Откройте свой Мир!

     Снимок, присланный сегодня из Саннивейла (это в Калифорнии) моим старым другом Колей Львовым (снимал, правда, не он сам, а сослуживец жены). Шаттл «Индевор» пролетает над городом к месту своей последней стоянки на федеральном летном поле «Моффет-филдс», где, собственно, и располагается НАСА.
     Красивая была программа... Красивый корабль.
     И вспомнился роман Владимира Михайлова «Спутник "Шаг вперед"» (под таким названием он был опубликован в «Икателе»; сильно заглаженный редактором книжный вариант известен под заглавием «Люди Приземелья»). Кто читал и помнит — сразу поймет, почему.
     Володя тоже ушел на последнюю стоянку...
     Грустно...

    ЭКС-ИДЕАЛИСТАМ

Вы были молоды и пылки,
Вы жили пламенем идей
И выпивали всякий день
Идеализма три бутылки.

Но безыдейный мир вокруг
Существовал вне вашей воли —
Полуздоров и полуболен,
И никому не враг, не друг…

А вы, в хмельном своем азарте
Переиначить все горя —
И что-то, может быть, не зря! —
Знай флаги двигали по карте.

Понять, что дальше, не хитро:
Стремнина обернулась мелью,
Пирушка вечная — похмельем,
В котором мается нутро.

Вокруг все пакостно и серо,
И, чтоб умерить горечь зол,
Вы по утрам теперь без меры
Цинизма хлещете рассол.

     P.S. Только не спрашивайте, с чего это я вдруг — ей-ей, понятия не имею...

                                                                                                              Timeo Danaos et dona ferentes.
                                                                                                                           Вергилий, «Энеида», 2:49.

     Раз в заголовке появился шаман, значит — перед вами сказка. А раз уж сказка, то и зачин ей нужен традиционный. Скажем, «жил да был». И, будучи в душе консерватором и ревнителем традиций, канонов нарушать я, разумеется, не стану.
     Итак, жил да был в Ленинграде писатель. А раз в Ленинграде, то, сами понимаете, советский. (Правда, встречались в наших краях и антисоветские, — или, того хуже, напрочь аполитичные, — но о них речь в какой-нибудь другой раз.)
     Родился, он, впрочем, далече от наших палестин — в деревне Камратка (или Камрадка, встречаются оба написания) Березовского района Остяко-Вогульского национального округа Омской области, в 1940 году переименованного в Ханты-Мансийский национальный округ. (Для особо любопытствующих по части исторической географии: с 1978 года он стал называться Ханты-Мансийским автономным округом, а с 2003 года — Ханты-Мансийским автономным округом — Югра, пребывающим теперь уже в составе Тюменской области, находящийся в Уральском федеральном округе. Вот так). Но вернемся к нашему герою. Его появление на свет упало на трижды знаменательную дату — 22 июня, которое именуется у манси Днем Большого Солнца, и к тому же в 1937 году. Справедливости ради скажем, что младенец об этом нимало не подозревал. Как не подозревал он и о том, что родился в типичной советской семье: дед — шаман, отец — коммунист, организатор и председатель чуть ли не первого в тех местах колхоза. Оба притом были православными, хотя, как это принято у вогулов, в неприкосновенности сохранили аж с XIV века, когда были успешно крещены, веру предков. И, наконец, пришел черед сказать, что нарекли родившегося в семье Шесталовых младенца Юваном. Вообще-то манси — народ финно-угорский, что явствует даже из первоначального названия — югры; но с русскими жить… и народ стал именоваться вогулами, и фамилии всем дали на российский лад.
     И пошло у Ювана советское детство. Война — далеко, школа — тоже, в бывшем городе Березове, том самом, где кончил дни свои светлейший князь Александр Данилыч Меншиков. А бывшем — потому как 5 апреля 1926 года декретом ВЦИК в пылу общих великих преобразований он был переименован в село Березово. Ну вот, кончил юный Юван Березовскую среднюю школу и отправился в северную столицу, где и поступил на факультет народов Крайнего севера Ленинградского педагогического института им. А.И.Герцена. Правда, с учебой что-то не задалось. Не знаю, то ли соблазны большого города помешали, а может, бурная литературная деятельность, или попросту ностальгия замучила и к ларам с пенатами потянуло, но так или иначе, а завершил он высшее образование в 1965 году уже на филологическом факультете Тюменского педагогического института. А двумя годами позже еще и проявил идеологическую зрелость, по отцовым следам влившись в ряды КПСС.
     О литературной деятельности я помянул не зря. Ибо поэт он, как говорится, от Бога. Написанная и изданная по-мансийски первая книга Ювана — «Макем ат» («Дыхание родной земли») — была издана в Тюмени в 1958 году, когда автору едва перевалило за двадцать. А подарком к его следующему дню рождения стал сборник «Пойте, мои звезды», вышедший на русском языке в издательстве «Советский писатель». Рассказывают, что одно из вошедших туда стихотворений еще в 1957 году Юван прочел по-мансийски на поэтическом вечере в Доме писателя, что был на Воинова, 18. Звукопись стиха вкупе с артистическим темпераментом автора оказалась столь яркой, что казалось, в зале разбушевалась буря, слышались треск сломанного весла и лай пса в тонущей лодке. Несколько ленинградских поэтов даже вступили в соревнование за лучший перевод «Грозы», да вот ведь казус: адекватного текста не получилось ни у кого…
     Так что Юван Шесталов по праву стал первым профессиональным поэтом семитысячного мансийского народа, а в 1962 году — и членом Союза писателей СССР. Книг у него вышло немало, и стихов, и — позже — прозы. И я ничуть не удивляюсь ни его Государственной премии, ни тому, что является он теперь профессором кафедры ЮНЕСКО «Теория образования в поликультурном обществе» Российского Государственного Педагогического университета им. А.И.Герцена — того самого института, который в свое время так и не смог окончить. А еще с 1991 года он — главный редактор издательства и журнала «Стерх», а также газеты «Белый журавль» (для незнакомых с орнитологией поясню: это — одно и то же)…
     Однако все рассказанное — лишь присказка.
     А сказка, как водится, впереди.
     В семидесятые годы (страшно сказать — уже прошлого века!) мы с Юваном, встречаясь на Воинова, раскланивались, рукопожатствовали, случалось, выпивали в кабаке по рюмке кофе, но не более. Зато в середине восьмидесятых сошлись заметно ближе, чему немало способствовало то обстоятельство, что я в те поры был женат на финке, живал в у нее Петрозаводске, и это не могло не радовать Ювановой финно-угорской души. И вот однажды он пригласил меня в свое имение, расположенное на берегу реки Оредеж, в местечке, бесхитростно именуемом Поселок.
     Визит предусматривал все традиционные радости — баню, шашлыки, выпивку, рыбалку… Ну и, как положено нашему брату, интеллектуальные беседы, перемежаемые чтением собственных стихов. И так оно все и случилось: баня оказалась отменной, шашлыки сочными и нежными, из ягненка, а не какой-нибудь вам свинины, финно-угорские народы мира ликовали, внечувственно слушая, как мы обсуждаем их грядущие судьбы, а стихи лились не хуже, чем ледяная водка, которую в те времена я еще пил, причем с большим удовольствием.
     Но!
     Всему этому предшествовало некое действо.
     Едва захлопнув за спиной калитку, я обомлел, узрев между собою и домом, посреди по-саймаковски необъятного двора, натуральное капище с высеребренными временем и непогодой деревянными идолами. Палитра, впрочем, не ограничивалась оттенками серого, местами он переходил в черный и подозрительно бурый.
     Незамедлительно выяснилось, что с перестройкой в Юване проснулись уже не только отцовские гены, некогда приведшие его в партию, но и дедовы. И теперь моим гостеприимным и хлебосольным хозяином был не только собрат по перу, но и последний Великий шаман великого мансийского народа.
     И он явился мне во всей красе: в наряде, коему я не ведаю названия, со взъерошенными и растрепанными волосами цвета воронова крыла, с бубном в руках… Он плясал перед истуканами. Он порхал вокруг них, взвиваясь ввысь, словно гениальная поэтическая строка. За движениями трудно было уследить взглядом, они завораживали, как те лампочки у психологов, что вспыхивают трижды в секунду. Бубен в его руках гремел и грохотал, как тогда, в далеком уже году Первого спутника, гремел и грохотал, читая «Грозу», Юванов голос в Белом зале Дома писателя, а странная песня на незнакомом языке все лилась и лилась — не то обволакивая меня, не то устремляясь в горний мир, а может быть — и то, и другое вместе. Шаман мазал деревянные тела идолов оленьим (ну не магазинным свиным же, в конце концов, хоть я, каюсь, и не проверял) салом, а губы — кровью только что обезглавленного (я и заметить не успел, когда) черного петуха. И мстилось, будто грубо тесанные фигуры сладко потягиваются, когда верный служитель их умащает, и сыто рыгают, напившись вволю… Захватывающее зрелище!
     Понадобилась не одна рюмка, чтобы я пришел после этого в нормальное состояние. Но водки было в избытке (ведь и я не пустой приехал), а тем временем подоспела банька — отменная, надо сказать, настоящая сауна, как и подобает дому честного финно-угра. Потом была та самая сладостная интеллигентская беседа в стихах и прозе… А затем настал черед рыбалки, и мы отправились на берег Оредежа, куда было рукой подать — буквально в нескольких шагах за забором.
     Тут Юван подтянул за веревку стоявший в нескольких метрах от берега катер — серийный «Прогресс» с подвесным мотором «Нептун». Невзирая на выпитое, поэт легко перепорхнул с берега прямо в кокпит, а мне, снисходя к растренированности, жестом предложил присоединиться в два прыжка — сперва с берега на носовую полупалубу, а оттуда уже на стлани кокпита. Что я послушно и сделал.
     И зря! Стоило, стоило бы припомнить сперва Юваново священнодейство! И сообразить, что на катер — средство путешествия к речным богам — он тоже камлал, умащая салом и кровью…
     С правой толчковой я взмыл левой ногой вперед, но подошва вместо честного дюраля встретила слой жертвенного жира и заскользила — куда там всяким Белоусовым с Протоповами или Родниным с Улановыми, которых так любила смотреть по телевизору мама. Не знаю, может, она впрямь мечтала домчаться до вожделенной моей Океании, но помешала правая, со всего маху не опустившаяся на палубу, а голенью врезавшаяся в торец склепанных (или сваренных? не помню уж) дюралюминиевых листов. И то, что я в романтическом рассуждении принял было за треск шпангоутов, оказалось на поверку треском кости. Слава Богу, проверенный русский мат обладает мощными анестезирующими свойствами.
     Надо отдать Ювану должное: откуда силы взялись в его невысоком, хотя и кряжистом теле — он выволок меня сперва на берег, а потом и притащил в дом. Добавленная к мату водка сделала свое дело — звезды уже не сыпались на голову, а лишь лениво плавали перед глазами. Но когда Юван предложил обратиться за исцелением к духам, у меня хватило здравого смысла задать стрекача. Последнее, впрочем, сильно сказано: едва простившись с огорченным хозяином, я покинул его поместье, с трудом прыгая на одной ноге и кое-как опираясь на подобранную во дворе палку. Но на последнюю электричку все-таки успел, а в вагоне убедился, что Юван сунул-таки мне в карман куртки бутылку анестетика. А травмотоложки в Ленинграде работали, слава Богу, круглосуточно.
     ...Когда сняли гипс, я еще побывал в гостях у Ювана — правда, не в Поселке, а на городской квартире, на Моховой. И все бы хорошо, да только оказалось, что оба мы испытываем некоторую взаимную неловкость. И в дальнейшем все пошло, как в семидесятых: при случайных встречах раскланивались, рукопожатствовали, случалось, выпивали по рюмке кофе, но не более…
     Поэтов я и сейчас люблю по-прежнему, но вот шаманов с тех пор — на дух не переношу.

     Сегодня мой добрый приятель и коллега по секции Леонид Смирнов (только не путайте его, пожалуйста, с Леонидом Эллиевичем!), подарил мне эту свою работу по случаю моего шестидесятипятилетия — немножко с опозданием, но мне она от того дорога ничуть не меньше.
     А все-таки здорово, что секция наша полнится не только литературными дарованиями — только у меня на стенах висят работы Златы Линник, Паши Молитвина, а теперь вот еще Лени Смирнова... И то ли еще будет!

      Итак, свершилось: вчера на «Интерпрессконе» я получил первые экземпляры тиража своих «Баек». Вот
как они выглядят:



Что же до содержания, то частично я публиковал их здесь, а потому постоянные гости представление имеют.
      Но, грешен, приятно: все-таки новый для меня жанр...

                                                         *     *     *

Мы вечно в печали:
Мол, нам обещали,
А вышел сплошной обман:
Защелкнулись споро
Повсюду запоры,
А ключ? Так дыряв же карман!

Но, все еще веря,
В закрытые двери
Стучимся за годом год.
А там, за дверями,
Всё те же мы сами —
Такой вот смешной оборот...

      Моя коллега по секции и ученица по Студии, художница и писательница Злата Линник, по случаю недавнего юбилея преподнесла мне подарок — написанный маслом портрет моего любимого сына и наследника, сэра Бегемота Андреича Балабухи, эсквайра. Правда, позировал он довольно давно, так что на полотне несколько моложе своих лет.
     Вот он:


     Спасибо, Злата!

     Вчера, 7 мая, традиционно на конвенте «Интерпресскон», проходящем в пансионате «Морской прибой» под Зеленогорском, состоялась очередная ежегодная церемония вручения Беляевских премий.
     Дабы не утомлять вас собственными рассуждениями и впечатлениями, ниже просто привожу пресс-релиз.


                                                ПРЕСС-РЕЛИЗ БЕЛЯЕВСКОЙ ПРЕМИИ
                                                                    2012 ГОДА

ЛАУРЕАТЫ 2012 ГОДА

     В номинации «За лучшую оригинальную научно-художественную (научно-популярную, просветительскую)  книгу года»:

     Сергей ЖУКОВ (Москва) за книгу «Стать космонавтом! Субъективная история с обратной связью». — РТСофт, 2011.
     Александр ЖЕЛЕЗНЯКОВ (Санкт-Петербург) за серию книг «Первые в космосе» («Первые в космосе», «Секретный космос», «Тайны ракетных катастроф»). — М.: «Яуза», «Эксмо», 2011. (За счет освободившей номинации.)
     Сергей ЯКУЦЕНИ (Москва) и Андрей БУРОВСКИЙ (Санкт-Петербург) за книгу «Политическая экология». — СПб.: АураИнфо, Издательство СП СПб, 2011. (За счет освободившей номинации.)

     В номинации «За лучший перевод научно-художественной (научно-популярной, просветительской) книги на русский язык»:

     Татьяна МОСОЛОВА (Москва) за перевод книги Мэтта Ридли «Секс и эволюция человеческой природы». — М.: Эксмо, 2011.

     В номинации «За лучшую оригинальную серию научно-художественных (научно-популярных, просветительских) очерков, посвященных какой-либо общей теме, или за развернутое эссе»:

     Владимир СУРДИН (Москва) за цикл очерков и лекций «Астрономия и астрофизика в XXI веке. Важнейшие открытия», опубликованных в журналах «Вселенная, пространство, время», «Природа», «Наука в фокусе», «Экология и жизнь» и «Квант».

В номинациях «За лучший перевод на русский язык серии научно-художественных (научно-популярных, просветительских) очерков, посвященных какой-либо общей теме, или развернутого эссе» и «За критику в области научно-художественной (научно-популярной, просветительской) литературы» премии не были присуждены никому. За счет освободившихся таким образом номинаций Жюри, действуя в соответствии со статусом Беляевской премии, присудило дополнительные премии в номинации «За лучшую оригинальную научно-художественную (научно-популярную, просветительскую) книгу года».

     В номинации «Издательству ― за лучшую подборку научно-художественной (научно-популярной, просветительской) литературы, выпущенную в течение года, или редакции в рамках издательства, или редактору-составителю книжной серии в рамках редакции»:

     Владимир ОБРУЧЕВ (Москва) как редактор-составитель серии «Человек: прошлое, настоящее, будущее» (издательство «ЭКСМО»).

     В номинации «Журналу — за наиболее интересную деятельность в течение года, предшествующего вручению»:

     газета «ТРОИЦКИЙ ВАРИАНТ» (г. Троицк, http://trv-science.ru) за четыре года успешной работы (сто номеров).

     В номинации «Специальная премия Жюри»:

     Леонид СМИРНОВ (Санкт-Петербург) за книгу «Грибы в вашем саду». — СПб.: Петроглиф, 2011.

ЖЮРИ 2012 ГОДА

     Михаил АХМАНОВ, кандидат физико-математических наук, член Союза писателей Санкт-Петербурга, член Союза российских писателей, лауреат Беляевской премии 2002 г.
     Андрей БАЛАБУХА, член-корреспондент Метрологической академии РФ, член Союза писателей Санкт-Петербурга, член Союза писателей России, член Союза российских писателей, член Российского союза профессиональных литераторов, сопредседатель Совета по приключенческой и фантастической литературе, лауреат Беляевской премии 1992-го и 2006 гг. (председатель).
     Леонид ВИШНЯЦКИЙ, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Отдела археологии палеолита Института истории материальной культуры РАН, лауреат Беляевской премии 2011 г.
     Антон ПЕРВУШИН, магистр технических наук, член Санкт-Петербургского союза ученых, член Союза писателей Санкт-Петербурга, лауреат Беляевской премии 2002-го и 2004 гг. (секретарь).
Сергей РЯЗАНЦЕВ, доктор медицинских наук, профессор, член Санкт-Петербургского союза ученых, член Союза писателей Санкт-Петербурга, член Союза российских писателей, лауреат Беляевской премии 1995 го и 2010 г.
     Александр СИДОРОВИЧ, главный редактор «Ленинградского издательства», президент конвента «Интерпресскон», лауреат Беляевской премии 2001 г.
     Сергей ШИЛОВ, главный специалист ГКУ «Дирекция наукограда РФ г. Петергофа», старший преподаватель Санкт-Петербургского государственного университета, сопредседатель Координационного совета Санкт-Петербургского союза ученых, ответственный секретарь редколлегии научно-просветительского журнала Санкт-Петербургского союза ученых «Родник знаний», лауреат Беляевской премии 2011 г.

     Давайте еще раз поздравим лауреатов!

     P.S. Увы, фотографий разместить не могу, поскольку мы с Антоном Первушиным и Александром  Сидоровичем действо вели, было сами понимаете, не до съемок. Может, потом, когда кто-нибудь из фотографировавших там что-нибудь пришлет, отдельно выложу кадры поудачнее и поинтереснее.