способом от меня избавиться?
Артур
- я уж побоялся, что отбил тебе мозг, но нет, твое чувство юмора на месте, а стало быть отделался только шишкой, - ехидничает артур едва щурясь, - неужели ты думаешь аврора упустила бы шанс самолично с кем-то расправиться, а тем более в такой знаменательный день, - артур возводит руки к небу, а после тихо усмехается, - голова не кружится? звездочки не видишь? не тошнит? – уточняет парень. не то, чтобы ему было до чьего-то здоровья дело, просто, вряд ли аврора обрадуется, если ее девил окажется на больничной койке. да и самому артуру не хотелось бы быть виновником дурного самочувствия парня, - присядь посиди? или дуй в общагу отдыхать, видок у тебя такой себе, - морщит нос артур поднимая мяч и спиной вперед направляясь обратно на площадку, - еще не хватало, чтобы все считали, что мы все 24 часа тебе отдыха не даем, - он тихо смеется разворачиваясь к эйдану спиной, уходя на площадку, где отбивает мяч о покрытие.
не то, чтобы его волновало то, о чем говорят. скорее, беспокоило то, что…это безосновательно – никто ведь со свечкой не стоял, так ведь? а при удачном стечении обстоятельств можно найти обидчика и всей школой…нет, не избить его. подать в суд за причинение морального ущерба. человеку придется напрячься, видимо, всеми частями своего тела, чтобы отработать миллионы, которые он, или его родители, выкинут на удовлетворение исков пострадавших.
это ведь действеннее, чем отходить пару недель с синяками, либо быть погребенным заживо где-нибудь в клумбах макдаффи.
Эйдан
- Я уж побоялся, что отбил тебе мозг, но нет, твое чувство юмора на месте, а стало быть, отделался только шишкой, - произнес Артур с ноткой ехидства в голосе, на что Эйдан ухмыльнулся и пожал плечами. Нравилось ему, когда Фауст-старший говорил с ним вот так, без всякого намека на превосходство или статус. Нравилось ему и то, что он вообще мог вызывать у него такую реакцию. Глупо, но в такие моменты он чувствовал себя… особенным что ли. Это как, например, когда старшеклассник заговаривает с кем-то из младших классов, и тот потом полдня чувствует себя центром Вселенной, за исключением того факта, что Артур и Эйдан были ровесниками.
- Да в порядке я, - заверил Линч, отмахиваясь от вопросов Фауста и ощущая внутреннее ликование от того, что тот как будто бы и переживает за его здоровье. К слову, юноша в данный момент и сам начал переживать за Артура, наблюдая как тот отходил, не глядя назад. А вдруг он споткнулся бы и разбил себе, к примеру, голову? Эйдан помощь оказывать не умел.
- Еще не хватало, чтобы все считали, что мы все 24 часа тебе отдыха не даем, - смысл сказанного дошел до Эйдана только после того, как Артур вернулся к игре, заставляя его прыснуть от смеха. Наверное, в подобных ситуациях только и оставалось, что смеяться, настолько все было нелепо.
- Значит, ты в курсе постеров? - спросил Линч уже громче, стараясь перекричать звонкий стук баскетбольного мяча о площадку и при этом все еще сохранять шутливый тон.
Артур
- конечно! одну даже приберег – повешу в комнате, когда вся эта суета вокруг утихнет, буду любоваться человеческой тупостью и отсутствием чувства юмора, - отвечает фауст, ловя мяч в руки, чтобы не пришлось перекрикивать стук. он кусает кончик языка, чтобы не спросить «ты как?». не в смысле «как твое здоровье, после удара?», а «что насчет твоей психики?». в собственной толстокожести артуру сомневаться не приходилось, да и давайте будем откровенными – девилам вообще жаловаться не на что – их ежедневно подвергают различного рода испытаниям собственные мастера, закаляя их тонкие душевные натуры. что же до мастеров – те тоже, в основном, были из тех, кому палец в рот класть не стоит. так что, в проблемном положении оставались только учителя, которым грозило увольнение и нападки со стороны обеспокоенных родителей.
фауст направляется к скамье, на которой оставил свои вещи, усаживается на нее, доставая из рюкзака бутылку воды и делает пару глотков:
- слухов пока не появилось, кто бы это мог быть? – поворачивается он к эйдану. не то, чтобы у артура была уверенность, что парень знает все сплетни наперед, но мало ли, что начали судачить в школе, пока он отсутствовал на занятиях.
Эйдан
- О да, ведь мое любимое занятие – слушать сплетни, - Линч закатил глаза, разворачиваясь лицом к Артуру. Сесть рядом он пока не решался, - А если серьезно, я свалил оттуда, как можно быстрее.
В тот момент Эйдан решил избегать зрительного контакта с кем-либо, потому что все находились в таком состоянии, что любой косой взгляд или неосторожно брошенное слово могли устроить пожар, и он отправился прочь от эпицентра, чтобы переждать в более тихом месте. Ну а после работы над совместным проектом с Амелией Кингсли-Росс, которая плавно перетекла в разговор по душам, возвращаться на «поле боя» у него не было никакого желания. Соответственно, слухов никаких услышать он просто не успел.
- А у тебя есть какие-то мысли на этот счет? – Эйдан не знал, как технично спросить о том, что говорили про них с Авророй, так, чтобы не обидеть его. Все-таки слухи зарождались на чем-то… Возможно ли, что в отношениях Фаустов было что-то такое, что могло послужить пищей для перешептываний за их спинами? Линч склонялся к тому, что это все полная чушь, конечно, но кто знает? Хотя… Какая к черту разница?
Артур
- если что – мы с авророй не занимаемся сексом, когда никто не видит, - вдруг заявляет артур, решивший, что, возможно, в эйдане начали разгуливать мнительные нотки, заставляющие его задаваться вопросом «а был ли инцест?». да и парню, которого впутали с грязные сплетни про близнецов стоило бы знать правду. даже если теперь до выпуска его будут считать третьим_не_лишним, - так что добро пожаловать в нашу лужицу с грязными слушками, - артур усмехается и жмет плечами делая еще один глоток из бутылки и протягивая после ее эйдану, - я бы предположил, что это кто-то из обиженных девилов. возможно, он когда-то был мастером, - еще раз жмет плечами артур, - ни на кого пальцем показывать не стану, но выглядит это так, словно обидели ребенка, знаешь, вроде…ты забрал игрушку, а он рассказал где ты прячешь шоколадки, или что отдаешь утреннюю кашу псу. как по мне – не очень разумный поступок. но это и не я делал, так что там удивляться, - снова ехидничает артур вспоминая завышенное свое чсв, тихо смеется.
он правда считал, что подобное совершить мог человек, который в равной степени общался и с мастерами и с девилами. ну либо человек с очень бурной фантазией. а в остальном – забудется спустя неделю, если на этой почве никто в окно не сиганет, или не раздуют скандал родители, если не случится массовое увольнение и если не закроется школа. да даже при этом раскладе – артуру казалось, что переживать из-за каких-то листовок слишком глупо. студенты макдаффи могут придумать тьму других обидных нелепиц и загнобить человека, а это всего лишь ребячество.
возможно, артур так рассуждал, потому что его эта тема мало беспокоила. то есть – он не стал бы ныть в подушку, потому что ему не десять лет и никто все еще не знает, куда он прячет конфеты и кому отдает свой завтрак.
Эйдан
- Если что – мы с Авророй не занимаемся сексом, когда никто не видит, - внезапно выдал Артур, к чему Линч определенно не был готов, да и сомневался, что когда-нибудь был бы. На подобное заявление он только и смог, что фыркнуть, пожать плечами, мол, «Кто вообще придумал этот бред? У меня даже и в мыслях не возникало», и быстро отвести взгляд, вдруг заинтересовавшись буквами на спортивной сумке Фауста. Однако Эйдан был благодарен за откровенность юноши, которая отбила необходимость задавать этот страшный вопрос самому.
- Ожерелье из цветов мне полагается? - ухмыльнулся Линч, забирая протянутую бутылку из рук Артура, и уставился на нее на пару секунд дольше, чем нужно, не зная, что делать с ней дальше. Чего требовал социальный этикет в этих ситуациях? Сделать глоток? Вытереть горлышко? Может Артур вообще хотел, чтобы он эту бутылку выбросил? Кажется, Эйбу нужно почаще общаться с людьми, а не только со своим однофамильцем, потому что к жизни в социуме он, оказывается, не так уж и подготовлен.
- Да, возможно, ты прав, и за плакатами стоит кто-то из «обиженных и оскорбленных», - задумчиво произнес юноша, медленно покручивая бутылку, зажатую между двумя ладонями, - По мне, так это кто-то кому стало скучно, и в качестве развлечения он или она решили устроить что-то вроде социального эксперимента и посмотреть, что будет. Хотя, кажется, народ отреагировал не так бурно, как, скорее всего, ожидалось…
Линч замолчал. Обычно он говорил не так много, и ему было странно и непонятно, что вдруг на него нашло в этот момент. Может быть ему хотелось подольше постоять здесь рядом с Артуром, но для этого ведь нужно было поддерживать беседу?
- Пожимать плечами – моя фишка, - как бы невзначай бросил Эйдан, заметив как Фауст повторил это движение несколько раз за разговор, а затем притянул бутылку к губам, делая глоток и попутно ругая себя за глупости, которые иногда из него вылетали.
Артур
артур тихо смеется и качает головой:
- если только из мертвых, засушенных цветов, хочешь? – он склоняет голову смотря на эйдана, почти даже умиляясь его реакции на признание. артуру кажется, что парень смущен и это очень умиляет. эйдан казался таким… не особо реальным. человек, находящийся на грани мира и фантазии. артур не думал, что эйдан обладал какими-то особыми качествами, просто был таким же как артур – много понимал, много принимал и никого не осуждал. по крайней мере не вслух. часто казалось, что эйдану в принципе было плевать на то, что творится вокруг – какие-то сплетни – подумаешь, какие-то занятия – ничего страшного, апокалипсис – переживем, не прилагая к этому каких-то усилий. артур всерьез подумывает о том, что стоило забрать эйдана себе в девилы, хотя бы ради него самого.
- мы поколение, которое уже ничем не удивить, - заключает фауст, - будь там чьи-то фото ню – разговоров хватило бы на дольше. но тоже весьма сомнительно, учитывая, что эти фотки пришлось бы скачивать прямиком из социальных сетей тех же участников, - очередной раз жмет плечами артур, размышляя на тему «что нынешнее поколение может оскорбить настолько, чтобы устроить из ситуации целую катастрофу», - с кем поведешься – от того и наберешься, - ухмыляется фауст поднимаясь со скамейки беря мяч, - как насчет побросать в кольцо?
• Game • Elliot Shaw / Elias Shaw
Локация: Круизный лайнер "Калисто"
Дата: 07.06.2018 - 21.06.2018
Участники: Эллиот и Элайас Шоу
Элайас стоял, опершись на бортик, и глядел на океан, раскинувшийся перед ним на, казалось, целую бесконечность. В некоторые моменты в его душе загорался огонек надежды на то, что, словно в каком-нибудь фильме, случится катастрофа - вдруг поднимется свирепый ветер, обрушит гигантские волны на лайнер и потопит всех его пассажиров за исключением, конечно же, Элайаса и Эллиота. В любом из сценариев, рождающихся в голове младшего Шоу, братья выходили сухими из воды. Всегда вместе. Вдвоем против всего мира. Но, как назло, на небе не было ни единого облачка, и фантазии пришлось на время отложить.
Семейство Шоу отправилось в круиз, потому что «давно пора отдохнуть», но каждый из них прекрасно понимал, что настоящей причиной была попытка наладить отношения. Родители даже расщедрились и заплатили за две отдельные каюты для сыновей, объясняя это тем, что те уже взрослые, и наверняка предпочитают иметь своё собственное пространство даже на корабле. Хотя Элайас догадывался об их истинных мотивах - чета Шоу решила подстраховаться, наивно полагая, что подобным решением удержат сыновей от, так сказать, соблазнов совместного проживания. Несомненно, братья в последнее время вели себя более чем примерно и не давали ни единого повода для подозрений в том, что «взялись за старое», однако быть абсолютно уверенным в их искренности не стоило.
Говорят, близнецы не могут долгое время находиться вдалеке друг от друга, но если это и было правдой, то для Шоу подобная тяга остро ощущалась только в детстве. Со временем оба брата заявили, что каждый из них – индивидуальность и не нуждается во втором. Но то было проявлением юношеского максимализма, подростковых гормонов и прочих атрибутов взросления. По правде говоря, Элайас никогда не переставал чувствовать необходимость быть рядом, но видя, как Эллиот прекрасно обходится без его компании, решил, что и ему пора учиться жить самостоятельно. Только не сегодня. Сейчас ему безумно хотелось увидеть брата. Элайас не понимал, что это за чувство, интуиция или еще что, но он знал, что ему надо быть с ним именно в этот момент. Он зашёл в каюту Эллиота, но его там не оказалось. Тогда юноша на всякий случай заглянул к родителям, поблагодарил их ещё раз за путевку и заверил их, что все превосходно. Напоследок улыбнувшись им, Элайас продолжил поиски брата уже на верхней палубе. Он нашёл его у бассейна, где, в отличие от других отдыхающих, Эл, полностью одетый, просто лежал на шезлонге, нежась под солнечными лучами. Элайас остановился в нескольких шагах от брата, любуясь мирным выражением его лица, а затем подошел ближе.
- Ты ещё долго будешь молчать? - спросил Элайас, усаживаясь на пол возле шезлонга, - За все путешествие почти ни одного слова мне не сказал. Что не так?
с самого начала у эллиота были некоторые сомнения насчет круиза. красивая картинка с брошюры, несомненно, привлекала, но, право же, он предпочел бы перелет до какого-нибудь «пляжа», чтобы отмучиться за какие-то пару часов, а не испытывать собственный организм на протяжении суток, или даже больше. хотя, вполне возможно, что времени прошло гораздо меньше, чем казалось самому эллиоту, который только ступив на борт осознал всю плачевность собственного положения.
морская болезнь.
он подозревал о ней, почему-то, поэтому, предварительно закупился таблетками, но спустя какое-то время он начал осознавать, что эффект от них не такой уж и целительный – зелень на коже, головокружение и желание уснуть до конца плавания – типичные признаки морской болезни. составляй эллиот медицинский справочник, именно так он бы расписал феномен морской болезни. хотя какой там феномен…
о причинах семейного путешествия догадываться не приходилось – родителям нужно было налаживать отношения с сыновьями, чтобы те не опорочили их имена заявлениями о том, что из всех родителей в мире, им достались худшие. однако, по правде говоря, эллиот не верил в чудодейственность круиза, потому что, наверное, ехать стоило в менее людное место, чтобы не было альтернативы для общения. но не ему судить родительские потуги, все что могли сделать, дабы отвернуть от себя, они сделали, пожалуй. так что ужины в ресторане лайнера, с разрешением выпить немного игристого, ни поцелуи в макушки перед сном, ни разговоры тет-а-тет под предлогом прогулки, не спасали ситуации. для эллиота, во всяком случае.
он разместился на одном из шезлонгов у бассейна, в котором резвились пассажиры. эллиоту казалось, что это место наиболее «приземленное», так что тут он не испытывал жгучего желания выпустить наружу недавно съеденную еду. хотя, по правде говоря, есть его еще нужно умудриться заставить. однако, ни отец, ни мать не замечали каких-то осложнений у парня, что очередной раз доказывало эллиотовскую точку зрения о том, что родители давно вычеркнули его из завещания, а попади он в какую-то передрягу со смертельным исходом, наверняка вздохнули бы спокойно, даже в душе обрадовались бы.
он слышит голос элайаса сквозь пелену приятной дремы, которая окутывала его все плотнее и плотнее, норовя и вовсе увлечь в спасительный сон:
- я дурно себя чувствую, мне не до разговоров, - тихо скрипит эллиот устраиваясь на шезлонге удобнее, - если тебе есть о чем рассказать – я с удовольствием выслушаю и, надеюсь, усну. хотелось бы рассчитывать на то, что, ты не сильно на это обидишься, - воркует эллиот подвигаясь, всем своим видом демонстрируя, что элайас может сесть рядом, погладить по волосам или еще что-нибудь сделать из оперы «помоги ближнему своему пережить плавание в открытом океане».
В детстве близнецы Шоу всегда были близки. Когда один болел, второй спал в изножье его кровати, стоило одному оцарапать руку, как второй впадал в панику, и то же самое можно было наблюдать со стороны любого из них. Но чаще всего они болели вместе, потому что «так необидно» и вообще «вдвоем болеть веселее». Единственным человеком, не видевшим во всем этом вселенского веселья, была их мама, на плечи которой выпадала участь ставить сыновей на ноги, ведь их отец всегда был занят в больнице. А будучи мамой двоих сорванцов, эта задача становилась вдвойне сложной, ведь они наотрез отказывались болеть раздельно. Поэтому было немного непривычным то, что Эллиот сейчас страдал от приступов морской болезни, в то время как Элайас не испытывал ни малейшего дискомфорта.
- Бедненький, - Элайас уселся на шезлонг к Эллиоту и теперь проводил рукой по волосам брата, пропуская пряди сквозь пальцы, - Надеюсь, этот дурацкий лайнер наконец доплывет до какой-нибудь земли, и тебе станет лучше.
Младший Шоу наклонился и чмокнул Эллиота в висок, улыбаясь при виде реакции брата, который сейчас был больше похож на довольного кота и менее на страдающего подростка. Возможно, это было неосмотрительно со стороны Элайаса, ведь братья, особенно в их возрасте, редко проявляют подобные «нежности», но граница была уже давно стерта, да и ему было плевать, что подумают другие. Главное, чтобы родители не увидели, потому что переносить разлуку с Элом в очередной раз ему не очень-то хотелось. А пока предки были вне зоны видимости, почему бы не побаловать себя тем, что было действительно приятно? Чем и решил заняться Элайас, наклоняясь вновь и оставляя почти невесомый поцелуй на губах брата. Не встретив сопротивления, юноша уже было собрался воровать у него второй, когда небо неожиданно разразилось громким раскатом, заставшим его едва ли не подпрыгнуть на месте.
- Дождь? – удивленно пробормотал Элайас, глядя на недавно чистое небо, которое сейчас быстро затягивалось грозовыми тучами. Внезапно поднявшийся ветер развевал его темные волосы, так и норовившие теперь залезть ему в глаза, из-за чего юноша то и дело мотал головой, стряхивая их с лица. Элайас похлопал брата по руке, заставляя того очнуться от своей полудремы, - Эл, пошли в каюту, м?
- я надеюсь, что меня оставят на этой самой земле, ибо плыть обратно я не намерен. зачем нужно было брать круиз? почему нельзя было поехать в европу? покататься на двухэтажном автобусе в лондоне, сфоткаться у моны лизы, или пирамиды у лувра? почему нельзя было просто полететь на какой-нибудь курорт с тремя, двумя, да хоть одной звездой? – ворчит эллиот стараясь глубже дышать, отвлекаться от собственных ощущений и игнорировать позывы продемонстрировать свой «внутренний мир» обитателям морских глубин. хотя, казалось шоу-младшему, что «его внутренний мир» до воды не долетит и останется на стенках белоснежного лайнера. эта мысль его несколько веселила, но проникнувшая идея проверить, снова заставила ощущать всю тщетность бытия, соглашаясь с буддистами – жизнь – это череда страданий.
он расплывается в самодовольной улыбке, так что вполне можно было бы решить, что притворялся он ради вот этих вот щенячьих жалостливых глаз брата, легких поцелуев и возможности требовать все, что душа пожелает. в голове проскальзывает мысль, что эллиот вполне мог бы придумать себе серьезное заболевание, которое бы обратило родителей к нему лицом. конечно, вполне возможно, что они будут несказанно рады, если эллиоту будет угрожать смерть – повод прочитать пару лекций о том, что это грехи его к такому привели, а будь он чистым и невинным, как элайас – все было бы прекрасно. но что-то эллиоту подсказывало, что скорее те ударятся в панику и примутся задаривать внезапно полюбившегося сына любовью, заботой и чем-то там еще.
мысленно он ехидно улыбался, представляя как выставит родителей дураками, а на деле – ему не хотелось ничего от них, даже этого круиза, который пока что приносит только страдания. но, родителям, наверное, здорово – гуляют себе по палубам, танцуют в ресторане, фотографируют чаек, хотя это могло бы надоесть уже спустя час отбытия от «большой земли».
эллиот находится в том состоянии, когда не может придумать, что бы в этом мире могло бы ему помочь. хотя, сбрасывать со счетов внезапную, безболезненную смерть старший шоу не стал – она-то точно облегчит его страдания, а насчет ада или рая он как-то пока что не переживал, казалось, что в аду он сейчас. и конца его мучениям не было видно, как и земли на горизонте. детская мечта стать пиратом теперь не выглядела очень уж привлекательной. так что он совершенно не сопротивляется поцелуям, в какой-то степени даже ощущает себя «спящей красавицей», только ныть хочется о том, чтобы поцелуи наоборот усыпили.
в планы врывается погода, которая заставила содрогнуться даже эллиота. он наконец открыл глаза смотря на него, которое затянулось грозовыми тучами, а где-то вдалеке заметил даже зигзаг молнии:
- я хочу побыть на воздухе, - тихо бормочет усаживаясь на шезлонге, поправляя хвост, наконец ощущая некое подобие облегчения – он ощущал, как много прохладного воздуха вокруг, как приятно его обдувает ветер и даже усилившиеся качание не мешало наслаждаться преддождевым моментом.
Элайас недоверчиво посмотрел на брата, когда тот заявил о своём желании остаться снаружи в такую непогоду.
- Ты серьёзно? Не боишься, что молнией шарахнет? - младший пытался придать своему голосу шутливый тон, но, по правде говоря, ему было жутковато, и чернеющее небо и усиливающийся ветер ничуть не уменьшали его волнения.
Небо рассекали яркие вспышки молний, а судно стало раскачиваться с такой силой, что шезлонг, на котором сидели братья, несмотря на их общий вес, заскользил по борту. Элайас вскочил с места, потянув за собой старшего брата. Картина вокруг напоминала то, о чем совсем недавно мечтал юноша. Вода из бассейна расплескивалась по деревянной поверхности палубы. Люди, почувствовав неладное, торопились укрыться в безопасном месте, обегая стулья, зонтики и прочие предметы, которые теперь свободно «передвигались» по борту лайнера, норовя сбить с ног особо невнимательных туристов.
- Эл, беги за спасательными жилетами, а я найду родителей, - Шоу-младший решил взять командование в свои руки, и в любой другой ситуации Эллиот обязательно высказал бы своё несогласие, но сейчас он лишь кивнул и бросился на поиски чего-то, что помогло бы им выжить. Элайас же побежал к лестнице, ведущей на нижнюю палубу, где в каюте отдыхали их родители. По крайней мере, он видел их там в последний раз. Пробраться сквозь толпу, движущуюся навстречу в суматошных попытках спастись, оказалось задачей не из легких. Несколько раз Элайаса напором людей уносило назад, и ему приходилось проделывать этот сложный путь ещё и ещё раз. Оказавшись, наконец, на нужной палубе, он бросился к каюте и, распахнув дверь, застал родителей за срочным сбором вещей.
- Вы чем тут занимаетесь? - воскликнул юноша, не веря своим глазам. Вроде бы взрослые и как будто разумные люди, а вели себя крайне глупо, - На кой черт вам сейчас ваше барахло?!
Родители начали говорить о том, что жалко потраченные деньги и еще что-то в подобном духе, а Элайас словно отключился – видел как открываются их рты, но не слышал слов. Вместо этого ему вспомнилось, как мать кричала о том, что стыдится называть Элайаса и Эллиота своими сыновьями, как отец поднял руку на брата, как они отправили Эллиота в лагерь, даже не взглянув в его сторону, когда того насильно затолкали в автомобиль, как заставляли Элайаса ходить на дурацкие встречи с доктором Майерс, пытавшимся своими психотерапевтическими приемчиками «вправить мозги» юному грешнику. Решение всех проблем пришло в голову юноши в ту же секунду. Оно казалось ему таким очевидным, таким уместным, что он даже усмехнулся от удивления.
- Так будет лучше для всех, - тихо произнёс Элайас, бросая прощальный взгляд на людей, подаривших жизнь ему и его брату, выходя из каюты и закрывая за собой дверь на ключ. Помедлив всего мгновение, мгновение, заполненное криками и стуками в дверь с обратной стороны, юноша бросился прочь, ни разу не оглянувшись назад.
Наверху царил абсолютный хаос. Погода ухудшилась в сто крат – ливень нещадно хлестал по палубе, снося людей с ног. Судно шатало из стороны в сторону, выбрасывая за борт тех, кто не успел схватиться покрепче, и неумолимо приближалось к водовороту. Элайас носился в поисках брата, расталкивая ревущих в панике пассажиров. Ему было страшно и представить, что с Эллиотом могло что-то произойти. Нет, он от такого расклада он отказывался. Братья Шоу против всего мира и всех его напастей – вот так все должно быть. Наконец, он увидел в толпе родное лицо и стал пробираться к нему с новой силой, а добежав, крепко обнял.
- Я их не нашёл, - отстранившись, ответил Элайас дрожащим, растерянным, полным страха и вины голосом на вопрошающий взгляд брата, - Они, наверное, выбежали с толпой и ищут нас где-то здесь.
в условиях собственной беспомощности, эллиот был бы и рад, если бы в него ударила бы молния – была бы вероятность скорейшего избавления от страданий в этом случае. на самом деле, после того, как брат ушел искать родителей, эллиоту вдруг начало казаться, что он слишком много придает собственному самочувствию важности, что на деле все не так уж и плохо – да мутит, да плохо, но разве это повод желать собственной смерти7
в собственной смерти эллиот видел большой дискомфорт. и дело не в том, что он перестанет существовать, а в том, что живыми останутся те, кому он был дорог, кто нуждался в нем. по крайней мере ему хотелось в это верить, пока он следил за удаляющейся спиной брата.
его отрезвляют первые капли воды сорвавшиеся с неба, которые смешивались с ударяющими, огромными волками о борт лайнера, норовя затопить белоснежную махину. еще одна причина перестать грезить о морских приключениях была налицо – боязнь утонуть вместе со своим кораблем. не то, чтобы эллиот не умел плавать и боялся воды, просто он прекрасно знал, что начни сейчас корабль тонуть – вокруг образуется воронка, которая будет, как черная дыра будет засасывать в себя все, что будет на поверхности. и если вариант со спасательными шлюпками был более чем выигрышный, то вот самостоятельно от «кракена» уплыть не удастся.
на палубе кто-то из персонала уже призывал не паниковать, но между тем раздавал оранжевые спасательные жилеты. эллиот не стал рассматривать этот жест как подбрасывание в огонь щепок, однако отметил, что будь все в порядке, вряд ли подняли столько шума. хотя, откуда ему знать, он ведь впервые на корабле, да и фильмы на такую тематику смотреть не особо любит, а во времена пиратов никаких спасательных жилетов не было:
- два пожалуйста, мой брат сейчас подойдет, он пошел за родителями, - тараторит эллиот, однако, его никто не слушая всунул в руки два жилета, один из которых он тут же надул и надел, чтобы к моменту прихода элайаса надуть и второй.
он отчего-то не верит брату, хочет сказать, что-то вроде «точно? ты уверен, что их нет в каюте?». у него в груди что-то щемит, когда видит чернющие глаза брата. ему кажется, что прежде они были без того недоброго огонька, который слепил сейчас, однако вручает ему жилет со словами «пойдем по палубе, возможно встретим их».
только он и шага ступить не успевает, как по лайнеру что-то ударяет, тот коренится на бок. крики людей, кажется, становятся громче раскатов грома, шелеста ливня, что внезапно обрушивается на корабль, а может это были волны, эллиот сообразить не успевает. он не успевает даже испытывать панику, так как его за шиворот оттягивают к борту, а он в свою очередь хватает брата за руку и тянет за собой, их сажают в шлюпку, которая заполнена какими-то незнакомыми людьми и спускают на воду. сразу же за ними на воду падает вторая, третья, четвертая…куча шлюпок, переполненные людьми, которые не прекращали кричать. эллиот в ужасе наблюдал, как по борту все еще бегают люди, надеясь увидеть среди них собственных родителей, отчего-то подозревая, что все уже позади и они с братом спасены. но нет.
он видит ту самую воронку, которая затягивает в себя корабль, несколько шлюпок, которые спустили только что, также не могут выплыть из нее и эллиот ощущает, как по щекам бегут не капли дождя, а собственные слезы, потому что приходит осознание того, что это реальность, которую он желал, кажется, в самые черные моменты собственного бытия. сейчас ему все обиды казались…недостойными такого исхода родителей. он оглядывается, ловит взгляд элайаса, который не выглядет слишком, расстроенным, казалось, он погрузился в себя также глубоко, как погружался лайнер в воронку. все на что хватило эллиота, это сжать руку брата.
кажется, чье-то проведение второй раз помогает им не разлучиться, ибо сразу после что-то ударяет по шлюпке опрокидывая их под воду.
инстинкт самосохранения диктует задержать воздух, чему эллиот и следует. какие-то мгновения и они оказываются на поверхности. чистая, спокойная вода, казалось, что от шторма их отделяли тысячи миль, что это вообще было во сне или в другой реальности. поначалу эллиот так и думает, пока не слышит за спиной крики людей, которые тонут утягиваемые неведомой силой, впереди он видит брата, который кричит что-то о том, что нужно плыть к берегу. уши закладывает, адреналин гуляет по крови, эллиот не замечает никого вокруг, гипнотизируя лесистый островок, да присматривая, чтобы брат был неподалеку.
Дата: 07.06.2018 - 21.06.2018
Участники: Эллиот и Элайас Шоу
Элайас
Элайас стоял, опершись на бортик, и глядел на океан, раскинувшийся перед ним на, казалось, целую бесконечность. В некоторые моменты в его душе загорался огонек надежды на то, что, словно в каком-нибудь фильме, случится катастрофа - вдруг поднимется свирепый ветер, обрушит гигантские волны на лайнер и потопит всех его пассажиров за исключением, конечно же, Элайаса и Эллиота. В любом из сценариев, рождающихся в голове младшего Шоу, братья выходили сухими из воды. Всегда вместе. Вдвоем против всего мира. Но, как назло, на небе не было ни единого облачка, и фантазии пришлось на время отложить.
Семейство Шоу отправилось в круиз, потому что «давно пора отдохнуть», но каждый из них прекрасно понимал, что настоящей причиной была попытка наладить отношения. Родители даже расщедрились и заплатили за две отдельные каюты для сыновей, объясняя это тем, что те уже взрослые, и наверняка предпочитают иметь своё собственное пространство даже на корабле. Хотя Элайас догадывался об их истинных мотивах - чета Шоу решила подстраховаться, наивно полагая, что подобным решением удержат сыновей от, так сказать, соблазнов совместного проживания. Несомненно, братья в последнее время вели себя более чем примерно и не давали ни единого повода для подозрений в том, что «взялись за старое», однако быть абсолютно уверенным в их искренности не стоило.
Говорят, близнецы не могут долгое время находиться вдалеке друг от друга, но если это и было правдой, то для Шоу подобная тяга остро ощущалась только в детстве. Со временем оба брата заявили, что каждый из них – индивидуальность и не нуждается во втором. Но то было проявлением юношеского максимализма, подростковых гормонов и прочих атрибутов взросления. По правде говоря, Элайас никогда не переставал чувствовать необходимость быть рядом, но видя, как Эллиот прекрасно обходится без его компании, решил, что и ему пора учиться жить самостоятельно. Только не сегодня. Сейчас ему безумно хотелось увидеть брата. Элайас не понимал, что это за чувство, интуиция или еще что, но он знал, что ему надо быть с ним именно в этот момент. Он зашёл в каюту Эллиота, но его там не оказалось. Тогда юноша на всякий случай заглянул к родителям, поблагодарил их ещё раз за путевку и заверил их, что все превосходно. Напоследок улыбнувшись им, Элайас продолжил поиски брата уже на верхней палубе. Он нашёл его у бассейна, где, в отличие от других отдыхающих, Эл, полностью одетый, просто лежал на шезлонге, нежась под солнечными лучами. Элайас остановился в нескольких шагах от брата, любуясь мирным выражением его лица, а затем подошел ближе.
- Ты ещё долго будешь молчать? - спросил Элайас, усаживаясь на пол возле шезлонга, - За все путешествие почти ни одного слова мне не сказал. Что не так?

Эллиот
с самого начала у эллиота были некоторые сомнения насчет круиза. красивая картинка с брошюры, несомненно, привлекала, но, право же, он предпочел бы перелет до какого-нибудь «пляжа», чтобы отмучиться за какие-то пару часов, а не испытывать собственный организм на протяжении суток, или даже больше. хотя, вполне возможно, что времени прошло гораздо меньше, чем казалось самому эллиоту, который только ступив на борт осознал всю плачевность собственного положения.
морская болезнь.
он подозревал о ней, почему-то, поэтому, предварительно закупился таблетками, но спустя какое-то время он начал осознавать, что эффект от них не такой уж и целительный – зелень на коже, головокружение и желание уснуть до конца плавания – типичные признаки морской болезни. составляй эллиот медицинский справочник, именно так он бы расписал феномен морской болезни. хотя какой там феномен…
о причинах семейного путешествия догадываться не приходилось – родителям нужно было налаживать отношения с сыновьями, чтобы те не опорочили их имена заявлениями о том, что из всех родителей в мире, им достались худшие. однако, по правде говоря, эллиот не верил в чудодейственность круиза, потому что, наверное, ехать стоило в менее людное место, чтобы не было альтернативы для общения. но не ему судить родительские потуги, все что могли сделать, дабы отвернуть от себя, они сделали, пожалуй. так что ужины в ресторане лайнера, с разрешением выпить немного игристого, ни поцелуи в макушки перед сном, ни разговоры тет-а-тет под предлогом прогулки, не спасали ситуации. для эллиота, во всяком случае.
он разместился на одном из шезлонгов у бассейна, в котором резвились пассажиры. эллиоту казалось, что это место наиболее «приземленное», так что тут он не испытывал жгучего желания выпустить наружу недавно съеденную еду. хотя, по правде говоря, есть его еще нужно умудриться заставить. однако, ни отец, ни мать не замечали каких-то осложнений у парня, что очередной раз доказывало эллиотовскую точку зрения о том, что родители давно вычеркнули его из завещания, а попади он в какую-то передрягу со смертельным исходом, наверняка вздохнули бы спокойно, даже в душе обрадовались бы.
он слышит голос элайаса сквозь пелену приятной дремы, которая окутывала его все плотнее и плотнее, норовя и вовсе увлечь в спасительный сон:
- я дурно себя чувствую, мне не до разговоров, - тихо скрипит эллиот устраиваясь на шезлонге удобнее, - если тебе есть о чем рассказать – я с удовольствием выслушаю и, надеюсь, усну. хотелось бы рассчитывать на то, что, ты не сильно на это обидишься, - воркует эллиот подвигаясь, всем своим видом демонстрируя, что элайас может сесть рядом, погладить по волосам или еще что-нибудь сделать из оперы «помоги ближнему своему пережить плавание в открытом океане».
Элайас
В детстве близнецы Шоу всегда были близки. Когда один болел, второй спал в изножье его кровати, стоило одному оцарапать руку, как второй впадал в панику, и то же самое можно было наблюдать со стороны любого из них. Но чаще всего они болели вместе, потому что «так необидно» и вообще «вдвоем болеть веселее». Единственным человеком, не видевшим во всем этом вселенского веселья, была их мама, на плечи которой выпадала участь ставить сыновей на ноги, ведь их отец всегда был занят в больнице. А будучи мамой двоих сорванцов, эта задача становилась вдвойне сложной, ведь они наотрез отказывались болеть раздельно. Поэтому было немного непривычным то, что Эллиот сейчас страдал от приступов морской болезни, в то время как Элайас не испытывал ни малейшего дискомфорта.
- Бедненький, - Элайас уселся на шезлонг к Эллиоту и теперь проводил рукой по волосам брата, пропуская пряди сквозь пальцы, - Надеюсь, этот дурацкий лайнер наконец доплывет до какой-нибудь земли, и тебе станет лучше.
Младший Шоу наклонился и чмокнул Эллиота в висок, улыбаясь при виде реакции брата, который сейчас был больше похож на довольного кота и менее на страдающего подростка. Возможно, это было неосмотрительно со стороны Элайаса, ведь братья, особенно в их возрасте, редко проявляют подобные «нежности», но граница была уже давно стерта, да и ему было плевать, что подумают другие. Главное, чтобы родители не увидели, потому что переносить разлуку с Элом в очередной раз ему не очень-то хотелось. А пока предки были вне зоны видимости, почему бы не побаловать себя тем, что было действительно приятно? Чем и решил заняться Элайас, наклоняясь вновь и оставляя почти невесомый поцелуй на губах брата. Не встретив сопротивления, юноша уже было собрался воровать у него второй, когда небо неожиданно разразилось громким раскатом, заставшим его едва ли не подпрыгнуть на месте.
- Дождь? – удивленно пробормотал Элайас, глядя на недавно чистое небо, которое сейчас быстро затягивалось грозовыми тучами. Внезапно поднявшийся ветер развевал его темные волосы, так и норовившие теперь залезть ему в глаза, из-за чего юноша то и дело мотал головой, стряхивая их с лица. Элайас похлопал брата по руке, заставляя того очнуться от своей полудремы, - Эл, пошли в каюту, м?

Эллиот
- я надеюсь, что меня оставят на этой самой земле, ибо плыть обратно я не намерен. зачем нужно было брать круиз? почему нельзя было поехать в европу? покататься на двухэтажном автобусе в лондоне, сфоткаться у моны лизы, или пирамиды у лувра? почему нельзя было просто полететь на какой-нибудь курорт с тремя, двумя, да хоть одной звездой? – ворчит эллиот стараясь глубже дышать, отвлекаться от собственных ощущений и игнорировать позывы продемонстрировать свой «внутренний мир» обитателям морских глубин. хотя, казалось шоу-младшему, что «его внутренний мир» до воды не долетит и останется на стенках белоснежного лайнера. эта мысль его несколько веселила, но проникнувшая идея проверить, снова заставила ощущать всю тщетность бытия, соглашаясь с буддистами – жизнь – это череда страданий.
он расплывается в самодовольной улыбке, так что вполне можно было бы решить, что притворялся он ради вот этих вот щенячьих жалостливых глаз брата, легких поцелуев и возможности требовать все, что душа пожелает. в голове проскальзывает мысль, что эллиот вполне мог бы придумать себе серьезное заболевание, которое бы обратило родителей к нему лицом. конечно, вполне возможно, что они будут несказанно рады, если эллиоту будет угрожать смерть – повод прочитать пару лекций о том, что это грехи его к такому привели, а будь он чистым и невинным, как элайас – все было бы прекрасно. но что-то эллиоту подсказывало, что скорее те ударятся в панику и примутся задаривать внезапно полюбившегося сына любовью, заботой и чем-то там еще.
мысленно он ехидно улыбался, представляя как выставит родителей дураками, а на деле – ему не хотелось ничего от них, даже этого круиза, который пока что приносит только страдания. но, родителям, наверное, здорово – гуляют себе по палубам, танцуют в ресторане, фотографируют чаек, хотя это могло бы надоесть уже спустя час отбытия от «большой земли».
эллиот находится в том состоянии, когда не может придумать, что бы в этом мире могло бы ему помочь. хотя, сбрасывать со счетов внезапную, безболезненную смерть старший шоу не стал – она-то точно облегчит его страдания, а насчет ада или рая он как-то пока что не переживал, казалось, что в аду он сейчас. и конца его мучениям не было видно, как и земли на горизонте. детская мечта стать пиратом теперь не выглядела очень уж привлекательной. так что он совершенно не сопротивляется поцелуям, в какой-то степени даже ощущает себя «спящей красавицей», только ныть хочется о том, чтобы поцелуи наоборот усыпили.
в планы врывается погода, которая заставила содрогнуться даже эллиота. он наконец открыл глаза смотря на него, которое затянулось грозовыми тучами, а где-то вдалеке заметил даже зигзаг молнии:
- я хочу побыть на воздухе, - тихо бормочет усаживаясь на шезлонге, поправляя хвост, наконец ощущая некое подобие облегчения – он ощущал, как много прохладного воздуха вокруг, как приятно его обдувает ветер и даже усилившиеся качание не мешало наслаждаться преддождевым моментом.
Элайас
Элайас недоверчиво посмотрел на брата, когда тот заявил о своём желании остаться снаружи в такую непогоду.
- Ты серьёзно? Не боишься, что молнией шарахнет? - младший пытался придать своему голосу шутливый тон, но, по правде говоря, ему было жутковато, и чернеющее небо и усиливающийся ветер ничуть не уменьшали его волнения.
Небо рассекали яркие вспышки молний, а судно стало раскачиваться с такой силой, что шезлонг, на котором сидели братья, несмотря на их общий вес, заскользил по борту. Элайас вскочил с места, потянув за собой старшего брата. Картина вокруг напоминала то, о чем совсем недавно мечтал юноша. Вода из бассейна расплескивалась по деревянной поверхности палубы. Люди, почувствовав неладное, торопились укрыться в безопасном месте, обегая стулья, зонтики и прочие предметы, которые теперь свободно «передвигались» по борту лайнера, норовя сбить с ног особо невнимательных туристов.
- Эл, беги за спасательными жилетами, а я найду родителей, - Шоу-младший решил взять командование в свои руки, и в любой другой ситуации Эллиот обязательно высказал бы своё несогласие, но сейчас он лишь кивнул и бросился на поиски чего-то, что помогло бы им выжить. Элайас же побежал к лестнице, ведущей на нижнюю палубу, где в каюте отдыхали их родители. По крайней мере, он видел их там в последний раз. Пробраться сквозь толпу, движущуюся навстречу в суматошных попытках спастись, оказалось задачей не из легких. Несколько раз Элайаса напором людей уносило назад, и ему приходилось проделывать этот сложный путь ещё и ещё раз. Оказавшись, наконец, на нужной палубе, он бросился к каюте и, распахнув дверь, застал родителей за срочным сбором вещей.
- Вы чем тут занимаетесь? - воскликнул юноша, не веря своим глазам. Вроде бы взрослые и как будто разумные люди, а вели себя крайне глупо, - На кой черт вам сейчас ваше барахло?!
Родители начали говорить о том, что жалко потраченные деньги и еще что-то в подобном духе, а Элайас словно отключился – видел как открываются их рты, но не слышал слов. Вместо этого ему вспомнилось, как мать кричала о том, что стыдится называть Элайаса и Эллиота своими сыновьями, как отец поднял руку на брата, как они отправили Эллиота в лагерь, даже не взглянув в его сторону, когда того насильно затолкали в автомобиль, как заставляли Элайаса ходить на дурацкие встречи с доктором Майерс, пытавшимся своими психотерапевтическими приемчиками «вправить мозги» юному грешнику. Решение всех проблем пришло в голову юноши в ту же секунду. Оно казалось ему таким очевидным, таким уместным, что он даже усмехнулся от удивления.
- Так будет лучше для всех, - тихо произнёс Элайас, бросая прощальный взгляд на людей, подаривших жизнь ему и его брату, выходя из каюты и закрывая за собой дверь на ключ. Помедлив всего мгновение, мгновение, заполненное криками и стуками в дверь с обратной стороны, юноша бросился прочь, ни разу не оглянувшись назад.
Наверху царил абсолютный хаос. Погода ухудшилась в сто крат – ливень нещадно хлестал по палубе, снося людей с ног. Судно шатало из стороны в сторону, выбрасывая за борт тех, кто не успел схватиться покрепче, и неумолимо приближалось к водовороту. Элайас носился в поисках брата, расталкивая ревущих в панике пассажиров. Ему было страшно и представить, что с Эллиотом могло что-то произойти. Нет, он от такого расклада он отказывался. Братья Шоу против всего мира и всех его напастей – вот так все должно быть. Наконец, он увидел в толпе родное лицо и стал пробираться к нему с новой силой, а добежав, крепко обнял.
- Я их не нашёл, - отстранившись, ответил Элайас дрожащим, растерянным, полным страха и вины голосом на вопрошающий взгляд брата, - Они, наверное, выбежали с толпой и ищут нас где-то здесь.

Эллиот
в условиях собственной беспомощности, эллиот был бы и рад, если бы в него ударила бы молния – была бы вероятность скорейшего избавления от страданий в этом случае. на самом деле, после того, как брат ушел искать родителей, эллиоту вдруг начало казаться, что он слишком много придает собственному самочувствию важности, что на деле все не так уж и плохо – да мутит, да плохо, но разве это повод желать собственной смерти7
в собственной смерти эллиот видел большой дискомфорт. и дело не в том, что он перестанет существовать, а в том, что живыми останутся те, кому он был дорог, кто нуждался в нем. по крайней мере ему хотелось в это верить, пока он следил за удаляющейся спиной брата.
его отрезвляют первые капли воды сорвавшиеся с неба, которые смешивались с ударяющими, огромными волками о борт лайнера, норовя затопить белоснежную махину. еще одна причина перестать грезить о морских приключениях была налицо – боязнь утонуть вместе со своим кораблем. не то, чтобы эллиот не умел плавать и боялся воды, просто он прекрасно знал, что начни сейчас корабль тонуть – вокруг образуется воронка, которая будет, как черная дыра будет засасывать в себя все, что будет на поверхности. и если вариант со спасательными шлюпками был более чем выигрышный, то вот самостоятельно от «кракена» уплыть не удастся.
на палубе кто-то из персонала уже призывал не паниковать, но между тем раздавал оранжевые спасательные жилеты. эллиот не стал рассматривать этот жест как подбрасывание в огонь щепок, однако отметил, что будь все в порядке, вряд ли подняли столько шума. хотя, откуда ему знать, он ведь впервые на корабле, да и фильмы на такую тематику смотреть не особо любит, а во времена пиратов никаких спасательных жилетов не было:
- два пожалуйста, мой брат сейчас подойдет, он пошел за родителями, - тараторит эллиот, однако, его никто не слушая всунул в руки два жилета, один из которых он тут же надул и надел, чтобы к моменту прихода элайаса надуть и второй.
он отчего-то не верит брату, хочет сказать, что-то вроде «точно? ты уверен, что их нет в каюте?». у него в груди что-то щемит, когда видит чернющие глаза брата. ему кажется, что прежде они были без того недоброго огонька, который слепил сейчас, однако вручает ему жилет со словами «пойдем по палубе, возможно встретим их».
только он и шага ступить не успевает, как по лайнеру что-то ударяет, тот коренится на бок. крики людей, кажется, становятся громче раскатов грома, шелеста ливня, что внезапно обрушивается на корабль, а может это были волны, эллиот сообразить не успевает. он не успевает даже испытывать панику, так как его за шиворот оттягивают к борту, а он в свою очередь хватает брата за руку и тянет за собой, их сажают в шлюпку, которая заполнена какими-то незнакомыми людьми и спускают на воду. сразу же за ними на воду падает вторая, третья, четвертая…куча шлюпок, переполненные людьми, которые не прекращали кричать. эллиот в ужасе наблюдал, как по борту все еще бегают люди, надеясь увидеть среди них собственных родителей, отчего-то подозревая, что все уже позади и они с братом спасены. но нет.
он видит ту самую воронку, которая затягивает в себя корабль, несколько шлюпок, которые спустили только что, также не могут выплыть из нее и эллиот ощущает, как по щекам бегут не капли дождя, а собственные слезы, потому что приходит осознание того, что это реальность, которую он желал, кажется, в самые черные моменты собственного бытия. сейчас ему все обиды казались…недостойными такого исхода родителей. он оглядывается, ловит взгляд элайаса, который не выглядет слишком, расстроенным, казалось, он погрузился в себя также глубоко, как погружался лайнер в воронку. все на что хватило эллиота, это сжать руку брата.
кажется, чье-то проведение второй раз помогает им не разлучиться, ибо сразу после что-то ударяет по шлюпке опрокидывая их под воду.
инстинкт самосохранения диктует задержать воздух, чему эллиот и следует. какие-то мгновения и они оказываются на поверхности. чистая, спокойная вода, казалось, что от шторма их отделяли тысячи миль, что это вообще было во сне или в другой реальности. поначалу эллиот так и думает, пока не слышит за спиной крики людей, которые тонут утягиваемые неведомой силой, впереди он видит брата, который кричит что-то о том, что нужно плыть к берегу. уши закладывает, адреналин гуляет по крови, эллиот не замечает никого вокруг, гипнотизируя лесистый островок, да присматривая, чтобы брат был неподалеку.
• Game • Lester Flemming / Tadeusz Witowski
Локация: Клуб "Танцпол 701"
Дата: 01.05.2018 - 16.05.2018
Участники: Лестер Флемминг, Тони Топаз и Тадеуш Витовски
Дорогой Рубен,
Я все еще зову тебя этим именем и продолжаю писать тебе письма, хотя прекрасно знаю, что не стану их отправлять. Причина даже не в том, что я не знаю твоего нынешнего адреса. Скорее, это старая привычка в новой форме. В моей памяти еще свежи воспоминания о тех часах, когда мы обсуждали все, что взбредет в голову, сидя в тени на крыльце нашего дома и наблюдая за сменой дней и ночей, не нуждаясь в перерывах на сон или еду. Мы обладали всем временем этого мира.
Я, должно быть, слишком привык делиться с тобой всем, что у меня было, будь то вещи материальные или духовные. Раньше, если ты помнишь, я вел дневники, стараясь запечатлеть все, что беспокоило мои мысли в то или иное время. Но все они остались в прошлом, в том самом, где я оставил и тебя. Тебя и твое неразумное человеческое увлечение. Любопытно, что несмотря на столетия, разделяющие тот день и сегодняшний, я прекрасно помню, что сказал тебе и что ты кричал в ответ. Что еще более занятно, мое мнение не изменилось даже спустя долгие годы. Я назвал тебя непокорным и неблагодарным, но эти качества присущи не только тебе. Должно быть, всякий отец хотя бы раз в жизни испытывает подобное к своему чаду, а на мою жизнь выпало, пожалуй, слишком много разочарований. И если собственные ошибки я сумел исправить, хоть ты и осуждал меня за радикальность мер, то теперь на моей совести и плечах лежит гораздо больший груз.
Молодняк. Буйный, своенравный. Непокорный. Они поступают бездумно и недальновидно, следуя своим до крайности обостренным инстинктам и желаниям. Они заваривают каши, которые не собираются расхлебывать, оставляя все хлопоты тем, кому действительно есть дело до существования вампиров как вида. Они абсолютно не думают о том, что за проступком следует наказание, соответствующее своду законов. А когда настает час расплаты - приползают за помощью. Я уже давно пообещал себе не вмешиваться в дела бара, однако всякий раз нахожу себя каким-то образом с ними связанным…
Перо замерло в нескольких миллиметрах от бумаги, когда Лестер отвлекся на звук шагов, раздающихся в фойе высотного здания, в котором он, собственно, и приобрел жилище. В этом месте его привлекала не только относительная заброшенность – жителей здесь было совсем немного ввиду чрезвычайно высокой стоимости аренды, как предполагал мужчина, что было ему только на руку. Самым большим достоинством здания был тот факт, что оно находилось рядом с баром «Танцпол 701», и более того их соединял тайный проход, по которому вампир мог перемещаться, не привлекая излишнего внимания и не рискуя пострадать под дневным солнцем Далласа. Флемминг жил на самом верхнем этаже, к которому вел лифт со специальным кодом доступа – мера предосторожности от непрошеных гостей. Сама квартира была обставлена минимальным количеством мебели, за исключением, пожалуй, кабинета Лестера, у стен которого стояли бесконечные стеллажи с книгами, а окна были занавешены тяжелыми портьерами, защищавшими жильца от смертельных лучей. Напротив письменного стола гостей Флемминга ожидали два кресла, а для создания некоего подобия уюта у правой стены располагался камин, к сожалению, искусственный.
За долгие столетия своей жизни мужчина привык к одиночеству. Конечно, случались и дружба, и романы, но никогда больше он не позволял себе делить с кем-то свое жилище, свое личное пространство. Чревато последствиями – отмахивался он, если кто-то задавал вопрос о подобном решении. Единственными посетителями были те, кто приходил к нему по делу, будь то отчеты о делах бара, просьбы или жалобы. Сегодня, к примеру, он ожидал визита мисс Топаз, белокурой вампиршы, что работала в Т-701, которая, должно быть, и направлялась к нему в данный момент. Благодаря своему чуткому слуху и обонянию, он услышал звонок, оповещающий о прибытии лифта в конце длинного коридора, за ним сразу же аккуратный стук каблучков по мраморному полу, сопровождаемый ароматом духов девушки и… Лестер напрягся, уловив знакомые нотки в воздухе. У каждого существа, конечно же, был определенный запах, и Флемминг чувствовал их особенно ярко. А к аромату мисс Топаз был примешан запах, принадлежавший лишь одному известному ему вампиру. Но это было невозможно.
Звук упавшей на бумагу капли чернил вернул Лестера из просторов его воспоминаний к реальности. Он взглянул на письмо, которое так и не закончил - оно было безнадежно испорчено. Флемминг поджал губы и скомкал лист, после отправляя его в урну, и аккурат в этот момент раздался стук в дверь.
- Войдите, - вздохнул Флемминг, сцепляя руки в замок и складывая их на темной поверхности дубового стола.
У нее было все. Любимая семья. Друзья. Были и мечты и надежды. Она была обычной. Из-за ее эгоизма, девушка была всегда одна. Но, в один "прекрасный" день все изменилось. Ее история, странная, мистическая и довольно таки не новая, ей сотни лет. Но уверена, ее слушатели, читатели мимо не пройдут и равнодушными не останутся. Все началось,когда ее превратили в вампира.
Однажды в поместье Вагнеров заглянул юноша необычной внешности. Его черные, как уголь, волосы, зеленые, как свежая трава, глаза, приятный тембр голоса и правильные черты лица поразили Татьяну, и конечно же она хотела заполучить его. Рассказав все родителям, девушка частенько засиживалась у окна, ожидая его прихода, и наконец, он появился. Фридрих был согласен взять избалованную Татьяну в жены при одном условии: она будет вынуждена отказаться от всего и поклясться ему в вечной любви. Со стороны, можно увидеть, что Фридрих и Татьяна жили душа в душу. Не было никаких проблем, но это была лишь иллюзией. На тот момент светловолосая семнадцатилетняя девчушка и представить себе не могла, с каким чудовищем повстречалась. Татьяна никого не слушала и ничего не видела перед собой, ведь понимала, что впервые влюбилась. И это оказалась ее ошибкой. Оказывается, отказавшись от всего, блондинка подписывает контракт смерти для своих горячо любимых родителей. Вы думаете, что на этом все закончилось? Нет. В ту ночь Татьяну обращают в вампира. Он насильно напоил ее своей кровью, а потом и жестоко убил, начиная с родителей. Очнувшись обнаженной в пустой кровати, Татьяна ужаснулась, понимая, что вместо поместья, любимых родителей и всех богатств остались только она, ее кровать и руины. Татьяна долго не могла придти в себя и сама не поняла, что этот переломный момент изменил ее жизнь и ее саму. Она осознала, что даже не успела попрощаться с семьёй. Но она будет стараться всё изменить. Она должна исправить свою судьбу... И она исправила. Встретила Уильяма, которого полюбила всем своим мертвым сердцем. Он заменил ей родителей, брата, друга. Он стал для нее всем. Путешествуя вместе со своим фиктивным мужем, Татьяна узнавала мир по новому и потихоньку, благодаря ему, забывала обо всем на свете. Свое превращение, те издевательства и самое главное, смерть родителей. Белокурая особа до сих пор винила себя в том, что именно она убила их, ведь по ее прихоти родители выдали замуж за чудовище. Прошлое. Такое сложное и непонятное явление. Кажется, что оно так далеко от нас. Так нереально. Кажется, что однажды закрыв дверь перед ним, можно больше никогда не вспоминать о тягостных моментах жизни. О своих ошибках. Но, можно ли закрыться от себя? Тони каждый раз задавалась этим вопросом, но пока так и не нашла на него ответа. Вы думаете, что чета Уайт всегда были вместе? Нет. Они разошлись и стали жить по-отдельности. Отпускать свою семью ей было очень тяжело, но будучи воспитанной девушкой, Татьяна собирает вещи и уезжает в неизвестность. Она не знала, как будет жить дальше, ведь с ней всегда был ее муж, который предпочел странствовать один. После того, как супружеская пара разошлись, те кто их знал отвернулись от мисссис Уайт, но даже это не сломило ее. Она продолжила жить всем назло, уверенная в том, что они с мистером Уайтом еще встретятся. И какого было ее удивление, когда сидя спокойно за столиком, к блондинке подходит Уильям собственной персоной. Серьезно? Он решил вернуться? Она была зла? Да. Естественно. Однозначно. Ведь юная Топаз думала, что он предал ее, но ненависть с каждым столетием перешла на нет, поэтому, расположившись за рядом стоящем столиком, они начали беседовать на разные темы. Им нужно наверстать упущенное.
Немного погодя блондинке передают то, что ее вызывает мистер Флемминг, который являлся Создателем Кодекса Бара «Танцпол 701» Что ему нужно? Именно это интересовало Тони, что направлялась к нему в кабинет. Издавший звонок лифта дал понять блондинке, что лифт прибыл в пункт назначения, и чтобы больше не заставлять Создателя ждать, вампирша стуча каблуками подходит к двери и совсем невесомо стучит по ней, зная, что он все равно услышит.
- Войдите..
Стоя за дверь, белокурая особа слышит, как мистер Флемминг вздыхает, по всей видимости, он чем-то недоволен или могло что-то произойти... Да, Тони изменилась и стала очень любопытной. Она всегда твердила самой себе, что любопытство до добра не доведет, но менять себя, Тони не собиралась. Дверь кабинета открывается и в помещение входит очаровательная блондинка, который в тот момент была похожа на ангела, спустившегося с небес. Ей было интересно, почему он позвал ее.
- Мистер Флемминг, вызывали? Что-то случилось?
Да, иногда девушка могла перейти границы, но не смотря на это, блондинка все равно благодарна этому вампиру, который приютил ее. Может быть, Тони забывалась и переходила на "ты", после чего замолкала и смотрела на реакцию Лестера, ведь все работники обращались к нему на "Вы". Она останавливается у его стола и скрещивает руки на груди, спокойно дожидаясь его хоть каких - то действий или слов.
Лестер не сводил взгляда со светловолосой особы, вошедшей в его кабинет, пожалуй, немного увереннее, чем кто-либо из сородичей бывавших здесь до нее. Она остановилась напротив, скрестив руки на груди, заставляя вампира вопросительно выгнуть бровь и вызывая у него мимолетное желание обучить элементарным правилам этикета. Но делать этого он не стал, ведь он и сам когда-то был молод и позволял себе слишком многое.
- Ничего страшного не случилось, дорогая. Не стоит волноваться, - Флемминг одарил ее снисходительной улыбкой и указал рукой на кресло, предлагая девушке присесть, - Всего лишь плановая проверка Вашей работы, мисс Топаз.
Вампир потянулся за папкой, лежащей на его письменном столе, и, открыв, пролистал несколько страниц в поисках нужной информации. Однако все это было лишь притворством, ведь Флемминг прекрасно знал, чем занимался каждый из обитателей бара.
- Как я понимаю, Вы помогаете мисс Ванессе с поставкой продовольствия? - вопрос был, скорее, похож на утверждение сего факта. Вампир отложил бумаги и перевел взгляд на собеседницу, - Все ли с этим в порядке? Насколько хватит нынешних запасов? Есть ли необходимость в дополнительной локации для охоты?
Мужчина внимательно слушал ответ мисс Топаз, иногда одобрительно кивая, но его голову не покидал вопрос, мучивший с того момента, как девушка вышла из лифта. Откуда здесь взяться запаху вампира, пути с которым разошлись столетия назад и которого в Далласе быть не должно? Возможно, Флеммингу лишь показалось? Дождавшись окончания отчета вампиршы, он прочистил горло и подался вперед в своем кресле.
- Надеюсь, Вы не воспримете это, как бестактность, но… , - Лестер задумчиво коснулся кончиками двух пальцев своих губ, пытаясь подобрать правильные слова, - … не входили ли Вы в недавнем времени, скажем, в контакт с кем-то, кто не является постояльцем Т-701?
От внимания вампира не ускользнула перемена в дыхании и взгляде мисс Топаз, которая, казалось, была возмущена подобного рода вопросом, поэтому Флемминг поспешил добавить:
- Видите ли, мисс Топаз, я чувствую на Вас чужой запах, и, учитывая род моей деятельности, мне необходимо знать, не нарушены ли правила и сохранна ли безопасность бара.
Флемминг прокрутил в голове сказанную фразу, чтобы убедиться в правдоподобности своих намерений. Затем устремил свой взгляд на вампиршу в ожидании ответа, надеясь на то, что запах все же принадлежал не тому, кого он подозревал. Хотя в своем заключении он был уверен почти абсолютно – перепутать аромат Витовски с кем-то еще ему представлялось маловероятным.
Случалось ли с вами: встретили человека и почувствовали такую мгновенную и удивительную силу притяжения? Мы часто поглощаем чувства и настроения других людей, мы привыкаем к их образу жизни, их верованиям. Привязанность – это глубокая эмоциональная связь с другим человеком. В нашей жизни много встреч и разлук. Одни радуют и вдохновляют, другие – расстраивают и огорчают. Но и те, и другие, прямо или косвенно, влияют на наше отношение к жизни.
Разнообразность и содержательность таких событий и переживаний в жизни отдельного человека индивидуальны. Привязанность - это желание быть рядом с человеком, вызывающим у вас такие чувства, которые не вызывают другие люди. Он отличен от других. У вас установилась какая-то особая душевная близость. Это понимание друг друга на каком-то глубинном уровне, который не передашь словами, а его можно только чувствовать.
Вы наверное думаете, почему она об этом думает? Дело в том, что не только блондинка изменилась, но и изменился ее характер. Девушка любопытна и быстро привязывается. Это и случилось с Тони Топаз, у которой появилась прочная связь с Лестером, не смотря на то, что он не обращал ее. Может, это произошло из - за того, что он напомнил ей ее отца, которого безжалостно убил вампир? Может, блондинка увидела в нем частичку ее фиктивного мужа... Кто знает.. Говорить блондинка не собиралась, ведь не знает, как мистер Флемминг на это отреагирует.
Ее малость удивил тот факт, что Создатель кодекса Т-701 позвал к себе в кабинет, ведь он прекрасно знал, что Тони превосходно выполняет свою работу в этом заведении. С самого первого дня, вампирша пообещала Лестеру, что никаких проблем с Ванессой не будет. Неужели, не поверил? Да нет, это просто не может быть. Флемминг не такой. Убедив Создателя, блондинка наклоняет голову на бок, продолжая слушать вампира, но вот его неожиданные слова заставили девушку немного задуматься.
- Надеюсь, Вы не воспримете это, как бестактность, но…,- блондинка видит, как Лестер делает маленькую паузу, - … не входили ли Вы в недавнем времени, скажем, в контакт с кем-то, кто не является постояльцем Т-701?
Ей не послышалось? С какого перепуга, блондинка должна рассказывать с кем именно она была? Почему его волнует это? Столько вопросов, но ни одного ответа. Кажется, мистер Флемминг решил объяснить всю суть этого бессмысленного разговора.
- Видите ли, мисс Топаз, я чувствую на Вас чужой запах, и, учитывая род моей деятельности, мне необходимо знать, не нарушены ли правила и сохранна ли безопасность бара.
Вот оно что! Как девушка сразу не догадалась... Она бы никогда не нарушила правила, поэтому, Тони вздыхает, а после начинает рассказывать, ведь ей нечего скрывать.
- Мистер Флемминг, я никогда не нарушу правила этого заведения и Вы - это прекрасно знаете, но, можете не беспокоится, его звали Уильям Уайт. Он был моим фиктивным мужем, с которым мы разошлись несколько столетия назад. Раньше его звали именно так, но сейчас... И учитывая его запах и вашу волнительность, мне кажется, что вы его знаете. Не так ли? Если Вас заинтересовал этот вампир, то я могу в принципе.... - Блондинка делает паузу, смотря на реакцию сидящего вампира. Она понимала, что нужно соблюдать правила этикета, но все же... в прошлом Тони они приелись. Ей всегда говорили: нужно быть самой лучшей. Учится хорошо. Никогда не проявлять эмоций, ведь для четы Вагнеров не позволено смеяться, веселится и заводить друзей. Эти правила приелись блондинке, и именно поэтому, вампирша предпочитает теперь жить по-своему, никого не слушая. - В принципе могу позвать его сюда.. - Предлагает девушка, сидя в кресле, блондинка кладет ногу на ногу, ожидая полноценного ответа Создателя.
Когда Флемминг впервые увидел Тони Топаз, ему сразу почудилось, что он знал ее раньше. Но как ни пытался вампир выудить ее лицо из глубин памяти о многочисленных встречах за свою долгую жизнь, все было тщетно. Да и, впрочем, не особо важно. Важным было то, что девушка нуждалась в приюте, и Лестер предложил ей место в баре. На этом, пожалуй, история их знакомства и закончилась бы, если не озарение, снизошедшее на Флемминга во время одной из его традиционных ночных прогулок по улицам Далласа. Вампир внезапно осознал, что мисс Топаз уж больно напоминала ту самую француженку, ставшей камнем преткновения в дружбе или, скорее, компаньонстве Витовски и Флемминга, еще носивших тогда имена Рубен и Эйнар Кельдсен. Вампир, конечно, очень сомневался в том, что Топаз была именно ей, но всякое дружелюбное чувство к ней, если оно и было, с тех пор сменилось на молчаливую неприязнь. Естественно, показывать он это никак не собирался, но вот особо внимательно наблюдать – это другое дело. Причем он отдавал себе отчет в том, что подобное отношение было абсолютно необоснованным, и Тони этого не заслуживала, но ничего не мог с собой поделать.
- Да, это было бы весьма великодушно с Вашей стороны, - ответил Флемминг на ее предложение пригласить гостя, пропуская мимо ушей ее теорию об его осведомленности о персоне Уильяма Уайта. Откровение девушки о том, что тот когда-то был ее супругом, еще больше подкрепило его уверенность в том, что и на этот раз дело касалось Тадеуша – слишком «в его вкусе» она была. Лестер сдержанно улыбнулся и сделал жест рукой, давая девушке понять, что разговор окончен.
Тони покинула его кабинет, а Флемминг вновь перенесся в прошлое, стоя напротив камина и глядя на искусственные языки пламени. В памяти всплыл один из вечеров в Германии и разговор с темноволосым юнцом, перетекающий в жаркую дискуссию о существовании Бога. Он помнил, как у того раскраснелись щеки от усердного доказывания своей точки зрения, и то, какой эффект это произвело на самого Флемминга. Казалось, эта встреча произошла совсем недавно, хотя прошли многие столетия.
Вскоре раздался очередной за вечер звонок, сообщающий о прибытии лифта, затем шаги, отзывающиеся эхом в пустом коридоре и, наконец, щелчок поворачивающейся ручки двери, возвращающий Флемминга к реальности и заставляющий его обернуться.
Мир? А что такое мир? Вечная жизнь, вечная власть. Все, что нам нужно – это кровь, чтобы выжить, хоть как-то мы должны питаться и скрываться. Ведь мы вампиры. Что делать, если однажды мы узнаем то, что давно было скрыто от наших глаз? Конечно же впустим эти перемены в свою жизнь, ведь иногда даже самые ужасные кошмары могут быть той самой связывающей нитью.
А вы верите в то, что люди меняются? Блондинка не верила. Всегда считала, что характер – это то, что заложено в человеке изначально. Даже не то, что впитывается с молоком матери. Что-то гораздо более неизменное и вечное.
Но она ошибалась. Они живут. Ищут чего-то. Чего-то желают. Самое страшное, когда не можешь перестать желать. Человек всегда ищет, где лучше. Ищет то, что лучше. Лучшую работу, лучший дом, лучшего человека. Но, когда стоит остановиться и перестать искать? Или этот процесс бесконечен? Кто знает.. Но, в отличии от других, Тони Топаз нашла этого человека, который заменил ей родителей. Да, они вновь встретились, как и обещал ей Тадеуш. Теперь она спокойна и большего ей не нужно. Когда вампирша увидела мистера Флемминга, то у нее появилось ощущение, что знала его раньше, но сколько бы блондинка не старалась, Топаз не могла вспомнить его образ.- Да, это было бы весьма великодушно с Вашей стороны.
Наконец отвечает Создатель, а после спокойно делает жест рукой, дав понять блондинке, что их разговор, по всей видимости окончен. Что она могла сделать в этот момент? Остаться и немного побыть недовольной и вправить ему мозги? Хах, навряд ли.. Если бы она это сделала, то точно не осталась живой. Зная характер Лестера... Что-ж, раз он хочет увидеть этого загадочного вампира, то пожалуйста. Именно с такими мыслями, юная Топаз покидает кабинет мистера Флемминга и отправляется к Тадеушу, чтобы провести его к Создателю. Рассказав все своему фиктивному мужу, Тони сопровождает Витовски. Вот, супруги слышат, как прибывает лифт, а после дыхание Лестера, и не долго думая, Тони поворачивает ручку двери и впускает Тадеуша в кабинет. Вампирша видит, как ее муж идет в центр помещения, а сама девушка предпочитает остаться около двери. Она намеревалась покинуть кабинет, дабы не мешать их разговору
- Если на этом все, то я покидаю Вас.
- Ваш отец очень харизматичный, - между делом заявляет миловидная девушка, которую Рубен пригласил на танец, когда они посетили один из балов устраиваемых одной из знатных семей Франции, - и очень загадочный, - она воркует на ушко Рубену заставляя того расплыться в улыбке и с очередным поворотом в танце отыскать глазами собственного отца, который беседовал с некоторыми особами, а заметив взгляд сына, отсалютовал бокалом игристого, которое подавалось всем гостям. Кажется, он его и пригубил, но этого Тадеуш уже не видел расплываясь в широкой улыбке девушке:
- Думаю, моя матушка выбрала его именно поэтому, - он говорит с акцентом.
У них была своя легенда и эта легенда гласила о скоропостижной кончине миссис Кельдсен, которая успела подарить Эйнару только одного сына. После, мужчина очень долго горевал, но так и не решился жениться второй раз. Стоит отметить, что мужчина привлекал к себе слабый пол собственным обаянием, так что во всей Европе можно было бы насчитать едва ли не с сотню девушек и женщин, которые грезили если не об узах брака с мистером Кельдсеном, то о ночи с ним.
Тадеуш на его фоне несколько терялся. То ли дело было в его юности, то ли в выплескивающейся за края мужественности Эйнара. В любом случае – каких-то комплексов по этому поводу Рубен совершенно не испытывал. Более того – это его несколько веселило, особенно, когда в дом приносили письма от поклонниц его Отца. Тадеуш читал их вслух развалившись на диване в кабинете Отца, либо сидя в его кресле. Тогда он брал перо, лист бумаги и принимался писать ответ, проговаривая каждое слово:
- Моя дорогая Элен, не передать словами, как я обрадовался Вашему письму… Держу в памяти Ваш образ, который помогает мне засыпать и крепко спать… Признаться, долго и крепко я не спал уже очень давно. Вы словно растопили мое ледяное сердце, заставляя вновь поверить в любовь, в светлое будущее… - он смеется, когда Эйнар читающий какую-то книгу, либо смотрящий на камин ворчит вставляя комментарий. Тогда Тадеуш прикладывает палец к еще мокрым чернилам, чтобы отпечатать собственные слова и подойдя к Отцу оставляет отпечаток имени девушке, которой предназначалось письмо. Письма обратно отсылались крайне редко и содержали в себе сведения о том, что семейство Кельдсенов покидает город…
Тадеуш много дурачился и Эйнар, как мог, дурачился с ним вместе. Наверное, за это Рубен любил своего Отца больше, чем за что-либо другое – с ним не страшно превратиться в мальчишку и разорвать несколько подушек, чтобы посмотреть как вьется пух. Конечно, убирать приходилось это все самому Рубену – избалованным ребенком он не был.
***
- Где Ваш отец? Я давно его не видела, - спрашивает француженка, которая никогда не писала писем ни Эйнару, ни самому Рубену. Рубен слабо улыбается и отводит взгляд к морю:
- У него появилась неотложные дела в Европе, - стандартная отмазка. Под делами можно было бы додумать что угодно – хоть женитьбу на Эллен, Кристине или еще черти-ком.
Тогда Тадеуш ощущал себя потерянным и чуточку обиженным – разговоров о том, что Тадеуш не имеет права иметь влюбленность или какие-то другие интересы помимо фехтования с отцом, или стрельбы из лука, или совместного чтения, да хоть готовки, никогда не было. И он отчаянно не понимал, почему вдруг оказалось «нельзя». Допускал ли он ревность – отчасти, но уже далеко позже, когда не один раз ловил шлейф знакомого аромата в новом городе
Внезапно Витовски оказался выкинут за рамки своего комфорта, как позже поступит с юной Татьяной, на тот момент не предавая тому факту никакого значения – бывают ведь разные ситуации.
Дела в другой стране настигли и самого Витовски…
Ушедшая Тони возвращается и улыбается, как делает это обычно, но все также неумело, когда волнуется. Когда-то она купила огромную картину, которую предпочла преподнести в качестве подарка и чтобы не выдать сию тайну, старалась много говорить о чем-то совершенно не касающемся искусства, картин и их поместья.
Сейчас она была также взволнована, приглашая Тадеуша проследовать за собой.
Он прекрасно понимал, что в каждом вампирском обществе существуют свои правила, помимо негласных всеобщих правил, так что встреча с главой местного «клана» оставалась вопросом времени. На радость Тадеуша и на его же волнительное нежелание, встреча состоялась раньше, чем он предполагал.
Лестница, лифт, попытки отвлечься на окружающее пространство, то ли изучая, то ли запоминая, вслушиваясь в голоса, стараясь разобрать хоть единое слово, но волнение мешало. Тадеуш так и не смог определить причину своего волнения. Приближающийся знакомый аромат только нагнетал. И вот он вопрос уже на кончике языка, только сосредоточиться мешает собственная «человечность», хотя внешне он остается спокойным, если не хладнокровным.
Тихий звоночек, Тони ведет к массивной двери, у которой знакомый аромат усиливается и полностью теряется, пропитывая собой все вокруг Тадеуша, не давая различить больше другие ароматы. То ли так память действовала, то ли так проявлялась связь с собственным Создателем, но будь он человеком – разразился бы истерикой от накативших чувств и эмоций.
Он кивает Тони, говоря тихое «спасибо», не обещая ни найти ее позже, ни сообщить что же за разговор тут случился, потому что понятия не имел когда он закончится, или как закончится. Возможно, Тадеуш отсюда уже не выйдет, прекрасно помня, как Эйнар разделывался с собственными «детьми» раньше. Вполне возможно, что уже нашлось новое исключение:
- Отец, - он учтиво кланяется заведя руку за спину, не сводя с мужчины взгляд, постепенно расслабляясь, как только позволяет появиться ухмылке на губах, - прекрасное заведение, - разводит он руками, решая, что лучшей политикой в данном случае будет не дать мужчине вспыхнуть праведным (или не очень) гневом, или вообще сказать что-то, что определило бы дальнейшую судьбу Тадеуша. Да и расстались они не врагами. Просто у Эйнара возникли дела в Европе.
Это был один из обыденных вечеров – Эйнар Кельдсен, сидя на диване у камина, читал очередную книгу, недавно попавшую в его уже солидную коллекцию, а Рубен расхаживал туда и обратно по комнате, развлекая себя и старшего вампира выразительным чтением некоторых из многочисленных писем, которые приходили на их адрес чаще всего от особо впечатлительных представительниц женского пола, чьи заурядные умы были взбудоражены появлением в их обществе столь очаровательных и бесспорно загадочных персонажей.
- …Встреча с Вами настолько поразила меня, что мне кажется, если увижу Вас вновь, я просто выпрыгну из своих расчудесных кружевных панталон, - Рубен дочитывает отрывок из письма, а затем театрально вздыхает и, касаясь тыльной стороной ладони своего лба, «падает в обморок», приземляясь на диван возле Кельдсена-старшего.
- Очень сомневаюсь в том, что ее последнее откровение имеется в письме на самом деле, – смеется вампир, отрываясь от книги и опуская взгляд на свои колени, на которых теперь мирно покоилась темноволосая голова довольного юноши, - Боюсь, на следующую встречу она их не наденет вообще.
Рубен звонко хохочет, а Эйнар, глядя на него, улыбается, отчего в уголках его глаз солнечными лучами собираются морщинки.
Лестер не сводил взгляда с юноши с того момента, как он вошел в кабинет. Не разрывал зрительного контакта и тогда, когда тот поклонился ему, ухмыляясь так, словно был в курсе какой-то шутки, которой не знал Флемминг.
- Прекрасное заведение, - продолжил он, как ни в чем не бывало. Как будто не было никаких ссор, как и не было веков, что утекли с тех пор, словно вода сквозь пальцы. Флемминг медленно развернулся и сделал несколько неторопливых шагов по направлению к юноше, все еще не сводя с него изучающего взгляда. Рубен, естественно, выглядел иначе, соответствуя требованиям времени, но несколько вещей оставались неизменными, выдавая в нем все того же мальчишку, которого он встретил в далеком пятнадцатом веке. Так же, как и тогда, он держал спину ровно, подбородок высоко, в глазах его читались вызов и готовность противостоять любой идее, даже если из чистого любопытства, только чтобы посмотреть, что из этого спора выйдет. Наверное, именно этим он и привлек внимание вампира – своим внутренним огнем, который давно погас в холодной душе самого Флемминга. Он поддался эгоистичному желанию сохранить это чувство, оставить себе навечно, хотя бы в лице вечного молодого собеседника, переступая через все свои принципы и предыдущие решения, и обратил юного Тадеуша Витовски, обрекая его на долгие годы скитаний, вопросов и поисков ответов, но вампир собирался быть рядом. Он и не думал, что судьба распорядится иначе, заполняя его голову слишком уж низменными, человеческими сомнениями и заставляя повести себя словно взбалмошный подросток. Спустя многие годы Лестер осознал, каким нелепым был его поступок, и даже пытался все исправить, но в поместье Кельдсенов жила уже другая семья, а отследить передвижения Витовски оказалось задачей не из легких. Со временем Флемминг принял мысль о том, что все произошло так, как должно было, да и на его плечи неожиданно легли совсем другие обязанности. Он продолжал путешествовать, воевать, учиться и строить свой мир уже без Тадеуша, но никогда не переставал краем глаза высматривать знакомый силуэт. Все напрасно. До этой самой минуты.
- Явиться сюда с твоей стороны было большой смелостью. Или глупостью, - наконец ответил Флемминг. Тон его был спокойным, что было свойственно его натуре, но за внешней маской безразличия скрывалось негодование, грозящееся вырваться наружу в любую секунду.
Тадеуш не перестает улыбаться, разворачиваясь на пятках, чтобы пройтись по кабинету:
- Я тоже очень тебе рад, - наверное, это была полнейшая правда. Он испытывал некоторый дискомфорт, потому что понятия не имел как вести себя теперь, потому что между их последней встречей и сегодняшней – слишком много времени, разных эпох и событий, так что хочешь-не хочешь, а изменение в личности наступают. Возможно, не такие явные, как хотелось бы, но вряд ли мировоззрение останется в том же веке, что и последнее легальное упоминание о человеке, - я не задержусь здесь надолго, - бросает как бы «между прочим», подходя к искусственному камину, присаживаясь перед ним, оценивая поджимая губы, - расскажи мне о правилах, которые тут существуют, и я не доставлю тебе проблем, - он бормочет, вытягивая гласные, пока изучает камин, а после оборачивается к нему с выражением лица мол «серьезно?», указывая на камин.
Сколько помнил дома семейства Кельдсенов Тадеуш – в них всегда были камины. Один два, да хоть в каждой комнате, но они были, дополняя атмосферу, которая царила в их поместьях. Зажигались не все, но те, которые горели собирали вокруг себя обитателей дома. Тадеушу нравилось играть в шахматы сидя в кресле, либо читать лежа на пушистом ковре, который некогда был каким-то хищным животным.
- Завтра устраиваем званый ужин, - сообщает пришедший Эйнар, пока Рубен переворачивает угли в огне, устроившись на животе рядом с камином. Тадеуш ведет бровью и выдерживает паузу – не любил он званые ужины у себя – куча света, куча людей, с которыми не всегда бывало интересно общаться и демонстративное «Рубен отлично играет на рояле. Рубен, ты не мог бы?». Конечно мог. И прочитать отрывок из какой-нибудь поэмы и аккомпанировать юной певице, которая слишком старается понравиться гостям, что фальшивит на высоких нотах.
- Кто придет? – наконец интересуется парень поворачивая голову в сторону Отца. Он слышит фамилии, имена, несколько званий и ни одного «так нужно, потому что…». Понимал ли Тадеуш зачем это нужно – нет, для него подобные мероприятия оставались чем-то вроде демонстрации собственных козырей. Но если так нужно его Отцу, то почему бы и нет?
- Тебе помочь с готовкой? – он переворачивается на бок, чтобы смотреть на Эйнара, расплываясь в улыбке – Тадеуш хороший сын, который не доставляет хлопот. По крайней мере таковым себя считал и такое мнение слышал, когда Отец очередной раз рассказывал о том, как нелегко быть вдовцом и воспитывать сына в одиночестве…
Он поднимается, не смотрит на Эйнара, осматривая все что угодно, только не его лицо, ощущая укол то ли вины, то ли обиды от того, что его встретили достаточно холодно, ведь не он виноват, что кому-то сложно делиться собственными приобретениями. А задавшись вопросом почему сам не пришел мириться – ответить не может. Колется какая-то гордость и желание сделать больно. Вроде – ты сам сделал этот выбор. Ну и в конце концов можно обратиться к человеческой сентиментальности и мнительности – Рубен был не нужен Эйнару, только у того рука не поднялась вонзить кол в сердце, но вполне возможно поднимется сейчас.
- Я тоже очень тебе рад, - произнёс Витовски с едва уловимой ноткой укоризны в голосе, прикрытой плотной завесой показного равнодушия и капелькой его фирменного паясничанья.
Рад ли был Лестер возвращению сына? Безусловно. С плеч словно упала ноша весом в несколько тонн – как бы он этого ни отрицал, не знать, где Тадеуш, как он и есть ли он вообще, все же, было не так легко. Признаться, вампир не был до конца уверен в том, почувствовал бы он, если Витовски бы не стало на этом свете. Лишая жизни других своих «детей», он не ощущал никакого разрыва нити или ещё чего-то подобного, что, казалось бы, должно возникнуть между создателем и его созданием, но те вампиры не были Тадеушем. Ни с кем из них Флемминг не провёл столько времени, ни в кого не вложил столько себя самого, так что, возможно, в случае его смерти все было бы иначе. Тем не менее, проверять это не хотелось. Большую часть времени.
Когда Эйнар появился на пороге поместья с отсутствующим выражением на лице, Рубен не стал задавать вопросов, лишь взял его за руку и потянул за собой в дом. Вампир бездумно следовал за ним, переставляя ноги, делая шаг за шагом, не замечая того, как оказался в гостиной. Он не сопротивлялся, когда юноша стал расстегивать пуговицы на его изорванной и окровавленной рубашке, помогая избавиться от остатков неприятного вечера, и заставил его опуститься в кресло. Кельдсен уставился на пляшущие языки пламени в разожжённом камине, а треск горящих дров напомнил ему о звуке, с которым рассыпалось его очередное «дитя». Через некоторое время он почувствовал теплое прикосновение и, переведя взгляд на свои руки, словно впервые увидел Рубена. Тот теперь сидел перед ним на коленях и методично смывал запекшуюся кровь с рук Эйнара, время от времени споласкивая тряпку в тазе с водой.
- Я это сделал, Рубен, - произнес мужчина глухим надтреснутым голосом. Юноша замер на мгновение, но тут же продолжил свое занятие. Ему было прекрасно известно о том, что Эйнар занимался «отловом» и ликвидацией тех, кого создал. Но как бы он ни выражал своего неодобрения, Кельдсен-старший был настроен решительно. Вампир вытянул руку и бережно дотронулся щеки Рубена тыльной стороной ладони, - Остался только ты.
Лестер наблюдал за тем, как Рубен расхаживал по кабинету, и его не покидало чувство ностальгии, прочно засевшее внутри и напоминавшее о тех днях, что уже минули. Правда, тогда он был другим, да и Витовски, наверняка, тоже. Кто же предстал перед ним сейчас и с каким багажом за плечами Флемминг понятия не имел.
- Я не задержусь здесь надолго, - продолжил вампир, словно пытаясь заполнить неловкую тишину, воцарившуюся в кабинете. И вновь этот тон. Будто бы все равно, но где-то глубоко ты ждешь, что тебя начнут отговаривать. Он отвернулся, рассматривая камин и явно не одобряя подобного дизайнерского решения. Флемминг и сам не был в восторге. Все же электрический камин, как бы он ни был безопасен и удобен, никогда не заменит чувства уюта и успокоения, которое дарит настоящее пламя. Однако пока он жил в высотном здании, приходилось довольствоваться тем, что есть.
- Неужели прошло настолько много времени, что ты забыл о моих правилах, Рубен? - наконец ответил вампир, немного погодя добавляя, - Или ты предпочитаешь «мистер Уайт»?
Рубену хотелось ощущать себя особенным и он себя таковым и считал. Если не для Эйнара, то для собственной судьбы, собственного вида он был одним из тех, кому повезло познать бессмертие, а его отношение ко Свету или Тьме волновали юную голову в самый последний момент.
Он не понимал своего Создателя, который устроил охоту на собственных чад, с целью очистить. То ли собственную совесть, то ли мир от безжалостных убийц. Попробуйте сказать, что высшие существа не меняются и Тадеуш посмеется.
Он не знал Эйнара до обращения, но из его пыльных рассказов было очевидно, что особой человечностью он не отличался. Особенно, когда дело касалось схваток – благородством соперника не победишь. По крайней мере не во времена молодости Эйнара, так что, Тадеуш делал вывод, что первые его «дети» обладали тем же отсутствием понятия о гуманизме, как и сам Эйнар. Это уже примерив на себя культуру ранней Европы, мужчина приобрел черты образцово-показательного жителя планеты Земля.
Да и тут можно поспорить – убивал Эйнар крайне жестоко.
Тадеуш видел лишь единожды, но тогда ощутил невообразимое желание сбежать от вампиры, предвидя собственную кончину в тех же красках. Для него жизнь с вампиром превратилась в сосуществование:
- Все в порядке? – уточняет мистер Кельдсен, когда Тадеуш сбивается, путает ноты и совершенно не может сосредоточиться. Тогда Тадеушу казалось, что его видят насквозь, прочитывая каждую его мысль как письмо очередной поклонницы, ему оставалось только признаться в том, что прочитал Эйнар, чтобы подписать собственный смертный приговор. И дело не в том, что Витовски боялся умереть. Он должен был это сделать при первой их встрече, потому что потом ему бояться было нечего. Не он ведь просил превратить себя в бессмертного и забрать его душу.
- Кажется, клавесин расстроился, - он говорит спокойно, поворачиваясь на пуфе лицом к мужчине, легко улыбается стараясь заглянуть в чужие глаза, чтобы убедиться в собственной уникальности для Эйнара – в противном случае, он не прожил бы столько, сколько прожил, - позвать мастера нужно, - добавляет он поднимаясь с пуфа, - пойду попробую на скрипке, - направляется он к двери, бросая через плечо: - надеюсь, она не расстроена…
С тех пор Рубен ни разу не словил себя на банальном страхе смерти, осознав, что он особенный для Эйнара. Даже не смотря на то, что тот его оставил. Возможно, тогда ему хотелось поставить жирную точку в разведении нечисти по свету, но рука не поднялась, ну а дальше – Тадеуш был чист, невинен и очень аккуратен, так что едва ли хотя бы одно из его имен мелькало бы в «вампирской хронике».
- Сильнее чем меняешься ты и твои принципы меняется только мода на женские платья, - говорит Тадеуш подойдя к полке с книгами, проводит пальцами по корешкам, пытаясь найти самую старую, но не выходит, делает вывод что раритет Эйнар не хранит на рабочем месте, - ох, простите мое невежество, - наигранно подхватывается Тадеуш, словно опомнившись, - совершенно забыл представиться! – он мастерски копирует польский акцент подходя к Отцу вплотную, протягивает руку смотря в глаза, - Тадеуш Витовски. Прибыл из Польши несколько месяцев назад. Я переводчик, - он кивает доставая из внутреннего кармана пальто бумажник, выуживая из него лаконичную визитку с номером телефона и электронным адресом почты – вампирам тоже нужно идти в ногу со временем, - знаю английский, польский, латынь и древнегреческий, а еще немецкий, русский и французский, если Вам понадобятся мои услуги – буду рад помочь, - он кивает расплываясь в самой доброжелательной улыбке, на которую только способен.
Из дневника Эйнара Кельдсена:
«…Глядя на него [Рубена], я порой предаюсь размышлениям и мечтаниям о том, каким бы стал мой Бьорн, доживи он хотя бы до восемнадцати лет. Мой сын, мой наследник… Наверное, он был бы похожим на Рубена с такими же черными словно вороново крыло волосами и озорным блеском в глазах. Его могилка уже давно сравнялась с землей и поросла травой, а сердце до сих пор болит, осознавая, что никогда ему не испытать любви женщины и ненависти врага, не увидеть чудес света, которые видел я, не узнать тайн этого мира. Должно быть, поэтому меня переполняет желание дать все это Рубену. Хочу, чтобы его жизнь была такой полной, какой не смогла стать жизнь моего сына.
За столько лет я уже успел привыкнуть к мальчишке, ко всем его настроениям и капризам. Но как бы мне ни казалось, что я знаю все о его сильных сторонах и слабостях, иногда ему все же удается меня удивить, а некоторые его поступки и вовсе вызывают у меня возмущение. Так, например, он очень любит предаваться фиглярству, если тема разговора ставит его в неудобное положение. Сколько бы я ему ни говорил о том, что подобное поведение его не красит, Рубен лишь пожимает плечами и улыбается, а я тут же обо всем забываю...
- Ох, простите мое невежество. Совершенно забыл представиться, - юноша подошел, пожалуй, слишком близко, нарушая границы личного пространства Флемминга, которые он не позволял пересекать без разрешения на то никому. Даже Рубену. Лестер взглянул на протянутый кусок пластика, затем поднял взгляд на вампира и резко выбросил руку вперед, хватаясь длинными цепкими пальцами за подбородок юноши и притягивая к себе, так что их лица теперь находились почти вплотную друг к другу.
- Играете с огнем, пан Витовски, - произнес Флемминг, заглядывая в его глаза, - Сколько раз говорил, что твои кривляния до добра не доведут? И разве я учил тебя неуважению к старшим, м?
Вампир протянул вторую руку, убирая пряди волос со лба Тадеуша, внимательно, почти по-отечески нежно разглядывая его лицо, касаясь ладонью его щеки, проводя пальцами по его скуле, спускаясь ниже. А затем сомкнул ладонь вокруг шеи юноши.
- Твое воспитание иногда заставляет меня жалеть, что не убил тебя, когда была возможность…, - продолжил он каким-то мечтательным тоном, сжимая ладонь чуть сильнее, - Скажи, Тадеуш, почему я не могу этого сделать?
Он ведет бровью совершенно не пугаясь выходки вампира. Более того, не предполагать подобного – было слишком глупо, так что если не объятия, то попытки приструнить Тадеуша имели место быть. Он улыбается. Нахально, с вызовом, потому что уверен в себе, уверен в том, что Лестер Флемминг ничего не сделает ему, а если и сделает – то хуже Тадеушу явно не будет:
- Так убей сейчас, Отец, - он шепчет смотря в его глаза, впуская в собственный тон нотки притворной мольбы, словно ждал этого момента долгими веками и за его плечами парочка попыток самоубиться, - уверен, у тебя имеется все для этого необходимое, - продолжает он, выжидает несколько секунд и выворачивается из цепких пальцев с таким видом, будто одно прикосновение рук Создателя порождало в нем отвращение ко всему существующему.
Иногда Тадеушу казалось, что самообладания в нем больше, чем в самом Эйнаре, но это убеждение лопалось, как мыльный пузырь, стоит Эйнару прижать стальной клинок к горлу Рубена в очередном «семейном» поединке. Желание быть лучше если не Эйнара, то хотя бы собственной человеческой составляющей, вскипало в нем неправильным вулканом – злость и резкие выпады, которые доводили до собственного поражения.
- Ты слишком резок, когда злишься, теряешь бдительность, - очередной раз замечает Эйнар, когда выпускает Рубена, тем самым заканчивая их тренировку. Он уходил обычно, в собственный кабинет, либо принимать ванну, либо в сад – посмотреть на звезды. Рубен часто оставался наводя порядок – это было его священной обязанностью – отправить на места клинки, убрать сосуды с водой, протереть столик и затушить все свечи. Так как они тренировались исключительно ночью – было слишком негуманно заставлять прислуживать слуг, которым работы хватало днем. А может быть Эйнару не нравилось, когда кто-то чужой прикасался к его коллекции оружия. Рубен ведь тоже не сразу получил к ним допуск.
Не сразу, но Рубен приобрел необходимое спокойствие. Это случилось уже далеко после ухода Отца. Просветление на этот счет пришло, когда он жег собственный портрет из дневника Отца, осознавая собственную сущность как вечную, он словил ту мысль за хвост, которую увозил за собой Отец – спокойствие приведет его к гораздо большим свершениям, нежели излишний гнев, нервозность и всякое оттуда исходящее.
Он жил так долго, не впутываясь в серьезные передряги ни с людьми, ни с вампирами, потому что ему хотелось прожить еще и еще и собственного барьера он не видел.
Не видел до сегодняшнего вечера. Но барьер не вырисовывался здесь, он был также далек, как и советы Отца на первом уроке фехтования – Рубен не провинился ни в чем, чтобы устраивать ему «месть за собственную глупость». В отличии от собственных «братьев и сестер» он был тем, кто впитал в себя советы гуманного Эйнара, который не завоевывал города и страны насилием, он завоевывал их собственным воспитанием, харизмой и взглядом на мир…
Он выжидает еще несколько секунд, а после освобождается из цепкой хватки, обходит вампира останавливаясь за его спиной, проводит длинными пальцами по его плечу, смахивая невидимые пылинки и тихо бормочет:
- Неужели ты предашь собственные принципы, которые прописал кровью собственных детей, только потому что явился я? – он улыбается прикрыв глаза, теперь разбирая по нотам аромат вампира, - если это так, то, пожалуй, я двинусь дальше. Не потому что боюсь умереть, Эйнар, а потому что моя смерть будет последним, что ты совершишь в собственной жизни. А тебя я люблю, тебя я уважаю, чтобы подвергать бессмысленности существования или позорной смерти от взбунтовавшихся, - он целует его затылок, напоследок зарываясь носом в уложенные волосы и обойдя вампира направляется к двери, где оборачивается, низко кланяется расплываясь в улыбке, - рад был повидаться, мистер Кельдсен, - шепелявит польским акцентом, - надеюсь свидеться вновь.
Вампир прикрыл глаза, почувствовав прикосновение губ Тадеуша и переполняясь ненавистью к самому себе за собственную слабость во всем, что касалось этого юноши. Его слова больно задевали самолюбие и гордость Флемминга, а ведь он был прав в том, что община не простит нарушение им же установленных порядков - слишком много обиженных осталось после методов, которые предпочитал Лестер для исполнения приговора. Они не выражали недовольства в открытую, опасаясь похожей участи, но молча «ждали своего часа» и без зазрения совести разорвали бы Флемминга на части, стоит ему оступиться. Однако вампир был прав и в другом - Лестер веками неустанно строил мир, в котором вампиры могли бы мирно жить бок о бок с людьми, не боясь гонений и проводя время не в войнах, а в попытках раскрыть свой потенциал и стать идеальными созданиями. Он хотел построить такой мир, в котором смог бы в безопасности жить если не Бьорн, его родной сын, то Тадеуш, заменивший ему семью. А если и его не станет, зачем тогда все это? Все эти многочисленные и зачастую невинные жертвы потеряли бы смысл, как и само существование Флемминга.
- Оспак, ты хоть когда-нибудь улыбаешься? - спросил один из воинов, собравшихся на площади вечером дабы расслабиться перед предстоящим походом. Они смеялись, выпивали, сажали на колени полуголых девиц, наслаждаясь жизнью, возможно, в последний раз. Оспак же стоял поодаль, прислонившись к столбу, и поедал яблоко, методично отрезая от него ножом ровные куски. Несмотря на свою кровожадность на поле боя, в жизни он был немногословен, угрюм и предпочитал одиночество времяпрепровождению в пьяной компании. Не получив от хёвдинга ответа, воин вернулся к ранее начатому разговору с товарищами, который внезапно перетек в бросание вызова друг другу. Лучшие мужи Мэна выстроились в ряд и под всеобщий хохот и гомон принялись по очереди метать ножи в импровизированную мишень. Ближе всех к центру оказался тот самый воин, пытавшийся разговорить Оспака и который уже раскланивался толпе под аплодисменты, когда мимо него пролетел ещё один нож и воткнулся аккурат в рукоятку его собственного. Изумлённый, он обернулся и увидел лицо ухмыляющегося командира.
- Рад был повидаться, мистер Кельдсен. Надеюсь свидеться вновь.
На глаза Лестеру попался нож для вскрытия конвертов, который он, недолго думая, схватил и запустил в сторону Витовски. Естественно, убивать его он не собирался, по крайней мере, не сегодня, поэтому орудие, пролетев в нескольких миллиметрах от лица вампира, вонзилось в деревянное покрытие входной двери.
- Неблагодарное дитя, - делая шаг за шагом по направлению к Тадеушу, Флемминг чувствовал, как в нем вскипает его природная ярость, которую он подавлял в себе десятилетиями, - Ты решил, что можешь вернуться в мою жизнь и уйти из нее, когда тебе заблагорассудится?
Он успевает только обернуться к двери и взяться за ручку, когда слышит свист летящего ножа и созерцает то, как он воткнулся в дверь. Это его не пугает, потому что он, отчего-то, уверен на все сто, двести, тысячу процентов, что Эйнар Кельдсен не посмеет убить Витовски, или каким-то образом ему навредить.
С точки зрения сыновства-отцовства, Тадеуш был более чем идеальным ребенком – не доставлял неприятностей, конечно, если не считать излишнюю агрессивность в первые несколько месяцев новой жизни, денег не просил, опять же если не считать совместного проживания и широкие жесты вампира по отношению к юноше – это было его личной инициативой, как и в принципе существование Тадеуша подле него, так что – Витовски мог только развести руками, после их «расставания» деньги на собственные нужды он зарабатывал сам. Ну и в-третьих – Тадеуш не привел Эйнару какого-то новоиспеченного вампира и не сообщил великую новость о том, что теперь Кельдсен «дедушка» и обязан заботиться о своей большой, дружной семье…
Он спрашивал о том, зачем Отец подарил ему бессмертие лишь однажды. Это было сразу после того, как Тадеуш вернулся к вампиру, после своего плутания между жизнь и смертью, в поисках заветного ответа на вопрос «кто я?». Эйнар тогда пожал плечами, расплываясь в по-отечески доброжелательной улыбке, говоря что-то про огонь внутри и блеск в глазах. Размытых понятий для Тадеуша было более, чем достаточно, чтобы принимать себя, как кем-то особенным для Эйнара. В то время Тадеуш понятия не имел сколько таких же «особенных» было в жизни Отца, не знал и о том, что «особенные» становятся неугодными.
Наверное, узнай он об этом раньше, нежели несколько лет спустя после обращения, убежал бы сразу же, чтобы избежать той же участи, но на тот момент Тадеуш был даже благодарен за то, что ему подарили. Поэтому, он старался не подвести собственного Наставника, Отца, старался быть лучшим.
Он был максимально уважителен по отношению к Эйнару, максимально внимателен к его привычкам, максимально послушным. Это не давалось с каким-то особым трудом – это приносило ему свое удовольствие. Быть лучшим для Отца, разве это не прекрасно?
Ему нравилось, что постепенно Эйнар расслаблялся, оставлял открытым свой кабинет, либо позволял себе выходить из собственных покоев не при полном параде, со временем они и правда превратились в семью. Грань между ними становилась все тоньше, пока не лопнула и вовсе, а грань дозволенного Тадеушу – все толще, так что скоро он мог ходить по ней с завязанными глазами:
- Сколько их всего? – спрашивает невзначай, переворачивая страницу книги, которую читал устроившись на диване в кабинете Эйнара, уложив голову на его колени. Он в это время перечитывал какие-то бумаги. Вполне возможно, что среди них оказалось письмо от какой-то девушки, так как комната расцвела цветочными ароматами. Тадеуш не удивился, когда услышал ответ Эйнара. Не удивился ни тому, что он ответил, ни названной цифре. Названной без задержки цифре. На том разговор был окончен, так как Тадеуш ощутил напряжение Отца и вернулся к книге.
- А, а, а, - оборачивается Тадеуш снова улыбаясь и качая головой, - неблагодарным я был бы, если бы поносил твое имя на чем свет стоит, - загибает он палец отводя в сторону взгляд, чуть хмурится загибая второй: - если бы пришел сюда и устроил бы дебош в основном зале, убив какого-нибудь вампира или человека, а лучше обоих, чтобы наверняка, и если бы кого-то обратил у тебя под носом, - сообщает он теперь смотря на мужчину.
И правда, за все то время, которое он существует, он убил от силы сотню человек, обратить он так никого и не обратил, ни в каких серьезных перепалках между вампирами не участвовал, да даже с людьми всегда был максимально тактичен.
- А так я пришел и спросил «какие правила, Отец? Я не хочу доставлять неприятности». Будь я неблагодарным, я бы вел себя не так. Ой да будь я неблагодарным, я бы умер несколько веков назад, когда ты решил меня бросить, ведь ты так избавляешься от собственных ошибок, - выплевывает Тадеуш в лицо Отца, скривив губы, после чего выпрямляясь и отходя от него, сжимая руки в кулаки, словно пытаясь преодолеть собственную озлобленность, оборачивается вновь расплываясь в улыбке, на этот раз несколько нервной: - ты же решил, что можешь бросить меня, когда заблагорассудится, не объясняя причин, - он ведет бровью, поджимает губы и снова направляется к двери, - это была случайность, я не знал, что ты…Вы здесь, - поправляет он себя, осознавая свою сущность как ничем для Кельдсена непримечательную. Расстраивало ли его это – весьма, собирался ли он по этому поводу страдать – отнюдь, - я покину город завтра ночью. – дергает он ручку на себя.
Дата: 01.05.2018 - 16.05.2018
Участники: Лестер Флемминг, Тони Топаз и Тадеуш Витовски
Лестер
05:24
00:00
Дорогой Рубен,
Я все еще зову тебя этим именем и продолжаю писать тебе письма, хотя прекрасно знаю, что не стану их отправлять. Причина даже не в том, что я не знаю твоего нынешнего адреса. Скорее, это старая привычка в новой форме. В моей памяти еще свежи воспоминания о тех часах, когда мы обсуждали все, что взбредет в голову, сидя в тени на крыльце нашего дома и наблюдая за сменой дней и ночей, не нуждаясь в перерывах на сон или еду. Мы обладали всем временем этого мира.
Я, должно быть, слишком привык делиться с тобой всем, что у меня было, будь то вещи материальные или духовные. Раньше, если ты помнишь, я вел дневники, стараясь запечатлеть все, что беспокоило мои мысли в то или иное время. Но все они остались в прошлом, в том самом, где я оставил и тебя. Тебя и твое неразумное человеческое увлечение. Любопытно, что несмотря на столетия, разделяющие тот день и сегодняшний, я прекрасно помню, что сказал тебе и что ты кричал в ответ. Что еще более занятно, мое мнение не изменилось даже спустя долгие годы. Я назвал тебя непокорным и неблагодарным, но эти качества присущи не только тебе. Должно быть, всякий отец хотя бы раз в жизни испытывает подобное к своему чаду, а на мою жизнь выпало, пожалуй, слишком много разочарований. И если собственные ошибки я сумел исправить, хоть ты и осуждал меня за радикальность мер, то теперь на моей совести и плечах лежит гораздо больший груз.
Молодняк. Буйный, своенравный. Непокорный. Они поступают бездумно и недальновидно, следуя своим до крайности обостренным инстинктам и желаниям. Они заваривают каши, которые не собираются расхлебывать, оставляя все хлопоты тем, кому действительно есть дело до существования вампиров как вида. Они абсолютно не думают о том, что за проступком следует наказание, соответствующее своду законов. А когда настает час расплаты - приползают за помощью. Я уже давно пообещал себе не вмешиваться в дела бара, однако всякий раз нахожу себя каким-то образом с ними связанным…
Перо замерло в нескольких миллиметрах от бумаги, когда Лестер отвлекся на звук шагов, раздающихся в фойе высотного здания, в котором он, собственно, и приобрел жилище. В этом месте его привлекала не только относительная заброшенность – жителей здесь было совсем немного ввиду чрезвычайно высокой стоимости аренды, как предполагал мужчина, что было ему только на руку. Самым большим достоинством здания был тот факт, что оно находилось рядом с баром «Танцпол 701», и более того их соединял тайный проход, по которому вампир мог перемещаться, не привлекая излишнего внимания и не рискуя пострадать под дневным солнцем Далласа. Флемминг жил на самом верхнем этаже, к которому вел лифт со специальным кодом доступа – мера предосторожности от непрошеных гостей. Сама квартира была обставлена минимальным количеством мебели, за исключением, пожалуй, кабинета Лестера, у стен которого стояли бесконечные стеллажи с книгами, а окна были занавешены тяжелыми портьерами, защищавшими жильца от смертельных лучей. Напротив письменного стола гостей Флемминга ожидали два кресла, а для создания некоего подобия уюта у правой стены располагался камин, к сожалению, искусственный.
За долгие столетия своей жизни мужчина привык к одиночеству. Конечно, случались и дружба, и романы, но никогда больше он не позволял себе делить с кем-то свое жилище, свое личное пространство. Чревато последствиями – отмахивался он, если кто-то задавал вопрос о подобном решении. Единственными посетителями были те, кто приходил к нему по делу, будь то отчеты о делах бара, просьбы или жалобы. Сегодня, к примеру, он ожидал визита мисс Топаз, белокурой вампиршы, что работала в Т-701, которая, должно быть, и направлялась к нему в данный момент. Благодаря своему чуткому слуху и обонянию, он услышал звонок, оповещающий о прибытии лифта в конце длинного коридора, за ним сразу же аккуратный стук каблучков по мраморному полу, сопровождаемый ароматом духов девушки и… Лестер напрягся, уловив знакомые нотки в воздухе. У каждого существа, конечно же, был определенный запах, и Флемминг чувствовал их особенно ярко. А к аромату мисс Топаз был примешан запах, принадлежавший лишь одному известному ему вампиру. Но это было невозможно.
Звук упавшей на бумагу капли чернил вернул Лестера из просторов его воспоминаний к реальности. Он взглянул на письмо, которое так и не закончил - оно было безнадежно испорчено. Флемминг поджал губы и скомкал лист, после отправляя его в урну, и аккурат в этот момент раздался стук в дверь.
- Войдите, - вздохнул Флемминг, сцепляя руки в замок и складывая их на темной поверхности дубового стола.



Тони
У нее было все. Любимая семья. Друзья. Были и мечты и надежды. Она была обычной. Из-за ее эгоизма, девушка была всегда одна. Но, в один "прекрасный" день все изменилось. Ее история, странная, мистическая и довольно таки не новая, ей сотни лет. Но уверена, ее слушатели, читатели мимо не пройдут и равнодушными не останутся. Все началось,когда ее превратили в вампира.
Однажды в поместье Вагнеров заглянул юноша необычной внешности. Его черные, как уголь, волосы, зеленые, как свежая трава, глаза, приятный тембр голоса и правильные черты лица поразили Татьяну, и конечно же она хотела заполучить его. Рассказав все родителям, девушка частенько засиживалась у окна, ожидая его прихода, и наконец, он появился. Фридрих был согласен взять избалованную Татьяну в жены при одном условии: она будет вынуждена отказаться от всего и поклясться ему в вечной любви. Со стороны, можно увидеть, что Фридрих и Татьяна жили душа в душу. Не было никаких проблем, но это была лишь иллюзией. На тот момент светловолосая семнадцатилетняя девчушка и представить себе не могла, с каким чудовищем повстречалась. Татьяна никого не слушала и ничего не видела перед собой, ведь понимала, что впервые влюбилась. И это оказалась ее ошибкой. Оказывается, отказавшись от всего, блондинка подписывает контракт смерти для своих горячо любимых родителей. Вы думаете, что на этом все закончилось? Нет. В ту ночь Татьяну обращают в вампира. Он насильно напоил ее своей кровью, а потом и жестоко убил, начиная с родителей. Очнувшись обнаженной в пустой кровати, Татьяна ужаснулась, понимая, что вместо поместья, любимых родителей и всех богатств остались только она, ее кровать и руины. Татьяна долго не могла придти в себя и сама не поняла, что этот переломный момент изменил ее жизнь и ее саму. Она осознала, что даже не успела попрощаться с семьёй. Но она будет стараться всё изменить. Она должна исправить свою судьбу... И она исправила. Встретила Уильяма, которого полюбила всем своим мертвым сердцем. Он заменил ей родителей, брата, друга. Он стал для нее всем. Путешествуя вместе со своим фиктивным мужем, Татьяна узнавала мир по новому и потихоньку, благодаря ему, забывала обо всем на свете. Свое превращение, те издевательства и самое главное, смерть родителей. Белокурая особа до сих пор винила себя в том, что именно она убила их, ведь по ее прихоти родители выдали замуж за чудовище. Прошлое. Такое сложное и непонятное явление. Кажется, что оно так далеко от нас. Так нереально. Кажется, что однажды закрыв дверь перед ним, можно больше никогда не вспоминать о тягостных моментах жизни. О своих ошибках. Но, можно ли закрыться от себя? Тони каждый раз задавалась этим вопросом, но пока так и не нашла на него ответа. Вы думаете, что чета Уайт всегда были вместе? Нет. Они разошлись и стали жить по-отдельности. Отпускать свою семью ей было очень тяжело, но будучи воспитанной девушкой, Татьяна собирает вещи и уезжает в неизвестность. Она не знала, как будет жить дальше, ведь с ней всегда был ее муж, который предпочел странствовать один. После того, как супружеская пара разошлись, те кто их знал отвернулись от мисссис Уайт, но даже это не сломило ее. Она продолжила жить всем назло, уверенная в том, что они с мистером Уайтом еще встретятся. И какого было ее удивление, когда сидя спокойно за столиком, к блондинке подходит Уильям собственной персоной. Серьезно? Он решил вернуться? Она была зла? Да. Естественно. Однозначно. Ведь юная Топаз думала, что он предал ее, но ненависть с каждым столетием перешла на нет, поэтому, расположившись за рядом стоящем столиком, они начали беседовать на разные темы. Им нужно наверстать упущенное.
Немного погодя блондинке передают то, что ее вызывает мистер Флемминг, который являлся Создателем Кодекса Бара «Танцпол 701» Что ему нужно? Именно это интересовало Тони, что направлялась к нему в кабинет. Издавший звонок лифта дал понять блондинке, что лифт прибыл в пункт назначения, и чтобы больше не заставлять Создателя ждать, вампирша стуча каблуками подходит к двери и совсем невесомо стучит по ней, зная, что он все равно услышит.
- Войдите..
Стоя за дверь, белокурая особа слышит, как мистер Флемминг вздыхает, по всей видимости, он чем-то недоволен или могло что-то произойти... Да, Тони изменилась и стала очень любопытной. Она всегда твердила самой себе, что любопытство до добра не доведет, но менять себя, Тони не собиралась. Дверь кабинета открывается и в помещение входит очаровательная блондинка, который в тот момент была похожа на ангела, спустившегося с небес. Ей было интересно, почему он позвал ее.
- Мистер Флемминг, вызывали? Что-то случилось?
Да, иногда девушка могла перейти границы, но не смотря на это, блондинка все равно благодарна этому вампиру, который приютил ее. Может быть, Тони забывалась и переходила на "ты", после чего замолкала и смотрела на реакцию Лестера, ведь все работники обращались к нему на "Вы". Она останавливается у его стола и скрещивает руки на груди, спокойно дожидаясь его хоть каких - то действий или слов.

Лестер
Лестер не сводил взгляда со светловолосой особы, вошедшей в его кабинет, пожалуй, немного увереннее, чем кто-либо из сородичей бывавших здесь до нее. Она остановилась напротив, скрестив руки на груди, заставляя вампира вопросительно выгнуть бровь и вызывая у него мимолетное желание обучить элементарным правилам этикета. Но делать этого он не стал, ведь он и сам когда-то был молод и позволял себе слишком многое.
- Ничего страшного не случилось, дорогая. Не стоит волноваться, - Флемминг одарил ее снисходительной улыбкой и указал рукой на кресло, предлагая девушке присесть, - Всего лишь плановая проверка Вашей работы, мисс Топаз.
Вампир потянулся за папкой, лежащей на его письменном столе, и, открыв, пролистал несколько страниц в поисках нужной информации. Однако все это было лишь притворством, ведь Флемминг прекрасно знал, чем занимался каждый из обитателей бара.
- Как я понимаю, Вы помогаете мисс Ванессе с поставкой продовольствия? - вопрос был, скорее, похож на утверждение сего факта. Вампир отложил бумаги и перевел взгляд на собеседницу, - Все ли с этим в порядке? Насколько хватит нынешних запасов? Есть ли необходимость в дополнительной локации для охоты?
Мужчина внимательно слушал ответ мисс Топаз, иногда одобрительно кивая, но его голову не покидал вопрос, мучивший с того момента, как девушка вышла из лифта. Откуда здесь взяться запаху вампира, пути с которым разошлись столетия назад и которого в Далласе быть не должно? Возможно, Флеммингу лишь показалось? Дождавшись окончания отчета вампиршы, он прочистил горло и подался вперед в своем кресле.
- Надеюсь, Вы не воспримете это, как бестактность, но… , - Лестер задумчиво коснулся кончиками двух пальцев своих губ, пытаясь подобрать правильные слова, - … не входили ли Вы в недавнем времени, скажем, в контакт с кем-то, кто не является постояльцем Т-701?
От внимания вампира не ускользнула перемена в дыхании и взгляде мисс Топаз, которая, казалось, была возмущена подобного рода вопросом, поэтому Флемминг поспешил добавить:
- Видите ли, мисс Топаз, я чувствую на Вас чужой запах, и, учитывая род моей деятельности, мне необходимо знать, не нарушены ли правила и сохранна ли безопасность бара.
Флемминг прокрутил в голове сказанную фразу, чтобы убедиться в правдоподобности своих намерений. Затем устремил свой взгляд на вампиршу в ожидании ответа, надеясь на то, что запах все же принадлежал не тому, кого он подозревал. Хотя в своем заключении он был уверен почти абсолютно – перепутать аромат Витовски с кем-то еще ему представлялось маловероятным.
Тони
Случалось ли с вами: встретили человека и почувствовали такую мгновенную и удивительную силу притяжения? Мы часто поглощаем чувства и настроения других людей, мы привыкаем к их образу жизни, их верованиям. Привязанность – это глубокая эмоциональная связь с другим человеком. В нашей жизни много встреч и разлук. Одни радуют и вдохновляют, другие – расстраивают и огорчают. Но и те, и другие, прямо или косвенно, влияют на наше отношение к жизни.
Разнообразность и содержательность таких событий и переживаний в жизни отдельного человека индивидуальны. Привязанность - это желание быть рядом с человеком, вызывающим у вас такие чувства, которые не вызывают другие люди. Он отличен от других. У вас установилась какая-то особая душевная близость. Это понимание друг друга на каком-то глубинном уровне, который не передашь словами, а его можно только чувствовать.
Вы наверное думаете, почему она об этом думает? Дело в том, что не только блондинка изменилась, но и изменился ее характер. Девушка любопытна и быстро привязывается. Это и случилось с Тони Топаз, у которой появилась прочная связь с Лестером, не смотря на то, что он не обращал ее. Может, это произошло из - за того, что он напомнил ей ее отца, которого безжалостно убил вампир? Может, блондинка увидела в нем частичку ее фиктивного мужа... Кто знает.. Говорить блондинка не собиралась, ведь не знает, как мистер Флемминг на это отреагирует.
Ее малость удивил тот факт, что Создатель кодекса Т-701 позвал к себе в кабинет, ведь он прекрасно знал, что Тони превосходно выполняет свою работу в этом заведении. С самого первого дня, вампирша пообещала Лестеру, что никаких проблем с Ванессой не будет. Неужели, не поверил? Да нет, это просто не может быть. Флемминг не такой. Убедив Создателя, блондинка наклоняет голову на бок, продолжая слушать вампира, но вот его неожиданные слова заставили девушку немного задуматься.
- Надеюсь, Вы не воспримете это, как бестактность, но…,- блондинка видит, как Лестер делает маленькую паузу, - … не входили ли Вы в недавнем времени, скажем, в контакт с кем-то, кто не является постояльцем Т-701?
Ей не послышалось? С какого перепуга, блондинка должна рассказывать с кем именно она была? Почему его волнует это? Столько вопросов, но ни одного ответа. Кажется, мистер Флемминг решил объяснить всю суть этого бессмысленного разговора.
- Видите ли, мисс Топаз, я чувствую на Вас чужой запах, и, учитывая род моей деятельности, мне необходимо знать, не нарушены ли правила и сохранна ли безопасность бара.
Вот оно что! Как девушка сразу не догадалась... Она бы никогда не нарушила правила, поэтому, Тони вздыхает, а после начинает рассказывать, ведь ей нечего скрывать.
- Мистер Флемминг, я никогда не нарушу правила этого заведения и Вы - это прекрасно знаете, но, можете не беспокоится, его звали Уильям Уайт. Он был моим фиктивным мужем, с которым мы разошлись несколько столетия назад. Раньше его звали именно так, но сейчас... И учитывая его запах и вашу волнительность, мне кажется, что вы его знаете. Не так ли? Если Вас заинтересовал этот вампир, то я могу в принципе.... - Блондинка делает паузу, смотря на реакцию сидящего вампира. Она понимала, что нужно соблюдать правила этикета, но все же... в прошлом Тони они приелись. Ей всегда говорили: нужно быть самой лучшей. Учится хорошо. Никогда не проявлять эмоций, ведь для четы Вагнеров не позволено смеяться, веселится и заводить друзей. Эти правила приелись блондинке, и именно поэтому, вампирша предпочитает теперь жить по-своему, никого не слушая. - В принципе могу позвать его сюда.. - Предлагает девушка, сидя в кресле, блондинка кладет ногу на ногу, ожидая полноценного ответа Создателя.
Лестер
Когда Флемминг впервые увидел Тони Топаз, ему сразу почудилось, что он знал ее раньше. Но как ни пытался вампир выудить ее лицо из глубин памяти о многочисленных встречах за свою долгую жизнь, все было тщетно. Да и, впрочем, не особо важно. Важным было то, что девушка нуждалась в приюте, и Лестер предложил ей место в баре. На этом, пожалуй, история их знакомства и закончилась бы, если не озарение, снизошедшее на Флемминга во время одной из его традиционных ночных прогулок по улицам Далласа. Вампир внезапно осознал, что мисс Топаз уж больно напоминала ту самую француженку, ставшей камнем преткновения в дружбе или, скорее, компаньонстве Витовски и Флемминга, еще носивших тогда имена Рубен и Эйнар Кельдсен. Вампир, конечно, очень сомневался в том, что Топаз была именно ей, но всякое дружелюбное чувство к ней, если оно и было, с тех пор сменилось на молчаливую неприязнь. Естественно, показывать он это никак не собирался, но вот особо внимательно наблюдать – это другое дело. Причем он отдавал себе отчет в том, что подобное отношение было абсолютно необоснованным, и Тони этого не заслуживала, но ничего не мог с собой поделать.
- Да, это было бы весьма великодушно с Вашей стороны, - ответил Флемминг на ее предложение пригласить гостя, пропуская мимо ушей ее теорию об его осведомленности о персоне Уильяма Уайта. Откровение девушки о том, что тот когда-то был ее супругом, еще больше подкрепило его уверенность в том, что и на этот раз дело касалось Тадеуша – слишком «в его вкусе» она была. Лестер сдержанно улыбнулся и сделал жест рукой, давая девушке понять, что разговор окончен.
Тони покинула его кабинет, а Флемминг вновь перенесся в прошлое, стоя напротив камина и глядя на искусственные языки пламени. В памяти всплыл один из вечеров в Германии и разговор с темноволосым юнцом, перетекающий в жаркую дискуссию о существовании Бога. Он помнил, как у того раскраснелись щеки от усердного доказывания своей точки зрения, и то, какой эффект это произвело на самого Флемминга. Казалось, эта встреча произошла совсем недавно, хотя прошли многие столетия.
Вскоре раздался очередной за вечер звонок, сообщающий о прибытии лифта, затем шаги, отзывающиеся эхом в пустом коридоре и, наконец, щелчок поворачивающейся ручки двери, возвращающий Флемминга к реальности и заставляющий его обернуться.
Тони
Мир? А что такое мир? Вечная жизнь, вечная власть. Все, что нам нужно – это кровь, чтобы выжить, хоть как-то мы должны питаться и скрываться. Ведь мы вампиры. Что делать, если однажды мы узнаем то, что давно было скрыто от наших глаз? Конечно же впустим эти перемены в свою жизнь, ведь иногда даже самые ужасные кошмары могут быть той самой связывающей нитью.
А вы верите в то, что люди меняются? Блондинка не верила. Всегда считала, что характер – это то, что заложено в человеке изначально. Даже не то, что впитывается с молоком матери. Что-то гораздо более неизменное и вечное.
Но она ошибалась. Они живут. Ищут чего-то. Чего-то желают. Самое страшное, когда не можешь перестать желать. Человек всегда ищет, где лучше. Ищет то, что лучше. Лучшую работу, лучший дом, лучшего человека. Но, когда стоит остановиться и перестать искать? Или этот процесс бесконечен? Кто знает.. Но, в отличии от других, Тони Топаз нашла этого человека, который заменил ей родителей. Да, они вновь встретились, как и обещал ей Тадеуш. Теперь она спокойна и большего ей не нужно. Когда вампирша увидела мистера Флемминга, то у нее появилось ощущение, что знала его раньше, но сколько бы блондинка не старалась, Топаз не могла вспомнить его образ.- Да, это было бы весьма великодушно с Вашей стороны.
Наконец отвечает Создатель, а после спокойно делает жест рукой, дав понять блондинке, что их разговор, по всей видимости окончен. Что она могла сделать в этот момент? Остаться и немного побыть недовольной и вправить ему мозги? Хах, навряд ли.. Если бы она это сделала, то точно не осталась живой. Зная характер Лестера... Что-ж, раз он хочет увидеть этого загадочного вампира, то пожалуйста. Именно с такими мыслями, юная Топаз покидает кабинет мистера Флемминга и отправляется к Тадеушу, чтобы провести его к Создателю. Рассказав все своему фиктивному мужу, Тони сопровождает Витовски. Вот, супруги слышат, как прибывает лифт, а после дыхание Лестера, и не долго думая, Тони поворачивает ручку двери и впускает Тадеуша в кабинет. Вампирша видит, как ее муж идет в центр помещения, а сама девушка предпочитает остаться около двери. Она намеревалась покинуть кабинет, дабы не мешать их разговору
- Если на этом все, то я покидаю Вас.
Тадеуш
- Ваш отец очень харизматичный, - между делом заявляет миловидная девушка, которую Рубен пригласил на танец, когда они посетили один из балов устраиваемых одной из знатных семей Франции, - и очень загадочный, - она воркует на ушко Рубену заставляя того расплыться в улыбке и с очередным поворотом в танце отыскать глазами собственного отца, который беседовал с некоторыми особами, а заметив взгляд сына, отсалютовал бокалом игристого, которое подавалось всем гостям. Кажется, он его и пригубил, но этого Тадеуш уже не видел расплываясь в широкой улыбке девушке:
- Думаю, моя матушка выбрала его именно поэтому, - он говорит с акцентом.
У них была своя легенда и эта легенда гласила о скоропостижной кончине миссис Кельдсен, которая успела подарить Эйнару только одного сына. После, мужчина очень долго горевал, но так и не решился жениться второй раз. Стоит отметить, что мужчина привлекал к себе слабый пол собственным обаянием, так что во всей Европе можно было бы насчитать едва ли не с сотню девушек и женщин, которые грезили если не об узах брака с мистером Кельдсеном, то о ночи с ним.
Тадеуш на его фоне несколько терялся. То ли дело было в его юности, то ли в выплескивающейся за края мужественности Эйнара. В любом случае – каких-то комплексов по этому поводу Рубен совершенно не испытывал. Более того – это его несколько веселило, особенно, когда в дом приносили письма от поклонниц его Отца. Тадеуш читал их вслух развалившись на диване в кабинете Отца, либо сидя в его кресле. Тогда он брал перо, лист бумаги и принимался писать ответ, проговаривая каждое слово:
- Моя дорогая Элен, не передать словами, как я обрадовался Вашему письму… Держу в памяти Ваш образ, который помогает мне засыпать и крепко спать… Признаться, долго и крепко я не спал уже очень давно. Вы словно растопили мое ледяное сердце, заставляя вновь поверить в любовь, в светлое будущее… - он смеется, когда Эйнар читающий какую-то книгу, либо смотрящий на камин ворчит вставляя комментарий. Тогда Тадеуш прикладывает палец к еще мокрым чернилам, чтобы отпечатать собственные слова и подойдя к Отцу оставляет отпечаток имени девушке, которой предназначалось письмо. Письма обратно отсылались крайне редко и содержали в себе сведения о том, что семейство Кельдсенов покидает город…
Тадеуш много дурачился и Эйнар, как мог, дурачился с ним вместе. Наверное, за это Рубен любил своего Отца больше, чем за что-либо другое – с ним не страшно превратиться в мальчишку и разорвать несколько подушек, чтобы посмотреть как вьется пух. Конечно, убирать приходилось это все самому Рубену – избалованным ребенком он не был.
***
- Где Ваш отец? Я давно его не видела, - спрашивает француженка, которая никогда не писала писем ни Эйнару, ни самому Рубену. Рубен слабо улыбается и отводит взгляд к морю:
- У него появилась неотложные дела в Европе, - стандартная отмазка. Под делами можно было бы додумать что угодно – хоть женитьбу на Эллен, Кристине или еще черти-ком.
Тогда Тадеуш ощущал себя потерянным и чуточку обиженным – разговоров о том, что Тадеуш не имеет права иметь влюбленность или какие-то другие интересы помимо фехтования с отцом, или стрельбы из лука, или совместного чтения, да хоть готовки, никогда не было. И он отчаянно не понимал, почему вдруг оказалось «нельзя». Допускал ли он ревность – отчасти, но уже далеко позже, когда не один раз ловил шлейф знакомого аромата в новом городе
Внезапно Витовски оказался выкинут за рамки своего комфорта, как позже поступит с юной Татьяной, на тот момент не предавая тому факту никакого значения – бывают ведь разные ситуации.
Дела в другой стране настигли и самого Витовски…
Ушедшая Тони возвращается и улыбается, как делает это обычно, но все также неумело, когда волнуется. Когда-то она купила огромную картину, которую предпочла преподнести в качестве подарка и чтобы не выдать сию тайну, старалась много говорить о чем-то совершенно не касающемся искусства, картин и их поместья.
Сейчас она была также взволнована, приглашая Тадеуша проследовать за собой.
Он прекрасно понимал, что в каждом вампирском обществе существуют свои правила, помимо негласных всеобщих правил, так что встреча с главой местного «клана» оставалась вопросом времени. На радость Тадеуша и на его же волнительное нежелание, встреча состоялась раньше, чем он предполагал.
Лестница, лифт, попытки отвлечься на окружающее пространство, то ли изучая, то ли запоминая, вслушиваясь в голоса, стараясь разобрать хоть единое слово, но волнение мешало. Тадеуш так и не смог определить причину своего волнения. Приближающийся знакомый аромат только нагнетал. И вот он вопрос уже на кончике языка, только сосредоточиться мешает собственная «человечность», хотя внешне он остается спокойным, если не хладнокровным.
Тихий звоночек, Тони ведет к массивной двери, у которой знакомый аромат усиливается и полностью теряется, пропитывая собой все вокруг Тадеуша, не давая различить больше другие ароматы. То ли так память действовала, то ли так проявлялась связь с собственным Создателем, но будь он человеком – разразился бы истерикой от накативших чувств и эмоций.
Он кивает Тони, говоря тихое «спасибо», не обещая ни найти ее позже, ни сообщить что же за разговор тут случился, потому что понятия не имел когда он закончится, или как закончится. Возможно, Тадеуш отсюда уже не выйдет, прекрасно помня, как Эйнар разделывался с собственными «детьми» раньше. Вполне возможно, что уже нашлось новое исключение:
- Отец, - он учтиво кланяется заведя руку за спину, не сводя с мужчины взгляд, постепенно расслабляясь, как только позволяет появиться ухмылке на губах, - прекрасное заведение, - разводит он руками, решая, что лучшей политикой в данном случае будет не дать мужчине вспыхнуть праведным (или не очень) гневом, или вообще сказать что-то, что определило бы дальнейшую судьбу Тадеуша. Да и расстались они не врагами. Просто у Эйнара возникли дела в Европе.
Лестер
Это был один из обыденных вечеров – Эйнар Кельдсен, сидя на диване у камина, читал очередную книгу, недавно попавшую в его уже солидную коллекцию, а Рубен расхаживал туда и обратно по комнате, развлекая себя и старшего вампира выразительным чтением некоторых из многочисленных писем, которые приходили на их адрес чаще всего от особо впечатлительных представительниц женского пола, чьи заурядные умы были взбудоражены появлением в их обществе столь очаровательных и бесспорно загадочных персонажей.
- …Встреча с Вами настолько поразила меня, что мне кажется, если увижу Вас вновь, я просто выпрыгну из своих расчудесных кружевных панталон, - Рубен дочитывает отрывок из письма, а затем театрально вздыхает и, касаясь тыльной стороной ладони своего лба, «падает в обморок», приземляясь на диван возле Кельдсена-старшего.
- Очень сомневаюсь в том, что ее последнее откровение имеется в письме на самом деле, – смеется вампир, отрываясь от книги и опуская взгляд на свои колени, на которых теперь мирно покоилась темноволосая голова довольного юноши, - Боюсь, на следующую встречу она их не наденет вообще.
Рубен звонко хохочет, а Эйнар, глядя на него, улыбается, отчего в уголках его глаз солнечными лучами собираются морщинки.
Лестер не сводил взгляда с юноши с того момента, как он вошел в кабинет. Не разрывал зрительного контакта и тогда, когда тот поклонился ему, ухмыляясь так, словно был в курсе какой-то шутки, которой не знал Флемминг.
- Прекрасное заведение, - продолжил он, как ни в чем не бывало. Как будто не было никаких ссор, как и не было веков, что утекли с тех пор, словно вода сквозь пальцы. Флемминг медленно развернулся и сделал несколько неторопливых шагов по направлению к юноше, все еще не сводя с него изучающего взгляда. Рубен, естественно, выглядел иначе, соответствуя требованиям времени, но несколько вещей оставались неизменными, выдавая в нем все того же мальчишку, которого он встретил в далеком пятнадцатом веке. Так же, как и тогда, он держал спину ровно, подбородок высоко, в глазах его читались вызов и готовность противостоять любой идее, даже если из чистого любопытства, только чтобы посмотреть, что из этого спора выйдет. Наверное, именно этим он и привлек внимание вампира – своим внутренним огнем, который давно погас в холодной душе самого Флемминга. Он поддался эгоистичному желанию сохранить это чувство, оставить себе навечно, хотя бы в лице вечного молодого собеседника, переступая через все свои принципы и предыдущие решения, и обратил юного Тадеуша Витовски, обрекая его на долгие годы скитаний, вопросов и поисков ответов, но вампир собирался быть рядом. Он и не думал, что судьба распорядится иначе, заполняя его голову слишком уж низменными, человеческими сомнениями и заставляя повести себя словно взбалмошный подросток. Спустя многие годы Лестер осознал, каким нелепым был его поступок, и даже пытался все исправить, но в поместье Кельдсенов жила уже другая семья, а отследить передвижения Витовски оказалось задачей не из легких. Со временем Флемминг принял мысль о том, что все произошло так, как должно было, да и на его плечи неожиданно легли совсем другие обязанности. Он продолжал путешествовать, воевать, учиться и строить свой мир уже без Тадеуша, но никогда не переставал краем глаза высматривать знакомый силуэт. Все напрасно. До этой самой минуты.
- Явиться сюда с твоей стороны было большой смелостью. Или глупостью, - наконец ответил Флемминг. Тон его был спокойным, что было свойственно его натуре, но за внешней маской безразличия скрывалось негодование, грозящееся вырваться наружу в любую секунду.
Тадеуш
Тадеуш не перестает улыбаться, разворачиваясь на пятках, чтобы пройтись по кабинету:
- Я тоже очень тебе рад, - наверное, это была полнейшая правда. Он испытывал некоторый дискомфорт, потому что понятия не имел как вести себя теперь, потому что между их последней встречей и сегодняшней – слишком много времени, разных эпох и событий, так что хочешь-не хочешь, а изменение в личности наступают. Возможно, не такие явные, как хотелось бы, но вряд ли мировоззрение останется в том же веке, что и последнее легальное упоминание о человеке, - я не задержусь здесь надолго, - бросает как бы «между прочим», подходя к искусственному камину, присаживаясь перед ним, оценивая поджимая губы, - расскажи мне о правилах, которые тут существуют, и я не доставлю тебе проблем, - он бормочет, вытягивая гласные, пока изучает камин, а после оборачивается к нему с выражением лица мол «серьезно?», указывая на камин.
Сколько помнил дома семейства Кельдсенов Тадеуш – в них всегда были камины. Один два, да хоть в каждой комнате, но они были, дополняя атмосферу, которая царила в их поместьях. Зажигались не все, но те, которые горели собирали вокруг себя обитателей дома. Тадеушу нравилось играть в шахматы сидя в кресле, либо читать лежа на пушистом ковре, который некогда был каким-то хищным животным.
- Завтра устраиваем званый ужин, - сообщает пришедший Эйнар, пока Рубен переворачивает угли в огне, устроившись на животе рядом с камином. Тадеуш ведет бровью и выдерживает паузу – не любил он званые ужины у себя – куча света, куча людей, с которыми не всегда бывало интересно общаться и демонстративное «Рубен отлично играет на рояле. Рубен, ты не мог бы?». Конечно мог. И прочитать отрывок из какой-нибудь поэмы и аккомпанировать юной певице, которая слишком старается понравиться гостям, что фальшивит на высоких нотах.
- Кто придет? – наконец интересуется парень поворачивая голову в сторону Отца. Он слышит фамилии, имена, несколько званий и ни одного «так нужно, потому что…». Понимал ли Тадеуш зачем это нужно – нет, для него подобные мероприятия оставались чем-то вроде демонстрации собственных козырей. Но если так нужно его Отцу, то почему бы и нет?
- Тебе помочь с готовкой? – он переворачивается на бок, чтобы смотреть на Эйнара, расплываясь в улыбке – Тадеуш хороший сын, который не доставляет хлопот. По крайней мере таковым себя считал и такое мнение слышал, когда Отец очередной раз рассказывал о том, как нелегко быть вдовцом и воспитывать сына в одиночестве…
Он поднимается, не смотрит на Эйнара, осматривая все что угодно, только не его лицо, ощущая укол то ли вины, то ли обиды от того, что его встретили достаточно холодно, ведь не он виноват, что кому-то сложно делиться собственными приобретениями. А задавшись вопросом почему сам не пришел мириться – ответить не может. Колется какая-то гордость и желание сделать больно. Вроде – ты сам сделал этот выбор. Ну и в конце концов можно обратиться к человеческой сентиментальности и мнительности – Рубен был не нужен Эйнару, только у того рука не поднялась вонзить кол в сердце, но вполне возможно поднимется сейчас.
Лестер
- Я тоже очень тебе рад, - произнёс Витовски с едва уловимой ноткой укоризны в голосе, прикрытой плотной завесой показного равнодушия и капелькой его фирменного паясничанья.
Рад ли был Лестер возвращению сына? Безусловно. С плеч словно упала ноша весом в несколько тонн – как бы он этого ни отрицал, не знать, где Тадеуш, как он и есть ли он вообще, все же, было не так легко. Признаться, вампир не был до конца уверен в том, почувствовал бы он, если Витовски бы не стало на этом свете. Лишая жизни других своих «детей», он не ощущал никакого разрыва нити или ещё чего-то подобного, что, казалось бы, должно возникнуть между создателем и его созданием, но те вампиры не были Тадеушем. Ни с кем из них Флемминг не провёл столько времени, ни в кого не вложил столько себя самого, так что, возможно, в случае его смерти все было бы иначе. Тем не менее, проверять это не хотелось. Большую часть времени.
Когда Эйнар появился на пороге поместья с отсутствующим выражением на лице, Рубен не стал задавать вопросов, лишь взял его за руку и потянул за собой в дом. Вампир бездумно следовал за ним, переставляя ноги, делая шаг за шагом, не замечая того, как оказался в гостиной. Он не сопротивлялся, когда юноша стал расстегивать пуговицы на его изорванной и окровавленной рубашке, помогая избавиться от остатков неприятного вечера, и заставил его опуститься в кресло. Кельдсен уставился на пляшущие языки пламени в разожжённом камине, а треск горящих дров напомнил ему о звуке, с которым рассыпалось его очередное «дитя». Через некоторое время он почувствовал теплое прикосновение и, переведя взгляд на свои руки, словно впервые увидел Рубена. Тот теперь сидел перед ним на коленях и методично смывал запекшуюся кровь с рук Эйнара, время от времени споласкивая тряпку в тазе с водой.
- Я это сделал, Рубен, - произнес мужчина глухим надтреснутым голосом. Юноша замер на мгновение, но тут же продолжил свое занятие. Ему было прекрасно известно о том, что Эйнар занимался «отловом» и ликвидацией тех, кого создал. Но как бы он ни выражал своего неодобрения, Кельдсен-старший был настроен решительно. Вампир вытянул руку и бережно дотронулся щеки Рубена тыльной стороной ладони, - Остался только ты.
Лестер наблюдал за тем, как Рубен расхаживал по кабинету, и его не покидало чувство ностальгии, прочно засевшее внутри и напоминавшее о тех днях, что уже минули. Правда, тогда он был другим, да и Витовски, наверняка, тоже. Кто же предстал перед ним сейчас и с каким багажом за плечами Флемминг понятия не имел.
- Я не задержусь здесь надолго, - продолжил вампир, словно пытаясь заполнить неловкую тишину, воцарившуюся в кабинете. И вновь этот тон. Будто бы все равно, но где-то глубоко ты ждешь, что тебя начнут отговаривать. Он отвернулся, рассматривая камин и явно не одобряя подобного дизайнерского решения. Флемминг и сам не был в восторге. Все же электрический камин, как бы он ни был безопасен и удобен, никогда не заменит чувства уюта и успокоения, которое дарит настоящее пламя. Однако пока он жил в высотном здании, приходилось довольствоваться тем, что есть.
- Неужели прошло настолько много времени, что ты забыл о моих правилах, Рубен? - наконец ответил вампир, немного погодя добавляя, - Или ты предпочитаешь «мистер Уайт»?
Тадеуш
Рубену хотелось ощущать себя особенным и он себя таковым и считал. Если не для Эйнара, то для собственной судьбы, собственного вида он был одним из тех, кому повезло познать бессмертие, а его отношение ко Свету или Тьме волновали юную голову в самый последний момент.
Он не понимал своего Создателя, который устроил охоту на собственных чад, с целью очистить. То ли собственную совесть, то ли мир от безжалостных убийц. Попробуйте сказать, что высшие существа не меняются и Тадеуш посмеется.
Он не знал Эйнара до обращения, но из его пыльных рассказов было очевидно, что особой человечностью он не отличался. Особенно, когда дело касалось схваток – благородством соперника не победишь. По крайней мере не во времена молодости Эйнара, так что, Тадеуш делал вывод, что первые его «дети» обладали тем же отсутствием понятия о гуманизме, как и сам Эйнар. Это уже примерив на себя культуру ранней Европы, мужчина приобрел черты образцово-показательного жителя планеты Земля.
Да и тут можно поспорить – убивал Эйнар крайне жестоко.
Тадеуш видел лишь единожды, но тогда ощутил невообразимое желание сбежать от вампиры, предвидя собственную кончину в тех же красках. Для него жизнь с вампиром превратилась в сосуществование:
- Все в порядке? – уточняет мистер Кельдсен, когда Тадеуш сбивается, путает ноты и совершенно не может сосредоточиться. Тогда Тадеушу казалось, что его видят насквозь, прочитывая каждую его мысль как письмо очередной поклонницы, ему оставалось только признаться в том, что прочитал Эйнар, чтобы подписать собственный смертный приговор. И дело не в том, что Витовски боялся умереть. Он должен был это сделать при первой их встрече, потому что потом ему бояться было нечего. Не он ведь просил превратить себя в бессмертного и забрать его душу.
- Кажется, клавесин расстроился, - он говорит спокойно, поворачиваясь на пуфе лицом к мужчине, легко улыбается стараясь заглянуть в чужие глаза, чтобы убедиться в собственной уникальности для Эйнара – в противном случае, он не прожил бы столько, сколько прожил, - позвать мастера нужно, - добавляет он поднимаясь с пуфа, - пойду попробую на скрипке, - направляется он к двери, бросая через плечо: - надеюсь, она не расстроена…
С тех пор Рубен ни разу не словил себя на банальном страхе смерти, осознав, что он особенный для Эйнара. Даже не смотря на то, что тот его оставил. Возможно, тогда ему хотелось поставить жирную точку в разведении нечисти по свету, но рука не поднялась, ну а дальше – Тадеуш был чист, невинен и очень аккуратен, так что едва ли хотя бы одно из его имен мелькало бы в «вампирской хронике».
- Сильнее чем меняешься ты и твои принципы меняется только мода на женские платья, - говорит Тадеуш подойдя к полке с книгами, проводит пальцами по корешкам, пытаясь найти самую старую, но не выходит, делает вывод что раритет Эйнар не хранит на рабочем месте, - ох, простите мое невежество, - наигранно подхватывается Тадеуш, словно опомнившись, - совершенно забыл представиться! – он мастерски копирует польский акцент подходя к Отцу вплотную, протягивает руку смотря в глаза, - Тадеуш Витовски. Прибыл из Польши несколько месяцев назад. Я переводчик, - он кивает доставая из внутреннего кармана пальто бумажник, выуживая из него лаконичную визитку с номером телефона и электронным адресом почты – вампирам тоже нужно идти в ногу со временем, - знаю английский, польский, латынь и древнегреческий, а еще немецкий, русский и французский, если Вам понадобятся мои услуги – буду рад помочь, - он кивает расплываясь в самой доброжелательной улыбке, на которую только способен.
Лестер
Из дневника Эйнара Кельдсена:
«…Глядя на него [Рубена], я порой предаюсь размышлениям и мечтаниям о том, каким бы стал мой Бьорн, доживи он хотя бы до восемнадцати лет. Мой сын, мой наследник… Наверное, он был бы похожим на Рубена с такими же черными словно вороново крыло волосами и озорным блеском в глазах. Его могилка уже давно сравнялась с землей и поросла травой, а сердце до сих пор болит, осознавая, что никогда ему не испытать любви женщины и ненависти врага, не увидеть чудес света, которые видел я, не узнать тайн этого мира. Должно быть, поэтому меня переполняет желание дать все это Рубену. Хочу, чтобы его жизнь была такой полной, какой не смогла стать жизнь моего сына.
За столько лет я уже успел привыкнуть к мальчишке, ко всем его настроениям и капризам. Но как бы мне ни казалось, что я знаю все о его сильных сторонах и слабостях, иногда ему все же удается меня удивить, а некоторые его поступки и вовсе вызывают у меня возмущение. Так, например, он очень любит предаваться фиглярству, если тема разговора ставит его в неудобное положение. Сколько бы я ему ни говорил о том, что подобное поведение его не красит, Рубен лишь пожимает плечами и улыбается, а я тут же обо всем забываю...
- Ох, простите мое невежество. Совершенно забыл представиться, - юноша подошел, пожалуй, слишком близко, нарушая границы личного пространства Флемминга, которые он не позволял пересекать без разрешения на то никому. Даже Рубену. Лестер взглянул на протянутый кусок пластика, затем поднял взгляд на вампира и резко выбросил руку вперед, хватаясь длинными цепкими пальцами за подбородок юноши и притягивая к себе, так что их лица теперь находились почти вплотную друг к другу.
- Играете с огнем, пан Витовски, - произнес Флемминг, заглядывая в его глаза, - Сколько раз говорил, что твои кривляния до добра не доведут? И разве я учил тебя неуважению к старшим, м?
Вампир протянул вторую руку, убирая пряди волос со лба Тадеуша, внимательно, почти по-отечески нежно разглядывая его лицо, касаясь ладонью его щеки, проводя пальцами по его скуле, спускаясь ниже. А затем сомкнул ладонь вокруг шеи юноши.
- Твое воспитание иногда заставляет меня жалеть, что не убил тебя, когда была возможность…, - продолжил он каким-то мечтательным тоном, сжимая ладонь чуть сильнее, - Скажи, Тадеуш, почему я не могу этого сделать?
Тадеуш
Он ведет бровью совершенно не пугаясь выходки вампира. Более того, не предполагать подобного – было слишком глупо, так что если не объятия, то попытки приструнить Тадеуша имели место быть. Он улыбается. Нахально, с вызовом, потому что уверен в себе, уверен в том, что Лестер Флемминг ничего не сделает ему, а если и сделает – то хуже Тадеушу явно не будет:
- Так убей сейчас, Отец, - он шепчет смотря в его глаза, впуская в собственный тон нотки притворной мольбы, словно ждал этого момента долгими веками и за его плечами парочка попыток самоубиться, - уверен, у тебя имеется все для этого необходимое, - продолжает он, выжидает несколько секунд и выворачивается из цепких пальцев с таким видом, будто одно прикосновение рук Создателя порождало в нем отвращение ко всему существующему.
Иногда Тадеушу казалось, что самообладания в нем больше, чем в самом Эйнаре, но это убеждение лопалось, как мыльный пузырь, стоит Эйнару прижать стальной клинок к горлу Рубена в очередном «семейном» поединке. Желание быть лучше если не Эйнара, то хотя бы собственной человеческой составляющей, вскипало в нем неправильным вулканом – злость и резкие выпады, которые доводили до собственного поражения.
- Ты слишком резок, когда злишься, теряешь бдительность, - очередной раз замечает Эйнар, когда выпускает Рубена, тем самым заканчивая их тренировку. Он уходил обычно, в собственный кабинет, либо принимать ванну, либо в сад – посмотреть на звезды. Рубен часто оставался наводя порядок – это было его священной обязанностью – отправить на места клинки, убрать сосуды с водой, протереть столик и затушить все свечи. Так как они тренировались исключительно ночью – было слишком негуманно заставлять прислуживать слуг, которым работы хватало днем. А может быть Эйнару не нравилось, когда кто-то чужой прикасался к его коллекции оружия. Рубен ведь тоже не сразу получил к ним допуск.
Не сразу, но Рубен приобрел необходимое спокойствие. Это случилось уже далеко после ухода Отца. Просветление на этот счет пришло, когда он жег собственный портрет из дневника Отца, осознавая собственную сущность как вечную, он словил ту мысль за хвост, которую увозил за собой Отец – спокойствие приведет его к гораздо большим свершениям, нежели излишний гнев, нервозность и всякое оттуда исходящее.
Он жил так долго, не впутываясь в серьезные передряги ни с людьми, ни с вампирами, потому что ему хотелось прожить еще и еще и собственного барьера он не видел.
Не видел до сегодняшнего вечера. Но барьер не вырисовывался здесь, он был также далек, как и советы Отца на первом уроке фехтования – Рубен не провинился ни в чем, чтобы устраивать ему «месть за собственную глупость». В отличии от собственных «братьев и сестер» он был тем, кто впитал в себя советы гуманного Эйнара, который не завоевывал города и страны насилием, он завоевывал их собственным воспитанием, харизмой и взглядом на мир…
Он выжидает еще несколько секунд, а после освобождается из цепкой хватки, обходит вампира останавливаясь за его спиной, проводит длинными пальцами по его плечу, смахивая невидимые пылинки и тихо бормочет:
- Неужели ты предашь собственные принципы, которые прописал кровью собственных детей, только потому что явился я? – он улыбается прикрыв глаза, теперь разбирая по нотам аромат вампира, - если это так, то, пожалуй, я двинусь дальше. Не потому что боюсь умереть, Эйнар, а потому что моя смерть будет последним, что ты совершишь в собственной жизни. А тебя я люблю, тебя я уважаю, чтобы подвергать бессмысленности существования или позорной смерти от взбунтовавшихся, - он целует его затылок, напоследок зарываясь носом в уложенные волосы и обойдя вампира направляется к двери, где оборачивается, низко кланяется расплываясь в улыбке, - рад был повидаться, мистер Кельдсен, - шепелявит польским акцентом, - надеюсь свидеться вновь.
Лестер
Вампир прикрыл глаза, почувствовав прикосновение губ Тадеуша и переполняясь ненавистью к самому себе за собственную слабость во всем, что касалось этого юноши. Его слова больно задевали самолюбие и гордость Флемминга, а ведь он был прав в том, что община не простит нарушение им же установленных порядков - слишком много обиженных осталось после методов, которые предпочитал Лестер для исполнения приговора. Они не выражали недовольства в открытую, опасаясь похожей участи, но молча «ждали своего часа» и без зазрения совести разорвали бы Флемминга на части, стоит ему оступиться. Однако вампир был прав и в другом - Лестер веками неустанно строил мир, в котором вампиры могли бы мирно жить бок о бок с людьми, не боясь гонений и проводя время не в войнах, а в попытках раскрыть свой потенциал и стать идеальными созданиями. Он хотел построить такой мир, в котором смог бы в безопасности жить если не Бьорн, его родной сын, то Тадеуш, заменивший ему семью. А если и его не станет, зачем тогда все это? Все эти многочисленные и зачастую невинные жертвы потеряли бы смысл, как и само существование Флемминга.
- Оспак, ты хоть когда-нибудь улыбаешься? - спросил один из воинов, собравшихся на площади вечером дабы расслабиться перед предстоящим походом. Они смеялись, выпивали, сажали на колени полуголых девиц, наслаждаясь жизнью, возможно, в последний раз. Оспак же стоял поодаль, прислонившись к столбу, и поедал яблоко, методично отрезая от него ножом ровные куски. Несмотря на свою кровожадность на поле боя, в жизни он был немногословен, угрюм и предпочитал одиночество времяпрепровождению в пьяной компании. Не получив от хёвдинга ответа, воин вернулся к ранее начатому разговору с товарищами, который внезапно перетек в бросание вызова друг другу. Лучшие мужи Мэна выстроились в ряд и под всеобщий хохот и гомон принялись по очереди метать ножи в импровизированную мишень. Ближе всех к центру оказался тот самый воин, пытавшийся разговорить Оспака и который уже раскланивался толпе под аплодисменты, когда мимо него пролетел ещё один нож и воткнулся аккурат в рукоятку его собственного. Изумлённый, он обернулся и увидел лицо ухмыляющегося командира.
- Рад был повидаться, мистер Кельдсен. Надеюсь свидеться вновь.
На глаза Лестеру попался нож для вскрытия конвертов, который он, недолго думая, схватил и запустил в сторону Витовски. Естественно, убивать его он не собирался, по крайней мере, не сегодня, поэтому орудие, пролетев в нескольких миллиметрах от лица вампира, вонзилось в деревянное покрытие входной двери.
- Неблагодарное дитя, - делая шаг за шагом по направлению к Тадеушу, Флемминг чувствовал, как в нем вскипает его природная ярость, которую он подавлял в себе десятилетиями, - Ты решил, что можешь вернуться в мою жизнь и уйти из нее, когда тебе заблагорассудится?
Тадеуш
Он успевает только обернуться к двери и взяться за ручку, когда слышит свист летящего ножа и созерцает то, как он воткнулся в дверь. Это его не пугает, потому что он, отчего-то, уверен на все сто, двести, тысячу процентов, что Эйнар Кельдсен не посмеет убить Витовски, или каким-то образом ему навредить.
С точки зрения сыновства-отцовства, Тадеуш был более чем идеальным ребенком – не доставлял неприятностей, конечно, если не считать излишнюю агрессивность в первые несколько месяцев новой жизни, денег не просил, опять же если не считать совместного проживания и широкие жесты вампира по отношению к юноше – это было его личной инициативой, как и в принципе существование Тадеуша подле него, так что – Витовски мог только развести руками, после их «расставания» деньги на собственные нужды он зарабатывал сам. Ну и в-третьих – Тадеуш не привел Эйнару какого-то новоиспеченного вампира и не сообщил великую новость о том, что теперь Кельдсен «дедушка» и обязан заботиться о своей большой, дружной семье…
Он спрашивал о том, зачем Отец подарил ему бессмертие лишь однажды. Это было сразу после того, как Тадеуш вернулся к вампиру, после своего плутания между жизнь и смертью, в поисках заветного ответа на вопрос «кто я?». Эйнар тогда пожал плечами, расплываясь в по-отечески доброжелательной улыбке, говоря что-то про огонь внутри и блеск в глазах. Размытых понятий для Тадеуша было более, чем достаточно, чтобы принимать себя, как кем-то особенным для Эйнара. В то время Тадеуш понятия не имел сколько таких же «особенных» было в жизни Отца, не знал и о том, что «особенные» становятся неугодными.
Наверное, узнай он об этом раньше, нежели несколько лет спустя после обращения, убежал бы сразу же, чтобы избежать той же участи, но на тот момент Тадеуш был даже благодарен за то, что ему подарили. Поэтому, он старался не подвести собственного Наставника, Отца, старался быть лучшим.
Он был максимально уважителен по отношению к Эйнару, максимально внимателен к его привычкам, максимально послушным. Это не давалось с каким-то особым трудом – это приносило ему свое удовольствие. Быть лучшим для Отца, разве это не прекрасно?
Ему нравилось, что постепенно Эйнар расслаблялся, оставлял открытым свой кабинет, либо позволял себе выходить из собственных покоев не при полном параде, со временем они и правда превратились в семью. Грань между ними становилась все тоньше, пока не лопнула и вовсе, а грань дозволенного Тадеушу – все толще, так что скоро он мог ходить по ней с завязанными глазами:
- Сколько их всего? – спрашивает невзначай, переворачивая страницу книги, которую читал устроившись на диване в кабинете Эйнара, уложив голову на его колени. Он в это время перечитывал какие-то бумаги. Вполне возможно, что среди них оказалось письмо от какой-то девушки, так как комната расцвела цветочными ароматами. Тадеуш не удивился, когда услышал ответ Эйнара. Не удивился ни тому, что он ответил, ни названной цифре. Названной без задержки цифре. На том разговор был окончен, так как Тадеуш ощутил напряжение Отца и вернулся к книге.
- А, а, а, - оборачивается Тадеуш снова улыбаясь и качая головой, - неблагодарным я был бы, если бы поносил твое имя на чем свет стоит, - загибает он палец отводя в сторону взгляд, чуть хмурится загибая второй: - если бы пришел сюда и устроил бы дебош в основном зале, убив какого-нибудь вампира или человека, а лучше обоих, чтобы наверняка, и если бы кого-то обратил у тебя под носом, - сообщает он теперь смотря на мужчину.
И правда, за все то время, которое он существует, он убил от силы сотню человек, обратить он так никого и не обратил, ни в каких серьезных перепалках между вампирами не участвовал, да даже с людьми всегда был максимально тактичен.
- А так я пришел и спросил «какие правила, Отец? Я не хочу доставлять неприятности». Будь я неблагодарным, я бы вел себя не так. Ой да будь я неблагодарным, я бы умер несколько веков назад, когда ты решил меня бросить, ведь ты так избавляешься от собственных ошибок, - выплевывает Тадеуш в лицо Отца, скривив губы, после чего выпрямляясь и отходя от него, сжимая руки в кулаки, словно пытаясь преодолеть собственную озлобленность, оборачивается вновь расплываясь в улыбке, на этот раз несколько нервной: - ты же решил, что можешь бросить меня, когда заблагорассудится, не объясняя причин, - он ведет бровью, поджимает губы и снова направляется к двери, - это была случайность, я не знал, что ты…Вы здесь, - поправляет он себя, осознавая свою сущность как ничем для Кельдсена непримечательную. Расстраивало ли его это – весьма, собирался ли он по этому поводу страдать – отнюдь, - я покину город завтра ночью. – дергает он ручку на себя.
• Game • Aedan Fitzpatrick / Sebastian Diabolos
Локация: Особняк Диаболосов
Дата: 22.02.2016 - 28.02.2016
Участники: Эйдан Фитцпатрик и Себастиан Диаболос
Эйдан: Бешеный стук сердца. Учащенное дыхание. Один поворот за другим. Неотвратимое чувство того, что тебя преследуют и вот-вот догонят. Спотыкаешься, падаешь на колени, но поднимаешься и снова бежишь. Забегаешь за угол и понимаешь, что это конец.

Тогда ты закрываешь глаза и принимаешь любой исход, как должное. Тебя с головой накрывает густая, вязкая жижа, залепляет нос и рот, не давая дышать. Ты содрогаешься от нехватки воздуха, рвешь ногтями горло и…
Юноша проснулся в холодном поту и сел в постели, сотрясаясь от мелкого озноба. Эйдан глубоко вдохнул, как будто хотел убедиться в том, что ему хватит воздуха, и огляделся по сторонам, пытаясь определить, где находился. То, что он увидел, показалось ему мало знакомым. Комната была в темных тонах, а тот, кто ее обставлял, явно обладал изысканным вкусом – он даже удивился тому, что его, «грязного человечишку» поселили в такой роскоши. И только тогда он вспомнил о том, что его приобрели Себастиан и Лукреция Диаболос, а в их доме просто не могло быть обычных, серых комнат.
Эйдан посмотрел на часы, стоящие на прикроватном столике. Сегодня суббота, а это значит, что он провел в особняке Диаболос уже неделю. Но по какой-то причине он не мог вспомнить последние пару дней – все мысли в голове были затянуты завесой беспамятства, оставляя юношу в недоумении. Эйдан провел рукой по влажным от пота волосам и его внимание привлек белый браслет, блеснувший в полумраке комнаты. Когда он поднес запястье ближе к глазам, чтобы рассмотреть его, то понял, что это был вовсе не браслет, а тугая бинтовая повязка. Эйдан перевел взгляд на вторую руку, и на ней тоже «красовалась» такая же повязка, сквозь которую проступали едва заметные следы крови.
- Что за… - недоумение юноши было прервано скрипом отворившейся двери.

Себастиан: Ни дня без работы. Себастиан за приличные сотни лет уже успел привыкнуть к своему собственному режиму в который иногда вклинивалась супруга, тормоша вечно занятого его, чтобы он составил ей компанию на каком-нибудь светском рауте, или очередном показе, мотивируя все тем, что он слишком погряз в цифрах и рутине.
Наверное, не каждый человек представляет, что вампир может стать настолько скучным, даже самому себе. Но его, Себастиана, все устраивало. Механизм был запущен с того рокового для него дня и он ни разу об этом не пожалел. В нем не было присущего многим соболезнования по поводу своей упущенной жизни, не было в нем и ребячества, которое спускают, обычно, на бесконечные гулянки. Он просто...работает и это его успокаивает.
Приглашение пришло неделей раньше, дворецкий участливо положил конверт поверх бумаг на столе в домашнем кабинете, так что не заметить его было сложно: "Уважаемый..." всегда звучало как завуалированное приглашение обсудить дела. По крайней мере по иным поводам Себастиана Диаболос никто никуда не приглашал, кроме супруги...
Приобретение мальчишки стоило крупной суммы. Себастиан не был снобом и, если быть до конца откровенным, он был рад избавиться от кругленькой суммы, которая вот уже...сколько там?...ах семь веков, почти нетронутая составляла компанию некоторым ценным бумагам. Есть такие элитные банки, которые обязуются хранить все, что Вам дорого, до скончания веков...Правда поколения слишком быстро сменяются, для чуткого вампирского взгляда:
- Проснулся? Как себя чувствуешь? Нас пригласили на какое-то сомнительное мероприятие и Лукреция вызвалась выбрать тебе костюм, поэтому скоро жди что-то вычурное и дорогое - Себастиан улыбается почти даже дружелюбно, кивает на стул. мол "не против, если присяду?" и получив утвердительный кивок усаживается закинув ногу на ногу, - но если ты не в состоянии или хочешь остаться в постели - можешь остаться - разводит руками в сторону поведя плечом.
Эйдан: Появление в дверях хозяина дома, да и чего греха таить, хозяина теперь самого Эйдана, заставило его вжаться в подушки. Юноша не мог до конца всего понять, но от одного вида этого мужчины у него кровь стыла в жилах.
- Проснулся? Как себя чувствуешь? Нас пригласили на какое-то сомнительное мероприятие и Лукреция вызвалась выбрать тебе костюм, поэтому скоро жди что-то вычурное и дорогое, - Себастиан кивнул на стул, спрашивая разрешения сесть. Как будто оно ему было нужно. Как будто Эйдан имел право ему отказать. Быстро кивнув, молодой человек отвел взгляд, а вампир продолжал, - но если ты не в состоянии или хочешь остаться в постели - можешь остаться.
Тут Эйдан не удержался и недоверчиво взглянул на Себастиана. С чего такая доброта? Диаболос не выглядел кем-то, кто мог бы проявить, своего рода, слабость и позволить рабу выбирать. Он выглядел… В голове юноши всплыла нечеткая картина – мокрая рубашка, дизайнерская ткань испорчена кровавыми разводами.
- Я пойду, мистер Диаболос, не сомневайтесь, - прохрипел Эйдан, осознавая, что пялился на хозяина слишком долго.
Себастиан: - Уверен? Сейчас должны принести что-то, что пахнет куриным бульоном, и я подозреваю, что дворецкий решил закормить тебя именно огромным количеством курицы. Скажу тебе - он рад, что его навыки повара пригодились за столько лет. - Себастиан усмехается кивая, -ты не против моей компании? или лучше не смущать? - ощущать по запаху настроение людей - было лучшим приобретением за долгие века жизни. Себастиану нравилось угадывать, читать, ощущать. Его это забавляло похлеще новенького авто, заднее сидение которого располагало к релаксирующей поездки куда-нибудь за шумный город, поближе к природе.
Эйдан: - Я не против, - соврал Эйдан, надеясь, что вампир не заметил его учащенного пульса. Хотя надеяться на подобное было очень глупо с его стороны. За годы «тесного» знакомства с миром существ, юноша успел разобраться в особенностях многих видов. Одна очень обидчивая вампирша даже как-то раз упрекнула его в том, что его не воодушевляют встречи с ней, услышав абсолютно ровное биение его сердца. Он тогда сглупил и ляпнул что-то вроде «Конечно, вдохновляют. За такие-то деньги», за что оказался отброшенным к дальней стене комнаты. Синяки не сходили с его тела довольно долго, и Эйдан решил впредь помалкивать. Все же его тело было для него единственным источником «пропитания».
- Как долго я тут пролежал? Так странно… Я не помню последние несколько дней… , - спросил молодой человек, обращая свой взгляд на Себастиана.

Себастиан: - Ну, если бы я позволил делать тебе переливание крови, ты бы сейчас не был таким растерянным.. - усмехается складывая пальцы рук друг к другу, склоняясь к постели ближе, упираясь локтями в собственные колени. Он, Себастиан, как и многие из его вида, предпочитают кровь не разбавлять чем бы то ни было, поэтому к радикальным мерам решил не прибегать. решил дожидаться, когда хрупкое создание проснется само. Разговор заводить о мотивах совершенно не хотелось, если захочется обсудить плюсы и минусы жизни и нынешнего положения - вампир готов на протяжении круглых суток, - сказать по правде - ты не многое потерял находясь в беззаботном сне: пару раз шел дождь, срывался снег, вроде авария где-то случилось, кого-то убили...кто-то выдвигается на еще один пост в мэрию. Все как обычно - своим чередом. - усмехается едва морща нос в забавной рожице, поднимаясь со стула, стаскивая с себя пиджак. который тут же повесил на спинку стула и кивнул в сторону двери в покои, объясняя тихим "тебя кормить идут", а открыв дверь едва не столкнулся с немолодым и ворчливым дворецким, забирая у того поднос со словами "я сам".
- Альберт привык ворчать о том, что когда-то очень хорошо готовил, вот ты мне и скажешь, не обманывает ли. - ставит поднос-столик на кровать рядом с юношей и подходит к окну приоткрывая тяжелые шторы, рассматривая пейзажи, открывающиеся за окном имения за городом, - приятного аппетита...
Эйдан: Вампир продолжал что-то говорить, но Эйдан не мог уловить и половины его слов. О каком переливании шла речь понять он тоже не был в силах. Однако, когда Себастиан снял пиджак, и взгляд юноши упал на его с виду недешевые часы, в его голове пронеслось еще одно воспоминание – словно сквозь какую-то пленку на глазах, которая мешала обзору, он видел, как кто-то сидел около него и читал, насколько он мог судить, вслух газету. Затем снова наступила темнота.
Когда Эйдан хотел спросить, почему он чувствовал себя, как будто кто-то перемешал все мысли в его голове большой деревянной ложкой и забыл об этом предупредить, в дверь постучали. Мистер Диаболос забрал поднос у возмущенного дворецкого и выставил того – вежливо - за порог. На секунду Эйдану подумалось, что он решил покормить его самолично, и эта мысль его малость напугала. Но все переживания оказались напрасными – Себастиан лишь поставил поднос на кровать.
- Спасибо…, - неуверенно произнес юноша, все еще не понимая, почему раба так выхаживали. Он потянулся за ложкой и затем осторожно попробовал куриный бульон, приготовленный, должно быть, тем самым Альбертом, о котором говорил хозяин, - Очень вкусно. Вас не обманули
Себастиан: - Хвала небесам! - усмехается, хотя больше смахивает на хмыканье, пока все еще изучает открывающиеся виды, - тебе тут нравится? Комната не слишком мрачная? - оборачивается обводя взглядом комнату. когда-то Себастиан гордился своим выбором обоев, ткани на портьеры, более того, несколько недель потратил на выбор того самого, идеального черного, с шоколадным отливом, чтобы ткань не просто висела, а струилась. Та же участь постигла и покрывала двухспальной кровати, да и обивка имеющихся кресел, что устроились у стены, вместе с небольшим столиком. Что сказать? Ткань его жизнь, его детище, жена, любовница, родители и все то бесконечное родство, которое обычно случается.
- Мы можем. если что, пересмотреть дизайн комнаты...я бы принес как-нибудь с работы каталог, а лучше взял бы тебя с собой, по цеху прошлись бы и по складским помещениям, пощупал бы, присмотрелся...- рассказывает так, что скорее завлекает себя, чем милого Эйдана, дыхание которого прерывается, как только Себастиан принимается что-то говорить. Это забавляет, в какой-то степени...не суть важно...пошлые мысли - нормальное состояние некоторых людей, или нелюдей...
Эйдан: - Все замечательно, мистер Диаболос, - юноша отрицательно замотал головой, - Правда. Вы слишком печетесь о моем благополучии.
Этот факт не переставал удивлять Эйдана, непривыкшего к тому, что кого-то может беспокоить его судьба. Не успел он и подумать об этом, как перед его глазами пронесся еще один флешбэк – молодой человек опускается в ванну, полную горячей воды. Он вспомнил, как она обжигала его ступни, когда они коснулись гладкой поверхности, как одежда неприятно липла к телу, пропитавшись водой. Вспомнил и каким острым оказалось лезвие кухонного ножа, который он незаметно стащил, вспомнил, как резкая боль вышибла из него слезы, когда он провел этим лезвием по запястью. Вспомнил, как лежал в воде и наблюдал затуманенным взглядом за тем, как она, чистая и прозрачная, приобретала розовый оттенок, постепенно окрашиваясь в более насыщенный красный цвет.
- Мы можем. если что, пересмотреть дизайн комнаты...я бы принес как-нибудь с работы каталог, а лучше взял бы тебя с собой, по цеху прошлись бы и по складским помещениям, пощупал бы, присмотрелся...- голос Себастиана доносился до него словно сквозь стекло, возвращая к реальности.
- Я пытался покончить с собой? – вопрос юноши прозвучал больше как утверждение, и, должно быть, такая неучтивость с его стороны задела вампира, потому как он замолчал и уставился на Эйдана пристальным взглядом.

Себастиан: Его голос врывается в пространство как-то даже надломленно, болезненно. Хотя, за прошедшие века, Себастиан разучился понимать такие элементарные вещи - все на автопилоте: ворваться в ванную, при этом снести плечом дверь, увидеть истекающего кровью, теряющего связь с реальностью юнца и всего доли секунды на то, чтобы обошлось без отягчающего "утонул". Люди эти - хрупкие существа, пока нес его в комнату, боялся, что сожмет сильно крепко и сломает пару ребер, а пока пытался остановить кровь собственным шелковым платком, подумал, что слишком глупит. Слюна вампиров обладает большим заживляющим, нежели примитивное "самое пройдет". Он, этот Эйдан, совсем еще глупенький - хочется думать, осознание того, что не так все и просто ворвалось в тот день вместе с щекочущим ароматом текучей крови, разбавляемой горячей водой.
Вздергивает бровь, потому что, наверное, ожидал вопросов иного рода "почему спасли?", "почему не позволили умереть?". Но с другой стороны - рад, на те вопросы ответа нет. Ни у него, ни у частного врача, который настаивал на переливании... Тогда Диаболос заявил, что не намерен разбавлять кровь мальчишки какой бы то ни было другой кровью. Фетиш, кажется Себастиану, "идиотизм" - называет это доктор.
- Да. - жмет плечами, отвечая слишком обыденно, словно спросили "положили ли мне в чай сахар?", - Лукреция подходит, по запаху...это золотые нити на лацканах - отшучивается усмехаясь, подходя к стулу, забирая свой пиджак, не надевая пока, - я буду ждать вас внизу..
Локация: Особняк Диаболосов
Дата: 06.03.2016
Участники: Эйдан Фитцпатрик и Себастиан Диаболос
Эйдан: Горячие струи душа стекали по бледной коже, однако они не приносили желаемого эффекта очищения. Эйдан терзал свое тело то обжигающе ледяной водой, то невыносимо горячей, в тщетных попытках снова почувствовать себя человеком, но, казалось, он настолько прогнил в этом мире, что ничто не могло вернуть былой чистоты. Порезы на руках никак не хотели заживать, чему к тому же «поспособствовала» рабыня, с которой он встретился на дне города. Тогда она мертвой хваткой сдавила его запястья, оставляя тупую боль ему на прощание, прежде чем исчезнуть из виду. Почему она отнеслась к нему с такой ненавистью, Эйдану не было известно. Так же, как не было известно, почему Себастиан Диаболос спас ему жизнь. Юноша остановился на мысли о том, что позволить рабу умереть было бы неразумной тратой денег. Хотя вряд ли эта семья считала каждый цент на своем счету.
Лукреция настаивала на том, чтобы ужинать вместе. Фитц посчитал это желание довольно странным, ведь известно, что таким, как они, еда не нужна, однако перечить не стал. В условленный срок он ожидал хозяев там, где должен был. Двери столовой открылись, и в комнату вошел Себастиан Диаболос. Лукреция следовала за ним, прекрасная и вечно молодая. Эйдан все еще не мог понять, чем привлек внимание этой пары. Они не казались кем-то, кто нуждался в его «услугах», и, к слову, за все время его пребывания в их доме, ни один из них ни разу даже не намекнул на это. Выглядело так, что им это было абсолютно неинтересно. Но зачем тогда они держали при себе Эйдана, который только на подобное и годился?
Вампир жестом указал юноше сесть за стол вместе с ними. Эйдан неуверенно шагнул к своему месту напротив Себастиана. Тот, как обычно, выглядел отстраненно-безразличным, но как только юноша осмелился поднять на него взгляд, то понял, что что-то не так. В его холодных глазах читалась какая-то тайна, что-то, что было известно только ему. Неужели он узнал о том, что Фитц пытался сбежать сегодня?
- Как прошла встреча, мистер Диаболос? - вкрадчиво поинтересовался Эйдан, надеясь, что его волнение не так бросалось в глаза.

Себастиан:
- Будь сегодня к семи вечера, я подам ужин... - Лукреция всегда отличалась своей неординарностью от остальных девушек. Как тогда, в четырнадцатом, так и сейчас - в двадцать первом. Кажется, что эта женщина была рождена выделяться в каждой эпохе, каким-то образом в нее вклиниваться и все равно быть выше, значительно выше.
Наверное, ей повезло в том, что на самом деле готовить ей не пришлось ни единого раза за все то время, которое она топчет своими аккуратными туфельками бренную землю, так, изредка, баловалась, чтобы поиграть в настоящую семью или устраивая званые ужины для наших компаньонов. Тогда она много улыбалась и ее бокал с шампанским так и не опустеет до того момента, как последний гость покинет наш дом - нет, это был тот самый первый бокал, который она возьмет в самом начале вечера и не выпустит из рук до самого конца, так и не допив игристую жидкость. Зато много выкурит и несколько раз сходит в дамскую, чтобы заново нанести помаду, которая на этикетке обещает долгий эффект, а на деле - на деле ее "природные" алые губы начнут уже впитывать маслянистую субстанцию спустя пару часов, - я отпущу Альберта, у него давно не было выходного. Проведем этот вечер втроем. Как тебе идея?
Да Себастиан любит каждую идею своей супруги - начиная от "я не люблю пайетки, они дешевят, серебряная нить и бисер выглядит лучше, тем более на черном" до "сыграем в тенис?". Она скрашивала его напускное одиночество, давала приятные минуты в столь долгой жизни. Она не жена, она душа его, его друг, ангел, дитя...Она заменила многое, без чего современные люди не представляют своей жизни.
Он и может ей ответить только лаконичное "конечно, душа моя, я обязательно буду". И будет. Несясь на всех парах, чтобы успеть точь-в-точь ступить на порог их дома и ощутить запах обычной человеческой пищи, которая последнее время слишком часто обитает в некогда предсмертной кухне.
Из всех лакомств Себастиан отдает предпочтение десертам, думая, что если уж и есть бесполезное и человеческое, то хотя бы ощутить от этого наслаждение сладости. Хотя со временем приторное-сладкое сменяется более разбавленным, как птичье молоко.
Альберта и правда не было. А Лукреция была в изумрудном. Кажется, когда-то ее глаза были зеленого цвета и она шутила, что ее должны были сжечь первой, а Себастиан отшучивался, говоря, что спрятал бы ее и никому бы не отдал. Наверное, так и случилось.
Она худенькая, маленькая, таких боишься обнять и нечаянно сломать, но только немногие знают, что сама леди с легкостью может сломать какого-нибудь амбала и это не потребует физических усилий. Этим Себастиан всегда восхищался. Как и манере курить во время работы, придумывая шляпку или платье. Ее одежда такая же утонченная, как и она сама. Она принесла это из далекого четырнадцатого, пройдясь по пятнадцатому, шестнадцатому...забрав с собой самое лучшее. А Себастиан из всех эпох забирал только ее. Ему сложно признаваться в чувствах, которые мертвы, но он определенно ставит свою жизнь на второе место после жизни его Лукреции.
Она смотрит на Себастиана игриво, потому что она что-то задумала и Себастиану не хочется угадывать, он хочет, чтобы сюрприз удался, поэтому послушно усаживается за стол и откупоривает бутылку вина, даже не взглянув на название, после разливая по бокалам. По чуть-чуть, чтобы не опьянеть слишком быстро.
Неуютно ли при постороннем человеке? Скорее Себастиану кажется, что неуютно самому Эйдану, из-за чего по губам гуляет призрачная ухмылка, пока Лукреция расставляет тарелки, покрытые крышками, нацепив на себя белый фартук с кружевом - это просто так, антураж, чтобы игра была более достоверной.
Себастиан не спешит поднимать крышку со своего блюда, хотя ощущает какой-то сладковатый запах предполагая каким десертом его накормит супруга.
- Спасибо, хорошо. Словно, она могла пройти иначе... - тихо усмехается делая глоток из бокала обращая свой взгляд на парня, - а твой день как прошел? - наверное, стоило бы обращаться к мальчишке столь же аристократично на "вы", упоминая его фамилию, только сам мальчишеский вид паренька, да и его возраст шепчут о том, что он всего лишь ребенок, - чем занимался? Лукреция не утомила тебя примерками? - усмехается на серьезный взгляд супруги, обращенный к Себастиану, раскладывая белоснежную салфетку на коленях, наблюдая, как супруга снимает фартук усаживаясь во главе стола.
• Game • Дэниел Вессон / Джулиан Файнмэн
Локация: Университет Беркли. Вечеринка в братстве.
Дата: 06.04.2016 - 11.04.2016
Участники:Дэниел Вессон, Джулиан Файнмэн и Джоанна Уолш
Дэниел: Время к утру, а ему крепко спится, после запитого газировкой успокоительного. Он не видит сны, не чувствует ни жара, ни холода, теряется в пространстве, во времени, и не слышит ни скрипа двери, ни шепотков. Словом: потерян во времени, пространстве, в белых простынях, как девушки путаются в рисунках «рукава». Он хотел бы продлить такое свое состояние на дольше, чем на день или два. Его ничего не гложет, ему болит левая скула, куда аккурат пришелся кулак Джекки, ему болит щека со внутренней стороны и немного губа. Ему кажется, что сегодня он будет выглядеть хуже, чем можно представить и пусть хоть кто-нибудь ляпнет, что «шрамы украшают мужчину». При таком раскладе Вессон согласен на рассеченную бровь, ссадину на скуле, разбитую губу, но нет же, отделался простым синяком, который зиять будет ближайшие несколько недель. Он бы мог обратиться за помощью к косметике, но вряд ли такое замажет какой-либо «би-би», а к средствам более радикального решения проблемы обращаться как-то уж слишком никак.
Вессон считает, что самое ужасное – это даже не просыпаться, а то состояние, когда ты уже и не спишь, но хочется еще. Он переворачивается, натыкается на чье-то тело, кое его не заботит, где-то спящим мозгом он хочет верить в то, что это сосед по комнате, как это иногда бывает, перепутал постели и упал после пьянки прямиком «в объятия» Дэна. Последний не против. Не в контексте своих сексуальных предпочтений, а исключительно в дружеских намерениях – сам не раз так вваливался в чье-то личное пространство претендуя на место под чужим одеялом. При этом не удосужившись стянуть с себя не то чтобы одежду, оставаясь в обуви. Пьяные, студенческие вечера – то немногое, на чем стоит мир. Слишком громкое заявление? Дэн в курсе, только до определенного возраста его мир заключается именно в этом месте с вылазками за ограду и каникулами дома, откуда держит связь в чате со всеми, кто более или менее близок, по тем или иным причинам.
Его будит тихий щелчок и ощущение слишком яркого света в комнате – он-то закрывал шторы намертво, чтобы проспать ближайшую вечность, а тут его будят спустя, Дэн нащупывает на тумбочке наручные часы, не добравшись до отправленного «в ссылку» по тумбочке подальше, чтобы не увлекаться, или не расстраиваться, сразу после пробуждения, (не)обнаруживая сообщения о непринятых звонках, непрочитанных сообщениях во всех чатах, включая примитивные sms.
Взглядом цепляется за стоящую у двери фигуру, не придает ей сначала значения, а когда обращает на нее внимание снова, отложив часы, забыв запомнить который час, слышит еще один щелчок и довольную улыбку девушки, которая машет полароидным снимком, после проверяя как вышло. «Первый» снимок был зажат между ее мизинцем и безымянным. И Дэн в принципе не против фанаток поутру, против фотографий на всеобщее обозрение… и незнакомых людей в постели, особенно, если помнил, что ложился спать один.
Джоанна: У вечеринок есть множество неоспоримых плюсов. Много людей, выпивки и громкая музыка. Кому-то хватает этих развлечений, кто-то разбавляет иными. Но здесь нет осуждения. В этой развязной атмосфере все чувствуют себя звеном плотно связанной цепи. Тот, кому это не по вкусу же быстро выбывает. И Джо любит громкую музыку. Такую, чтобы била по вискам и расходилась импульсами по телу. Под неё не получается захламлять свою голову лишними мыслями, а Джоанна и не хочет этого.
Она — всего лишь звено этой длинной цепи. Ни больше и ни меньше.
И то ли дело в таблетке, которую кто-то предусмотрительно положил ей на язык, то ли всё так на самом деле — она готова поклясться, что способна ощутить каждого в отдельности. Способна отстраниться от самой себя.
И при всех этих плюсах Уолш не нравилась лишь одна вещь — пробуждения. Когда голова гудит, а тебя теснит чья-то рука. И это не вызывает никаких чувств, кроме раздражения.
Да, Джоанна действительно ненавидела одиночество. Но сон — слишком личное, чтобы разделять его. Есть очень большая семантическая разница между «спать» и «переспать». Джо предпочитала то, что оканчивается после шумного сборища. Потому что это было идеально — никаких сложностей, обманутых ожиданий, порушенных надежд.
Ничего, кроме тел, которые на одну чёртову ночь хотят почувствовать себя не такими одинокими. И Джей устраивало. Если быть совершенно точным — она просто не знала, как бывает иначе. У неё был отвратительный пример светлой любви отца и матери — она сама была этим примером.
А ещё была её тётушка Мэй. Сильная и самостоятельная Мэй, которой, казалось, никто не был нужен. Джо очень сильно хотела походить на неё, пусть и никогда не признавала вслух. Она вообще мало говорила о том, чего по-настоящему хотела. Больше распространялась на нечто отвлечённое, пустяковое. То, на что обычно закатывали глаза и смотрели на Уолш, как на недоразвитого ребёнка. Возможно, это стоило того. Позволяя этим людям почувствовать себя умнее и важнее, Уолш всё-таки забирала своё. Так, как умела.
Да и тогда лишь безразлично пожимала плечами на попытки пристыдить. Правда, з д е с ь едва ли кто-нибудь вызвался на подобное. Хотя бы потому, что спали, кто-где успел устроиться. Джоанна едва не наступила на одно из тел, медузой распластавшееся по полу. А на месте, которое ранее принадлежало ей самой, тут же растянулась другая фигура, вытесняя на самый край.
В комнате темно, хоть глаз выколи. Мерцают лишь часы, сообщающие о том, что сейчас полшестого утра. Это значило, что Джо проспала около двух часов и едва ли сможет уснуть ещё. А ещё, что ей бесконечно далеко тащиться до своей кровати.
Проклятые скучные маскарады, вынуждающие искать другие пристанища.
Проклятые пристанища, в которых никогда не хватает мест всем.
И почему никто из администрации не вызвал полицию? Так бы она, вероятнее всего, оказалась в комнате.
Джоанна с трудом пробирается сквозь плотное скопление тел, периодически всё-таки задевая и слыша в ответ приглушённые ругательства. Вот так всегда. Сначала чувствуешь с людьми единение, а на следующий день они становятся... людьми.
Уолш не помнит в чьём они доме (братства, сестринства, общежития?) и доме ли вообще, но оглядывая учинённый погром в полутьме, этому человеку светит минимум год домашнего ареста. В лучшем случае. С трудом она добирается до ванной, тут же замечая девичий силуэт в приоткрытой двери.
— В этом доме есть хоть сантиметр без чьего-либо навязчивого присутствия, — в своём духе тактично замечает Джо и удивлённо приподнимает брови, когда девушка вздрагивает, поворачиваясь к ней с огромными глазами.
Приковывают внимание не её глаза, явно не ожидающие чьего-либо присутствия. А предмет, которая та зажала в руке. И окровавленные запястья.
— Ты... фотографируешь свои порезанные руки на полароид? — фыркает Джо. — Знаешь, а это стоит запостить. Там чьё-то имя? Драматичная история любви. О б о ж а ю мелодрамы.
Глупой девчонке радоваться бы — столько внимания. А она лишь издаёт невнятный писк и выбегает.
— Эй, ты фотоаппарат забыла, — растерянно окликает её вслед Уолш.
Однако крайне невежливая дама не возвращается даже за своим имуществом. Странная.
На ходу забивая твит о незнакомке, Джо продвигалась дальше в поисках выхода. И хотела бы уйти, но мысль заснять всех сейчас казалась слишком привлекательной.
Пошатываясь, она периодически щёлкала, даже не пытаясь рассмотреть результат. Приоткрыв одну из дверей, она заметила расслабленно лежащие тела.
Вечеринки — негласный список кто с кем и где успел переспать. Скандалы, драмы, расследования. Чувствуя себя репортёром с места происшествий она сделала ещё один шаг вперёд, сочетая его с щелчком.
Один из лежащих приподнялся, на что Джоанна лишь помахала снимком:
— С добрым утром, сони, — буквально пропела она, широко улыбаясь.
Собственный голос отозвался резкой болью в висках.
— Небольшой отчёт о мероприятии. Думаю, что всему кампусу будет любопытно посмотреть на эти снимки... Или нет. За небольшую услугу.
Справедливо посчитав, что сказала Уолш абсолютно всё, а дальнейшее промедление грозит травмами отобранными фотографиями, Джо рванула к выходу, размахивая снимками, как победным флагом.
Джулиан: Сначала Джулиан испытывал легкое головокружение. Затем его пробило на глупый смешок, причем никто ничего смешного-то и не говорил. Ему просто было забавно наблюдать за тем, как очертания предметов становились все более размытыми с каждой минутой, а стул под ним будто и вовсе исчез. Файнмэн слез со стула на пол, который в тот момент казался мягче подушки, и поплыл в неизвестном направлении. Дальнейшие события уже не имели смысла, да и нужен ли он был тогда? Кажется, Джулиан залез на кофейный столик, чтобы впечатлить присутствующих своими навыками twerking. Не впечатлил. Не удержав равновесия, юноша полетел вниз, благо, кто-то его вовремя подхватил, за что и получил смачный поцелуй в щеку и пламенные признания в благодарности и, кажется, еще в глубочайшей любви. В какой-то момент Джулиан умудрился оказаться в компании балующихся травкой и что-то увлеченно рассказывал им об искусстве фотографии. Кажется, был такой эпизод, когда ему очень хотелось пить, и молодой человек выпил первое, что попалось ему на глаза. Вкус был не очень, но зато жажда была утолена.
А потом провал.
Джулиан не знал, что кто-то из Сигма Альфа Йота решил подшутить над ним и подговорил бармена подмешать что-то бедняге в воду. Потом они скажут, что просто хотели, чтобы он весело провел время. Джулиан не знал и того, что вырубился прямо на бильярдном столе во время чьей-то игры – просто пришел и лег. Какие-то ребята потом великодушно отнесли его в одну из комнат братства, где он проспал остаток ночи. Наверное, он спал бы и дальше, если бы не вспышка, чье-то копошение рядом, а потом женский голос.
- Да что такое… Поспать не дадут…, - пробурчал Джулиан, поднимая голову и еле разлепляя один глаз. Первым, что он увидел, была татуированная рука, торчащая из-под белоснежной подушки. Потом, когда его взгляд перекочевал вверх, блондинистая небрежно-шикарная шевелюра. О нет…
- Какого черта ты делаешь в моей комнате? - как будто даже пропищал Файнмэн, уставившись на юношу во все глаза.
Дэниел: - Эй! Эй! - вырывается у Дэниела, когда раздается голос девушки, вещающий о том, что…да по правде Вессон так и не уловил смысл ее слов, просто услышал отрывочное между строк «что бы вы не делали, я все равно опубликую фотографии!». Собственно, чтобы это предотвратить намерения рыжей, -Господи, сколько еще рыжих будет на моем пути?, Дэн вскакивает с постели. Ну как вскакивает – он знатно так путается в одеяле, едва не валится с ног, но в последний момент умудряется, обкладывая матом все на чем свет стоит, сохранить равновесие. Он подается к двери, откуда выбежала рыжая, замечает, что в доме в общем-то пусто, и бежит за ней. Ровно до выходной двери, дальше просто он думает, что светить своим бельем не стоит, поэтому, возвращается в комнату и шумно вздыхает, видя на постели все того же парня.
Он бы мог предположить, что он был просто утренней галлюцинацией, как и девушка, но даже щипок за руку не помогает «проснуться», поэтому парень ладонью проводит по лицу, словно пытается стереть скальп и вовсе. На самом деле у него, Вессона, есть оправдание, потому что каждый ученик Беркли в курсе, что такое эти вечеринки, и конечно же, весь университет в курсе, что случаются такие вот казусы, вроде «ой, мы нечаянно переспали!». Но Дэн-то понимал, что этого не было, также он понимал, что и «утка» дойдет до нужных глаз – не менее рыжего и ночью им же, Дэном, избитого, о чем свидетельствовала корочка на содранных костяшках. Но это в общем-то пол беды, потому что он мог бы объяснить, что после, пришел в комнату, закинулся таблетками и лег спать, а проснулся с ним – Дэн многозначительно посмотрел на чертенка, задающего глупые вопросы. Палевность фотографии заключалась в том, что Вессон был обнажен…собственно, коим был и сейчас.
Решение приодеть себя пришло быстро, как и в руки попали джинсы, как и оказались оные на нем. Нет, он не стеснялся своего тела, даже гордился им, потому что да…он считал себя привлекательным, даже с обилием рисунков по всему торсу, словно границы до куда еще нужно дорисовать, вокруг чего обрисовать.
- Пришел сделать еще пару фоток, даже в постель залез? - получается как-то слишком озлобленно, хорошо что не рычит, качает головой разворачиваясь направляясь на кухню, заявляя перед выходом: - это моя комната, и моя постель.
Локация: Университет Беркли. Дом братства Сигма Альфа Йота.
Дата: 17.04.2016 - 23.04.2016
Участники:Дэниел Вессон и Джулиан Файнмэн
Джулиан: Джулиан уже битый час сидел перед пустым окошком в программе Photoshop, пытаясь заставить себя поработать наконец над заказом, но его мысли уносили назад в ночь вечеринки. И как его только угораздило так напиться? И почему из всех парней Сигмы ему «повезло» оказаться в койке Вессона? После того инцидента с баскетбольной фотографией Джулиану было и так страшно показываться тому на глаза, а тут еще это…
- Все! Успокойся. Нужно просто закончить фотки, - юноша встряхнул головой и провел «воспитательную» беседу с самим собой. Не то, чтобы она подействовала, но его неспособность сконцентрироваться уже становилась смешной. Джулиан потянулся к фотоаппарату, чтобы вытащить карту памяти, но не обнаружил ее в положенном месте. Нахмурившись, он стал мысленно перебирать возможные варианты того, куда он ее мог положить. Затем он встал из-за стола и принялся шарить по всем карманам и полкам, как вдруг вспомнил, что положил ее в задний карман джинсов, в которых он был на вечеринке. Вздохнув с облегчением, Файнмэн побрел к корзине с грязным бельем и выудил оттуда свои штаны.
- Уффф… - юноша еле подавил рвотный рефлекс при виде засохшего пятна блевотины на джинсах. Этого эпизода он точно не помнил, к счастью или сожалению. Оставалось надеяться, что ни одно живое существо не пострадало во время этого… извержения. Передернувшись от одной только мысли об этом, Джулиан засунул руку в задний карман, и каков был его ужас, когда заветной карты там не оказалось.
- Черт… Черт… Черт…, - юноша судорожно проверил карманы еще раз, но тщетно – чего не было, того не было. А потом осознание того, где он мог ее потерять, медленно, но верно накатило на него разрушительной волной, заставляя задрать голову к потолку и как в фильмах протянуть «О нееееет».
Джулиан стоял на пороге дома Сигмы, нервно вышагивая из стороны в сторону и не решаясь позвонить в дверь. Что сказать, когда ему откроют? «Извините, парни. Вы тут флешку не видели, случаем?». Даже если она завалялась где-то, ее, должно быть, уже давно выбросили наемные уборщики вместе с остальным хламом, оставшимся после вечеринки. А что если ему откроет Дэниел? Файнмэн не был уверен в том, что готов к этому. Однако глупо было вот так стоять почти у цели, а потом взять и развернуться, чтобы уйти. Поэтому Джулиан собрал волю в кулак и постучал в дверь. Через пару минут она распахнулась, а тот, кто оказался по обратную сторону, заставил юношу оцепенеть.
- Эээм... Привет? - это все, на что ему хватило ума сказать.
Дэниел: Дэниел Вессон хочет с уверенностью заявить о том, что день выдался достаточно удачным, при этом не обязательно возвращаться воспоминаниями на конференцию и позорном провале эксперимента. Вообще, он, Вессон не из тех, кто теперь будет бояться посещать университет и вовсе, но определенный пунктик насчет «к черту химические опыты!» у него появился.
Он не помнил как все произошло, зато уверен в том, что пара десятков человек ему могут до мельчайших подробностей рассказать как же все же это случилось. И он не против, даже если на завтра будут хихикать – не первая и не последняя его лажа, чтобы придавать ей какое-то особое значение.
Ему больше нравилось припоминать события после и сразу мурашки бежали вдоль позвоночника, вызывая совершенно глупую улыбку. Дэн не находил свое место в какой-либо из религий, а по долгу обучения, пришлось многие из них изучить, но ему казалось, что его настиг сегодня закон кармы. Хотя, индуизм и буддизм все еще были далеки от его понимания, другое дело – старое, доброе католичество и мессы по случаю смерти одного из родственников, которого Дэн в жизни ни разу не видел, но присутствовать должен был на прощальном вечере.
Мать тогда красила губы красной помадой и надевала шляпу с широкими полями, или маленькую, но с перьями и вуалью – в этой женщине жила любовь к моде, которой она отдавалась безвозмездно…в перерывах между побегушками с новым «бойфрендом». Благо, похороны не были ежемесячной церемонией и черную шляпку он видел уже давно, как и давно ощущал холодные пальцы матери на щеке, после того, как она оставит алый след от помады, целуя «любимого сынишку» в щеку. Благо что все это притянутые нежности не находили свое пристанище в семейном альбоме, или в какой-нибудь утренней корреспонденции «семья Вессон, а также…почтили своим присутствием память ныне покойного..».
Вечер должен был выдаться тихим, с поеданием какой-нибудь химической дряни, просмотром телевизора, или «сильным дождем». На это, по крайней мере, надеялся Дэниел, который пошел в душ в рядах первых, по привычке не оставляя все на последний момент, чтобы ложиться спать с мокрыми волосами, а утром пропускать пару укладывая так, чтобы эта прическа, которая условно звучит, как «в жизни я такую херню больше делать не буду», лежала нормально. И ведь лежит, и ведь делает.
По пути в свою комнату, через холл, слыша стук в дверь, даже через попытки высушить волосы белоснежным полотенцем, Вессон практически проклинает непрошенного гостя, но думает, что может быть, это кто-то из своих ключ оставил в комнате. Надежда на это пропадает как только щелкает звонок и открывается дверь. На улице предательски темно, так что все мошки скопились у фонаря на крыльце и Дэн сначала непонимающе смотрит на Джулиана, а после осматривается по сторонам, за его спиной, словно за ни мог кто-то еще быть:
- Привет. Тебе так понравилась моя кровать, что решил переночевать тут и сегодня? - да, Вессон, так держать! Тупее шутки придумать не мог!. Дэн отходит в сторону, ежится из-за вечернего ветерка в сторону дома и думает, что второй раз за сутки оказываться полуголым перед Джулианом – это, по меньшей мере, странно, - что-то случилось? - решает уточнить, ибо, как ему, Дэну, показалось, Джулиан не стал бы соваться сюда без надобности, чтобы поболтать.
Джулиан: Дверь открылась, и на пороге показался именно тот человек, которого хотелось увидеть меньше всего. Дэниел Вессон, как всегда стильно-небрежный, по-видимому только что вышедший из душа и очевидно недовольный визитом незваных гостей, смерил Файнмэна удивленным взглядом. Конечно же он не мог не напомнить ему про вечер.
- Тебе так понравилась моя кровать, что решил переночевать тут и сегодня? - съехидничал он, приподняв одну бровь. Джулиан был готов провалиться сквозь землю, что было довольно странно, учитывая тот факт, что смутить его обычно не так легко.
- Привет…Эээм… Дэниел, - выдал Джулиан, стараясь не показывать, насколько неловко он себя чувствовал. Именно в этот момент он обратил внимание на внешний вид Вессона. «Он хоть когда-нибудь бывает ПОЛНОСТЬЮ одетым? У него вообще футболки есть?» пронеслось у него в голове, затем он быстро отвел взгляд от юноши, боясь произвести неправильное впечатление.
- Что-то случилось? - Дэн переминался с ноги на ногу, по всей видимости не в восторге от прохладного ветерка, учитывая то, что на нем было надето.
- Нууу.. Вообще я кое-что потерял. Думаю, здесь, - ответил Джулиан, изо всех сил удерживая взгляд на лице собеседника.
Дэниел: Дэн хмурится. Он не находил в комнате ничего «не своего», но не будем наивными – не производил он там и обыск и отходя в сторону, впускает Джулиана в дом, а вышедшему «собрату», сообщает о том, что это к нему. Просто, без особой конкретики.
- Пойдем посмотрим, - пожимает плечами, поднимаясь на второй этаж после того, как закрыл дверь, ведет Джулиана за собой, не смея пока что-либо говорить. Да и не знал что. Только дойдя до комнаты, пропустив юношу вперед и закрывая за собой дверь решает уточнить «что именно нужно искать?.», но предварительно достает из комода чистую майку, дабы не смущать ни парня, ни себя, оглядывая критически бардак на собственной постели, устроенный еще днем, с бумажками для конференции, вперемешку с техникой и одеждой, благо заправить постель успел.
- Так а ты точно ее у меня потерял? - Дэн по второму разу за Джулианом посмотрел под кроватью в поисках небольшой флешки, после принялся собирать свои вещи с кровати, вытряхивая одеяло, подушки и шмотки. И все сопровождая сосредоточенным «хмуром» бровей.
- Если бы ты здесь девственность потерял, ее бы проще найти было бы - бурчит себе под нос осматривая прилежащую к кровати территорию, где уже прошелся взглядом и руками парень.
Джулиан: - Пойдем посмотрим, - вздохнул Дэн, пропуская Файнмэна в дом и закрывая за ним дверь. Джулиан выдавил из себя улыбку, но она вышла не очень убедительной. Кашлянув, чтобы хоть как-то заполнить тишину, юноша проследовал за Вессоном на второй этаж, где располагалась его комната.
- Так а ты точно ее у меня потерял? - поинтересовался молодой человек. Джулиан взглянул в его сторону и увидел светлую копну волос, торчащую из-за кровати – Дэн, по всей видимости, занимался поисками злосчастной карты памяти на полу.
- Я почти абсолютно в этом уверен, - пробормотал Джулиан, прочесывая территорию около двери, - Либо здесь, либо… где угодно… на первом этаже…
Только сейчас в его голову пришла мысль о том, что все эти поиски на самом деле бесполезны – они вряд ли что-то найдут. И как раз в этот минуту Дэниел, словно услышав его мысли, буркнул:
- Если бы ты здесь девственность потерял, ее бы проще найти было бы
В такие моменты в фильмах раздается звук поющего сверчка. Джулиан застыл на месте, а потом поспешил ответить:
- Хаха, точно, - смех прозвучал настолько наигранно, что Файнмэну стало жутко неудобно.
Дэниел: Если бы не было заминки, Дэн бы и не обратил внимание на столь явное упущение в жизни парня. Нет, Вессон за целомудрие до свадьбы, но не когда это парень, который уже два десятка прожил.
- Сто-стой, это правда? - Дэн старается не смеяться, потому что понимает, что может задеть, но смешок все равно норовит вырваться, поэтому Вессон старается спрятаться за рукой, которой поправляет прическу, только широко улыбается следом говоря «извини».
Он прочищает горло, настраивается на серьезный лад, осматривается по сторонам, словно ища место, где можно поискать еще, а после поворачивается к Джулиану и как-то слишком коварно улыбается:
-Ты же ведь не занят сегодня? У меня появилась идея - он кивает выуживая из шкафа косуху, которую тут же на себя и натягивает, забирает с тумбочки телефон и бумажник из рюкзака, ключи внизу, а так все.
Наверное, сейчас он выглядит, как избалованный мальчишка, который может себе позволить сорваться среди недели из университета и умчать в какой-нибудь клуб, или бордель, возможно выглядит слишком самоуверенным, если считает, что Джулиан примет в этом все участие, но то, что парень идет следом, хоть и тараторит «куда мы?» и «эй! Что ты задумал?», Вессон лишь усмехается и обещает, что это будет приятный сюрприз.
Добравшись окольными путями до машины, советует Джулиану пристегнуться, уезжая подальше от Беркли, ближе к центру города. Первое время Дэн всегда опасался, что их увидят, засекут и за этим последует наказание, но позже он начал думать, что ему все равно, потому что там, где бывает молодежь – не бывает преподавателей, а они, молодежь, не носит галстуки Беркли, чтобы их вычислили и настучали на них.
Как Вессон и ожидал – людей было не очень много, хотя, судя по его наручным, многие уже просто успели нырнуть в само здание с неоновой вывеской. К ему, к зданию, Дэн и повел Джулиана.
Дата: 06.04.2016 - 11.04.2016
Участники:Дэниел Вессон, Джулиан Файнмэн и Джоанна Уолш
Дэниел: Время к утру, а ему крепко спится, после запитого газировкой успокоительного. Он не видит сны, не чувствует ни жара, ни холода, теряется в пространстве, во времени, и не слышит ни скрипа двери, ни шепотков. Словом: потерян во времени, пространстве, в белых простынях, как девушки путаются в рисунках «рукава». Он хотел бы продлить такое свое состояние на дольше, чем на день или два. Его ничего не гложет, ему болит левая скула, куда аккурат пришелся кулак Джекки, ему болит щека со внутренней стороны и немного губа. Ему кажется, что сегодня он будет выглядеть хуже, чем можно представить и пусть хоть кто-нибудь ляпнет, что «шрамы украшают мужчину». При таком раскладе Вессон согласен на рассеченную бровь, ссадину на скуле, разбитую губу, но нет же, отделался простым синяком, который зиять будет ближайшие несколько недель. Он бы мог обратиться за помощью к косметике, но вряд ли такое замажет какой-либо «би-би», а к средствам более радикального решения проблемы обращаться как-то уж слишком никак.

Вессон считает, что самое ужасное – это даже не просыпаться, а то состояние, когда ты уже и не спишь, но хочется еще. Он переворачивается, натыкается на чье-то тело, кое его не заботит, где-то спящим мозгом он хочет верить в то, что это сосед по комнате, как это иногда бывает, перепутал постели и упал после пьянки прямиком «в объятия» Дэна. Последний не против. Не в контексте своих сексуальных предпочтений, а исключительно в дружеских намерениях – сам не раз так вваливался в чье-то личное пространство претендуя на место под чужим одеялом. При этом не удосужившись стянуть с себя не то чтобы одежду, оставаясь в обуви. Пьяные, студенческие вечера – то немногое, на чем стоит мир. Слишком громкое заявление? Дэн в курсе, только до определенного возраста его мир заключается именно в этом месте с вылазками за ограду и каникулами дома, откуда держит связь в чате со всеми, кто более или менее близок, по тем или иным причинам.
Его будит тихий щелчок и ощущение слишком яркого света в комнате – он-то закрывал шторы намертво, чтобы проспать ближайшую вечность, а тут его будят спустя, Дэн нащупывает на тумбочке наручные часы, не добравшись до отправленного «в ссылку» по тумбочке подальше, чтобы не увлекаться, или не расстраиваться, сразу после пробуждения, (не)обнаруживая сообщения о непринятых звонках, непрочитанных сообщениях во всех чатах, включая примитивные sms.
Взглядом цепляется за стоящую у двери фигуру, не придает ей сначала значения, а когда обращает на нее внимание снова, отложив часы, забыв запомнить который час, слышит еще один щелчок и довольную улыбку девушки, которая машет полароидным снимком, после проверяя как вышло. «Первый» снимок был зажат между ее мизинцем и безымянным. И Дэн в принципе не против фанаток поутру, против фотографий на всеобщее обозрение… и незнакомых людей в постели, особенно, если помнил, что ложился спать один.
Джоанна: У вечеринок есть множество неоспоримых плюсов. Много людей, выпивки и громкая музыка. Кому-то хватает этих развлечений, кто-то разбавляет иными. Но здесь нет осуждения. В этой развязной атмосфере все чувствуют себя звеном плотно связанной цепи. Тот, кому это не по вкусу же быстро выбывает. И Джо любит громкую музыку. Такую, чтобы била по вискам и расходилась импульсами по телу. Под неё не получается захламлять свою голову лишними мыслями, а Джоанна и не хочет этого.
Она — всего лишь звено этой длинной цепи. Ни больше и ни меньше.
И то ли дело в таблетке, которую кто-то предусмотрительно положил ей на язык, то ли всё так на самом деле — она готова поклясться, что способна ощутить каждого в отдельности. Способна отстраниться от самой себя.
И при всех этих плюсах Уолш не нравилась лишь одна вещь — пробуждения. Когда голова гудит, а тебя теснит чья-то рука. И это не вызывает никаких чувств, кроме раздражения.
Да, Джоанна действительно ненавидела одиночество. Но сон — слишком личное, чтобы разделять его. Есть очень большая семантическая разница между «спать» и «переспать». Джо предпочитала то, что оканчивается после шумного сборища. Потому что это было идеально — никаких сложностей, обманутых ожиданий, порушенных надежд.
Ничего, кроме тел, которые на одну чёртову ночь хотят почувствовать себя не такими одинокими. И Джей устраивало. Если быть совершенно точным — она просто не знала, как бывает иначе. У неё был отвратительный пример светлой любви отца и матери — она сама была этим примером.
А ещё была её тётушка Мэй. Сильная и самостоятельная Мэй, которой, казалось, никто не был нужен. Джо очень сильно хотела походить на неё, пусть и никогда не признавала вслух. Она вообще мало говорила о том, чего по-настоящему хотела. Больше распространялась на нечто отвлечённое, пустяковое. То, на что обычно закатывали глаза и смотрели на Уолш, как на недоразвитого ребёнка. Возможно, это стоило того. Позволяя этим людям почувствовать себя умнее и важнее, Уолш всё-таки забирала своё. Так, как умела.
Да и тогда лишь безразлично пожимала плечами на попытки пристыдить. Правда, з д е с ь едва ли кто-нибудь вызвался на подобное. Хотя бы потому, что спали, кто-где успел устроиться. Джоанна едва не наступила на одно из тел, медузой распластавшееся по полу. А на месте, которое ранее принадлежало ей самой, тут же растянулась другая фигура, вытесняя на самый край.
В комнате темно, хоть глаз выколи. Мерцают лишь часы, сообщающие о том, что сейчас полшестого утра. Это значило, что Джо проспала около двух часов и едва ли сможет уснуть ещё. А ещё, что ей бесконечно далеко тащиться до своей кровати.
Проклятые скучные маскарады, вынуждающие искать другие пристанища.
Проклятые пристанища, в которых никогда не хватает мест всем.
И почему никто из администрации не вызвал полицию? Так бы она, вероятнее всего, оказалась в комнате.
Джоанна с трудом пробирается сквозь плотное скопление тел, периодически всё-таки задевая и слыша в ответ приглушённые ругательства. Вот так всегда. Сначала чувствуешь с людьми единение, а на следующий день они становятся... людьми.
Уолш не помнит в чьём они доме (братства, сестринства, общежития?) и доме ли вообще, но оглядывая учинённый погром в полутьме, этому человеку светит минимум год домашнего ареста. В лучшем случае. С трудом она добирается до ванной, тут же замечая девичий силуэт в приоткрытой двери.
— В этом доме есть хоть сантиметр без чьего-либо навязчивого присутствия, — в своём духе тактично замечает Джо и удивлённо приподнимает брови, когда девушка вздрагивает, поворачиваясь к ней с огромными глазами.
Приковывают внимание не её глаза, явно не ожидающие чьего-либо присутствия. А предмет, которая та зажала в руке. И окровавленные запястья.
— Ты... фотографируешь свои порезанные руки на полароид? — фыркает Джо. — Знаешь, а это стоит запостить. Там чьё-то имя? Драматичная история любви. О б о ж а ю мелодрамы.
Глупой девчонке радоваться бы — столько внимания. А она лишь издаёт невнятный писк и выбегает.
— Эй, ты фотоаппарат забыла, — растерянно окликает её вслед Уолш.
Однако крайне невежливая дама не возвращается даже за своим имуществом. Странная.
На ходу забивая твит о незнакомке, Джо продвигалась дальше в поисках выхода. И хотела бы уйти, но мысль заснять всех сейчас казалась слишком привлекательной.
Пошатываясь, она периодически щёлкала, даже не пытаясь рассмотреть результат. Приоткрыв одну из дверей, она заметила расслабленно лежащие тела.
Вечеринки — негласный список кто с кем и где успел переспать. Скандалы, драмы, расследования. Чувствуя себя репортёром с места происшествий она сделала ещё один шаг вперёд, сочетая его с щелчком.
Один из лежащих приподнялся, на что Джоанна лишь помахала снимком:
— С добрым утром, сони, — буквально пропела она, широко улыбаясь.
Собственный голос отозвался резкой болью в висках.
— Небольшой отчёт о мероприятии. Думаю, что всему кампусу будет любопытно посмотреть на эти снимки... Или нет. За небольшую услугу.
Справедливо посчитав, что сказала Уолш абсолютно всё, а дальнейшее промедление грозит травмами отобранными фотографиями, Джо рванула к выходу, размахивая снимками, как победным флагом.

Джулиан: Сначала Джулиан испытывал легкое головокружение. Затем его пробило на глупый смешок, причем никто ничего смешного-то и не говорил. Ему просто было забавно наблюдать за тем, как очертания предметов становились все более размытыми с каждой минутой, а стул под ним будто и вовсе исчез. Файнмэн слез со стула на пол, который в тот момент казался мягче подушки, и поплыл в неизвестном направлении. Дальнейшие события уже не имели смысла, да и нужен ли он был тогда? Кажется, Джулиан залез на кофейный столик, чтобы впечатлить присутствующих своими навыками twerking. Не впечатлил. Не удержав равновесия, юноша полетел вниз, благо, кто-то его вовремя подхватил, за что и получил смачный поцелуй в щеку и пламенные признания в благодарности и, кажется, еще в глубочайшей любви. В какой-то момент Джулиан умудрился оказаться в компании балующихся травкой и что-то увлеченно рассказывал им об искусстве фотографии. Кажется, был такой эпизод, когда ему очень хотелось пить, и молодой человек выпил первое, что попалось ему на глаза. Вкус был не очень, но зато жажда была утолена.

А потом провал.
Джулиан не знал, что кто-то из Сигма Альфа Йота решил подшутить над ним и подговорил бармена подмешать что-то бедняге в воду. Потом они скажут, что просто хотели, чтобы он весело провел время. Джулиан не знал и того, что вырубился прямо на бильярдном столе во время чьей-то игры – просто пришел и лег. Какие-то ребята потом великодушно отнесли его в одну из комнат братства, где он проспал остаток ночи. Наверное, он спал бы и дальше, если бы не вспышка, чье-то копошение рядом, а потом женский голос.
- Да что такое… Поспать не дадут…, - пробурчал Джулиан, поднимая голову и еле разлепляя один глаз. Первым, что он увидел, была татуированная рука, торчащая из-под белоснежной подушки. Потом, когда его взгляд перекочевал вверх, блондинистая небрежно-шикарная шевелюра. О нет…
- Какого черта ты делаешь в моей комнате? - как будто даже пропищал Файнмэн, уставившись на юношу во все глаза.
Дэниел: - Эй! Эй! - вырывается у Дэниела, когда раздается голос девушки, вещающий о том, что…да по правде Вессон так и не уловил смысл ее слов, просто услышал отрывочное между строк «что бы вы не делали, я все равно опубликую фотографии!». Собственно, чтобы это предотвратить намерения рыжей, -Господи, сколько еще рыжих будет на моем пути?, Дэн вскакивает с постели. Ну как вскакивает – он знатно так путается в одеяле, едва не валится с ног, но в последний момент умудряется, обкладывая матом все на чем свет стоит, сохранить равновесие. Он подается к двери, откуда выбежала рыжая, замечает, что в доме в общем-то пусто, и бежит за ней. Ровно до выходной двери, дальше просто он думает, что светить своим бельем не стоит, поэтому, возвращается в комнату и шумно вздыхает, видя на постели все того же парня.
Он бы мог предположить, что он был просто утренней галлюцинацией, как и девушка, но даже щипок за руку не помогает «проснуться», поэтому парень ладонью проводит по лицу, словно пытается стереть скальп и вовсе. На самом деле у него, Вессона, есть оправдание, потому что каждый ученик Беркли в курсе, что такое эти вечеринки, и конечно же, весь университет в курсе, что случаются такие вот казусы, вроде «ой, мы нечаянно переспали!». Но Дэн-то понимал, что этого не было, также он понимал, что и «утка» дойдет до нужных глаз – не менее рыжего и ночью им же, Дэном, избитого, о чем свидетельствовала корочка на содранных костяшках. Но это в общем-то пол беды, потому что он мог бы объяснить, что после, пришел в комнату, закинулся таблетками и лег спать, а проснулся с ним – Дэн многозначительно посмотрел на чертенка, задающего глупые вопросы. Палевность фотографии заключалась в том, что Вессон был обнажен…собственно, коим был и сейчас.

Решение приодеть себя пришло быстро, как и в руки попали джинсы, как и оказались оные на нем. Нет, он не стеснялся своего тела, даже гордился им, потому что да…он считал себя привлекательным, даже с обилием рисунков по всему торсу, словно границы до куда еще нужно дорисовать, вокруг чего обрисовать.
- Пришел сделать еще пару фоток, даже в постель залез? - получается как-то слишком озлобленно, хорошо что не рычит, качает головой разворачиваясь направляясь на кухню, заявляя перед выходом: - это моя комната, и моя постель.
Локация: Университет Беркли. Дом братства Сигма Альфа Йота.
Дата: 17.04.2016 - 23.04.2016
Участники:Дэниел Вессон и Джулиан Файнмэн
Джулиан: Джулиан уже битый час сидел перед пустым окошком в программе Photoshop, пытаясь заставить себя поработать наконец над заказом, но его мысли уносили назад в ночь вечеринки. И как его только угораздило так напиться? И почему из всех парней Сигмы ему «повезло» оказаться в койке Вессона? После того инцидента с баскетбольной фотографией Джулиану было и так страшно показываться тому на глаза, а тут еще это…
- Все! Успокойся. Нужно просто закончить фотки, - юноша встряхнул головой и провел «воспитательную» беседу с самим собой. Не то, чтобы она подействовала, но его неспособность сконцентрироваться уже становилась смешной. Джулиан потянулся к фотоаппарату, чтобы вытащить карту памяти, но не обнаружил ее в положенном месте. Нахмурившись, он стал мысленно перебирать возможные варианты того, куда он ее мог положить. Затем он встал из-за стола и принялся шарить по всем карманам и полкам, как вдруг вспомнил, что положил ее в задний карман джинсов, в которых он был на вечеринке. Вздохнув с облегчением, Файнмэн побрел к корзине с грязным бельем и выудил оттуда свои штаны.
- Уффф… - юноша еле подавил рвотный рефлекс при виде засохшего пятна блевотины на джинсах. Этого эпизода он точно не помнил, к счастью или сожалению. Оставалось надеяться, что ни одно живое существо не пострадало во время этого… извержения. Передернувшись от одной только мысли об этом, Джулиан засунул руку в задний карман, и каков был его ужас, когда заветной карты там не оказалось.
- Черт… Черт… Черт…, - юноша судорожно проверил карманы еще раз, но тщетно – чего не было, того не было. А потом осознание того, где он мог ее потерять, медленно, но верно накатило на него разрушительной волной, заставляя задрать голову к потолку и как в фильмах протянуть «О нееееет».
***
Джулиан стоял на пороге дома Сигмы, нервно вышагивая из стороны в сторону и не решаясь позвонить в дверь. Что сказать, когда ему откроют? «Извините, парни. Вы тут флешку не видели, случаем?». Даже если она завалялась где-то, ее, должно быть, уже давно выбросили наемные уборщики вместе с остальным хламом, оставшимся после вечеринки. А что если ему откроет Дэниел? Файнмэн не был уверен в том, что готов к этому. Однако глупо было вот так стоять почти у цели, а потом взять и развернуться, чтобы уйти. Поэтому Джулиан собрал волю в кулак и постучал в дверь. Через пару минут она распахнулась, а тот, кто оказался по обратную сторону, заставил юношу оцепенеть.
- Эээм... Привет? - это все, на что ему хватило ума сказать.

Дэниел: Дэниел Вессон хочет с уверенностью заявить о том, что день выдался достаточно удачным, при этом не обязательно возвращаться воспоминаниями на конференцию и позорном провале эксперимента. Вообще, он, Вессон не из тех, кто теперь будет бояться посещать университет и вовсе, но определенный пунктик насчет «к черту химические опыты!» у него появился.
Он не помнил как все произошло, зато уверен в том, что пара десятков человек ему могут до мельчайших подробностей рассказать как же все же это случилось. И он не против, даже если на завтра будут хихикать – не первая и не последняя его лажа, чтобы придавать ей какое-то особое значение.
Ему больше нравилось припоминать события после и сразу мурашки бежали вдоль позвоночника, вызывая совершенно глупую улыбку. Дэн не находил свое место в какой-либо из религий, а по долгу обучения, пришлось многие из них изучить, но ему казалось, что его настиг сегодня закон кармы. Хотя, индуизм и буддизм все еще были далеки от его понимания, другое дело – старое, доброе католичество и мессы по случаю смерти одного из родственников, которого Дэн в жизни ни разу не видел, но присутствовать должен был на прощальном вечере.
Мать тогда красила губы красной помадой и надевала шляпу с широкими полями, или маленькую, но с перьями и вуалью – в этой женщине жила любовь к моде, которой она отдавалась безвозмездно…в перерывах между побегушками с новым «бойфрендом». Благо, похороны не были ежемесячной церемонией и черную шляпку он видел уже давно, как и давно ощущал холодные пальцы матери на щеке, после того, как она оставит алый след от помады, целуя «любимого сынишку» в щеку. Благо что все это притянутые нежности не находили свое пристанище в семейном альбоме, или в какой-нибудь утренней корреспонденции «семья Вессон, а также…почтили своим присутствием память ныне покойного..».
Вечер должен был выдаться тихим, с поеданием какой-нибудь химической дряни, просмотром телевизора, или «сильным дождем». На это, по крайней мере, надеялся Дэниел, который пошел в душ в рядах первых, по привычке не оставляя все на последний момент, чтобы ложиться спать с мокрыми волосами, а утром пропускать пару укладывая так, чтобы эта прическа, которая условно звучит, как «в жизни я такую херню больше делать не буду», лежала нормально. И ведь лежит, и ведь делает.
По пути в свою комнату, через холл, слыша стук в дверь, даже через попытки высушить волосы белоснежным полотенцем, Вессон практически проклинает непрошенного гостя, но думает, что может быть, это кто-то из своих ключ оставил в комнате. Надежда на это пропадает как только щелкает звонок и открывается дверь. На улице предательски темно, так что все мошки скопились у фонаря на крыльце и Дэн сначала непонимающе смотрит на Джулиана, а после осматривается по сторонам, за его спиной, словно за ни мог кто-то еще быть:
- Привет. Тебе так понравилась моя кровать, что решил переночевать тут и сегодня? - да, Вессон, так держать! Тупее шутки придумать не мог!. Дэн отходит в сторону, ежится из-за вечернего ветерка в сторону дома и думает, что второй раз за сутки оказываться полуголым перед Джулианом – это, по меньшей мере, странно, - что-то случилось? - решает уточнить, ибо, как ему, Дэну, показалось, Джулиан не стал бы соваться сюда без надобности, чтобы поболтать.
Джулиан: Дверь открылась, и на пороге показался именно тот человек, которого хотелось увидеть меньше всего. Дэниел Вессон, как всегда стильно-небрежный, по-видимому только что вышедший из душа и очевидно недовольный визитом незваных гостей, смерил Файнмэна удивленным взглядом. Конечно же он не мог не напомнить ему про вечер.
- Тебе так понравилась моя кровать, что решил переночевать тут и сегодня? - съехидничал он, приподняв одну бровь. Джулиан был готов провалиться сквозь землю, что было довольно странно, учитывая тот факт, что смутить его обычно не так легко.
- Привет…Эээм… Дэниел, - выдал Джулиан, стараясь не показывать, насколько неловко он себя чувствовал. Именно в этот момент он обратил внимание на внешний вид Вессона. «Он хоть когда-нибудь бывает ПОЛНОСТЬЮ одетым? У него вообще футболки есть?» пронеслось у него в голове, затем он быстро отвел взгляд от юноши, боясь произвести неправильное впечатление.
- Что-то случилось? - Дэн переминался с ноги на ногу, по всей видимости не в восторге от прохладного ветерка, учитывая то, что на нем было надето.
- Нууу.. Вообще я кое-что потерял. Думаю, здесь, - ответил Джулиан, изо всех сил удерживая взгляд на лице собеседника.
Дэниел: Дэн хмурится. Он не находил в комнате ничего «не своего», но не будем наивными – не производил он там и обыск и отходя в сторону, впускает Джулиана в дом, а вышедшему «собрату», сообщает о том, что это к нему. Просто, без особой конкретики.
- Пойдем посмотрим, - пожимает плечами, поднимаясь на второй этаж после того, как закрыл дверь, ведет Джулиана за собой, не смея пока что-либо говорить. Да и не знал что. Только дойдя до комнаты, пропустив юношу вперед и закрывая за собой дверь решает уточнить «что именно нужно искать?.», но предварительно достает из комода чистую майку, дабы не смущать ни парня, ни себя, оглядывая критически бардак на собственной постели, устроенный еще днем, с бумажками для конференции, вперемешку с техникой и одеждой, благо заправить постель успел.
- Так а ты точно ее у меня потерял? - Дэн по второму разу за Джулианом посмотрел под кроватью в поисках небольшой флешки, после принялся собирать свои вещи с кровати, вытряхивая одеяло, подушки и шмотки. И все сопровождая сосредоточенным «хмуром» бровей.
- Если бы ты здесь девственность потерял, ее бы проще найти было бы - бурчит себе под нос осматривая прилежащую к кровати территорию, где уже прошелся взглядом и руками парень.
Джулиан: - Пойдем посмотрим, - вздохнул Дэн, пропуская Файнмэна в дом и закрывая за ним дверь. Джулиан выдавил из себя улыбку, но она вышла не очень убедительной. Кашлянув, чтобы хоть как-то заполнить тишину, юноша проследовал за Вессоном на второй этаж, где располагалась его комната.
- Так а ты точно ее у меня потерял? - поинтересовался молодой человек. Джулиан взглянул в его сторону и увидел светлую копну волос, торчащую из-за кровати – Дэн, по всей видимости, занимался поисками злосчастной карты памяти на полу.
- Я почти абсолютно в этом уверен, - пробормотал Джулиан, прочесывая территорию около двери, - Либо здесь, либо… где угодно… на первом этаже…
Только сейчас в его голову пришла мысль о том, что все эти поиски на самом деле бесполезны – они вряд ли что-то найдут. И как раз в этот минуту Дэниел, словно услышав его мысли, буркнул:
- Если бы ты здесь девственность потерял, ее бы проще найти было бы
В такие моменты в фильмах раздается звук поющего сверчка. Джулиан застыл на месте, а потом поспешил ответить:
- Хаха, точно, - смех прозвучал настолько наигранно, что Файнмэну стало жутко неудобно.
Дэниел: Если бы не было заминки, Дэн бы и не обратил внимание на столь явное упущение в жизни парня. Нет, Вессон за целомудрие до свадьбы, но не когда это парень, который уже два десятка прожил.
- Сто-стой, это правда? - Дэн старается не смеяться, потому что понимает, что может задеть, но смешок все равно норовит вырваться, поэтому Вессон старается спрятаться за рукой, которой поправляет прическу, только широко улыбается следом говоря «извини».
Он прочищает горло, настраивается на серьезный лад, осматривается по сторонам, словно ища место, где можно поискать еще, а после поворачивается к Джулиану и как-то слишком коварно улыбается:
-Ты же ведь не занят сегодня? У меня появилась идея - он кивает выуживая из шкафа косуху, которую тут же на себя и натягивает, забирает с тумбочки телефон и бумажник из рюкзака, ключи внизу, а так все.
Наверное, сейчас он выглядит, как избалованный мальчишка, который может себе позволить сорваться среди недели из университета и умчать в какой-нибудь клуб, или бордель, возможно выглядит слишком самоуверенным, если считает, что Джулиан примет в этом все участие, но то, что парень идет следом, хоть и тараторит «куда мы?» и «эй! Что ты задумал?», Вессон лишь усмехается и обещает, что это будет приятный сюрприз.
Добравшись окольными путями до машины, советует Джулиану пристегнуться, уезжая подальше от Беркли, ближе к центру города. Первое время Дэн всегда опасался, что их увидят, засекут и за этим последует наказание, но позже он начал думать, что ему все равно, потому что там, где бывает молодежь – не бывает преподавателей, а они, молодежь, не носит галстуки Беркли, чтобы их вычислили и настучали на них.
Как Вессон и ожидал – людей было не очень много, хотя, судя по его наручным, многие уже просто успели нырнуть в само здание с неоновой вывеской. К ему, к зданию, Дэн и повел Джулиана.
• Video • "Like Father Like Son" (Lucius Malfoy / Draco Malfoy)
P.S К сожалению, я не настолько силен в сотворении видео... Нашел его на просторах Интернета... Чуточку отредактировал... Подставил музыку...И вот... Надеюсь, не испортил))
• Video • "X-Men" (Erik Lehnsherr / Charles Xavier)
P.S. Видео из Интернета. Небольшое редактирование от меня)
••• Navigation •••
RG Harry Potter
• Video • Like Father Like Son (Lucius Malfoy / Draco Malfoy)
RG X-Men
• Video • X-Men (Erik Lehnsherr / Charles Xavier)
RG Volturi
• Game • Volturi (Aro / Caius)
RG Maradeurs
• Game • Maradeurs (Rodolphus Lestrange / Lucius Malfoy)
RG Stay Alive
• Game • Stay Alive (Christian Donovan / Mattias Donovan)
RG Night in Verona
• Video • Night in Verona (Kio Ito / Joseph Keller)
• Game • Night in Verona (Kio Ito / Joseph Keller)
RG Hogwarts. New Generation
• Video • Hogwarts. New Generation (Daniel Lee / Kevin Lee)
• Game • Hogwarts. New Generation (Daniel Lee / Kevin Lee)
RG Olympus
• Video • Olympian Brothers (Zeus / Hades)
RG Guilt
• Video • Guilt (Lee Seong Yeol / Lee Jong Hyun)
• Game • Guilt (Lee Seong Yeol / Lee Jong Hyun)
Happy 1st Anniversary!
• Video • Happy Anniversary!
RG Berkeley University
• Game • Дэниел Вессон / Джулиан Файнмэн
RG Other world
• Game • Aedan Fitzpatrick / Sebastian Diabolos
RG The dance floor 701
• Game • Lester Flemming / Tadeusz Witowski
RG MacDuffie School
• Game • Aedan Lynch / Arthur Faust
RG Anomal Zone
• Game • Elliot Shaw / Elias Shaw
RG The Fog
• Game • Elliot Shaw / Elias Shaw
RG The Era of the Marauders
• Video • Bitter Heart (Antonin Dolohov / Jean-Pierre Arnault)
• Game • Jean-Pierre Arnault / Antonin Dolohov
• Video • Like Father Like Son (Lucius Malfoy / Draco Malfoy)
RG X-Men
• Video • X-Men (Erik Lehnsherr / Charles Xavier)
RG Volturi
• Game • Volturi (Aro / Caius)
RG Maradeurs
• Game • Maradeurs (Rodolphus Lestrange / Lucius Malfoy)
RG Stay Alive
• Game • Stay Alive (Christian Donovan / Mattias Donovan)
RG Night in Verona
• Video • Night in Verona (Kio Ito / Joseph Keller)
• Game • Night in Verona (Kio Ito / Joseph Keller)
RG Hogwarts. New Generation
• Video • Hogwarts. New Generation (Daniel Lee / Kevin Lee)
• Game • Hogwarts. New Generation (Daniel Lee / Kevin Lee)
RG Olympus
• Video • Olympian Brothers (Zeus / Hades)
RG Guilt
• Video • Guilt (Lee Seong Yeol / Lee Jong Hyun)
• Game • Guilt (Lee Seong Yeol / Lee Jong Hyun)
Happy 1st Anniversary!
• Video • Happy Anniversary!
RG Berkeley University
• Game • Дэниел Вессон / Джулиан Файнмэн
RG Other world
• Game • Aedan Fitzpatrick / Sebastian Diabolos
RG The dance floor 701
• Game • Lester Flemming / Tadeusz Witowski
RG MacDuffie School
• Game • Aedan Lynch / Arthur Faust
RG Anomal Zone
• Game • Elliot Shaw / Elias Shaw
RG The Fog
• Game • Elliot Shaw / Elias Shaw
RG The Era of the Marauders
• Video • Bitter Heart (Antonin Dolohov / Jean-Pierre Arnault)
• Game • Jean-Pierre Arnault / Antonin Dolohov
• Game • Lee Seong Yeol / Lee Jong Hyun
Локация: Общежитие
Участники: Ли Сонёль, Ли Джонхён
Сонёль: Сонель брел по коридору, когда ему пришло сообщение от соседа по комнате с просьбой купить рамен.
- Ну знаешь же, что в комнате не едим. - пробормотал юноша, тем не менее улыбнувшись сообщению. Он не любил, когда его называли "Сон-ни", считал, что это как-то слишком по-детски. Единственным, кому прощалось все был лучший друг - Джонхен. Собственно он, наверняка, ожидал Сонеля в комнате как всегда развалившись на кровати и, если не читая, то занимаясь чем-нибудь наверняка не особо важным - скажем, прохождением игры.
Отворив дверь, Сонель нисколько не удивился тому, что его догадка была верна - Джонхен и правда валялся на кровати и при этом улыбался своему "яблочку".
- Привет. - улыбнулся юноша, наконец ощутив некоторую свободу от тягот учебы. Хотя, постойте. Учеба для него не была в тягость, просто иногда, откровенно говоря, хотелось сбежать куда-нибудь подальше, где слово "учеба" вообще не упоминается. Но, увы и ах, Сонель должен учиться, чтобы затем обустроить свою жизнь, по своему-же усмотрению.
Джонхен же на приветствие отложил телефон и сел на кровати, видимо, ожидая что
Сонель притащил с собой пакет еды.
- Я уже подходил к комнате, когда получил твое сообщение. - сморщил нос юнец, ожидая одобрительной улыбки соседа, но для начала тот изобразил из себя обиженного.
Джонхён: Джонхён лежал на животе на своей кровати и играл в "Angry birds". Почему он занимался именно этим, а не сидел, к примеру, за партой в классе? Да потому что ему учеба была не особо важна. Его сосед по комнате (и по совместительству лучший друг) Сонель любил читать ему лекции о пользе образования, но Джонхён лишь пожимал плечами и продолжал посещать занятия по настроению. Сейчас этого самого настроения не было, и, как следствие, парень прятался в своей комнате и занимался ерундой.
- Тупая птица... , - пробубнил юноша, яростно тыкая в дисплей своего черного айфона. Как раз в этот момент открылась входная дверь, и Джонхён услышал знакомый голос:
- Привет, - поздоровался Сонель, одетый в школьную форму. Конечно, он-то не любит пропускать занятия. Хотя в данный момент он выглядел так, словно хотел послать всех учителей куда подальше. Учеба выматывает. Именно поэтому Джонхён ее и невзлюбил.
Юноша отложил телефон, сел на кровати, скрестив ноги по-турецки, и хлопнул перед собой по постели, мол "Давай еду".
- Я уже подходил к комнате, когда получил твое сообщение, - ответил Сон, сморщив нос. Джонхён с минуту глядел на него, не моргая, словно в этот момент фраза, произнесенная его другом, медленно доходила до сознания юноши. Когда же он наконец понял, что рамёна не будет, парень машинально скрестил руки на груди и надул губы.
- Значит, я останусь сегодня голодным? - переспросил он, вздернув бровь. Нет, он не злился на Сонеля. Никогда не злился. Но уж очень любил делать вид, что так и есть, потому что тогда лицо Сона принимало такое выражение, что Джонхён потом еще полчаса катался по полу от смеха.
Сонёль: - Значит, я останусь сегодня голодным? - ох уж этот обиженный тон. При чем обиженным его можно было назвать с натяжкой, ибо оба знали, что дуется Джонхен понарошку, но все равно Сонель верил. Всегда думая, что на этот раз это может оказаться не шуткой. Уж слишком ему был дорог Джонхен, чтобы обижать его.
- Но-но-но! - воскликнул мальчишка, качая головой, мол, я тебе не верю. Но все равно, черт подери, Джонхен умудрялся удостоверить юнца в том, что обижен если не на весь свет, то как минимум на Сонеля. И с каждой секундой уверенность в том, что Джонхен блефует гасла.
Понурив голову, Сонель направился к кровати соседа, попутно вытаскивая из сумки что-то шебуршащее. С некоторых пор юнец приобрел привычку носить с собой конфеты. Хотя и сам был не особым любителем этих лакомств, он умудрялся находить того, кто с удовольствием слопает их. Ну как умудрялся. Джонхен уже выучил то, что Сонель таскает конфеты с собой, а потому всегда мог попросить. Ну или сам взять и оставить бумажки в сумке. Ну а что? Куда их еще девать, чтобы подмену конфет на бумажки не заметили слишком рано?
Откинув сумку на свою кровать, Сонель плюхнулся на кровать Джонхена, прямо перед ним:
- Перестанешь обижаться, я угощу тебя конфетой. - улыбаясь проговорил юноша, ожидая что старинный способ подействует и друг, как любитель сладкого, согласится на такие условия. Ну, а чтобы окончательно убедиться в этом, Сонель открыл одну конфету, нарочито громко шебурша упаковкой и с характерным мычанием, а иначе это не назовешь, принялся смаковать лакомство.
Джонхен же, готов был отказаться от конфет всего мира, лишь бы на этот раз его мнимая обидчивость также, как и прежде, оставалась реальной и неуязвимой. Но вот то, что Сонель поедает конфеты при том не являясь их фанатом, не могло просто так сойти ему с рук.
Джонхён: Сонель все еще улыбался, но Джонхён знал, что это ненадолго.
- Три...два...один..., - мысленно досчитал юноша до нуля, и как раз в этот момент мальчишка в школьной форме, его лучший друг, виновато опустил голову и поплелся к кровати. Не подумайте, что Джонхён жесток. Нет. Он ведь извинялся потом, заглаживал свою вину, да и Сонель был не из обидчивых. Эти двое через столько прошли вместе, что эти мини-представления казались детской шалостью.
Внимание Джонхёна привлекла рука его друга, которая полезла в сумку, пытаясь достать что-то. И он прекрасно знал, что это было - у Сона появилась новая привычка, которая заключалась в том, что теперь в его рюкзаке всегда можно было найти секретный запас конфет. Почему эта привычка была странной, так это потому, что сам юноша не очень любил сладости.
Джонхён не сводил глаз с действий соседа - как тот нашел конфеты, бросил сумку на свою кровать, упал на кровать Джонхёна - за всем этим юноша следил взглядом. И вот этот мальчишка, который не любит сладости, с важным видом разворачивает блестящую обертку и кладет в рот шоколадный шарик, при этом наигранно наслаждаясь его вкусом. От этого зрелища у Джонхёна медленно отвисла челюсть.
- Айгууу... Посмотрите на него, люди добрые..., - произнес он, качая головой, - И кто тебя манерам учил? Шантажировать меня вздумал, м?
С этими словами Джонхён схватил подушку и треснул ею Сонеля по голове.
Сонёль: Сонель ожидал, что поедание конфеты ему так просто не простят, а потому гадал что же предпримет Инквизитор Джонхен на подобную наглость со стороны невежды Сонеля.
Но вот почему до сих пор ничего не произошло? Сонель уже успел раскусить конфету - такая же дурная привычка - он просто не умел иначе, или не желал. Конфету обязательно нужно прожевать, а не дождаться когда она сама магическим образом растает и попадет в желудок. Да и это долго.
- Айгууу... - заверещал Джонхен, после чего последовало негодование - до парня все же дошло что тут происходит. Наверное, озарение пришло бы раньше, если бы Сонель применял шантаж раньше. Но нет, это было в первый и последний раз, как казалось мальчишке. Ведь теперь Джонхен будет знать на что еще способен сосед по комнате.
Но вот очухавшись окончательно Джонхен зарядил Сонелю подушкой по голове, отчего тот чуть не подавился злосчастной конфетой. Да по сути парень даже не успел сообразить что вообще произошло, как подушка, при помощи Джохена, убралась от лица Сонеля, который тут же прищурившись, поджал губы, намереваясь мстить.
Увидев же этот взгляд, понимая что сейчас придет расправа, Джонхен вскочил на кровать держа подушку обеими руками, готовый в очередной раз огреть мягким оружием по голове Сонеля.
Сонель же вскочил с постели и запрыгнул на свою, подбирая при этом свою подушку.
- Да будет бой подушками! - воскликнул юноша, перед атакой. С этим боевым кличем Сонель бросился на постель соседа по комнате, ударяя его подушкой и получая ответные удары. Это было весело и, кажется, всех устраивал подобный бой.
Джонхён: Чего-чего, а шантажа от Сонеля он не ожидал, пусть даже такого невинного и неумелого. Джонхен привык к тому, что из них двоих именно он "плохой" - уже с детства юноша старался делать всю грязную работу сам, не желая, чтобы Сон ступил на путь вранья, воровства и разборок; оберегал его и опекал. Наверное, для него он навсегда останется "малышом Сон-ни", беззащитным мальчиком, ради которого Джонхен был готов пожертвовать последним куском хлеба, отдать последнюю футболку, да хоть свою жизнь, как бы банально это не звучало. Беззащитный, невинный, добродушный Ли Сонель. Поэтому он и удивился, услышав от юнца что-то из рода "если ты сделаешь так, то я взамен сделаю это". Не то что бы это его возмутило или разозлило, просто Джонхен вдруг осознал, что время идет, и его друг взрослеет, приспосабливается к этому миру. Он испугался, что может его просто-напросто потерять. И, наверное, удар подушкой был попыткой исправить свою же ошибку и вернуть старого Сона, ведь именно с подачи Джонхена тот выдал эту злополучную фразу.
- Да будет бой подушками! - издав боевой клич, Сонель бросился в атаку. Парни колотили друг друга подушками, словно дети малые, но именно этого результата и добивался Джонхен. Увидев на лице друга счастливую улыбку, юноша нашел умиротворение - его Сонель снова вернулся к нему.
Этот бой мог продолжаться вечно, если бы Джонхен не свалился с кровати и не стал хохотать как умалишённый. Тогда и Сонель к нему присоединился. Смех приносит облегчение...
Некоторое время спустя юноши лежали на полу, глядя в потолок, который они собственноручно украсили декоративными звездами, в память об их любимом месте на заднем дворике интерната.
- Знаешь... На самом деле не нужен был мне никакой рамен... , - как бы невзначай признался Джонхен, подложив руку под голову. Повернув на мгновенье голову вбок, он поймал на себе вопрошающий взгляд Сона.
- Я просто.. ну.. соскучился... , - объяснил он, снова устремив взгляд в потолок.
Сонёль: Наверное, стоило предполагать, что ли Сонель будет проявлять те качества, от которых его так уберегал Джонхен. Но ведь согласитесь, юноша не может просто сидеть в сторонке, когда лучший друг идет крутой дорожкой. Всегда вместе. Прятать трупы, чуть что, тоже будут вместе. Но это при определенном стечении обстоятельств.
На самом же деле Сонель был благодарен другу, за то, что он стал Ангелом- ранителем для слабого Сонеля. Но к слову… оба ведь выросли в интернате, а родительскую любовь если и видели, то только по праздникам, когда гости приходили. Вот и появились все эти качества, от которых нормальные родители пытаются отгородить своих чад. Просто Сонель не хотел расстраивать Джонхена, показывая, на что он способен. Боялся его разочаровать.
Но годы идут, а значит Сонель не может уже прятаться за спину друга и вечно подставлять его под удары кулаков недоброжелателей. Пора возвращать долг, так сказать. Наверняка Джонхен знал, что за него Сонель готов голову свернуть, хотя, наверное, и не принимал подобные высказывания всерьез, полагая что нежная душа и неокрепшая психика юнца на такое не способны. Но как знать, как знать…
Сколько длился этот шуточный бой, Сонель не знал. Но в какой-то момент удары стали слабее. А затем Джонхен и вовсе повалился на пол, тяжело дыша и улыбаясь. Нет, на этом не все. Затем стал слышаться его смех. Заразительный такой, что Сонель повалился рядом смеясь в унисон со своим другом. А собственно с чего смеялись-то? Можно ли сказать, что это был просто всплеск эмоций или же ребята просто сорвались, так как стены давили, также как и окружающие ребята из Короны или Воронов. А еще учеба и желание покончить с ней раз и навсегда.
А может, все дело было в том, что оба мальчика были не в себе? Но нет же… Сонеля посещали подобные мысли, но он всегда вспоминал о том, что если уж сходишь с ума, не замечаешь этого и уж тем более не говоришь о том, что с твоей головой что-то не так.
Позже смех утих – видимо пришел от него эффект: парни теперь умиротворенно смотрели на потолок, украшенный звездами. Конечно, не было там созвездий, ибо видя звездное небо, сначала думаешь о его красоте, а уж затем пытаешься рассмотреть созвездия, при этом вырисовывая видимые только тебе линии выстраивая фигуры. Сколько же можно еще придумать созвездий, только благодаря своей фантазии.
- Знаешь… на самом деле не нужен мне был никакой рамен… - почему-то вспомнил о невыполненном заказе Джонхен, после чего он наткнулся на вопросительный взгляд Сонеля, который словно спрашивал «а зачем тогда нужно было просить его купить?». Но объяснение не заставило себя долго ждать, и вот Джонхен признался в том, что соскучился по другу, соседу. Странно ли это было слышать? Пожалуй, да… По крайней мере от парня. Сонель же полагал, раньше, что на подобные милости способны лишь девчонки, но убедился в обратном не так давно – когда сам стал ловить себя на мысли, что скучает по Ли Джонхену.
Сонель повернулся на бок, подбирая к себе колени и смотря на Джонхена, который смотрел снова в потолок и о чем-то думал.
-Я тоже по тебе соскучился. – тихо-тихо пробормотал юнец, все еще смотря на профиль Джонхена, наверное выискивая что-то, что никогда не видел прежде. Но нет. Ничего необычного. Все на месте…
Джонхён: Слова о том, что он тосковал по Сонелю, вырвались непроизвольно, и теперь Джонхен лежал, уставившись в потолок и размышляя о том, не слишком ли слащаво и по-девчачьи это прозвучало. Все-таки они парни, и им, по негласному "Кодексу Поведения Настоящих Мужчин", не было положено выражать свои чувства так сентиментально, а уж тем более по отношению друг к другу. Как-то это...неправильно... Парни должны оставаться парнями, в конце-то концов...
Джонхен уставился в потолок, в сотый раз пересчитывая количество прикрепленных к нему звезд, и пытаясь таким образом отвлечься от чувства неловкости и даже какой-то вины. Но тут он услышал тихий голос Сонеля. Юноша не решался взглянуть на друга, поэтому все еще глядел перед собой. Повторяя вновь и вновь эти слова у себя в голове, Джонхен удивился тому, как часто забилось его сердце, а кровь прилила к щекам. Это такое непонятное чувство, когда ты начинаешь испытывать что-то, что никогда не испытывал прежде. Да и вообще не думал, что можешь в принципе подобное испытывать. "Бабочки в животе" из-за фразы, услышанной от парня? Кто бы мог подумать...
Почувствовав на себе пристальный взгляд, Джонхен медленно повернул голову - Сонель не сводил с него глаз. Эти глаза. Такие темные и грустные. Если долго в них смотреть, наверное можно утонуть... По крайней мере, Джонхен терял чувство времени и пространства, будто растворяясь в их глубине.
Этот зрительный контакт затянулся чуточку дольше, чем позволяют границы дозволенного, и юноша, снова почувствовав неловкость, прокашлялся.
- Кхем... Что-то я устал... Давай спать. - это прозвучало, скорее, как приказ, нежели предложение. Сонель удивленно моргнул - вроде только что тот скакал по комнате, а тут спать, видите ли, собрался. Когда юноша раскрыл рот, чтобы возмутиться, Джонхен с нарочито-громким зевком сгреб его в охапку и по-хозяйски закинул свою ногу на его талию, мол "заткнись и спи, маленький идиот, потому как другого варианта у тебя нет". Парень закрыл глаза и, причмокивая губами, сделал вид, что собрался в страну грез. Хотя на самом деле лишь пытался убежать от пугающего ощущения, которое с недавних пор стало нарастать в нем каждый раз, когда он слишком долго смотрел в глаза своего лучшего друга.
Сонёль: Повисло какое-то долгое молчание, которое, наверное и вызывало чувство неловкости. Но Сонель, почему-то не чувствовал этой неловкости и, словно завороженный, смотрел уже в глаза Джонхена. У него не было ощущения что он тонет и теряется в этом парне, что лежит рядом и так мило краснеет, он лишь ощущал потребность в Джонхене, желания быть с ним рядом если не вечно, то как можно дольше. Но захочет ли этого Джонхен? Мимолетный испуг, кажется, именно поэтому Джонхен откашлялся и отвернулся и начал говорить о сне. Но нет, это было не предложение, это был приказ. При чем такой, что не послушаться было сложно. Или просто Сонель не желал перечить соседу?
Сонель ничего и возразить не успел, как Джонхен сгреб в охапку Сон-ни и не дал тому даже пошевелиться еще и прижав к полу ногой, которая теперь покоилась на талии юноши.
Поначалу Сонель конечно же пытался вырваться, при этом улыбаясь, считая, что
это очередная игра, но конечно же Джонхен не позволял подняться или скинуть
свою ногу, все крепче и крепче прижимая юношу к себе и к полу, лишая последних
шансов остаться на свободе.
Стоит отметить, что Сонель предпочитал спать один в постели и обниматься с одеялом. Да подушкой, но никак не с лучшим другом. Но вот сейчас, именно сейчас, чувствуя, как его не желают отпускать, как прижимают к себе лишая движений, юноше казалось, что объятия во время сна это не так уж и плохо.
- Спать будем на полу? – решил уточнить юнец смотря на притворяющегося спящим Джонхена. Их лица были в опасной друг для друга близости – неверное движение и произойдет спонтанный и наверняка ненужный ни одному из парней, поцелуй. Но почему Сонеля это не пугало и сейчас он чувствовал какие-то искорки. Которые пробегали по коже, приятно ее пощипывая.
Сонель старался дышать тихо, мало ли сосед и правда решил поспать на полу, обнимая Сонеля как плюшевого медведя или одеяло.
Кажется, Сонель был сейчас не здесь, раз уж позволил себе приблизиться еще, только чтобы узнать какие ощущения появятся еще. И знаете, эти ощущения не заставили себя ждать. Появилось волнение и по телу прошлись импульсы тока, это и заставило Сонеля отодвинуться обратно, пока глаза Джонхена все еще были закрыты. Осталось только не думать об этих ощущениях, иначе - жди беды.
Прикрыв глаза и отгоняя от себя воспоминания о появившихся ощущениях, Сонель тихо выдохнул, чтобы Джонхен оставался в неведении.
Единственная мысль, которая посетила его голову, была мысль о том, что нужно дождаться уединения. Это, конечно, не лучший вариант… Но не лететь же искать девушку из-за какого-то ощущения от всего лишь нахождения рядом. При чем нахождения рядом парня.
- А можно все попытаться забыть. И все пройдет.
Но нет же. Фантазия Сонеля неугомонна, и вот одна за другой рисовались картинки. Хвала небесам, что еще пока вполне безобидные. Но они просто нападали на юношу, который с закрытыми глазами лежал в объятиях друга, которого только что чуть не поцеловал.
Осознание этого пришло сравнительно быстро. В голове прояснилось и пришел…пришел ужас. От того что одним движением он мог разрушить дружбу, которая многое выдержала. А собственно, почему Сонель решил, что поцелуй как-то пагубно отразится на дружбе? Правильно. Потому что и Сонель и Джонхен парни, а целоваться парням – непристойно и…
- И это всего лишь ярлыки. – заключило сознание, когда мысли о странных ощущениях были позабыты и теперь Сонель в голове спорил сам с собой, приводя какие-то нелепые факты в пользу или против.
На самом деле Сонель не был противником однополых связей и уж тем более не брался их судить. В какой-то мере он даже был их сторонником, потому что считал, что найти того, кого любишь и кто любит в ответ - это одно из тех чудес, которые могут случиться с человеком. И тут уже неважно, кто это чудо принес в твою жизнь.
Джонхён: Пытаясь унять внезапно усилившееся сердцебиение, Джонхен медленно вдыхал воздух через нос и мысленно повторял своего рода мантру "Тебе только кажется. Тебе только кажется". Все чаще он стал ловить себя на мысли о том, что ему, словно воздух, было необходимо присутствие рядом Сон-ни. Конечно, они были неразлучными друзьями и всегда «тусовались» вместе, но что настораживало Джонхена, так это то, что он старался занимать все время своего друга только для того, чтобы тот не проводил его с кем-то другим. Ревность? Собственничество? А может, аутофобия? Что бы это ни было, беспокойство юноши вполне обоснованно.
Тем временем два друга лежали на полу - один в объятиях другого. Это поистине неописуемо - слышать чье-то сердцебиение совсем рядом, ощущать тепло чужого тела, чувствовать легкое дыхание на своем лице…
Джонхён решил рискнуть и осторожно приоткрыл глаза - Сонель мирно спал, ну или притворялся, что спит. Юноша внимательно вглядывался в уже хорошо знакомые черты лица: черные ресницы, прямой нос, пухлые щечки, за которые он любил тискать друга в детстве, немного приоткрытые полные губы… Взгляд Джонхена почему-то задержался именно на них. Внезапная мысль заставила парня судорожно сглотнуть – никогда в жизни он не задумывался о мужских губах, тем более о губах Сонеля, а сейчас они находились в такой манящей близости, и юноше ужасно захотелось к ним прикоснуться. Знал бы он, что за последние несколько минут не одного его посетило это желание… Парень крепко зажмурился и … отпустил своего соседа из цепких объятий. Джонхен рывком сел и, согнув ноги в коленях, обхватил их руками. Нет, он слишком дорожил их дружбой, чтобы поставить под удар одним необдуманным поступком.
Сонёль: Ответа на вопрос так и не последовало. К слову, Сонель уже и забыл, что спрашивал, поглощённый мыслями о правильном и неправильном. Неосознанно он провел ладонью по ноге Джонхена. Этот жест и правда был необдуманным и уж тем более Сонель не ожидал что после последует резкий рывок соседа по комнате и выглядел он в этот момент не очень-то счастливым, словно его что-то волновало, то о чем он, возможно, хотел бы сказать. Но не мог решиться.
Странно было видеть подобные эмоции смотря на спину друга, а может это были эмоции Сонеля, который почему-то испугался, когда его отпустили из объятий и перестали заставлять спать.
Сонель еще некоторое время лежал смотря на спину Джонхена, который, наверняка, решал, что делать дальше. Как причудливо тасуется колода, два парня дружившие с незапамятных времен, вдруг почувствовали нечто запретное, как говорит Библия и всякие пророки. А правда ли запретное?
Сонель медленно поднялся и как и раньше, в детстве, обнял Джонхена, показывая этим жестом что он рядом, что всегда поддержит, на какие бы авантюры не бросился друг. Но не стоит упускать и тот факт, что сейчас подобный жест мог вызвать нежелательные ощущения, желания, мысли. Вот Сонель повинуясь некому инстинкту уткнулся носом в плечо Джонхена – вроде даже и незначительный жест, но не сейчас. Запах парфюма, терпкий и одуряющий, который уже несколько месяцев подряд не выветривается из комнаты, смешиваясь с парфюмом Ли Сонеля. Дикое сочетание, наверняка непривычное обонянию постороннего, но Сонель привык к тому что вещи Джонхена, которые он так любит носить в свободное от учебы время, считая, что его вещи удобнее, пахнут им. Может, поэтому Сон и таскает их и на предложение Джон-ни забрать их уже себе, придумывает море причин, почему они должны принадлежать именно Джонхену, а не ему.
- Что случилось? – вкрадчиво, тихо спросил мальчишка уже упираясь подбородком в плечо друга и, чтобы лучше его видеть, Сонель повернул голову немного в бок.
Интересно, Джонхен ответит или уйдет от темы, как ему это обычно удавалось. Наверное, так он делал только потому что хотел защитить Сон-ни от опасностей мира. А тут, опасностью стал и сам Сон.
Вот так ребята и сидели – на полу, в тихой комнате, слышалось лишь мерное дыхание. Интересно что бы подумал нечаянный свидетель этой картины? А собственно, какая разница? Главное – держаться за того, кто дорог, чтобы не улететь, чтобы он не испарился.
Юношу стали посещать мысли о том, что возможно Джон-ни все чувствовал и сейчас, мягко говоря, в расстройстве, что его друг, сосед….брат, хоть и не кровный, имеет наклонности. Сонель готов отказаться от ощущений, терпеть, заглушать всеми известными способами, лишь бы его Ангел-хранитель не покидал его.
Джонхён: Голова Джонхена просто разрывалась от тревожных мыслей, которым не было конца. Что это за чувство такое? Неужели он влюбляется в своего лучшего друга? Возможно ли это? Правильно ли это? Что скажет Сонель, узнав об этом? Если узнает, конечно... Ответов на эти вопросы парень не знал. Зато знало его сердце... Оно было переполнено до краев страхом - страхом перед неизведанным, но больше всего, страхом потерять единственного человека, которому он мог доверять несмотря ни на что... Джонхен крепче обхватил колени, сжимая пальцами плотную ткань джинсов, как будто это могло помочь ему унять боль... Но помогло нечто другое... Объятия... Теперь Джонхен оказался в объятиях Сон-ни, и этот жест успокоил бушующие в нем сомнения. Как и когда-то в детстве, когда переживания по поводу очередной украденной вещи или боль после избиения старшими ребятами мгновенно утихали, стоило Сонелю лишь обнять его. Юноша закрыл глаза, насыщаясь этим чувством защищенности и уверенности в том, что друг примет его таким, какой он есть. В этом и была особенность их дружбы - не нужно слов, чтобы сказать самое главное.
- Что случилось? - едва слышно спросил Сон, упираясь подбородком в плечо Джонхена. Что случилось? Ха... Вот он, переломный момент. Сказать правду или не рисковать? Какой из вариантов окажется правильным решением? Все же, на кон поставлено очень многое. Джонхен медленно открыл глаза и повернул голову, собираясь что-то ответить, но лицо Сона снова оказалось предательски близко, вновь притягивая взгляд юноши к губам. Сердце в очередной раз забилось словно сумасшедшее. Может попробовать? Вдруг ничего страшного не случится? Зато оба парня смогут решить для себя, нужно им это или нет... Губы Джонхена чуть приоткрылись, когда он придвинулся ближе. Затем он остановился на полпути и нерешительно взглянул на Сона, пытаясь увидеть в его глазах, что делать дальше - продолжать или остановиться. Наверное, никогда в жизни юноша так не боялся...
Сонёль: Сколько длилась эта пауза между вопросом и ответным действием – Сонель не знал. Да и знать не хотелось. Ему лишь казалось, что вокруг было слишком тихо и Сонелю не хотелось нарушать эту тишину. Даже дышать пытался тише, чтобы не спугнуть Джонхена, с которым определенно что-то случилось, что естественно влияло и на Сонеля, который переживал. Юноша всегда чувствовал боль Джонхена как свою собственную. Наверное, тоже ощущал и Джонхен, когда Сонелю доставалось от старших ребят или когда он просто переживал.
Но сейчас проблемы Ли Сонеля отошли на задний план, так как нужно было помочь другу. Неважно каким способом, главное, чтобы Джонхен улыбался своей обезоруживающей улыбкой.
- Вот тебе раз! – пронеслось в голове юноши. Он очередной раз заметил то, что нормальный парень замечать в другом парне не должен. Но нет, его это не пугало. Может, он просто устал после занятий, а назавтра будет с ужасом вспоминать о чем думал и как был неправ.
Но сейчас…бабочки в животе – как говорят, лишь оттого что Джонхен повернул голову и снова оказался так близко… Взгляд соседа по комнате скользнул к губам Сонеля, после чего он посмотрел в глаза Сона, ища ответ, точнее разрешение на что-то, чего раньше не делал.
Джонхен приблизился, а Сонель словно окаменел и просто ожидал что же будет дальше. Своеобразный шок, но искорки на теле говорили о том, что замешательство – лишь повод помедлить, насладиться ожиданием или решить правда ли этого хочется здесь и сейчас.
Но постойте-ка…сколько парней целовались только чтобы попробовать как это с представителем твоего пола? Много.
- А почему бы и нет? В противном случае поклянемся не вспоминать об этом – утешило сознание Сонеля. Ведь по сути и правда…это всего лишь поцелуй. А затем можно представить все в свете забавы – дело было вечером, делать было нечего.
Повинуясь неведомой силе Сонель подался вперед прикрывая глаза. Вот он апогей ситуации, которая стала выходить из-под контроля. Сначала лишь робкое прикосновение, чтобы проверить не против ли Джонхен – как странно, ведь оба стали заложниками одного и того же желания.
Сонель же ощущал взрыв эмоций, мурашки, бабочки, искорки…да все что хотите, в этот момент – и это всего лишь прикосновение к губам…
Джонхён: Всего лишь легкое прикосновение губ, но, казалось, что весь мир Джонхена перевернулся. Время словно остановилось, и вокруг не существовало ничего, кроме этого мгновения. Даже сердце замерло… Джонхен слегка шевельнул нижней губой, нерешительно отвечая на поцелуй. Сколько он длился? Возможно, несколько секунд… Но, казалось, за это время юноша вспомнил все, что связывало его с Сонелем. Он вспомнил их первую встречу, когда он увидел маленького мальчика, загнанного в угол хулиганами, и, не задумавшись ни на секунду, встал между ними. Конечно, их обоих хорошенько побили, но это положило начало нечто большему - нерушимой мужской дружбе. Он вспомнил девятый день рождения Сонеля, когда они гуляли по парку развлечений – на щеках Сона, липких из-за сладкой ваты, пушинки, а он улыбается, радуясь тому, что этот день они проводят вместе. Джонхен вспомнил многочисленные ночи, проведенные под открытым звездным небом, когда два мальчика мечтали о том, что обретут настоящую, любящую семью. Вспомнил о годах разлуки и той боли, которую они принесли за собой. Но именно эти годы проверили их дружбу на прочность. После воссоединения они знали, что их дружба – вечна.
Отстранившись от Сонеля, он все еще с закрытыми глазами пытался осмыслить произошедшее. Два парня. Два молодых мужчины. Губы, соприкоснувшиеся в самом противоречивом, но искреннем поцелуе. Неудивительно, что Джонхен находился в замешательстве.
Тихонько выдохнув, юноша несколько раз моргнул прежде, чем поднять взгляд на друга - его сосед, его лучший друг, его брат глядел на него в ответ. Им столько пришлось пережить вместе, и радость, и боль, а сейчас и этот робкий, запретный поцелуй, открывший Джонхену правду о самом себе.
Губы парня предательски задрожали, и он наморщил нос, пытаясь сдержать непрошенные слезы. А его друг все понял без слов – он уверил его в том, что все хорошо и, обхватив Джонхена за шею, притянул к себе. Мальчишка уткнулся лицом в плечо Сона и крепко обнял, сжимая его рубашку в руках.
Наверное, это тяжело… Прожив почти двенадцать лет бок о бок, узнать, что питаешь к другому юноше совсем не дружеские чувства.
В этот момент Джонхен не знал, что будет дальше. Но в одном он был уверен наверняка – отныне его мир не будет прежним.
Сонёль: На удивление Сонеля, Джонхен ответил на поцелуй. Это радовало и в то же время вселяло некоторый испуг. Где-то, глубоко внутри, Сонель надеялся, что получит за такой поступок оплеуху. Но нет, он получил лишь ответ на свое действие. Разве это не лучше? Лучше в несколько раз…Только теперь мальчишка тревожился… Это и понятно: испытывать влечение к парню – не есть норма. Но что если так? Неужели наступать на себя, отмахиваясь от призывов большинства «быть собой» Но ведь это большинство закидает тебя камнями, узнав, что «быть собой» для тебя значит совершенно иное.
По правде говоря Сонелю не хотелось, чтобы поцелуй прекращался. Но ясное дело, он не станет принуждать Джонхена даже будучи в состоянии отдаленно напоминающее «в здравом уме и трезвой памяти». Дааа…сейчас Сонель был потрясен не меньше Джонхена. Радовало хотя бы то, что это произошло между ними…и не пришлось выпрашивать друг у друга в чем проблема странного поведения. Хотя нет….скорее пытать пришлось бы Джонхена, который раз за разом пытается уберечь Сонеля от всего.
Джонхен выглядел несчастным. Из-за этого сердце кровью обливалось и Сонель всеми чакрами души проклинал себя за то, что прикоснулся к губам друга. Единственное на что он сейчас был способен…это поддержать друга. Как всегда. Остаться рядом, чтобы Джонхен не чувствовал себя…одиноким или виноватым. Ведь наверняка он сейчас во всем винит себя.
Сон притянул к себе Джон-ни, снова заключая его в объятия и шепча раз за разом «Все будет хорошо. Я рядом. Не переживай». Сейчас Ли Сонель готов был продать душу Дьяволу, лишь бы Джонхен снова улыбался, снова капризничал и притворно обижался, чтобы прогуливал эту чертову школу и будил Сона на занятия. Странно, правда? Джонхен не появляется на уроках, а Сонеля чуть ли не пинает из комнаты, да и потом подпирал дверь, чтобы Сонель не имел возможности войти обратно.
- И не с таким справлялись. – пробормотал Сонель крепче прижимая к себе Джон-ни и смотря куда-то перед собой. Состояние ли это шока? А может просто смирение с тем, что ты так явно отличаешься от других? Но нет…Сон-ни это не волновало. Он принимал все как есть, не желая даже бороться. Его больше беспокоил Джонхен, который, наверняка, и мысли допускать о подобном не желал.
Хотелось ляпнуть «это всего лишь поцелуй»… Но нет…не всего лишь.. Этот поцелуй положил начало чему-то…
- Только бы не положил конец…. – взмолился мысленно Сон, жмурясь от того что все почему-то не так. Видимо, они с Джонхеном крупно оплошали в прошлой жизни, раз уж в этой им пришла расплата. Но нет. Знакомство с Ли Джонхеном Сонель никогда не примет за наказание. Скорее за поощрение.
• Game • Daniel Lee / Kevin Lee
Локация: Хогвартс. Больничное крыло.
Дата: 03.05.2013 - 05.05.2013
Участники: Дэниел и Кевин Ли, Лили Полумна Поттер
Кевин: Работы у мадам Помфри всегда было хоть отбавляй: от просто чихающих студентов до более серьезных случаев. Но в этот день ей пришлось столкнуться с проблемой иного рода. Из дальнего угла огромной палаты доносились жалобные стоны и причитания. Умножьте эти звуки на два и сразу поймете, в чем дело. На соседних койках, держась за животы, лежали близнецы Ли, один другого краше: Кевин зеленого цвета, а Дэниел, такого же насыщенного, красного. Мадам Помфри лишь развела руками, мол «Ничем помочь не могу – само выйдет» , и дала горе-братцам штуку, под названием слабительное.
- Ой, помогите! Умираю! , - захныкал Кевин после очередного желудочного спазма. А рядом корчилась его почти абсолютная копия:
- И зачем только надо было кушать эти дурацкие конфеты?! , - вопрошал он, стараясь, чтобы мадам лекарь его не услышала.
- Замолчи, умник! Твоя ведь идея была! , - возмутился Кевин и как-то умудрился пихнуть брата в плечо, а затем снова откинулся на подушку и стал строить из себя великого мученика.
Дэниел: Поначалу было довольно забавно наблюдать как ты постепенно перекрашиваешься, а уж тем более забавно, если вы один из братьев Ли. Но вот сейчас было совсем не до шуток, особенно тогда когда медсестра дала зелье ужасное на вкус и ничуть не сладкое, так что от него теперь становилось только хуже.
- И зачем только надо было кушать эти дурацкие конфеты? - простонал Дэниел, так же как и брат строя из себя великого мученика и как по канону, словно в бреду ворочал туда сюда голову.
- Эээй! -воскликнул Дэниел, когда брат пихнул его в плечо, на что Дэниел не мог просто закрыть глаза, даже находясь при смерти. - А ты меня подстрекал! - парировал юнец и вместо того, чтобы тянуться к брату и дать сдачи, приподнялся, вынул из-под головы подушку, которая сейчас казалась неимоверно тяжелой, хотя на деле была легкой, и несильно (на сколько хватало собственных сил) ударил братца, а куда попал, он не видел, потому как от очередного спазма поджал к себе коленки и повернулся на бок роняя подушку.
Лили: В больничное крыло мадам Помфри залетела рыжеволосая девочка со стопкой книг наперевес. Собственно говоря, что она здесь делала? Дело было в том, что столкновение в вестибюле замка с Тедом Люпином не прошла бесследно – на лбу рыжеволосой начала образовываться шишка, которая пока что была маленького размера.
- Лили! Где тебя так угораздило? - начала отчитывать ее лекарь, уперев руки в бока. - Опять носишься по коридорам? Ты же девочка! - мадам Помфри знала, что юная Поттер любительница мальчишечьих развлечений.
- Нет, просто… - начала было Лу, но не закончила, потому что за шторкой послышались стоны и голоса мальчиков. Буркнув что-то под нос, мадам Помфри направилась за мазью, а Лилс тем временем приоткрыла ширму. Ее глазам предстала удивительная картина: там было два мальчика, которые извивались от боли на кроватях, осыпая друг друга обвинениями. Все бы ничего, но один из них был красного, а другой зеленого цветов. Разумеется, мисс Поттер узнала в них братьев Ли, известных проказников Хогвартса.
- Привет! - улыбнулась девочка. Однако мальчишки не сразу обратили внимание на пришедшую, умудряясь пихать вдруг друга в бок. Синхронно повернув голову на голос, братья Ли недоуменно посмотрели на девочку. Разумеется, они не знали ее, ибо были на два года старше. – Я Лили Поттер. - представилась рыжеволосая.
Кевин: - А ты меня подстрекал! , - парировал Дэн, на что Кевин лишь фыркнул и откинулся на подушку. Тут в его лицо впечаталась подушка Дэниела. Юноша сдавленно ахнул и, пересилив себя, поднялся с кровати и с грозным видом перекочевал на койку брата. Рассказывать, для чего он это сделал, не имеет смысла: мальчики всегда остаются мальчиками, и близнецы Ли - не исключение. Они принялись пихать друг друга, душить (в шутку естественно) и забыли о том, что были "больны". Видно, не так уж плохо они себя чувствовали..
- Подстрекал, значит? А чего это ты такой податливый вдруг стал?
Всего два человека, а шума от них как от двух сотен. Естественно, за этим галдежом они не заметили рыжеволосую девочку, подошедшую к ним. Братья синхронно повернули головы на ее голос (особенность близнецов, которая некоторым нравилась, а некоторых пугала).
- Поттер?, - переспросили они в один голос. Кевин в очередной раз ткнул брата в бок, мол "Я первый спросил!"
- А я Кевин Ли. И обычно я не такой зеленый.., - дружелюбно улыбнувшись, ответил старший близнец. Как раз в тот момент мимо проходила мадам Помфри, и юноша, театральным жестом приложив руку ко лбу, навалился на Дэниела, будто умирающий лебедь.
Дэниел: - Ты оказывал на меня моральное давление. - оправдывался Дэниел отвечая на действия брата также: пихаясь, щипаясь и еще черти что вытворяя. Это продолжалось не долго, до того момента, когда к ним подошла девочка и представилась.
- Поттер? - в один голос спросили братья, после чего последовали очередные пинки и грозные взгляды - мальчишки, такие мальчишки. Затем война развернулась за то, чтобы представиться первым, но как обычно и бывало выиграл Кевин - старший же.
- Ты тяжелый и толстый. - простонал Дэниел не успевший не то чтобы представиться, свернуться от падающего Кевина, которого младший Ли теперь пытался с себя скинуть. - Мамонт. - хихикнул Дэниел, когда ему все же удалось избавиться от тяжести брата.
- А я Дэниел. - воспользовавшись моментом, представился Ли.
Лили: Продолжая выяснять отношения, мальчишки заметила Лилс лишь тогда, когда она сама заговорила.
- Поттер? - одновременно спросили когтевранцы у девочки и начали пихать друг друга в бока, мол я первый спросил и кто будет первым представляться. Наблюдать за всем этим было очень забавно.
- Да, Поттер. - утвердительно кивнула девочка, очаровательно улыбнувшись.
- А я Кевин Ли. И обычно я не такой зеленый.., - дружелюбно улыбнувшись, ответил старший близнец и повалился на брата, изображая великого мученика так, как рядом с ними проходила мадам Помфри. Эти слова заставили звонко рассмеяться Лилс.
- Ты тяжелый и толстый. Мамонт. - хихикнул брат и представился, воспользовавшись моментом:
- А я Дэниел.
- Очень приятно познако… - начала было девочка, но ее вновь перебила мадам Помфри, потащив за собой.
- Пойдем, я обработаю шишку. А вы…лежите смирно, негодники! - шутливо пригрозила лекарь. Тяжело вздохнув, Лили потащилась за мадам Помфри со страдальческим видом, будто ее ведут на верную смерть.
Когда лекарь ее отпустила, девочка сделала вид, что вышла из больничного крыла, но, когда мадам скрылась в подсобке, разбираясь в шкафах и ящиках с медикаментами, рыжеволосая вновь пробралась за ширму.
- Почему вы такого..странного цвета? - шепотом проговорила она, дабы женщина в белом халате, гроза всего больничного крыла, не появилась на горизонте.
Кевин: Когда Кевин свалился на Дэна, тот принялся толкать его в спину, пытаясь столкнуть с себя, да еще и причитая, какой же, все-таки, у него толстый брат. Ему это удалось с третьей попытки, и старший близнец чуть не свалился с койки, но Дэниел успел схватить его за рукав рубашки и подтянул на место. Вот так оно и бывало - братья ссорятся, однако тут же забывают обо всем, когда одному из них грозит опасность, пусть и маленькая.
Рыжеволосая девочка по имени Лили смотрела на них с удивленной улыбкой. Только они успели друг другу представиться, как рядом с ней возникла мадам Помфри, увлекая за собой и наказав мальчишкам вести себя тише. Оба Ли, как по команде, подняли руки над головой, мол "А мы ничего и не делаем", и женщина улыбнулась. Должно быть они смотрелись забавно - огурец и помидор в когтевранской форме. Когда они обе ушли, Кевин вздохнул и опустил голову на плечо брату:
- И почему мы такие балбесы? , - вопрос риторический, но Дэн, конечно, не мог на
него не ответить, за что и получил щелбан.
Через какое-то время Лили вернулась, точнее, прокралась за ширму.
- Почему вы такого..странного цвета? , - спросила она шепотом. Близнецы синхронно пожали плечами.
- Неудачный эксперимент.., - ответил Кевин и взглянул на брата, потому что знал, что он подхватит его мысль.
Дэниел: - И почему мы такие балбесы? - спросил старший брат положив голову на плечо Дэниелу, на что он прислонил свою голову к голове Кевина, получился эдакий контраст цветов волос - светлый и темный. Гармония.
- Я все же считаю, что это твое дурное влияние на меня. Так бы я был нормальным. - задушевным тоном начал Дэниел, за что тут же получил щелбан и издал характерное "ау!".
Он же считал что ему повезло иметь брата-близнеца, а тем более такого как Кевин - это весело быть не такими как все - думал юноша и периодически говорил.
Но вот Лили вернулась нарушив семейную идиллию и теперь спрашивала почему ребята такого странного цвета.
- Неудачный эксперимент..,. - повторил Дэниел, когда словил взгляд брата. - Мы готовили конфеты, которые будут вызывать дикий хохот, а получились конфеты, которые перекрашивают. По-моему, это даже забавнее. - обратился Дэниел к Кевину.
Лили: - Неудачный эксперимент… - повторил за братом Дэниел, поймав его взгляд. - Мы готовили конфеты, которые будут вызывать дикий хохот, а получились конфеты, которые перекрашивают. По-моему, это даже забавнее. – продолжал младший Ли, обращаясь к Кевину.
- Мне тоже так кажется, что так даже лучше.– проговорила рыжеволосая чуть громче, но не повышая голоса и с опаской оглядываясь на дверь другой комнаты. Посмотрев на братьев, девочка вновь заговорила:
- Мне папа рассказывал, как близнецы Уизли хотели обойти заклинание Дамблдора и создали зелье, которое должно было их чуть-чуть состарить! - предаваясь воспоминаниям, проговорила Лилс. - К сожалению, у них ничего не вышло: Фред и Джордж пересекли черту, но заклинание Кубка Огня их отбросило вон, превратив в стариков! - последнее было произнесено с некоторым разочарованием в голосе. Если Джинни их всегда осуждала, то Гарри всегда смеялся их шуткам, как и младшая Поттер. Про рыжеволосую говорили: «Непоседа, вся в отца».
Облокотившись руками на спинку кровати Кевина, ЛиЛу сказала:
- Уверена, вы сможете создать конфеты ,которые вызывают смех. - улыбнулась она.
Кевин: - Мы готовили конфеты, которые будут вызывать дикий хохот, а получились конфеты, которые перекрашивают. По-моему, это даже забавнее. - обратился Дэниел к Кевину. Юноша с важным видом кивнул, подписываясь под каждым словом брата.
- Мне тоже кажется, что так даже лучше., - согласилась Лили, за что получила одобрительные большие пальцы вверх от близнецов. Затем она рассказала историю о
небезызвестных братьях Уизли, и Кевин хлопнул в ладоши, вспомнив о том, что слышал ее прежде.
- Точно-точно! А я думаю, почему это мадам Помфри сказала: "О Мерлин, еще одни..."?!- звонко рассмеялся паренек, но тут же схватился за живот. Видимо, слабительное дало о себе знать...
- Уверена, вы сможете создать конфеты, которые вызывают смех. - произнесла Поттер и улыбнулась.
- А ты клевая! Она же клевая? - переспросил он у Дэниела, и получив его согласие, продолжил, - Думаю, мы подружимся!
Дэниел: - Я бы даже сказал, что самая клевая из тех кого мы встречали прежде. - сообщил Дэниел посмотрев на брата, а затем улыбнувшись Лили.
Младший Ли почему-то подумал что это знакомство в последствии принесет плоды и тут не угадаешь какими они будут. Юноша знал наверняка, что сегодня, в больничном крыле, возникла отдельная группа студентов, которые на протяжении времени, довольно долгого, будут ставить на уши Хогвартс.
Но при том мальчишку посетила мысль о том, что однажды Лили заберет одного из них. Почему он так подумал? Наверное, потому что прежде близнецы не дружили с девчонками, собственно, как и все мальчишки. Но чтобы скрыть свою задумчивость юноша улыбнулся и обратился к Лили.
- А ты что тут делаешь? - спросил Дэниел ожидая услышать ответ. - Когда нас отпустят, Кевин? - словно капризный ребенок в ту же минуту задал следующий вопрос Дэниел.
Лили: - Точно-точно! А я думаю, почему это мадам Помфри сказала: "О Мерлин, еще одни..."?!- звонко рассмеялся паренек, но тут же схватился за живот. Да уж, сейчас обоим было не до смеха, ибо выглядели они не как на стенд «Ученик года».
- Именно! - хихикнула девочка, совсем забыв о том, что вот только недавно боялась, что ее увидит лекарь. - Папа рассказывал много интересных историй, связанных с ними. Я могу и вам их рассказать, если хотите. - улыбнулась Лили.
- А ты клевая! Она же клевая? – спросил у Дэниела Кевин. Младший Ли тут же его перебил, произнося:
- Я бы даже сказал, что самая клевая из тех кого мы встречали прежде.
- Думаю, мы подружимся! - хором закончили они.
Рыжеволосая переводила взгляд с одного на другого, слушая их разговор. Ей было удивительно осознавать то, что они вообще с ней заговорили, ведь были старше, а уж тем более предложили дружить.
- Спасибо. Я была бы очень рада подружиться с вами! - улыбнулась девочка, лицо которой тут же залил легкий румянец.
- А ты что тут делаешь? – спросил Дэниел, но тут же перевел взгляд на брата, начав канючить, как маленький мальчик.
- Неудачное столкновение… - начала было девочка, но за ее спиной тут же прозвучал грозный голос мадам Помфри, которая стояла, уперев руки в бока.
- Лили Полумна Поттер! Что ты до сих пор здесь делаешь?! - разумеется, вся эта серьезность была наигранной, ибо она знала, что эта девочка очень неугомонна – в глазах лекарши все же были лукавые огоньки.
- Я уже ухожу...ухожу, мадам Помфри! - зачастила ЛиЛу, оборачиваясь к мальчикам и пожимая плечами, мол так всегда.
- Еще увидимся! - шепнула она им.
Рыжеволосая надеялась опять применить уловку, с помощью которой пробралась сюда, но лекарь зорко следила за каждым ее движением, когда девочка забирала стопку книг и выходила из больничного крыла.
- Только попробуйте сделать мисс Поттер такой же, как и вы! - шутливо пригрозила женщина, обращаясь к мальчишкам. Затем, махнув рукой, продолжила:
- Хотя она уже и так неисправима. - произнеся это, лекарь оставила близнецов одних, скрывшись в кабинете.
• Game • Kio Ito / Joseph Keller
Локация: Квартира Кио Ито
Дата: 20.04.2013 - 26.04.2013
Участники: Кио Ито, Джозеф Келлер
Джозеф: - Еще раз огромное спасибо, мистер Келлер! - прощебетала миловидная блондинка, кокетливо взмахнув ресницами, - Без Вас я бы ни за что не получила денег от этого жмота!
Джозеф сложил руки на столе и придвинулся ближе:
- Я не мог не помочь даме в беде! - широко улыбнувшись, ответил мужчина. Еще один развод. Еще один выигранный процесс. Еще одна восторженная поклонница. Бывшая миссис Нутини закинула ногу на ногу и, разгладив невидимую складку на юбке, многозначительно взглянула на своего адвоката.
- Мне бы очень хотелось показать, как я Вам благодарна..., - произнесла она томным голосом. Вот оно, дьявольское очарование.
***
Вечер. Джо, откинувшись на спинку, раскачивался в кресле. Его взгляд устремлен на карту, разрисованную точками, линиями, флажками и кругами - обозначениями перемещений Кио Ито, его давнего врага/друга. План мести не был доведен до конца из-за внезапного переезда японца, и теперь Келлер как никогда нуждался в определении его местонахождения. Условием его контракта было то, что он встретится с Ито, но в прошлый раз тот сам пришел в офис к адвокату. Значило ли это, что нужно просто ждать?
- Ну и где ты прячешься? - задал он вопрос в никуда. Как раз в тот момент в доме напротив загорелся свет в одной из квартир. Джозеф выпрямился и насторожился. Знак ли это? Подойдя к широченному окну своего офиса, демон стал напряженно вглядываться в окно напротив. Он уже было собрался развернуться и уйти, но в том окне проскользнул до боли знакомый силуэт. Коварная ухмылка появилась на лице Джо:
- Ну привет, Кио Ито...
***
Три коротких стука в дверь. Недолгое ожидание. Рыжевато-красная шевелюра показалась из-за двери. Затем и приятное мальчишеское лицо. Да он совсем не изменился! Хотя, это понятно. Кио - вампир.
- Чем могу помочь? - все те же восточные манеры.
- Извините, Вы меня не знаете..., - едва сдерживая смех, произнес Джозеф. Конечно, они знакомы. Вот только лицо Джозефа Келлера японцу неизвестно, - Я находился в своем офисе и увидел свет в Вашем окне, а дом уже долгое время пустует.. Вот и решил зайти, поздороваться...
Джозеф пожал плечами - жест, который выполнялся уже непроизвольно - и широко улыбнулся.
Кио: Кио почти целый день провел в своей квартире, которую уже подумывал продать. Оставалось дождаться Джозефа, чтобы посоветоваться, но адвокат не отвечал на телефонные звонки. Более того какое-то время назад, а именно несколько месяцев назад его номер вообще перестал числится в обслуживаемых.
Сказать, что это уж очень сильно огорчало Ито.... Нет. Он был подавлен некоторое время, но уже свыкся с тем, что вампиры обычно одиночки. Ну, по крайней мере, он сам.
Подойдя к окну юнец закусил губу, задумавшись, но довольно скоро отошел от окна, не найдя за ним ничего интересного.
***
Стук в дверь заставил подняться юнца с дивана, на котором он отлично устроился смотря вечерние новости.
На пороге стоял мужчина, лет 30-35. Чуткое вампирское обоняние уловило запах парфюма, который, судя по тому как представительно выглядел мужчина, был не из дешевых.
- Чем могу помочь? - тут же задал вопрос Кио, в надежде побыстрее вернуться к своему весьма скучному занятию. По правде говоря он принял стоящего на пороге мужчину за жителя этого негостеприимного городка.
- "Ох, ну как же!" - выдавил из себя улыбку Кио, подумав над словами мужчины.
- Я совсем недавно его приобрел. - пояснил юнец выжидающе смотря на мужчину. Судя по всему от него не отделаться одним ответом, поэтому как доброжелательные гражданин Кио отошел приглашая статного мужчину войти и не догадываясь о том, что это Себастьен. В общем-то что странного? Демоны не пахнут, пока бестелесные, а оболочек у адвоката было достаточно много. Когда-то...
Джозеф кивнув вошел в просторный холл, где без труда смог обнаружить одноразовые тапочки, коричневого, белого и черного цветов - все для гостей. И конечно же он мог отметить что их положение никогда не меняется. Всегда слева от двери, какой бы планировки не был бы дом.
Джозеф: Японец, проявив настоящее восточное гостеприимство, пригласил незнакомца войти в его пристанище. Джозеф учтиво кивнул и, заметив тапочки, едва заметно ухмыльнулся.
"Годы идут, а привычки Кио неизменны...". Выбрав тапочки символического черного цвета, мужчина шагнул в квартиру.
- Уоу, неплохая квартирка! - оценил он, оглядывая помещение. Затем его взгляд остановился на хозяине, который, сцепив руки за спиной, выжидающе глядел на гостя, мол "Чего ты тут забыл вообще?"
- Совсем из головы вылетело! Вы уж простите меня великодушно! - кажется, Джо уж слишком наслаждался этой мини-постановкой "Обмани японца". Он выпрямился, поправил пиджак и, улыбнувшись, протянул руку:
- Джозеф Келлер, Ваш почти сосед, - конечно же, он знал о его неприязни к прикосновениям, но игра есть игра, и нужно было продолжать играть роль Джозефа. Пока.
Кио: Кио проследил как манерно переобувается гость. Нужно отметить, что в тапочках он выглядел слегка нелепо. Увы и ах - тапочки такой предмет гардероба, который подходит лишь к пижаме.
- Спасибо. - кивнул юноша осматривая свои временные хоромы. Конечно же гость казался странным, но тем не менее Кио пока не чувствовал угрозы, хотя наверное, стоило. Но уж слишком он был самоуверен.
Вот, мужчина представился и как подобает протянул руку для рукопожатия. Как же Кио ненавидел эти тактильные контакты. И не потому что брезговал, он сам не мог найти причины этого. Может, просто желал быть нетронутым, словно призрак, до которого дотронуться нереально вообще.
- Рад... знакомству. - посмотрел Кио на протянутую руку и его верхняя губа дернулась в гримасе презрения, но японец быстро справился с эмоциями на лице и все же пожал протянутую руку. Но, как Вы уже могли догадаться, рукопожатие было мимолетным.
- Мое имя Кио Ито. - произнес юнец тут же отпуская руку, а затем заведя руки за спину снова направился на кухню, тем самым показывая прибывшему, что разговор будет продолжен именно на кухне.
- Чай? Кофе? - юнец обернулся к гостью, смотря на мужчину и ожидая ответ. Сам же предпочитал кофе, но с редкими гостями готов был пить чай. При том он отлично его готовил.
Джозеф: Джозеф чуть не прыснул от смеха, когда увидел отвращение на лице Ито. Но парень, к большому удивлению демона, пожал протянутую руку, пусть и мимолетно. Затем он направился в кухню, и Келлер проследовал за ним.
- Зеленый чай, если можно..., - мужчина решил выдавать маленькие подсказки по ходу разговора. Интересно, сможет ли Кио узнать в нем Себастьена? Джозеф присел за стол и сложил сцепленные в замок ладони на столе.
- Что же привело Вас в Верону, Кио?
Демон изучающе разглядывал действия японца: как он вытаскивает мешочек с чайными листьями, выкладывает их в чашку, заливает водой - все движения легки и невесомы. Вот чашка с ароматным напитком покоится на столе перед ним, а хозяин квартиры уселся напротив. Джозеф взял чашку в руки, совсем не чувствуя жара, исходящего от стенок.
Кио: На лице Кио появилась ухмылка в тот момент, когда гость изъявил желание выпить зеленый чай. Где-то он подозревал что сейчас в его доме находится Себастьен, но Ито не брался утверждать это. Хотя факты были налицо - кто придет в гости к незнакомцу? Хотя постойте... в Вероне, кажется, все так поступают.
Приготовив чай. Кио поставил чашки с японским орнаментом на стол.
Услышав вопрос Ито пожал плечами, скорчив рожицу и при этом оказался похож на взбалмошного подростка, никак не на вампира. при том еще и самурая.
- Мне просто понравился дом и я устал с дороги. - пояснил юнец делая глоток чая, не сводя при этом взгляд с гостя. - Вы сказали, что Вы мой...почти сосед. - проговорил юноша не сводя взгляд с Джозефа ожидая, что гость закончит фразу.
Джозеф: Джозеф сделал большой глоток из чашки с зеленым чаем и поставил ее на стол.
- Совершенно верно, почти сосед. "Почти" потому, что мой офис находится в здании напротив..., - слабоватая причина для знакомства, но Джозефу не терпелось увидеть Ито лично.
- Мммм, Ваш чай изумителен! Пожалуй, с ним может сравниться лишь чай, приготовленный моим давно потерянным другом..., - еще один многозначительный взгляд брошен в сторону японца. Джо еле сдерживал порыв раскрыть свою личность. Парень едва заметно поджал губы - знак, уже изученный демоном за годы знакомства с Кио: ему хотелось поскорее избавиться от непрошеного гостя и уединиться в своем пристанище.
- Если возникнет желание, я с радостью покажу Вам город! - кажется, Джозеф слишком разговорчив, потому что Ито абсолютно никак не отреагировал на предложение, а просто продолжал на него смотреть, - Пожалуй, мне нужно воспользоваться Вашей уборной...
Келлер поднялся из-за стола и вышел из кухни в поисках ванной комнаты. Демон слишком очевидно пытался навязать свою компанию японцу, отчего был сам недоволен.
Кио: Ито лишь в благодарность кивнул, опять же выдавив улыбку. Он и сам знал, что готовит чай хорошо, а потому не нуждался в комплиментах и тем более в сравнениях с неким призрачным, давним знакомым гостя.
Вот последовало предложение - посмотреть на город. Это всегда значит, что с Вами хотят завязать дружеские отношения, но Кио не желал подобных отношений. Единственный кого он к себе подпускал был Себастьен, который куда-то пропал не сказав ни слова. Вот так просто. Ито долго ждал его в том городке. Но затем пустился дальше, так как все уже стало надоедать. Да и просто хотелось убежать. Наверное, все же от себя. Он снова был один.
Кио не успел ничего сказать, как гость поднялся из-за стола и поспешно направился в уборную. Ито также поспешно поднялся из-за стола, намереваясь показать куда идти Джозефу. Но вот конфуз - он как-то неаккуратно сунул, а затем высунул руку из кармана и что-то громко звеня упало на чистый, отполированный до блеска пол. Сомнений не оставалось - это была монетка, которая подкатилась точно к ногам юнца и мягко ударившись о тапочек остановилась падая на пол и ожидая когда ее поднимут.
Одного взгляда на эту монетку хватило чтобы понять с кем Ито имеет дело.
В голове в ту же секунду промчались картинки на которых он видел эту самую монетку - такие уже не выпускают, а если они и остались в мире, то их всего несколько штук.
- "Себастьен..." - проговорил внутренний голос, в тот момент, когда Кио нагнулся и поднял эту злосчастную монетку.
Затем юнец поднял взгляд на Себастьена. А может это был и не он, но в этом взгляде можно было увидеть гнев, обиду, некоторое разочарование.
Джозеф: Джо уже собрался выйти из комнаты, как услышал звон монеты, выпавшей из его собственного кармана. Тут действия стали разворачиваться словно в замедленной съемке: демон обернулся на звук, в ужасе обнаружил свою "фирменную" монету на полу, поднял взгляд на Кио, который уже несколько мгновений прожигал его свирепым взглядом.
Мужчина нервно хохотнул:
- Кио, дружище... Вот мы и встретились снова! - демон развел руками, как ни в чем не бывало.
Кио: Не стоило ожидать от мужчины какого-то сожаления в глазах или в речи. Себастьен всегда был в некотором роде нахальным. Но именно это и привлекало в нем Ито - он просто хотел, чтобы рядом был тот, кто в нужный момент потащит его в бар, где девушки легкого поведения, выпивка и дружеские разговоры будут "лечить". Но Кио ждал, что мужчина заявится и попросит прощения за то, что бросил юнца не сказав ни слова. Но нет! Себастьен еще и играть вздумал!
Сжимая в руке ту самую монетку, так что ребра впивались в кожу, но толку от этого никакого. Эти ощущения не так сильны как при человеческой жизни, когда уже забываешься и сосредотачиваешься на этой боли.
Ито кинулся на друга, который уже в ту же секунду был прижат к противоположной стене, а вокруг его тела были трещины - с такой силой вампир вписал гостя в стену. Теперь Кио смотрел в глаза мужчине ожидая, когда он более или менее придет в себя после удара, вцепившись в его пиджак и рубашку.
Но Себастьен тоже не лыком шит и может оказать достойное сопротивление, но сейчас Кио об этом позабыл, встряхивая друга, когда он прикрывал глаза, приходя в себя.
Джозеф: Самоуверенная ухмылка тут же сползла с лица Джозефа/Себастьена, когда хрупкий (на вид) паренек прижал его к стене. Хорошенько ударившись головой, демон наморщил нос - прическа была определенно подпорчена посыпавшейся штукатуркой. А Ито продолжал вбивать мужчину все глубже в стену, схватив его за грудки. От каждого удара Джо прикрывал глаза, словно пытаясь прийти в себя или, все же, пытаясь сохранять спокойствие.
- Кио, полегче..., - прохрипел он, вглядываясь в глаза японца, но они были затянуты пеленой гнева и обиды. Через несколько мгновений его демоническая сущность взяла верх и не пожелала больше терпеть по отношению к себе таких действий. Обхватив голову Кио обеими руками, Джозеф притянул ее к себе и изо всей силы "треснул" своей головой о его. Это сработало - парень отшатнулся, придерживая ушибленный лоб, а демон часто заморгал, пытаясь избавиться от вспышек перед глазами - последствий удара.
Кио: Кио не обратил внимания на слова Себастьена, кажется его голос лишь раззадоривал японца, который готов был убить Себастьена.
Но вот последовал удар, так что звездочки посыпались из глаз, что заставило юнца отшатнуться назад и попытаться восстановить нормальное состояние. Наверное, Кио просто отвык от стычек и потому сейчас был не совсем в форме.
Но теперь вампир хотел тем более сделать что-то недоброе демону, словно нашел того, на ком может сорвать гнев.
Опять же оказавшись около Себастьена, Кио незамедлительно нанес удар в челюсть мужчине, который получив порцию грубой силы отвернул голову, хотя это было благодаря Кио, никак не по воле Джо.
Кио замахнулся снова, но Себастьен, не теряя времени уже блокировал удар. А затем и ударяя Кио в отместку.
Джозеф: Наконец картинка перед глазами выровнялась, и Себастьен огляделся, оценивая ситуацию. Повернув голову влево, он слишком поздно заметил летящий в его сторону кулак и не сумел увернуться. Мощный удар в челюсть - и голова мужчины отвернулась на девяноста градусов. Потирая щеку, он развернулся к Ито и на этот раз увидел второй удар и смог его блокировать, откинув руку японца назад. Сам же он побежал на парня, обхватил его за талию и уперся плечом в живот, толкая назад. Кио запнулся о свою ногу, и они с Себастьеном полетели вниз. Кофейный столик на который приземлились они оба с треском развалился.
Кио: Да уж, не успел Кио свернуться, как уже валялся на полу, вместе с грудой, которая осталась от кофейного столика. Джозеф-Себастьен был сверху и теперь оставалось ждать что же он предпримет. Или... Или Кио попытался перевернуться или хоть как-то избавиться от мужчины на себе, брыкаясь. Вот наконец ему это удалось, что собственно и не удивительно - вампир же.
Теперь Джозефф валялся на полу, а Кио подобрался к нему, забираясь на мужчину и уже не обращая ни на что внимания сыпал ударами, портя симпатичное личико адвоката.
Но не стоит упускать тот факт, что Себастьен был также силен и мог легко и просто избить Кио. Наверное адвокат просто выжидает, когда вампир лишится сил. Знаете... Юнец даже забыл о том что у него есть куда больше возможностей расправиться с гостем, чем просто избить его. Но это просто было необходимо. В качестве разгрузки. Кио был зол, это было видно в глазах, в оскале, в том как раздуваются крылья носа, словно ему нужен воздух. В том какие ужасы наносил, уже испачкавшись кровью.
Джозеф: Спустя считанные секунды Джозеф лежал на осколках столика, а Кио, забравшись сверху, колотил его, что есть силы, по лицу. Непонятно, почему мужчина терпел удары - может отчасти чувствовал свою вину? Рукав пиджака был разорван, рубашка перепачкана, а липкая кровь заливала все лицо адвоката, не позволяя видеть происходящее в достаточной мере. Он просто вытянул руки, отталкивая лицо Кио, хотя, по большому счету, должен был остановить удары. Видимо, в такие моменты мозг отключается, и ты не можешь сделать даже элементарной вещи. Наконец, рука демона спустилась ниже, к самой шее вампира, и Джо с силой сдавил его горло. Второй же рукой он нащупал на полу ножку от столика и, замахнувшись, ударил ею по голове Кио. Парень на мгновение ослабел, но Джозефу и этого хватило для того, чтобы перевернуться, и теперь уже он сидел на Ито, а его пальцы сомкнулись кольцом вокруг светлой тонкой шеи юнца. Мгновение - и он сдавил сильнее, но тут в глазах парня проскользнул едва различимый испуг, и Джо дал слабину.
Кио: Себастьен сжал горло юнца, отчего последний потянулся, чтобы убрать цепкую руку. Как никак а перспектива остаться без воздуха не радовала и спустя пять столетий жизни. Привычка, наверное. Но Кио сейчас было не до этого. Он ощущал дискомфорт, а потом ощутил еще и удар тупым предметом по голове - ножка столика. Теперь юноша ощутил головокружение - что было мягко сказано, и дикую боль в голове, что также отвлекло его от дела.
И вот он уже лежит на лопатках, пытаясь вырваться из-под Джозефа, который сжал горло трепыхающегося Кио.
Да, Ито видел этот испуганный взгляд, сам же уже ощущал безграничную вину, смотря на побитое лицо друга. Хоть и было сложно свыкаться с мыслью, что это Себастьен, но ведь это был он. Авантюрист Себастьен - таким знал его Кио, таким и является сейчас Джозеф. Странно было встретить его снова, еще страннее было допустить такой взрыв эмоций.
Кио перестал сопротивляться смотря на Себастьена, пытаясь подобрать слова. Но увы. ничего в голову не лезло. кроме: "Я бессмертен, ублюдок!". Но знаете, язык не поворачивался обозвать друга.
Джозеф: Себастьен продолжал сдавливать горло юноши, не отрывая взгляда от его темно-карих глаз. Гнев в них вдруг сменился на какое-то равнодушие, и это, наверное, отрезвило демона. Он ослабил хватку, все также глядя на Кио невидящим взором, и опустился на пол рядом с ним. Закрыв лицо ладонями, Джозеф/Себастьен громко и шумно выдохнул. Его плечи поднимались и опускались вниз, когда он тяжело дышал и пытался восстановить естественный для людей ритм дыхания. Он попытался что-то сказать, но разбитая губа этому помешала, поэтому демон только махнул рукой и приложил пальцы к виску. Тут мужчина перевел взгляд на японца, который еще лежал на спине, так же приходя в себя после случившегося. Вот он тот Кио, которого он знал во Франции: загадочный и непредсказуемый. Но такого эмоционального всплеска тот никак не ожидал - наверное, это было слишком для Ито. Как раз в этот момент, Джо пробило на смех. Сначала это была просто улыбка, затем тихий смешок, переросший в дикий, безумный хохот. И вот Келлер сидит весь в крови, запрокинув голову, и хохочет как ненормальный. И этот смех принес с собой какое-то облегчение и свободу.
Кио: Ито никак не отреагировал, когда Джозеф опустился на пол. Знаете, такое бывает...какое-то непонятное опустошение, когда на все наплевать, просто лежишь и смотришь в одну точку и тебе хорошо, тебя ничего не волнует. Вот то же было с Кио сейчас, только он перевел взгляд на Себастьена, тот как раз посмотрел на Кио. Встретившись взглядом с гостем, японец тут же отвернулся.
Но что-то снова привлекло зоркий взгляд азиата - улыбка Себастьяна. Ито нахмурился предполагая, что Келлер рехнулся или перешел на сторону мазохистов. Затем последовал смешок, словно ответ на мысли Ито, а затем и звучный, заразительный смех, который вызвал улыбку даже у Кио.
Ну а после паренек сел на полу также смеясь как ненормальный, словно только что оба услышали дико смешную историю и теперь как в старые добрые времена.
Ито легонько толкнул Себастьяна в плечо продолжая смеяться. Да, это действительно было сродни эмоциональной разгрузки.
Так продолжалось некоторое время: демон и вампир надрывали животы просто смеясь. Эдакая сумасшедшая идиллия.
Затем же Кио поднялся и протянул руку Себастьену, помогая тому подниматься. В этот момент он почувствовал, что очень сильно соскучился по своему адвокату. Правда. Кио ведь не было ни с кем так комфортно как с ним.
- Плохо выглядишь. - сморщив нос сообщил Кио. Сейчас он походил на совсем еще ребенка. Но ведь Келлер знал, что этот ребенок бесстрашный убийца, который научился контролировать жажду и благодаря этому не обращал внимание на то что оба были в крови Джозефа.
Джозеф: Кио Ито, пятисотлетний вампир, сидел на полу и смеялся как обычный подросток, рядом заливался смехом (и истекал кровью) не менее древний демон, а вокруг обломки мебели и осыпавшаяся штукатурка. Занимательное зрелище.
Юноша поднялся и протянул руку Себастьену. Оказавшись на ногах, мужчина не сдержался и крепко обнял Кио. Похлопав его по спине, он отстранился и окинул того взглядом: на щеках размазана кровь, причем не его, волосы взъерошены, а на лбу проступает розоватое пятно от удара. Конечно, вскоре у обоих не останется и следа от недавней драки, в силу природы их сущности.
- Плохо выглядишь. - сморщив нос сообщил Кио.
- На себя посмотри! - улыбнулся Келлер. Бросив взгляд на то, что когда-то было кофейным столиком, он сузил глаза и задумчиво произнес:
- Кажется, теперь я знаю, что подарить тебе на новоселье...
Кио: Наверное, поэтому существа и дрались не жалея друг друга - потому что все равно останутся целыми и невредимыми.
Конечно же Кио обнял Себастьена в ответ, ведь против тактильных контактов с этим демоном Кио ничего против не имел. Ито, словно маленький ребенок, дождавшийся отца, крепко сжимал в объятиях друга, а затем также отпустил.
- Ну вот. Сюрприз испортил. - надул губы юнец, после чего снова засмеялся. На самом же деле японец не любил сюрпризы. Всегда ожидал что в красивой коробке с бантом будет нечто ужасное, что если не напугает юнца, то вызовет отвращение.
- Пойдем подберем тебе что-нибудь по дому походить. - кивнул в сторону Кио, собираясь отправиться в небольшую гардеробную. Там, наверное есть вещи, которые отлично будут смотреться на Джо. Правда по стилю ему вряд ли подойдут. Кио ведь предпочитал свободные футболки и кофты, что подчеркивало его тонкий силуэт и худощавость.
Джозеф: Джозеф проследовал за юношей и вскоре оказался в небольшой гардеробной.
- Занимался шоппингом? - вопросительно приподняв бровь, поинтересовался мужчина, - Насколько я помню, ты всегда путешествовал налегке...
Джо скинул разорванный пиджак и перепачканную кровью рубашку и, выбрав одну из футболок темного цвета, натянул ее через голову. Посмотревшись в зеркало, мужчина вытянул губы, оценивая свой внешний вид, и заключил:
- Стиль не мой, но сойдет, - развернувшись к японцу, Джо щелкнул языком, - Переодевайся. Моя кровь тебе не к лицу.
Подмигнув, демон вышел из гардеробной в поисках ванной. Щелкнув выключателем, он зажег свет в комнате и подошел к раковине. Затем он повернул кран и ополоснул лицо, оставляя красные капли на стенках раковины. Через пару минут его лицо выглядело свежим, словно ничего и не произошло.
Кио: - Мне нужно соответствовать нынешней молодежи. - пояснил Кио наблюдая как Джо выбирает футболку, а затем и надевает ее.
Стоит отметить, что мужчина был в отличной форме.
Затем Себастьен по-хозяйски направился в ванную комнату, а Кио остался в гардеробной выбирая вещи. Но этим делом он занимался не долго, выбрав светлые джинсы и мягкий пуловер, под которым была светлая футболка, Кио достал из ящика черный пакет, в который поместил перепачканные вещи и направился по следам Джо, где также умылся.
- Чай или кофе? - крикнул юнец уже из кухне Себастьену, который расхаживал по квартире осматриваясь.
Кио слышал каждый его шаг и воистину это приводило к ностальгии. Сколько он был в тишине? Пожалуй, довольно долго.
Джозеф: Джо расхаживал по квартире японца, словно по своей собственной, когда услышал вопрос юноши.
- Ты сам знаешь... Зеленый чай, - так же громко ответил мужчина, рассматривая какую-то книжку, которую Кио, видимо, читал в свободное время.
- Стефани Майер? Ты серьезно? - удивленно спросил Джо, прислонившись к косяку в кухне и держа роман "Сумерки" в руках. Он еле сдерживался, пытаясь не засмеяться при виде лица Ито, выражавшего что-то вроде "Блин, спалился...". Демон приподнял брови, как бы напоминая, что ждет ответа.
Кио: Кио хозяйничал на кухне, слушая шаги Себастьена, слыша его дыхание и сердцебиение, привыкая к новому запаху друга. Это было удивительно вот так вот снова привыкать к тому что твой друг уже имеет другой вид. Но еще интереснее то, что уже завтра Себастьен может прийти совершенно в ином виде.
Вопрос мужчины заставил Кио оторваться от заваривания чая в небольшом чайничке. Юноша поднял взгляд на книгу, которая была в руке Себастьена, на ее обложке были изображены герои саги, сама же она была на японском, что выглядело довольно забавно.
- Я. Просто. - начал придумывать оправдание своему порыву читать столь наивную литературу о вампирах. На самом же деле Ито просто знакомился с культурой нынешней молодежи. Юноша предпочитал идти в ногу со временем, а не отставать, даже если и на шаг, и Себастьен это отлично знал. Он ведь был уже свидетелем того, как Кио изучает нынешние тенденции в моде, топы книг или фильмов. Но к слову чаще Ито не следовал советам этих обзоров и все равно оставался верен себе, выбирая из изобилия то, что нравится ему.
- Альтернатива мне. - усмехнулся юноша, отводя взгляд от книги и переводя на Джозефа. А затем юнец вернулся к завариванию чая. - Там вампиры светятся на солнце. - пояснил юноша.
Джозеф: - Там вампиры светятся на солнце. - пояснил юноша. Джозеф усмехнулся:
- Готов поспорить, это твоя тайная мечта!
Демон вернул книгу на место и прошел к столу. Опустившись на стул, он стал наблюдать за плавными движениями Кио: в них чувствовались многовековая мудрость, спокойствие и хладнокровие самурая. И все-таки Джозеф скучал по своему заклятому другу. Сразу вспомнились вечера, проведенные за бесконечно занимательными беседами, вечеринки, ненавистные Ито, но так нравившиеся Джозефу. Кто бы мог подумать, что демон может испытывать ностальгию?
Японец развернулся с двумя чашками дымящегося напитка и опустил их на стол.
- Ты еще помнишь, какая концентрация чая мне нравится..., - удивленно подметил Джо, делая глоток из аккуратной фарфоровой чашки с японскими иероглифами.
Кио: - Ты ошибаешься. - усмехнулся Кио придвинув чашку к Себастьену. - Толку от того что я буду похож на елочную игрушку. - продолжил юнец улыбаясь смотря на друга, который почувствовав аромат, а затем и вкус чая расплылся в некоторой мечтательной улыбке.
- Да. - кивнул Кио на слова Джозефа. - Ты, может, есть хочешь? - как бы невзначай поинтересовался Ито.
Даже будучи вампиром Кио хранил у себя еду для смертных: печенье на случай чаепития, спагетти, соусы к ним и замороженное мясо - к незапланированному ужину и, конечно же, Ито не мог обойти стороной родную кухню, а потому в доме всегда был рис и морепродукты. Конечно же продукты хранились по всем правилам и когда приближалось истечение срока годности, они заменялись свежими.
Сейчас, сидя напротив давнего друга Кио впервые за долгое время ощущал себя комфортно, словно это был его дом в Японии, а не временное пристанище в Италии.
Джозеф: - Ты ошибаешься. - усмехнулся Кио, придвинув чашку к Себастьену. - Толку от того, что я буду похож на елочную игрушку?
Мужчина недоверчиво фыркнул, мол "Знаю я тебя. Ты этого хочешь."
Затем вампир поинтересовался, не голоден ли его друг, на что Джо отрицательно покачал головой. Демоны питались, как и обычные люди, но мужчина не был голоден.
- Спасибо, пока не хочу... Лучше расскажи, чего ты в Вероне забыл? - еще один глоток превосходного чая.
Кио: - Я просто проезжал мимо. - пожал плечами парень, а затем добавил: - И мне понравилась эта квартира. - Кио обвел взглядом просторное помещение, затем перевел взгляд на друга, пытаясь привыкнуть к его новому лицу.
- Куда отправился ты после Франции? - юноша понизил голос, смотря в глаза другу. Как же хотелось сейчас Кио поведать о том, как он скучал по единственному существу, которому смог поверить и открыться. Но тут взыграло воспитание, характер, поэтому Ито ограничился придуманной легендой и нейтральным вопросом.
Джозеф: "Три "С": сменил внешность, следил за тобой и смаковал план мести", - пронеслось в голове Джозефа, но естественно вслух он этого не произнес.
- Из Парижа перебрался в Марсель... А затем узнал, что в Италии адвокаты на вес золота. Ну, мафия и все дела... Сам понимаешь..., - пожал плечами демон. Жест, присущий ему независимо от внешности, которой он обладал. Мужчина устремил свой взгляд на юношу напротив: казалось, он ждет чего-то, но слишком воспитан, чтобы об этом сказать. Келлер опустил чашку на стол.
- Слушай, - начал он, не отрывая глаз от полоски светло-коричневой жидкости на дне чашки, - Мне жаль...
Когда он наконец решился посмотреть на Кио, то встретил его недоумевающий взгляд. Или он просто хотел услышать эти слова из уст Джозефа.
- Мне жаль, что я оставил тебя одного! - закончил Келлер, поднимая ладони вверх.
Кио: Наверное и правда тут нужны были адвокаты, если уж контору угораздило заполучить лучшего адвоката с немаленькими требованиями.
Кио кивнул в знак того что безоговорочно верит этому демону. А зря, как нужно полагать. Да не суть.
- Слушай.. - начал Себастьен и Кио вздернул вопросительно бровь смотря на мужчину, который, словно ребенок перед строгим отцом, смотрел в чашку. Стало быть следующие слова дались ему не легко.
Но извинение Джозефа вызвали у Ито недоумение.
- "Ты читаешь мысли?" - чтобы убедиться в обратном мысленно спросил Кио. Конечно, он желал услышать эти слова, надеясь, что это принесет некоторое облегчение. Но, кажется, не помогло. Хотя по сути Кио было достаточно того, что Себастьен снова рядом.
- Все в порядке. - проговорил Кио, после чего улыбнулся. - Все в порядке. - повторил юнец уже более весело.
- И ты прости - усмехнулся юнец. - За...драку. - пояснил Кио.
Джозеф: Джо почесал в затылке:
- Пожалуй, я это заслужил...
Демон взглянул на Кио и улыбнулся: как же ему не хватало этого паренька, его задумчивой и какой-то грустной улыбки, изысканных манер. Порой он даже забывал, для чего на самом деле подружился с ним. Тяжело ли ему будет в конце? Тяжело ли будет обрывать жизнь Ито, зная, насколько бесценной она стала для Джо за это время?
- У тебя есть комната для гостей? - вкрадчиво поинтересовался Келлер
Кио: - Нет. Но я не пользуюсь спальней. - тут же ответил Ито. Да, все было также как и с Кио - юноша забывал, что Себастьен демон, видел лишь то как новая ипостась подходит ему. Да, несомненно Ито видел эту хитрую улыбку и азарт в глазах, понимал, что Себаастьен готов прожигать свою жизнь, потому как стал бессмертным и получил множество плюсов. И знаете... Он осуждал Джозефа лишь в самом начале, когда тот пытался подружиться с одиночкой Кио, влезая в его пространство, нарушая спокойствие и размеренность жизни. Но тем не менее Ито был благодарен Себастьену за то, что в трудные минуты мог видеть этот неиссякаемый оптимизм или эгоизм, называйте уж как пожелаете.
- Тем более мне нужно в соседний город... - продолжил юноша, сделав многозначительную паузу в надежде что не придется договаривать словосочетание "на охоту". - Так что квартира в твоем распоряжении. - улыбнулся юноша, вспоминая прежние времена, когда происходило все примерно также.
После демон и вампир еще какое-то время сидели за столом, рассказывая о том чем занимались все то время, которое не виделись. А затем Кио отправился в соседний город, как и обещал девушке из администрации Вероны, на охоту, чтобы потом утром вернуться с чистым, новым костюмом для адвоката и свежей выпечкой. Наверное, подобная забота выглядит более чем странно. Но по вине ведь Кио Джозеф остался без рубашки и пиджака..
Локация: Квартира Джозефа Келлера
Дата: 03.05.2013 - 07.05.2013
Участники: Мэдисон де Массо, Кио Ито, Джозеф Келлер
Мэдисон: После разговора с Стефани, Мэдисон направилась к Аделине де Шанталь, дабы переговорить с ней по поводу сотрудничества вампиров, ведьм и ангелов. Если ангелы хоть как-то ладили с вампирами, то ведьмы-вуду держались особняком и жили в каком-то своем маленьком мирке. Этот факт повлиял на то, что Тесса отнеслась скептически к этому предложению со стороны ангела. Но что они могли еще сделать в этом случае? Как остановить весь этот кошмар?! Этот вопрос не давал покоя всей администрации города.
С подобными мыслями вампирша подъехала к ресторану Osteria Il Bertoldo. Она хотела поговорить с Аделиной? Ха-ха, три раза. Как всегда, на рабочем месте вампирши не оказалось.
- Может что-то ей передать? - робко произнесла девушка-официант, видя, что Мэдисон уже начинает, грубо говоря, «закипать» - шатенка лишь отмахнулась от нее, с характерным хлопком закрыв входную дверь.
Сев в машину, Шарлотта достала телефон, дабы предупредить местного шерифа, что план, который они разрабатывали весь день с треском провалился. После нескольких секунд напряженного ожидания, в трубке послышался голос «святоши».
- Сафарли, сегодня ничего не получится, потому что…Что? Кто?! Демон и вампир? Пытались выехать из города?- сквозь зубы прорычала де Массо, сжав с силой трубку сотового телефона. - Спасибо за информацию.
Нажав на газ и чудом не вписавшись в машину, которая стояла сзади, Шарлотта направилась по адресу, который дала Теффи. Каким образом вампир и оборотень просочились в Верону без ведома Тессы? С событиями, которые произошли ранее, девушка не могла контролировать все в этом городе.
Подъехав к дому, девушка просто кипела от злости: если эти юноши думали остаться незамеченными и безнаказанными – они очень ошибались. Разумеется, сейчас никого не было в квартире – Стефани только что разговаривала с ними и они не могли так быстро оказаться дома. Скрестив руки под грудью, Шарлотта облокотилась об стену, ожидая неуловимых нарушителей.
Джозеф: По пути обратно в город Джозеф предложил японцу выпить у него дома и обсудить все сложившиеся недопонимания. Кио согласился, и теперь демон парковал краденый автомобиль у многоэтажного квартирного комплекса, в котором приобрел себе жилище не так уж давно. Вообще, ему нравилось вести "нормальный" образ жизни: спать, есть, работать, жить как обычный человек, но, понятное дело, это не всегда удавалось. Поэтому в его гардеробной всегда стоял собранный чемодан со всеми необходимыми вещами. Чтобы покинуть город в два счета. Что ему приходилось делать уже не раз.
Поднимаясь в лифте до пентхауса, Джозеф рассказывал историю о том, как он получил эту квартиру:
- .... Вот я и говорю: "Либо Вы продаете мне пентхаус, либо я передам пленку с Вашим домашним видео властям!". А он отвечает... , - рука демона застыла в воздухе, когда он заметил присутствие постороннего человека. Не совсем человека. Это он понял по характерному, еле уловимому запаху железа, обычно исходящему от вампиров.
- Хееей, - протянул он. Мужчина, конечно же, уже успел осмотреть гостью - оценил роскошные ножки, узкую талию, платье с аппетитным вырезом - и не мог сдержать, скажем, его фирменной дьявольской улыбки.
- Ну привет, незнакомка! , - демон включил свое обаяние, но, видимо, на вампиршу оно не действовало. Его заинтересовал взгляд, которым она сверлила Ито, стоящего чуть позади, словно они уже были знакомы.
- Я что-то пропустил? , - спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно. Ситуация складывалась прелюбопытнейшая.
Кио: Предложение Джо выпить у него, было принято и вот Кио уже парковал твой Коронет возле высотки, которая, вероятно, появилась недавно.
Знаете, сейчас вампир улыбался, слушая историю друга - Себастьену всегда удавалось развеселить японца, ну или вывести из себя. Поначалу, Кио не придал значение уже знакомому запаху, свалив все на то, что вампирша была тут по делам или того больше, жила тут.
Но вот и она, собственной персоной, поджидала друзей, которые словно поставили на уши этот городок.
- Помнишь, я тебе рассказывал о злостной нарушительнице личного пространства? - не сводя взгляд с девушки проговорил Ито, но затем все же перевел взгляд на друга. - Странно что сейчас она решила дождаться когда ей откроют дверь. - многозначительный взгляд на девушку - письмо Ито так и не прочитал.
Мэдисон: Ожидание – вот, что больше всего ненавидела Шарлотта. Прохаживаясь взад-вперед, девушка уже мысленно повыдирала каждую жилу в теле нарушителей, которые всполошили некоторых жителей Вероны.
- …А он отвечает... - донеслись слова до чуткого слуха девушки.
- Наконец-то, не прошло и года. - буркнула Тесса, безошибочно угадав, что по лифту поднимаются вампир и демон.
- Хееей. Ну привет, незнакомка! - оценивающе оглядев Шарлотту, протянул демон с соблазнительной улыбкой, включая все свое обаяние, которое, разумеется, нисколько не подействовало на вампиршу. Де Массо никак не отреагировала на приветствие, испепеляя взглядом вампира, который стоял чуть позади.
- Помнишь, я тебе рассказывал о злостной нарушительнице личного пространства? Странно что сейчас она решила дождаться когда ей откроют дверь. - с нотками язвительности проговорил юноша, который вот уже несколько минут назад должен был превратиться в кучку пепла.
- И Вам, здравствуйте, мистер. - с ангельской улыбкой отозвалась девушка, пропуская мимо ушей язвительный тон. Затем шатенка перевела взгляд на демона, будто только сейчас его увидела. - Добро пожаловать в город! - с сарказмом продолжала девушка, прищурив глаза.
Джозеф: Демон переводил взгляд с Кио на вампиршу и обратно.
- Помнишь, я тебе рассказывал о злостной нарушительнице личного пространства? , - спросил японец, и Джозеф утвердительно кивнул.
- Оооооу...., - до него наконец дошло, что эта нарушительница как раз стояла перед ними. Вампиры обменялись холодными приветствиями - и ежу было бы понятно, что эти двое друг друга взаимно не переваривали. Затем шатенка обратилась к демону, и он перестал чувствовать себя третьим лишним в этой ситуации.
- Добро пожаловать в город! - она прищурила глаза, намекая на то, что она совсем не имела ввиду, что сказала.
- Ух ты! Должно быть я реально крутой адвокат, раз меня официально приветствуют дети ночи? - спросил он, поворачиваясь к Кио. Сарказм. Конечно.
- Вот только ты немного опоздала, мышка... , - прозвище показалось ему забавным, поскольку люди когда-то верили, что вампиры могут обращаться в летучих мышей, - Я работаю здесь уже около двух недель..
Кио: Кио стоял на месте ожидая когда эта сцена закончится и он окажется подальше от вампирши, которой все неймется. По правде говоря Кио словил себя на той мысли, что вампирша следит за ним, а сейчас за отсутствия досье на демона, она прикопается и к Джо, при том из-за Кио. Кривая ухмылка пробежалась по губам японца, когда он слушал разговор этих двоих предпочитая более не вмешиваться, да еще к тому же он не особо разговорчив.
Но ситуация накалялась, вампирша, по видимому, не любила, когда ее вокруг пальца обводили, а тут аж два раза(!) за один месяц. Уже было заметно, как двигаются желваки девушки, в то время как Джо оставался спокойным, ему скорее нравилась эта ситуация, чем он желал ее избежать.
Мэдисон: - Ух ты! Должно быть я реально крутой адвокат, раз меня официально приветствуют дети ночи? - спросил он, поворачиваясь к Кио. Разумеется в его словах был сарказм, который он всеми правдами и неправдами пытался скрыть.
- Прошу прощения, что нет фанфар и прочей мишуры. Что-то я сегодня не подготовилась! - парировала девушка.
Пока шла подобная перепалка между Мэдисон и демоном, имени которого эта особа пока что не знала, вампир тихо-мирно стоял и ухмылялся, будто его это все дело никак не касалось. Такое отношение лишь накаляло Тессу, которая улыбалась, но эта самая улыбка походи на звериный оскал.
- Вот только ты немного опоздала, мышка…Я работаю здесь уже около двух недель. - вновь заговорил демон, победоносно улыбаясь, будто ему удалось осадить непрошенную гостью.
- Около двух недель, говорите? - в тон ему проговорила девушка, пропустив мимо ушей подобное прозвище. - Ну что ж, 10 баллов из 5 за подобную шифровку. Я всегда чувствую приезжих, которые хотели бы тайком пробраться в город, но вы обвели меня вокруг пальца. Похвально. - хмыкнула девушка, убрав прядь волос за ухо.
Джозеф: Девушка отвечала также язвительно, как к ней обращался Джозеф, и ему это очень понравилось. Хм, я бы не отказался встретиться с ней еще раз..., - пронеслась у него в голове шальная мысль, заставившая демона ухмыльнуться.
- Ну что ж, 10 баллов из 5 за подобную шифровку. Я всегда чувствую приезжих, которые хотели бы тайком пробраться в город, но вы обвели меня вокруг пальца. Похвально., - может она и слукавила, но как приятно было слышать
подобное от представителя вампирской расы! Келлер самодовольно улыбнулся и чуть
склонил голову набок.
- А ты мне нравишься, мышка... Джозеф Келлер, - представился он, протягивая ладонь, - Не хочешь чего-нибудь выпить с нами?
Джо обернулся к японцу и поймал на себе его испепеляющий взгляд. Должно быть он не одобрял подобной идеи. Демон лишь пожал плечами. Как говорится, "Держи врага своего рядом", и Келлер знал это правило назубок.
Кио: Конечно знал. Сколько он уже держал при себе Ито, чтобы потом всадить нож в спину, да поглубже. Предложение Джозефа заставило Кио удивиться и при том ощутить жгучее желание вернуться в квартиру - находиться близ вампирши ему не хотелось совершенно, но вот...Джо...да, он начал ревновать его к этой...девушке, как друга естественно. Но как и прежде решил оставить это при себе - кому нужны твои переживания кроме тебя самого?
- Эээм... - протянул юноша поняв что даже испепеляющий взгляд не помог отказаться Себастьену от своих слов. - Я, наверное, пойду. - кивнул он в сторону. - До встречи, Джозеф. - радушная улыбка другу, прежде чем снова войти в лифт и скрыться из вида. -Мисс. - краткий, учтивый кивок девушке - да уж, воспитание не позволило юноши уйти не попрощавшись с вампиршей.
Мэдисон: - А ты мне нравишься, мышка... Джозеф Келлер, - представился демон с самодовольной улыбкой, протягивая ладонь. - Не хочешь чего-нибудь выпить с нами?
- Как жаль, что ты мне нет. Но я не откажусь выпить с вами, - изобразила некое подобие улыбки Тесса, затем протянула холодную ладонь. - Мэдисон де Массо. - представилась девушка, гордо подняв голову, будто ее имя значило очень многое.
Эти двое играли сейчас в понятную только им игру в «кошки-мышки», гадая кто же первым сломается. Вампир же, почувствовав себя третьим лишним, как ранее сам Джозеф, поспешив удалиться с этажа.
- До встречи, Джозеф, - радушно улыбнулся он другу, затем перевел взгляд на Мэдисон, заметно изменившись в лице, которое сейчас изображало какие-то смешанные чувства. -Мисс. - холодно-учтиво кивнул он ей прежде чем скрыться в лифте.
- Ну что ж…Джозеф, - протянула девушка, будто пробуя на вкус имя парня и выжидающе смотря на него. - Может все-таки войдем в квартиру и вы расскажете о себе? Мне интересно, какой «фрукт» пробрался мимо моего пристального взгляда. - усмехнулась она.
Джозеф: - Как жаль, что ты мне нет, - услышав это, демон довольно улыбнулся, словно это был комплимент. Еще один плюс в пользу де Массо в одному ему известном списке. Когда девушка пожала протянутую ладонь, мужчина крепко сжал ее, пристально заглядывая в глаза вампиршы, будто пытаясь в них что-то прочесть. Зрительный контакт прервал Кио, который собрался уйти.
- Мэдисон, дверь открыта - можешь заходить.. Я сейчас вернусь.., - бросил Джозеф, разворачиваясь к лифту. Девушка фыркнула - конечно, должно быть никто раньше не приглашал ее в гости так... небрежно.
К тому времени, как Келлер добежал до лифта, двери уже закрылись. Стукнув кулаком по железной поверхности, демон решил воспользоваться другим путем. Когда Ито спустился к машине, мужчина уже поджидал его там, прислонившись к багажнику.
- Не понимаю, зачем ты убегаешь? , - покачал головой он, обращаясь к японцу, - Это такая возможность познакомиться поближе с так называемой "властью" этого города , - нарисовав воздушные кавычки, добавил демон. Да уж, эта персона искала выгоду в любой ситуации и в силу своей сущности просто не понимал, что можно поступать иначе.
Кио: Двери лифта закрылись, в этот момент Кио ощутил какую-то легкость, хотя и вместе с тем тревогу - непонятно почему, даже ему. Он уже не слушал голоса, хотя они и утихли, но вот громкий удар о металлические двери заставил юношу резко поднять голову и вырваться из мыслей. Но больше ничего не последовало, а потому Кио лишь усмехнулся и продолжил путь вниз.
Но на улице его ждал иной сюрприз - Джозеф уже поджидал у машины скрестив руки на груди и смотря на звезды - словно дожидался вампира уже давно. Ито тут же направился к другу, который уже начал говорить.
Кио усмехнулся, увидев воздушные кавычки Себастьена и стал напротив него.
- Я не убегаю.. - пробормотал юноша. - Да и ты более коммуникабельный.. - пожал плечами японец улыбнувшись. - Тем более у вас там своя игра и я не особо понимаю правила.. - поморщился вампир. Нет, ему не было противно, он просто не раз видел до чего доходили подобные игры Себастьена - сделки, увлечение на одну ночь, девушки в слезах караулят демона у дома. Но нет, де Массо была другой, потому и Джо было с ней интереснее, чем с обычными смертными.
- Мне еще нужно некоторые вещи распаковать. Видимо, я тут еще побуду.. - вздохнул юноша. Как бы то ни было, а Верона ему не нравилась и ему хотелось покинуть город. И желательно до того, как голод начнет брать верх. Мальчишке не хотелось говорить об этом Себастьену, предполагая что демону не до этого, да и Ито об этом не спрашивали, а потому он будет молчать, до последнего.
- Иди, не заставляй гостью ждать.. - похлопав друга по плечу проговорил Ито. - А позже... мы обязательно встретимся.. - скорее убеждая себя, чем Джо пробормотал Ито расплываясь в улыбке.
Мэдисон: Довольно улыбнувшись, будто Тесса сказала ему невесть какой комплимент, демон крепко сжал ладонь девушки, заглядывая в глаза, будто пытался прочитать всю ее черную душу. От подобного Мэдисон поежилась – ей всегда было что скрывать.
- Мэдисон, дверь открыта - можешь заходить.. Я сейчас вернусь... - вместо ответа на ее вопрос, бросил Джозеф, быстрым шагом направляясь к лифту, створки которого уже закрылись. Хлопнув по железным дверям, демон избрал другой путь, не желая ждать, когда лифт придет назад, а вампира уже и не будет на улице.
Подобное отношение вызвало лишь презрительное фырканье у девушки – она не привыкла, когда с ней так обращаются. Если такие люди и были, то они были, понимаете?!
Зайдя в квартиру, Шарлотте предстало чистое помещение, нигде не было и намека на пыль, или что-то подобное. Во второй раз за последнее время она удивилась подобному: первый раз это было, когда девушка зашла в квартиру вампира. Ну как зашла…залетела со скоростью света, пачкая грязной обувью все на своем пути. В который раз она уже жалела об этом.
Сняв обувь, Тесса повесила плащ на крючок, оставшись в изумрудном платье с открытыми плечами. Подойдя к окну, которое выходило на автостоянке. Мэдисон увидела Келлера и вампира, которые разговаривали о чем-то, жестикулируя. Собственно говоря, она и подошла к этому самому окну, чтобы понаблюдать за ними, заиграло любопытство, так сказать.
Похлопав друга по плечу, вампир поднял голову, видимо почувствовав пристальный взгляд, направленный на них. В нем девушка в который раз за время их «знакомства» могла почувствовать презрение, даже отвращение. Разумеется, в который раз она вторглась в его личное пространство. Отпрянув от окна, Тесса тяжело опустилась в кресло, обитое бежевой кожей, приготовившись ждать демона.
• Game • Christian Donovan / Mattias Donovan
Локация: Кафе "Скай Лонж"
Дата: 08-04-2013 11:20 / 09.04.2013 21:10
Участники: Кристиан и Мэттиас Донован
Кристиан: Крис пришел в кафе еще до открытия, что было не удивительно - он является одним из владельцев сего заведения. На дворе суббота, а значит сегодня на помощь придет младший брат.
Наверное, нужно сказать о том что кафе Мэтту и Крису подарили родители. Для того чтобы они становились самостоятельными и был заработок на личные расходы, скажем так. Уютное заведение служило местом для завтраков, обедов и ужинов для людей, которые желали уединения. Но еще сюда приходили на чай, кофе, полдники и всяческие вторые завтраки и обеды и еще черти в какое время.
Синий ирокез в здешних местах выглядел более чем странно, а что уже говорить о килте, который Крис выбрал для сегодняшнего дня? В общем, Вы понимаете, что юнец был явно не из тех, кто был серой мышью.
Пустое кафе выглядело довольно мило и уютно. Перевернув табличку стороной "открыто", Крис стал за стойку, предварительно нацепив на себя фартук с эмблемой заведения.
Утреннюю газету он оставил пока на стойке, дабы не отвлекаться от того, что ему нужно сделать, а именно: включить кофеварку, разогреть огромную плиту, на которой затем будут жариться яичница и блинчики, протереть столики, проверить наличие на них салфеток, соли и перца. Закончив с этим Крис вернулся за стойку в ожидании Мэтта или официанток, которые тут работают. Пока ждал он решил прочитать свежий выпуск газеты и наткнулся на некролог, прочитав который удивился тому насколько жестокие садовники пошли.
Мэттиас: Над входом в кафе зазвенел колокольчик, оповещая о приходе нового клиента. Что за ранняя пташка? Нет, это всего лишь младший Донован явился на "работу". Его задачей в этом "творческом тандеме" было ведение бухгалтерии, оплата счетов и так далее, поэтому каждую субботу рано утром он приходил сюда.
Парень нерешительно остановился у порога, вцепившись в лямки рюкзака (кстати, его привычка одевать обе лямки, вместо одной, стала одной из причин насмешек старшего брата), и окинул помещение задумчивым взглядом. Затем его внимание привлекло нечто синее и заостренное, выглядывающее из-за стойки словно плавник акулы. Прическа Криса, да и его стиль в целом, являлась темой всех бурных обсуждений в их семье: родители считали, что это дурной тон. Мэттиас, естественно, кивал и поддакивал, получая за это пинки под столом, но, признаться, на самом деле он восхищался своим братом. За то, что ему хватало смелости показывать себя таким, какой он есть. Младшему же это давалось очень болезненно.
- Салют, - рассеянно кивнул Мэтт, когда лицо Донована-старшего показалось из-за стойки. Юноша подошел ближе и забрался на барный стул.
Кристиан: Крис же занимался распаковкой только что привезенный продуктов, когда зазвенел колокольчик, на который юноша не обратил внимание. Привык уже к тому что он вечно звенит.
Затем последовало приветствие никого иного, как Мэтта Донована, что и заставило обернуться Криса. Тот поднял руку в знаке приветствия и криво улыбнулся, когда Донован младший подошел к стойке.
- Хола, амиго. - поздоровался Крис очередной раз протирая стойку. Уже машинально. - Кофе свежий. - сообщил юноша, это было нечто вроде предложения. Он знал, что если Мэтт пожелает что-то другое, он попросит или закажет на правах посетителя. Крис еле удержался чтобы не предложить брату мятное мороженое, оно как раз было светло-синим. Наверное, Вас удивит почему это он зациклен именно на этой теории. Все это легко объяснить: Крис никогда не видел Мэтта в компании девушки, а в его-то возрасте уже пора. Плюс ко всему излишнее чистолюбие, манеры и тому подобное. Но юноша никогда не выносил сор из избы, как говорится.
Но у братьев были довольно нормальные отношения, по крайней мере они не дрались, наверное потому что находились рядом довольно редко.
- В кабинет пойдешь или тут останешься? - спросил Крис. Он был благодарен за то что Мэтт занимается бумажками, ибо сам был полнейшим гуманитарием.
Мэттиас: - Кофе был бы кстати..., - юноша пожал плечами и надул щеки - еще одна глупая привычка. Перед ним стоял его брат, сосредоточенно натирал стаканы и выглядел так, словно очень хотел что-то сказать. Но не говорил. И, наверное, за это Мэттиас был ему благодарен: ну не готов он к откровенным разговорам и разоблачающим сенсациям! Вообще, вся эта ситуация казалась нереальной, будто это и не его жизнь вовсе...
Порой юноша думал о том, как бы было замечательно родиться "нормальным".. Тогда не нужно было бы скрываться за опущенными в пол глазами и смущенной улыбкой.. Тогда не было бы этого всепоглощающего чувства вины за то, что не можешь быть тем, кем тебя хотят видеть...
Вопрос Кристиана вернул младшего Донована к реальности:
- В кабинет пойдешь или тут останешься?
Мэтт подозрительно сузил глаза, оперся о стойку, приподнялся и окинул брата взглядом. Синий ирокез, футболка Led Zeppelin, юбка в характерную шотландскую клеточку, тяжелые рокерские ботинки и завершали сей образ ... жутко волосатые ноги. Юноша натянуто улыбнулся и снова опустился на стул:
- Пойду в кабинет, пожалуй..., - пробормотал он и только собрался спрыгнуть на пол, как заметил заголовок статьи в газете, лежащей на стойке.
- Какой кошмар... Ножницами... - ужаснулся Мэтт, прикрыв рот ладонью. А когда он прочитал имя жертвы, то его глаза вообще округлились до ранее невиданного размера, - Крис.. Посмотри на имя..
Мэттиас развернул газету к брату и указал тонким пальцем на два слова с заглавной буквы. Майк Дэвидсон.
Кристиан: Крис даже немного отошел, чтобы Мэтт мог получше рассмотреть внешний вид старшего Донована.
- Окей. - кивнул бармен, ставя перед братом чашку, с эмблемой заведения, свежего, горячего кофе. Затем парень принялся за начатую работу - распаковку продуктов, но тут Мэтт отпустил комментарий по поводу некролога.
- Садовники нынче те еще садисты. - усмехнулся Крис, но Мэтт уже попросил взглянуть на имя убитого.
Нужно сказать, что Крис, как и все типичные разгильдяи, знал многих, но не помнил и половины.
- Это твой... - начал Крис, пряча коварную улыбочку, но не договорил увидев всю серьезность младшего брата. - Кто это? - сдвинул на переносице брови Крис смотря на брата. Сейчас он был серьезен, потому как судя по всему должен знать этого убитого.
Мэттиас: - Это твой..., - начал Крис, отчего младший в ужасе задержал дыхание - неужели он все знает? Но брат замолчал, и парниша немного успокоился.
Мэттиаса всегда поражала удивительная способность его старшего брата забывать людей.
- Эээм..Вообще-то...- недоверчиво начал юноша, потому что не был уверен, прикалывается ли Крис или на самом деле не знает, о ком идет речь, - Он жил на соседней улице... Учился вместе с нами в школе...Кажется, вы с ним раньше неплохо ладили.. Во всякие игрушки играли...
Мэтт пожал плечами и отпил из чашки. Кофе оказался на редкость вкусным.
- Ммм... Вот почему именно ты стоишь за стойкой..., - выдал парень своего рода похвалу. Забрав газету, он еще раз внимательно вгляделся в статью: такая странная смерть и в таком юном возрасте... По коже побежали мурашки, и Мэттиас отбросил издание подальше.
- Знаешь, что... Неплохо было бы помянуть паренька.... Например, здесь? Как считаешь?
Кристиан: Крис слушал Мэтта задумчиво смотря перед собой и невольно корча гримасу этой самой задумчивости. О чем он думал? Наверное, о том что смерть где-то рядом и от нее вряд ли сумеешь убежать. Но эта мысль быстро сменилась другой - Криса откровенно говоря пугал выдуманный им же самим образ садовника-садиста с огромными садовыми ножницами.
Но из размышлений Криса вырвал похвала Мэтта, которому понравился кофе.
Крис на это самодовольно улыбнулся, вздергивая горделиво подбородок, мол, а что ты ожидал еще?
- А я думал это потому что я брутальный, и это привлекает посетителей. - почти серьезно парировал Крис и решив продемонстрировать свои навыки, он взял три чашки и принялся ими жонглировать. К слову, в данной сцене ни одна чашка не пострадала. Вернув посуду на место, Крис по-братски потрепал волосы младшего Донована, при этом усмехаясь. Кажется, они могли нормально общаться.
Очередной вопрос Мэтти не вызвал у Криса замешательств и он сразу же ответил:
- Поддерживаю. - поднял парень руку, словно это было голосование. - Только позвонить нужно тому, кто его еще знает. А так как ты у нас мозговитый. - Крис на этих словах потянулся за телефоном, который уже скоро был рядом с Мэттом, благо что это был радиотелефон. - Ты и будешь обзванивать. - кивнул Крис, коварно улыбаясь.
Мэттиас: - Брутальный, ха, не то слово, - усмехнулся Мэттиас, покачав головой. Затем он с замиранием сердца наблюдал за жонглерскими способностями брата, ожидая, что одна из чашек с грохотом разобьется. Но все три остались целы. Кристиан вытянул руку и, усмехаясь, потрепал волосы младшего Донована. Тот, в свою очередь, наморщил нос и слегка мотнул головой - он ведь не маленький ребенок, чтобы ему волосы трепать! Однако он знал, что это такой способ Криса выразить чувства: он же "брутальный".
- Ты и будешь обзванивать, - заявил Донован, протягивая телефон.
- Будто я знаю, кому звонить, - буркнул Мэтт, но трубку все же взял. Прикинув, кого можно позвать, парень набрал номер и стал дожидаться ответа, выстукивая пальцами какую-то мелодию и иногда поглядывая на брата.
Кристиан: Крис решил сделать пока перерыв и для себя, тем более посетителей не было, а пара официанток щебетали за одним из столиков. Они уже привыкли к тому что каждую субботу тут можно увидеть обоих Донованов и уже оставили попытки понравится хоть одному из них. У Криса, например, был принцип - не спать с той, кто может навредить. А тут для девушек просто рай для пакостей. Ну а Мэтт утверждал, что девушки для него слишком взрослые, в чем, кстати, присутствовала логика, также как отсутствовала.
Облокотившись на стойку Крис нагнулся к брату, так чтобы слышать сначала гудки, а потом и голос на том конце. Мэтт, поняв с полуслова, подался чуть вперед, чтобы брату было удобнее подслушивать разговор.
Локация: Кафе "Скай Лонж"
Дата: 11.04.2013 - 12.04.2013
Участники: Чарли Блэкхарт, Кристиан и Мэттиас Донован
Чарли: Выходной день. Солнечная, теплая погода. Прекрасная атмосфера для прогулки, не правда ли? Большинство жителей города считало, что это так. И Чарли Блэкхарт, считавшая, что сидеть в такую погоду дома - преступление, была полностью согласна с ними.
Одев джинсовые шорты и любимую просторную майку, надпись на которой гордо гласила "I Can Be A Regular Bitch. Just Try Me", Катерина под гориллазовский "Clint Eastwood", играющий в наушниках, бодро спустилась по лестнице (перспектива кататься в душном лифте не прельщала девушку, да и небольшая нагрузка на ноги не помешает!). Блэкхарт вышла на улицу, на ходу одевая солнечные очки-капли и осмотрелась. Улица встретила ее легким шелестом деревьев и редким шумом машин - большая часть населения квартала уехала за город, чтобы насладиться погодой на лоне природы; лишь небольшая группа подростков вальяжно развалилась на лавочках в тени густых деревьев и лениво попивая какой-то напиток из бутылок.
Постояв некоторое время на порожках дома, размышляя, куда бы ей пойти, Чарли легкой бодрой походкой направилась по тротуару, стараясь разгадать знакомые лица среди редких прохожих. Но увы, практически все друзья девушки уехали за город с родителями или вторыми половинками, поэтому шанс увидеть хоть кого -нибудь знакомого, были ничтожно малы.
Пройдя пару кварталов, Катерина остановилась перед кафе "Скай Лонж", и, помедлив несколько секунд, толкнула стеклянную дверь, на которой приветливо болталась табличка "Open". Раздался мелодичный звон от колокольчика, которого коснулась дверь, и Чарли оказалась в окутанном прохладой помещении.
Раньше девушка никогда не была в этом кафе, обычно она обедала дома или в кафе, находящемся в четырех домах от ее места жительства.
Осмотревшись, Чарли нашла это место довольно милым и уютным; народу в кафе в достаточно ранний по меркам выходного час практически не было -лишь два парня по обеим сторонам стойки. Юноши что-то увлеченно обсуждали, но девушка не вслушивалась в их беседу, считая это некультурным.
Проскользнув между столиками, Блэкхарт уселась у окна, все еще осматривая обстановку заведения.
Кристиан: Щебетавшие за одним из столиков официантки тут же спохватились, когда в помещение вошла девушка, которую Крис не до конца рассмотрел, потому как был занят разговором с братом. Но единственное что он успел заметить - короткие джинсовые шорты. Даже не так...длинные, красивые ножки, которые эти самые шорты не скрывали.
Итак, вернемся к официанткам. Одна из девушек сразу подошла к клиентке, держа в руках блокнот и шариковую ручку, чтобы принять заказ.
В это же время Мэтт и Крис продолжали обсуждать вечерние поминки. Конечно, повод не веселый, но Крис обещал сделать все возможное, чтобы покойный парень гордился тем, что его поминают именно тут.
Чарли: Едва Чарли освоилась, как откуда не возьмись, словно из-под земли перед ее столиком выросла официантка с дежурной улыбкой, сжимающая в руках блокнот и ручку. Осведомившись, что будет заказывать Блэкхарт, представительница обслуживающего персонала записала нехитрый заказ, состоящий из чашки кофе и парочки круассанов.
Заказ был выполнен достаточно быстро, и Чарли с удовольствием принялась за трапезу, неосознанно прислушиваясь к беседе парней, иногда сливавшейся с щебетанием официанток.
И все вроде бы ничего, довольная Блэкхарт решила взять себе кафе на заметку и постараться узнать рецепт круассанов, которые ей несказанно понравились. Но тут...
"Надо сделать такие поминки, чтобы Майк Дэвидсон мог ими гордиться."- обрывки фраз из разговора парней заставили Чарли поперхнуться кофе. Майк? Умер? Быть того не может!
Сдавленно кашляя, девушка приложила платок, извлеченный из кармана шорт. При этом Чарли с испугом и недоверием покосилась на беседующих. Может, ей показалось? Или это тезка Майка? В эти гипотезы ей очень хотелось верить.
Кристиан: Записав заказ, официантка по обыкновению принесла его к Крису, который тут же налил в чашку кофе, не отходя далеко от Мэтта. Все это он смог сделать без труда, а вот остальное он попросил, ну или велел, как будет угодно, своей помощнице исполнить.
Мэтт предлагал что-то, Крис соглашался и наоборот. Кажется, это никого не должно было касаться. Даже официантки не лезли в разговор - признак хорошего тона, уважение или просто безразличие.
Но вот поперхнувшаяся девушка заставила Криса и Мэтта обернуться к ней. Кстати, Крис при этом нахмурился, а на лице Мэтти отразилось некоторое сожаление. Младший Донован всегда был мягче по отношению к людям, чему иногда завидовал Кристиан.
Чарли:-Извините. -глухо сказала Блэкхарт, заметив, что взгляды всех присутствующих направленны на нее. Девушка даже растерялась от такого внимания. Со скромно-виноватым видом Чарли уставилась на свое отражение в чашке с кофе.
Выждав некоторое время и собравшись с силами -все таки задавать вопрос о смерти Майка незнакомым людям было как-то неудобно! -темноволосая посмотрела на парней и осипшим от недавнего кашля голосом поинтересовалась:
-Извините, а это не тот самый Майк, который... - Блэкхарт замешкалась, подбирая подходящее время,- ...жил на соседней улице? - сцепив в замок пальцы, девушка посмотрела на юношей, про себя молясь, о том, чтоб их ответ был отрицательным.
Мэттиас: Крис и Мэтт уже вовсю планировали проведение поминального вечера в их заведении и настолько увлеклись обсуждением, что не заметили, как к ним заглянул первый на сегодня посетитель. Об этом они узнали только тогда, когда одна из официанток принесла заказ. Но даже тогда братья продолжали свою беседу. Девушка закашляла, чем и привлекла внимание Донованов. Мэтт, будучи более восприимчивым к людским неприятностям, участливо поинтересовался:
- У Вас все в порядке, мисс?
Девушка извинилась и задала довольно странный, но уместный вопрос, словно знала, о чем ведут разговор Кристиан и его младший брат. Подслушивала?
- Эээм... - Мэттиас, немного сощурив глаза, кивнул, - Да... Именно он, Майк Дэвидсон с соседней улицы... А Вы знали его?
Кристиан: У Криса на лице отразилось нечто странное, ибо он был удивлен, возмущен и кажется пытался рассмотреть девушку повнимательнее. Затем Мэтт и незнакомка заговорили о умершем парне совершенно игнорируя Криса. Конечно, его это не устроило и парень хмурясь и поджимая губы, чтобы не ляпнуть чего недоброго смотрел то на Мэтта, то на посетительницу. Знаете, он даже не подумал о том, что Мэтт сейчас разговаривает с девушкой и не паникует, а выглядит спокойным и нормальным.
- Так. - вмешался Крис. - Тут что, кроме меня все знают этого.... этого.... этого.... - парень попытался вспомнить имя своего якобы знакомого, ну по словам Мэтта, который кстати и пришел на помощь.
- Майка. - сообщил Мэтт, укоризненно посмотрев на брата, мол как можно забыть имя.
- Майка... - закончил Крис теперь уже выжидающе смотря на девушку и брата, словно был их родителем и застукал их за поздним возвращением домой.
Чарли:Вопреки своим желаниям и мольбам, Блэкхарт услышала положительный ответ. Опустив голову, девушка взъерошила темные волосы, словно это помогало ей усвоить и воспринять информацию.
В кафе повисла неловкая пауза.
-Да, я знала его. Наши семьи дружили,- на удивление спокойным голосом сказала Чарли, посмотрев на участливого юношу. -Как его можно не знать? - тут же Катерина повернула голову в сторону обладателя синего ирокеза. - Майк был душой компании. Это удивительно, что Вы его не знаете, в то время, как его знает Ваш друг. - Блэкхарт указала кивком на другого парня и пожав плечами в недоумении.
Мэттиас:- Это удивительно, что Вы его не знаете, в то время, как его знает Ваш друг, - произнесла девушка, кивая в сторону Мэтта.
- Видите ли, мой брат, - начал Мэттиас, нарочито подчеркнув слово "брат", - страдает легкой степенью амнезии...
Парень почувствовал на себе прожигающий взгляд Кристиана - кое-кому не поздоровится по приходу домой... Краем глаза оценив "ситуацию", Мэтт убедился, что брат взбешен, но не настолько, чтобы взорваться прямо здесь и сейчас. Что было довольно странным, так это то, что в присутствии этой хорошенькой девушки в не менее хорошеньких коротких шортиках младший Донован не испытывал ни малейшего намека на волнение, будто девушки его не волновали вовсе...
- Мы с братом устраиваем здесь поминальный вечер... Если хотите, можете присоединиться...
Мэттиас все же решился взглянуть на брата, в поисках подтверждения или отрицания только что сказанных им слов. Крис скрестил руки на груди, окидывая младшего таким взглядом, будто тот должен был ему 10 000$
Кристиан: Услышав нападки девушки, а иначе это и не назовешь, Крис отпрянул от стойки, словно боялся что девушка превратится в того самого садиста-садовника с садовыми ножницами. Он хотел уже было сказать что-то из оперы: "чшшш, дамочка, не у себя дома", но Мэтти, будучи более сговорчивым и уравновешенным, вступил в переговоры, добавив сведения о диагнозе Криса, который младший Донован только что сам и поставил.
Крис же, возмущенный еще и своей новой болезнью, смерил Мэттиаса гневным взглядом, пытаясь ударить его, хотя бы мысленно. Но судя по спокойствию Мэтта Крису ничего не удалось.
Бармену оставалось стоять и недовольно смотреть на детишек, прикусывая внутреннюю сторону губы, скрестив руки на груди. Он даже уже не вникал в беседу, когда Мэтт предложил этой девушке присоединиться на поминальном вечере.
Конечно же Крис был против, ибо эта дамочка уже ему разонравилась и короткие шорты и майка с такой вызывающей надписью или чем-то что под ней, не спасали ситуацию.
Действительно Крис собирался взять за это приглашение с Мэтта 10 тысяч долларов, но вряд ли у паренька были такие деньги и выдохнув. скорчив недовольную, обиженную гримасу, Крис демонстративно развязал фартук и швырнул его на стойку со словами "зови кого хочешь. не мои поминки".
Чарли: - Видите ли, мой брат, - начал парень, что выглядел помладше, выделив голосом слово "брат", - страдает легкой степенью амнезии...
Челюсть Чарли было поползла вниз, но реакция старшего быстро привела ее в чувства, словно Блэкхарт окатили ведром ледяной воды. Краем глаза наблюдая за нервными действиями старшего брата, темноволосая вообще пожалела, что зашла в это кафе. Видимо, этого парня не прельщала мысль о присутствии Чарли на поминках. Катерина бы и сама была рада отказаться от приглашения, но Майк был ее другом чуть ли не с пеленок, и не почтить его память было преступлением.
-Спасибо за приглашение, я постараюсь прийти. -тихим голосом учтиво сказала Блэкхарт. - Во сколько состоится поминальный вечер? -поинтересовалась она, глядя, как обладатель ирокеза демонстративно расправляется с фартуком, что со стороны выглядело очень забавно и напоминало мелкую бытовую ссору супругов. Глаза Чарли смеялись, но лицо оставалось вполне серьезным.
Мэттиас: Мэтт проследил взглядом за тем, как Кристиан нервно бросил свой фартук на стойку, и, ухмыльнувшись, фыркнул.
- Не смей фыркать на меня! - пригрозил пальцем старший брат, и парниша выставил руки вперед в примирительном жесте.
- Во сколько состоится поминальный вечер? - спросила таинственная посетительница кафе, напомнив братьям о своем присутствии. Мэттиас запустил пятерню в волосы, после чего они так и остались стоять торчком, словно совиное гнездо.
- Эээм.. Я не уверен..., - парень машинально взглянул на старшего брата - все-таки чувствовался авторитет последнего в их отношениях, - Думаю, вечером.. Нам.. то есть, мне нужно еще обзвонить знакомых Майка.. А это трудно, учитывая то, что мы, в принципе, не знаем, с кем он общался...
Почесав в затылке, он снова взглянул на Кристиана, который в это время усердно натирал стойку. Опять. Видимо, делал вид, что происходящее его совсем не интересует.
Кристиан: Мэттиас, как и любой младший брат на его месте, фыркнул, что конечно же в очередной раз задело Кристиана:
- Не смей фыркать на меня. - пригрозил он пальцем младшему Доновану, который решил пойти на примирение, о чем свидетельствовал его жест.
Теперь парень принялся за натирание стойки, словно обычный бармен. Все остальное его теперь если и интересовало, то он не подавал вида. Хотя нет, не так... Он делал все чтобы на него обратили внимание, словно ребенок - подбирался к руке девушки, которая опиралась на стойку, чем заставлял убрать руку с, и без того, отполированной поверхности. Затем он возвращался к Мэттиасу, которого тревожил также, затем, опять же демонстративно, развернулся к плите, начиная жарить блинчики, что сопровождалось характерным громким шипением.
- Я думаю. в девять. - довольно громко предложил парень продолжая заниматься своим делом, словно ничего уж такого интересного и не происходило.
Чарли: Став свидетельницей одной из бытовых ситуаций семейной "идиллии" братьев, Чарли уже и забыла, о чем они говорили. Тут бы даже и ребенок догадался, что братские отношения между парнями были сильно натянутыми.
-Эээм.. Я не уверен..., - младший машинально взглянул на старшего, словно советуясь с ним - Думаю, вечером.. Нам.. то есть, мне нужно еще обзвонить знакомых Майка.. А это трудно, учитывая то, что мы, в принципе, не знаем, с кем он общался...
-Навряд ли Вы застанете в области досягаемости его друзей. -задумчиво проронила Блэкхарт, опершись рукой на стойку. - На выходные почти все уехали за город. - девушка пожала плечами; в ее жесте чувствовалась какая-то вина.
Тем временем старший из братьев с суровым видом и отсутствующим выражением лица усердно полировал стойку, словно хотел протереть в ней дыру, заставив своими движениями Чарли убрать руку со стойки.
- Я думаю. в девять. - громко предложил парень, продолжая заниматься своими делами, словно это был один из обыденных рабочих дней.
-В девять, так в девять... -пристально посмотрев на старшего, сказала Блэкхарт. -Что ж... Было приятно пообщаться. -закончила девушка, доставая из кармана шорт бумажник.
-До встречи. -оплатив заказ, проронила темноволосая, и толкнув дверь, исчезла на улице.
Мэттиас: - Навряд ли Вы застанете в области досягаемости его друзей. -задумчиво проронила Блэкхарт, опершись рукой на стойку. - На выходные почти все уехали за город. Мэттиас вздохнул - и чего вообще эта идея пришла к нему в голову?!
- Попытка - не пытка, - слабо улыбнувшись, вымолвил он. Как раз в это время Кристиан, с выражением "абсолютной брутальности", как он это сам называл, на лице, принялся вытирать стойку прямо возле руки Мэтта, при этом бесцеремонно задевая ее, словно говоря "Руку убрал живо!". Тоже самое было проделано с рукой клиентки. Затем Донован-старший развернулся к плите и принялся жарить блины. Разогрел он ее так сильно, что еда шипела еще громче обычного. Мэттиас, воспользовавшись тем, что брат не видит, закатил глаза и покачал головой.
-Что ж... Было приятно пообщаться. -закончила девушка, доставая из кармана шорт бумажник. До встречи.
Парень кивнул, и она исчезла за дверью. Мэтти повернулся к брату:
- А тебя, похоже, она зацепила! - насмешливо и даже как-то по-детски пропел юноша. И тут он заметил, как напрягся бицепс на руке Криса, в которой он держал лопаточку.
- Все-все, умолкаю, - звонко рассмеялся Мэтт. Кто же мог знать, что так чисто и душевно он смеялся, наверное, в последний раз в жизни?! Но не будем забегать вперед...
Кристиан продолжал готовить. Мэтт сидел на барном стуле, болтая одной ногой в воздухе, и пытался хоть до кого-нибудь дозвониться.
В кафе стал прибывать народ. Для официанток появилась работа, и они хаотично передвигались по помещению.
Младший Донован снова вздохнул: он любил субботу. Мало кто знал, что он любил этот день потому, что мог находиться, пусть недолго, но бок о бок с братом. А тут эта суета, шум...
Мэттиас спрыгнул со стула и перекинул рюкзак через плечо:
- Я пойду в кабинет..., - неуверенно пробормотал он, взглянув на Кристиана. Тот молча кивнул и мастерски перевернул блин. Парень прошел мимо стойки к задней двери, и прежде, чем толкнуть ее, бросил взгляд через плечо на сосредоточенное лицо брата. Какая-то грусть прокралась в его душу: что будет, если Кристиан узнает о его секрете? Станет ли ненавидеть? Потерять его, со всеми его странностями, подколами, синим ирокезом, было бы мучительно..
Мэтт тряхнул головой, отгоняя мысли, и скрылся в офисе.
Локация: Дом братьев Донован
Дата: 30.04.2013 - 03.05.2013
Участники: Кристиан и Мэттиас Донован
Мэттиас: Прохладный ветер обдувал лицо Мэттиаса, заставляя его морщить нос, а под ногами шуршал гравий, которым была усыпана дорожка, ведущая к дому. Он сжимал лямки рюкзака так сильно, что костяшки пальцев побелели. И выглядел парень так, будто торопился куда-то.
Осторожно приоткрыв заднюю дверь, Мэтт оказался в кухне и только собрался незаметно проскользнуть в свою комнату, как услышал громкое "Кхм-кхм" за спиной. Медленно обернувшись, юноша увидел старшего брата, сидящего около кухонного островка и поедающего хлопья из миски. Младший Донован поджал губы - меньше всего ему хотелось быть пойманным в этот момент. Переминаясь с ноги на ногу, он нервно теребил лямки своего рюкзака и взглянул на Кристиана, причем он старался повернуть голову так, чтобы вторая половина его лица была скрыта от глаз.
- Ты уже дома? - спросил он об очевидном, хотя этот вопрос был задан скорее "на автомате", нежели ему это было действительно интересно.
Кристиан: Старший Донован преспокойно сидел на высоком стуле и поедал шоколадные хлопья залитые молоком, отчего молоко теперь больше походило на какао. При том рядом стоял стакан сока. Хотя, это вполне нормально.
Крис понятия не имел где был Мэтт, с того момента как ушел из кафе намереваясь закончить какие-то дела. Крис же ушел немногим позже оставив заведение на официантов.
Тихий шум послышался со стороны - открывалась дверь в кухню из улицы, она же выводила на задний дворик дома, в котором некогда были качели и дом на дереве, который, к слову, до сих пор стоит.
Ну и конечно это был никто иной, как Мэттиас Донован.
- Кхм-кхм. - решил обратить на себя внимание Крис, который наблюдал как младший брат пробирается в дом, желая остаться незаметным, словно сделал что-то дурное. - Ага. - безразлично кинул Крис смотря на брата в упор. Наверное, сейчас старший Донован представил, каково сейчас Мэтту и потому отвел взгляд смотря на дверь. - Хочешь...хлопья? - словно ни в чем не бывало спросил Крис, хотя...почему-то подобная любезность сейчас далась тяжело. Теперь Крис ожидал ответ младшего брата смотря то на него, то на что-то другое, лишь бы не смущать юношу.
- Знаешь... - начал Крис, когда Мэтт отказался по ведомым не только ему причинам - Крис ведь понимал что является не лучшей компанией для Мэттиаса. Юноша остановился ожидая что же дальше скажет брат, а Крис все не решался произнести то, что действительно хотел бы... Но пауза затянулась и чтобы как-то скрасить ее, Крис пытался придумать что бы ляпнуть такого... - Знаешь...я не помню этого парня, а сегодня будет его поминальный вечер... - снова начал парень, с некой надеждой смотря на брата. - Ты не мог бы рассказать о нем?
Мэттиас: - Хочешь...хлопья?, - спросил Крис, продолжая поедать свою порцию. Мэтт замотал головой, все так же сжимая лямки, словно его рюкзак кто-то заберет. Донован-старший был на удивление дружелюбно настроен, и это немного выбило его из равновесия. Обычно они обменивались лишь приветствиями и дежурными фразами. Должно быть, оба брата подозревали о причине такой холодности в их взаимоотношениях, но ни один из них не собирался обсуждать это с глазу на глаз.
- Знаешь..., - начал Кристиан, и младший выжидающе на него уставился. Затем юноша попросил рассказать о погибшем парне.
- Нууу..., - протянул Мэтт, уставившись на носки своих бежевых конверсов, - Он любил играть... Вы с ним ходили на... математику, вроде... И неплохо ладили... Он пару раз бывал у нас дома... Странно, что ты его не помнишь...
Юноша взглянул на брата, все так же не поворачивая лица полностью.
Кристиан: Крис слушал младшего брата и как-то странно улыбался чувствуя некую ностальгию. Больше его удивило то, что он, оказывается, на математику ходил! Но затем его почему-то что-то смутило и он поморщился уставившись в тарелку.
- Оказывается, я был нормальным. - грустно усмехнулся юноша словно также как и Мэтт желал быть нормальным, а не Леди Гага в мужском обличии, общаться со сверстниками и нормально учиться. Но нет же! Он не мог выглядеть как нормальный. Нужно было обращать на себя внимание - это уже привычка. Как курение или наркотики.
- Слушай.... - улыбаясь начал Крис, желая привлечь внимание брата, чтобы он остался тут подольше. Просто не хотелось оставаться одному на кухне, как будто ему страшно было. Хотя на самом же деле просто тишина давила. - Если я одену на футболку пиджак от смокинга....при этом останусь в килте... это будет слишком для одних поминок? - сдерживая улыбку, желая казаться максимально серьезным спросил Кристиан.
Мэттиас: - Оказывается, я был нормальным, - усмехнулся Кристиан, а младший Донован закатил глаза - уж кого-кого, а этих братцев назвать нормальными было бы не так-то просто. В голове все еще что-то пульсировало, и Мэтт прикрыл глаза. Но Кристиан упорно продолжал диалог:
- Если я одену на футболку пиджак от смокинга....при этом останусь в килте... это будет слишком для одних поминок?
Донован-младший живо представил себе эту картинку и не мог не улыбнуться:
- Если наденешь штаны, то ты уже будешь...не ты..., - искренне ответил Мэтт, повернувшись к брату. Слишком поздно сообразив, что показал и вторую часть лица, юноша растерялся и снова встал боком. Все эти движения бросались в глаза, да и Крис уже посматривал на него с подозрением. Парень закусил губу, предчувствуя неладное. И правда, старший брат отложил в сторону ложку и вперил взгляд в Мэттиаса.
- Повернись, - одно лишь слово, но юнец не осмелился ослушаться. Нахмурив брови и опустив глаза в пол, он медленно развернулся, представляя взору брата рассеченную бровь и царапину на щеке. Юноша еще сильнее сжал лямки рюкзака и больше походил на провинившегося школьника, чем на жертву насилия.
Кристиан: Кристиан почему-то обрадовался тому, что они с младшим братом вот так вот вполне себе мило беседуют. Но всегда ведь есть "но", как и сейчас. Уж слишком ненатуральными движения Мэтти были, после того как он показал полностью лицо и понял, что старший брат это видел.
Кристиан нахмурившись отложил ложку - сейчас уже было не до хлопьев.
- Повернись, - строго сказал, даже приказал Крис, и Мэтти послушался. Тут внимание старшего Донована привлекли рассеченная бровь и царапина на лице Мэтта, что свидетельствовало не о том, что мальчишка неудачно перелазил через забор.
Поднявшись со стула парень направился к брату, который, словно испугавшись сделал шаг назад, но вид Криса говорил о том, что Мэттиасу не удастся убежать.
- Надеюсь, обидчикам досталось больше. - усмехнулся Крис, рассматривая свежие раны младшего брата. Речи о том, чтобы идти и драться за Мэтта и идти не могло - Крис не хотел, чтобы его младшего брата считали слабаком, тем более сейчас, когда ему не пять лет. При условии, что ничего серьезного, иначе же Кристиан пойдет дальше, чем простая драка. - Садись на стул, обработать нужно. - тихо проговорил парень, уже открывая шкафчик и доставая аптечку. - А потом пойдем учить тебя драться, хиляк. - как-то по доброму сообщил Кристиан, снова растрепав волосы Мэтта.
Мэттиас: Кристиан подошел к братишке, отчего тот автоматически отпрянул назад. Но парень не стал кричать и ругаться, а лишь усмехнулся и произнес Надеюсь обидчикам досталось больше. Мэттиас поджал губы и неуверенно кивнул. Ну да, соврал.... Не хватало еще, чтобы старший брат пошел разбираться с этими самыми обидчиками...
Юноша сел на стул, как ему велел Крис, и внимательно наблюдал за его действиями: за тем, как он взял аптечку, достал антисептик и принялся обрабатывать раны, как раньше, когда они были намного младше. И, наверное, намного ближе. На лице старшего читалась сосредоточенность, за которой скрывалась готовность убить того, кто посмел обидеть его братишку. И Мэтт это знал. И был чрезвычайно за это благодарен, но не мог произнести вслух нужных слов.
Крис приложил кусок ваты, промоченный антисептиком, к ране на брови юноши, от чего та защипала. Мэттиас резко втянул воздух сквозь сжатые зубы и дернул головой, кинув обиженный взгляд на брата. А тот, в свою очередь, цокнул и продолжил свое дело, как ни в чем не бывало. Спустя пару минут на месте порезов красовались пластыри телесного цвета, и Крис отошел назад, любуясь своим "произведением искусства". Донован-младший спрыгнул со стула и, потоптавшись на месте, поднял голову и нерешительно улыбнулся:
- С..спасибо, Кристиан.. Только.., - юноша поджал губы, - маме не говори, хорошо? И папе... И вообще.. Забудь, ладно?
Мэттиас выглядел так, словно ему было ужасно стыдно за то, что его побили. А кто бы знал, за ЧТО его побили... Но юноша понимал, что в этой ситуации сложно что-либо исправить, и подобные издевки будут встречаться на его пути не раз.
Кристиан: - Давай так... - предложил Крис. - Мама не узнает...а мне ты все же расскажешь, м? - попытался юноша вложить в эти слова как можно больше проницательности, заботы, даже какой-то братской любви. - И не обязательно сейчас. - добавил Крис в ответ на удивление, отразившееся на лице Мэтти.
Юнец понимал, что на месте брата также не стал бы раскрываться, не важно какой секрет хранил бы. Просто они не были уж слишком близки и виной тому сам Крис. По крайней мере он так думал, желая взять всю вину на себя. За что угодно, в качестве компенсации за детские травмы и не совсем счастливое детство, да и чего уж там скрывать - Мэтти не повезло с братом.
• Game • Rodolphus Lestrange / Lucius Malfoy
Локация: Хогвартс | Запретный лес
Дата: 24.04.2013 - 10.05.2013
Участники: Рудольфус Лестрейндж, Люциус Малфой
Люциус: "Зачем?! Зачем я это делаю?! Идиот!" - ругал себя Люциус, бесшумно передвигаясь по коридорам Хогвартса. Идти ночью в Запретный Лес... Как глупо и самонадеянно...
Вот юноша шмыгнул за дверь и оказался на улице. Прохладный ветер тут же ударил в лицо, заставляя Малфоя чуть отвернуть голову. Быстро свыкнувшись с переменой температуры, он уверенно зашагал в сторону Леса, угрожающе возвышавшегося на горизонте. Остановившись у самого входа, парень поежился - все же глупая затея, искать цветок белладонны посреди ночи, да еще и в таком месте. Неуверенно шагнув вперед, юноша погрузился в темноту.
- Люмос! - небольшой ореол света, исходящий от кончика палочки, придал слизеринцу немного уверенности. Звуки ночного леса - уханье сов, шелест травы - вроде все такое обычное, не предвещающее ничего страшного, но все же по спине пробежал холодок.
Крепко сжимая в руке волшебную палочку, Люциус двинулся вглубь чащи, прислушиваясь к каждому шороху - не приведи Мерлин наткнуться на оборотня или, еще хуже, акромантула.
Позади хрустнула ветка, заставляя юношу испуганно развернуться:
- Кто здесь? Я вооружен! - дрожащим голосом пригрозил он, напряженно всматриваясь в темноту перед собой.
Рудольфус: После прогулки с Бэллой в саду при Хогвартсе, Рудольфус надеялся крепко уснуть. Но нет, сон предал его сегодня и юноша лежал почти неподвижно в постели, имитируя сон, правда глаза были открыты и в темноте он уже мог различать отдельные детали. А еще и слышать шорохи.
Но сейчас Рудольфуса это не привлекало, он мучился вопросом: идти или не идти. Странно что именно сегодня ему захотелось идти в запретный лес, словно его туда звали. Юноша поднял левую руку проводя кончиками пальцев по метке, от которой никогда не избавишься - это кредо, это судьба - так видят несение службы Лорду Пожиратели.
- "Молчишь..." - произнес голос в голове обращаясь к метке, но Рудольфус готов был поклясться. что должен быть в лесу сегодня. Нет. Именно сейчас.
- Идти. - тихо произнес юнец поднимаясь с постели и одеваясь в первые попавшиеся вещи - то были темные брюки, мягкий пуловер поверх тонкой майки и темные ботинки. Главное, чтобы в темноте все одеть правильно.
Даже не смотря на то что Рудольфус старался одеваться приделано тихо, кто-то все же начал ворочаться слыша шорохи. Последнее что он взял из комнаты - волшебная палочка. Конечно. Куда же без нее?!
Через какое-то время в лицо Лестрейнджу дунул свежий, по-ночному холодный ветерок, от которого юнец поежился, жалея о том что оделся теплее. На территории Хогвартса было тихо, такая завораживающая тишина. Сейчас можно было бы любоваться видами, но Рудольфус ощутивший прилив энергии двинулся к лесу, к которому. к слову, уже скоро подобрался. Вот впереди мелькнуло свечение:
- "Кому еще не спится?" - пронеслось в голове юноши, который хмурясь пошел к огоньку. Рудольфус не обращал внимания где идет, знал лишь наверняка что вначале тропинка чистая и на ней почти нет веток, но одна все же оказалась. на которую и наступил Рудольфус. чем вызвал испуг. При чем не только у Люциуса, но и у себя. Представьте только, Вы идете в полной тишине, при том преследуя кого-то, и тут наступаете на веточку, которая довольно громко хрустит под Вашей ногой.
Рудольфус узнал в размахивающем палочкой юноше Люциуса. Да, спасибо что он додумался осветить себе путь. Но, на всякий случай, чтобы действия Малфоя не задели нечаянно Рудольфуса, последний достал свою палочку тихо говоря: Люмос и поднося палочку к лицу.
- Это всего лишь я, Люциус. - ухмыляясь произнес слизеринец, наблюдая за реакцией Люциуса.
Люциус:- Это всего лишь я, Люциус, - ухмыляясь, произнес Рудольфус Лестрейндж. Должно быть блондин выглядел действительно напуганным, судя по реакции второго слизеринца. Ну нет! Он такого не мог допустить! Малфой состряпал самое, что ни на есть, невозмутимое выражение лица и недовольно фыркнул:
- Пф, я это знал, Рудольфус..., - ложь, но все лучше, чем показывать свою слабость. Тем более в присутствии Пожирателя. Малфой пропустил светлые волосы сквозь пальцы - еще один жест, значение которого мало кто знал. Юноша боялся. - Что ты забыл в Запретном Лесу?
Надо признать, он был до смерти рад появлению Лестрейнджа - все же, вдвоем не так страшно. Однако, попадись они взрослому акромантулу, ситуация все равно разрешилась бы плачевно. Естественно, тревожные мысли и переживания ни коим образом не отражались на лице Люциуса. Он просто глядел на сокурсника в ожидании ответа.
Рудольфус: Рудольфус картинно закатил глаза, мол, каждый раз одно и то же. Конечно он знал что Люциус блефует, но не выяснять же подобные вопросы сейчас и тут.
- Я? - переспросил Рудольфус и, чтобы убедиться, что кроме двух слизеринцев поблизости никого, кому бы Люциус мог задать вопрос, посмотрел по сторонам. - Я... - начал придумывать отмазку Лестрейндж. Но право же в голову ничего не лезло. - Я просто прогуливался. - наконец выдал юноша более или менее правдоподобную ложь. Ну не рассказывать же, что некое шестое чувство заставило юнца подняться с теплой постели и пойти в Запретный лес, в котором было мало того, что холоднее, так еще и страшнее в много раз.
Но, как известно, при чем отлично известно и Люциусу. чтобы отогнать от себя подозрения, нужно переключить внимание на что-то другое. чем решил и воспользоваться Лестрейндж:
- А ты чего тут бродишь? - спросил юнец подходя ближе к блондину и кивая вперед, приглашая подобным жестом идти дальше. Ну раз оба в лесу, оба что-то тут забыли, при чем Рудольфус понятия не имел какого сюда пришел. Но тем не менее ему в голову пришла идея и ситуация как нельзя лучше подходила.
Люциус:- Я просто прогуливался, - ответил Рудольфус. Конечно. Отличная идея - прогуляться по ночному Запретному лесу, в котором даже днем было жутко, - А ты чего тут бродишь?
Теперь настала очередь Малфоя переспрашивать:
- Я? Что-то не спится..., - процедил он сквозь фальшивую улыбку и шагнул вперед, принимая приглашение слизеринца. Какое-то время они шли молча, каждый думая о своем и стараясь не показывать страха, который несомненно присутствовал в мыслях обоих юношей.
Малфой гадал, сможет ли разыскать цветок в такой кромешной тьме, или все же лучше оставить эту затею и вернуться в Хогвартс? Но можно ли не выполнить поручение Лорда? Должно быть, это задание - своего рода проверка на прочность, и Люциус не хотел ее провалить. Лучше умереть здесь, чем от Его руки.
Почему же Лестрейндж так кстати оказался в том же месте и в то же время? Обычное совпадение или... поручение? Староста остановился и направил палочку в спину сокурснику:
- Тебя ведь не послали сюда, чтобы меня убить? - сощурив глаза, спросил Малфой. Такое подозрение было довольно оправданным, учитывая период, в котором находился сейчас весь волшебный мир, когда тебя мог предать даже самый близкий человек. Чего уж говорить об остальных?
Рудольфус:- Тебя ведь не послали сюда, чтобы меня убить? - послышался голо Люциуса где-то за спиной Рудольфуса, который остановился тут же, усмехаясь подобному бреду. Кончено, если бы на то была воля Лорда, он бы убил Малфоя, возможно даже не утруждал бы себя идя дальше в лес, чтобы труп мальчишки нашли попозже. Но нет, они ведь в одной лодке, тонуть - так вместе. Лорд не столь расточителен, чтобы убивать тех немногих, кто примкнул к нему.
Рудольфус медленно повернулся ухмыляясь, но ухмылка исчезла, когда он увидел палочку Люциуса. Несомненно, не стоило недооценивать этого мага - Малфой был силен и ловок, так что Рудольфус вряд ли бы сумел достать палочку, которую уже успел спрятать, к своему же сожалению. Но вот на лице змееныша снова появилась улыбка и единственное что он сказал, так это:
- Нет. - при этом оскалившись - конечно балуясь, как же этот слизеринец обойдется без своей дурашливости - и обернулся, чтобы продолжить путь, тем самым приглашая и Люциуса.
На самом деле Лестрейндж был рад, что может вот так остаться наедине с Люциусом, ночью... (Но, но, но, нетерпеливый читатель, никаких пошлых фантазий!). Рудольфус вот уже скоро женится и стоило бы позаботиться о шафере, а слизеринец не видел лучшей кандидатуры, нежели будущий родственник - Люциус Малфой. Но время-то идет, а потому нужно решиться, да побыстрее, пока Малфой не сбежит и вовсе.
- Слушай... - начал Рудольфус идя рядом с Люциусом и смотря по сторонам, дабы заметить нечто, от чего нужно будет убегать сломя голову. Кстати, это предложение почему-то давалась труднее, нежели предложение Белле, словно Рудольфус боялся что его начнут дразнить, мол холостяк и жениться. - Я... Ээээм...Мы.... - уже нужно
было что-то толковое сказать, ибо Люциул уже со свойственным только ему выражением лица, на котором явно было написано "идиот", смотрел на Лестрейнджа. - В общем...ты будешь моим шафером? - выпалил юнец и снова же не обошлось без привычной маски эдакого клоуна.
Люциус:Отрицательный ответ необязательно значит, что так и есть на самом деле, но Люциус почему-то ему поверил. Да и он не особо горел желанием скрестить палочки с единственным человеком в Хогвартсе, с которым он считался. С товарищем, если пожелаете. Рудольфус же развернулся и продолжил шагать вперед. Повернулся спиной к магу с волшебной палочкой наготове - должно быть, слизеринец не боялся его или же... доверял. Малфой виновато улыбнулся, но только убедившись в том, что юноша этого не заметит.
- Слушай, - начал Лестрейндж как-то подозрительно, а после этого и вовсе стал заикаться. Люциус удивленно посмотрел на него, ведь парень всегда отличался своим красноречием, - Я... Ээээм...Мы.... В общем...ты будешь моим шафером?
Примерно минуту Малфой стоял неподвижно, глядя на Рудольфуса. Затем на смену оцепенению пришло какое-то смущение, словно ему предложили вступить именно в брак, а не стать свидетелем сего события. Ну а потом он ощутил, что с его плеч словно свалилась тяжелая ноша - ведь новость действительно была замечательной.
- Неужели наша злючка Белла оттаяла? - поинтересовался блондин с хитрой улыбкой, но поймав на себе "убийственный" взгляд Лестрейнджа, тут же успокоился.
- Конечно, - кивнул юноша, - Без проблем...
Он не нашел ничего более подходящего для ответа - остальные варианты показались ему чересчур сентиментальными.
Рудольфус: На самом деле Рудольфус и не ожидал другого ответа от Люциуса - он был единственным слизеринцем, с которым ладил Лестрейндж - оба высокомерные и вредные - стоят друг друга, как говорится. Тем более Рудольфус не ожидал что на его новость о женитьбе отреагируют нормально, а потому отреагировал грозным взглядом, когда Люциус начал говорить о Белле, чего-чего, а плохого слова о невесте Рудольфус терпеть не намерен. Как и многое другое, что было бы направлено против его будущей супруги. Но все же Лестрейндж благодарственно улыбнулся, в один из ответственных дней его жизни рядом будет такой же как и он.
- Что, правда не спится? - решил уточнить Рудольфус, ожидая все же правды. Рудольфус все же не думал, что Малфой пошел бы именно сюда, чтобы избавиться от бессонницы. Поежившись от ветерка, Лестрейндж посмотрел на своего светловолосого друга, который теперь придумывал что же сказать, а может и решал сказать ли правду или подтвердить, что ему и правда не спалось.
Люциус:- Что, правда не спится? - переспросил Рудольфус. Он, должно быть, прекрасно понимал, что это всего лишь отговорка, при чем не из самых убедительных. Поэтому Малфой все же решил раскрыться.
- Не совсем, - потоптавшись на месте, ответил слизеринский староста. Он откинул
голову назад, тяжело выдохнул и продолжил, устремив взгляд куда-то вверх, - Это все дурацкое задание...
Дальше последовала тишина, и Малфой взглянул на товарища, дабы убедиться в том, что он еще находился рядом. Он стоял напротив, скрестив руки на груди, и выжидающе смотрел на блондина.
Юноша почесал в затылке и неохотно пояснил:
- Мне поручили собрать цветы... - его прервал смешок, который издал Рудольфус, -...белладонны...Очевидно, их можно найти только в Запретном лесу...
Юноша недовольно огляделся по сторонам - до сих пор он не встретил поляны с этим растением и даже не имел понятия, где ее искать.
Рудольфус:-Мне поручили собрать цветы... - проговорил Люциус, который был серьезен, в отличии от Рудольфуса, который издал смешок, уже предполагая, что за цветами Малфоя отправила сестра Блэк - Нарцисса - кровь-то одна, а как известно, Белла не входит в число девушек, которые будут милы, если можно отдать приказ - хотя с Рудольфусом это не прокатывало и юнец надеялся, что и с Малфоем тоже.
- Зачем они тебе? - недоумевал Рудольфус корча мордашку и даже не замечая этого. Он и правда не понимал зачем кому-то эти цветы - разве что сварить какое-нибудь зелье или яд - Красавка ядовита.
Дожидаясь ответа Рудольфус двинулся дальше, на поиски злосчастного растения, а может и не такого уж и злосчастного, раз уж оно умудрилось привлечь сюда сразу двух змеиных.
Люциус:- Зачем они тебе? - недоумевал Рудольфус. Блондин вздохнул и пожал плечами:
- Не знаю... Я прочитал о ее свойствах... Да, я ходил в библиотеку..., - ответил он, опережая вопрос слизеринца, - Белладонна ядовита... Вызывает галлюцинации...
Люциус освещал палочкой пространство перед собой, пытаясь что-нибудь разглядеть.
- Раз мне дали задание ее собрать... Значит... Кого-то ждет пытка...., - закончил староста, в ужасе осознав, чему он сейчас содействует. Юноша мельком взглянул на Лестрейнджа, пытаясь понять, как он относится к услышанному. Неужели из Пожирателей только Малфой дает слабину? Если так, то нужно срочно что-то менять. Лорд не очень обрадуется, узнав что один из его приспешников сомневается.
Рудольфус: Рудольфус слушал Люциуса, пробираясь по уже, наверное, не тропинке, вглубь леса, в поисках цветов Красавки.
- Раз мне дали задание ее собрать... Значит... Кого-то ждет пытка... - закончил Люциус от чего Рудольфуса словно током поразило и он на какой-то момент остановился, но не желая, чтобы его..испуг, да это был испуг - Лестрейндж боялся юного Лорда, ведь не раз видел как он расправляется с жертвами. Он не желал подобной участи ни себе, ни Белле, ни Люциусу.
- Мы найдем их. - попытался улыбнуться Рудольфус, чтобы не показывать и своего страха. Нет, Малфой был далеко не один такой. Вообще странно, если юные Пожиратели не задумываясь калечат людей, а такой, похоже была Белла. Нет, Рудольфус не собирался приучать ее любить все живое. просто надеялся что не станет ее жертвой ибо Блэк страшна в гневе, да еще и с палочкой в руке. Порой Лестрейндж проклинал тот день, когда пожелал стать на темную сторону, когда получил метку, которая жжет. если Лорду нужно переговорить с приспешниками, которая словно клеймо вешает на тебя ярлык - убийца, садист...палач. Но потом он вспоминал, что общество перестало считать его добряком до того как Рудольфус стал Пожирателем найдя у них жалкое подобие любящей семьи.
- Вы когда с Нарциссой планируете пожениться? - решил сменить тему Лестрейндж уже светя и своей палочкой, дабы отыскать треклятые цветы.
• Game • Aro / Caius
Локация: Библиотека
Дата: 25.03.2013 - 27.03.2013
Участники: Аро и Кай Вольтури
Кай: В Вольтерре стояла прекрасная погода, что крайне раздражало светловолосого вампира, нервно вышагивающего по коридорам замка. Он только что вернулся после "церемонии" наказания и до сего момента был крайне счастлив, но яркое солнце и щебетание птиц заставили его помрачнеть. Кай резко остановился около огромной дубовой двери, ведущей в библиотеку: эта комната когда-то была одной из его самых любимых в этом замке, но в последнее время бесконечные дела пресекали все его попытки туда добраться. Вампир толкнул дверь и оказался в просторном светлом помещении. Вдоль стен стояли шкафы, полностью заставленные книгами - настоящий рай для ценителей литературы. Кай прошелся мимо одного из стеллажей, проводя кончиками тонких пальцев по корешкам книг и вдыхая аромат старинной бумаги. Остановившись у одного конкретного издания, вампир улыбнулся кривоватой улыбкой и вытянул книгу. В его руках лежал самый первый том "120 дней Содома" Маркиза де Сада. Ее он перечитывал сотни раз, что
не было удивительным, учитывая его возраст и врожденную склонность к жестокости. Кай только собрался открыть книгу, но услышал приближающиеся шаги и обернулся к двери.
Аро:Аро решил заглянуть в библиотеку, для того чтобы очередной раз перечитать строки из дневника сестры, найти в них ответы, если можно так сказать. Да, Дидима вела хронологию с того момента, как очнулась от несколькодневного ада, которому подверг ее Аро.
Запах Кая Аро узнает из тысячи. Так же как и запах Маркуса. Нет. Не потому что в этом скрыт какой-то романтический подтекст. Просто они уже давно вместе, как братья, если так можно сказать и со временем Аро запомнил, что Кай пахнет терпким ароматом ужаса и страданий. От него веет опасностью. Странно что его жертвы сначала замечают лишь безупречную, невинную внешность.
- Ищешь вдохновение в очередной раз? - тихо, мягко проговорил вампир оказавшись в зале в котором всегда царила тишина. Но вряд ли эта тишина заметна для вампиров. А сейчас ее еще и нарушал Кай, перелистывая страницы книги.
Забравшись на стремянку, которая была исполнена в стиле библиотеки: деревянная, с резными перилами и прочными ступеньками, Аро достал черную книжицу. Слой пыли взвился в воздух после одного лишь дуновения вампира.
Кай:Когда на пороге показался темноволосый и вечно молодой друг Кая, вампир вздохнул с облегчением. Ему было свойственно постоянно находиться в состоянии тревоги, словно в любую секунду он ожидал нападения. Годы правления открыли ему истину - с того самого момента, когда ты оказываешься у власти, кто-то обязательно захочет у тебя ее отнять, причем любыми способами. Но это был всего лишь Аро. Хотя, "всего лишь" было употреблено зря - кто сказал, что ОН не может быть источником опасности?
- Добрый день, Аро..., - светловолосый, учтиво кивнув, поприветствовал главу Вольтури и неспешно ответил на его вопрос, - Набираюсь сил, так сказать... Сегодня случилась очередная казнь, знаешь ли...
Тон, в котором он говорил, мог показаться каким-то мечтательным - было видно, что воспоминания о предыдущих событиях приводят Кая в восторг.
- Что ты ищешь, друг мой? - без особого энтузиазма поинтересовался блондин, наблюдая за тем, как Аро достал книжку с одной из полок.
Аро:Аро же предпочитал думать, что он неприкасаем. Нужно признать, что вместе с бессмертием ему досталась и сила. Поэтому он не беспокоился о своей жизни. Да и охраняют их всегда ведь.
- Ответы, милый Кай, ответы. - опираясь на стеллаж Аро развязал шнурок на книге и начал перелистывать пожелтевшие страницы.
- Ты питаешь странную любовь к жестокости и страданиям. - задумчиво произнес черноволосый вампир. - Я все жду, когда ты насытишься их криками. - усмехнулся Аро. - А впрочем... Поэтому ты до сих пор тут. - угроза? Нет. Вольтури славятся своей жестокостью. Миролюбивому вампиру тут делать нечего.
Аро поднял взгляд на Кая, изучающе на него смотря.
- Я давно не слышал как ты музицируешь. - также задумчиво произнес Аро вспоминая те времена, когда светловолосый вампир вечерами напролет играл полюбившиеся мелодии. И играл лучше, чем любой маэстро мира.
- Что-то случилось? - Аро вздернул бровь, словно пытался проникнуть в тайны сознания вампира. Только вот его дар бесполезен без тактильного контакта.
Кай:Кай бережно опустил книгу на невысокий столик около дивана, дабы прочитать ее позднее. Замечание Аро по поводу природы светловолосого заставил его улыбнуться.
- Кому, как не тебе, мудрейший Аро, знать причины моей пагубной страсти?
- Глубоко в душе любого монстра прячется какой-то секрет, узнав который, можно понять причину его девиантного поведения. Но познать тайну Кая смог лишь стоящий сейчас перед ним статный темновласый вампир.
- Я давно не слышал как ты музицируешь, - задумчиво продолжил владыка, заставив собеседника обернуться к роялю в углу комнаты.
- Времена не те, милейший..., - с легкими нотками ностальгии ответил Кай. Последующие слова произносились уже с нарастающим холодом, - Слишком много ужасов было увидено мной за эти десятилетия... Не уверен, могу ли я вновь прочувствовать красоту, будь то музыка или что-то иное...
Губы светловолосого Вольтури растянулись в кривой ухмылке, но его рубиновые глаза оставались равнодушными.
Аро:Ответ Кая вполне был обоснован. Вампир всегда был жестоким и хладнокровным. Это доставляло некое эстетическое удовольствие Аро. Амбициозность, целеустремленность, а некогда и желание доказать всему миру что он достоин своего места - это Аро ценил в Кае. Но, к слову, не только это.
Аро оставался в том же положении теперь смотря на светловолосого мужчину сверху вниз.
- Очень надеюсь что твоя печаль пройдет и ты порадуешь нас своим талантом. - снисходительно улыбнулся Аро.
- Ты знаешь что Дидима писала о тебе? - загадочно улыбаясь спросил Аро. Прежде никто не касался этого дневника, кроме него, но мужчина решил поддержать своего собеседника, брата... Сына с Вашего позволения, даже не смотря на то что Кай был многим старше Аро. Черноволосый всегда ощущал ответственность за Кая... Да и да Маркуса. Не имея собственных детей, пожалуй, Кай стал долгожданным первенцем.
- Точеные черты лица и алые губы в сочетании с черными глазами вызывают в моей душе щебетание птиц... - читал Аро строки из дневника. - Но его жестокость и холодность, даже неприступность вызывают восторг. Вокруг него огромное количество женщин, а он верен лишь одной единственной. Аро не ошибся и в этот раз. Кай нашел свой дом... - закончил Аро криво улыбнувшись, погружаясь в свои мысли.
Кай: Все время, пока Аро читал строки из дневника Дидимы, Кай не сводил с него глаз: владыка Вольтури с какой-то странной жадностью вылавливал каждое слово с пожелтевших страниц, словно пытался насытиться ими, но никак не мог. Кай же не мог определить, что это было - тоска по давно отошедшей в мир иной сестре или что-то другое.
- Интересно слышать мнение о себе... Надо признать, что покойная Дидима была довольно точна в описании, - немного самодовольно хмыкнул блондин. В его голове всплыл образ вампирши, стоящей под руку с их третьим братом, Маркусом. Они были счастливы вместе. Как жаль, что она так скоропостижно скончалась... Кай иногда подумывал о том, что к ее уходу из жизни причастен сам Аро, но отгонял от себя подобные мысли. Даже если и так, останься она вживых, они бы непременно потеряли Маркуса, а этого нельзя было допустить.
- О чем ты задумался? Не тоска ли это? - вздернув бровь, спросил светловолосый.
Аро: Странный вопрос, словно с подвохом.
- Да, Аро, ты тоскуешь и жалеешь. - напомнило сознание едким, мерзостным голосом.
- Разве что по ночным прогулкам по Вольтерры. - усмехнулся мужчина словно из глубины своих мыслей, где его нашел Кай.
Аро закрыл книжицу, аккуратно завязывая шнурок и бережно кладя на свое место.
- Я проголодался. - как-то даже нервно заявил Аро, спускаясь со стремянки. Бесшумно, грациозно, как всегда.
Кай: Аро безупречно уклонился от ответа, чего и следовало ожидать. Его собеседник хмыкнул и завел руки за спину.
- Я проголодался, - заявил Аро, бесшумно спускаясь со стремянки. Что ж... Кай никогда не отказывался от хорошего "перекуса". Желательно, первой положительной...
- И я не откажусь, - произнес он и подал руку владыке, помогая ему спуститься.
Аро: Аро же лишь для вида положил ладонь на руку Кая, ведь всем понятно, что вампиру не нужна помощь в подобном и жест Кая был скорее признаком глубокого уважения, что безусловно ценил Аро и теперь беспрепятственно мог прочитать любую мысль в светловолосой голове.
Но только за века совместного времяпрепровождения и Кай и Маркус научились не думать, когда их касается Аро.
Это было пожеланием самого Аро. Он не хотел, чтобы мощь Вольтури пала из-за роя
мыслей. Как известно... Не один Аро может читать мысли.
Два статных мужчины, мертвенно бледные и прекрасные, словно Боги, вышли из библиотеки, направляясь в зал, где они обычно и обитали.
В этой группе, возможно, есть записи, доступные только её участникам.
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу