Откройте свой Мир!

После рождения дочери меня мучили боли внизу спины. Боли были сильные и сопровождали меня почти 11 лет. Я не обращалась к врачам, поскольку утратила надежду на помощь. Бесконечные анализы, внешние оценки... Однажды мне сделали выравнивание энергий пропусканием слабого электрического тока через биологически активные точки. Боли ушли на пару лет, но потом врнулись вновь с новой силой. Друг при осмотре области скопления боли обратил внимание, что мышцы, окружавшие позвонки, напряжены.
После знакомства с методом обращения к подсознанию (Синельников) что-то мне удалось выяснить. Но информация о причине боли шла общего плана, неконкретно: я поняла, что это как-то связано с дочкой. Тогда я стала нажимать пальцем на точку, из которой шла боль и смотреть, откуда она идет с каким органом связана. Я ощутила, что от спины идет как провод, опоясывающий тазовую кость и заканчивающийся внизу живота. И я снова и снова спрашивала, ЧТО ЭТО за боль?

Недавно один и друзей упомянул про метод семейных расстановок и я вспомнила, что где-то это слышала. Этот метод используется психотерапевтами. Нашла примерное описание этого метода. Я не буду приводить его здесь, но прочитанное дало мне подсказку (так само собой получилось), только я поняла это позже.
На следующий день после прочтения перед сном мне пришла в голову мысль: посмотрю-ка я мысленно, где располагается в пространстве моя дочка. И увидела тут же, что мысленно она до сих пор в моем животе! Это было настолько поразителным... И на меня хлынули вспоминания некоторых моих слов. Например, я описывала свою боль как боль при родах (при схватках, такая же боль). Потом я всё время повторяла, что я до сих пор не верю, что это я родила. То есть физически ребенок-то родился, а в мыслях - я продолжала удерживать дочку внутри себя, вот и причина боли. Также при разговоре с дочкой (это было ещё до точного определения причины боли) во время массажа (она мне делала массаж этой области) я обратилась к подсознанию с вопросом, что это за боль. Ответ пришел такой: я не отпускаю дочку от себя. И я это ощущаю, но мало что могу с этим сейчас сделать. Это было ответом, он был ближе, чем тот, который приходил прежде, но я не ожидала, что причина была ещё глубже.

Вот такой пример работы с осознаванием боли.
Что теперь делать (это я уже больше для себя пишу, наверное): отпускать дочь, увИдеть, что привязки, которые я создала - ненужны и даже пагубны. На это потребуется некоторое время... чтобы осознать это, увИдеть...

Сижу, смотрю на пустой лист. Мне хочется что-то написать, но я никак не могу сформулировать, не могу выхватить это. Как бесформенное облако: я вижу облако, но его форма меняется. Как описать облако?

Мне долго не хотелось ничего писать. Но сейчас я ощущаю потребность в этом, как будто письмо, записывание, изложение - это как пойти вынести мусор.

Как будто записывая то, что простится наружу... как выташнивание какое-то... Это как освобождение "желудка".

Стороннему человеку стоит ли обращать внимание на это? Стоит ли это обсуждать? Это можно видеть. Но обсуждать это... Это как вытаскивание из таза кусочков выблеванного. Понюхай-да-попробуй, да другому предложи *смеюсь*

________________________________________

Да. Дальше будет блевота. Так уж пошло, друзья мои.
Помню вас, обнимаю, люблю.

Сегодня я проснулась, обнаружила, что забыла ночью выключить компот, он благополучно сгорел...

Сегодня я проснулась... и увидела, что нет разницы между "старшим" и "младшим" в делании какого-то дела. Только один ДУМАЕТ, что знает, как надо и как лучше и УВЕРЕН В СВОЕМ ПРЕВОСХОДСТВЕ, а второй - ничего об этом не знает и не думает.
... а превосходства-то никакого и нет :-D

В частности - это пример построения иллюзорного восприятия действительности у родителей по отношению к своим детям ;)

Сегодня я увидела, что я не "свечу", что я не раскрыла "свой" свет. И поэтому я не могу дотронуться до Души другого человека. Мне нечего "дать". Я не знаю "направления" и поэтому не могу никому ни в чем ни помочь, ни трансформировать, ни позвать...
Это вИдение пришло без слез, без сожаления, без осуждения... без стремления что-то с этим сделать. Просто факт, на который смотришь.
И это ничего не значит. Сейчас - это так. И всё.
Намерение раскрыть Себя не исчезло. Голова, как антенна принимает уже слженные "записи" для публикаций.
..........................................................................................................
Записи, с названием "заметка" - это "для внутреннего пользования". Это то, что пришло и ушло. И я уже не нахожусь в этом опыте. Он не закреплен. Я не против комментариев в этих записях. Просто мне больше нечего сказать по этому поводу. Этого уже нет. И практика работы с этим состоит в том, чтобы отпустить это.

Сегодня я увидела на примере одного человека, что яростное отвергание факта мастерства Мастера - это ПРИЗНАНИЕ его Мастером. И в этот момент (когда я это увидела) - на миг показался (не от слова "кажется", а от слова "указывать", "показать", то есть на миг появилось понимание, проявилось, показало само себя) механизм личности, то, как она работает.

Это было... это сплыло :)
Я в радости :)

Чуть больше года назад состоялась моя первая встреча с "моим" Мастером*. Тогда я ещё не знала, что это мой Мастер, узнавание произошло позже, хотя, когда я ехала к этому человеку, я уже ощущала что-то... Это было что-то живое и оно было Настоящим. Да, как ни странно это звучит, как будто всё остальное вокруг мертвое и ненастоящее... Хотя в чем-то - так и было (есть). И я ощущала внутренний отклик, какую-то естественную тягу. В то же время мне было страшно встретиться. Забегая немного вперед, я скажу от чего рождался этот страх: так боится ненастоящее перед настоящим, так как знает, что оно сфабриковано и оно боится исчезнуть, боится, что его раскусят. И это совсем незабавно... не забавно то, что то, чего нет, боится исчезнуть. Но это так**

В течение года произошло несколько встреч с Мастером, и эти беседы и практики (на)правили меня. А главным показателем ЛЮБОЙ практики служит факт реальных изменений в жизни, которые видны и самому практикующему, и окружающим людям. Я получила бесценный опыт, о котором и хочу рассказать в дальнейших записях. В планах и другие записи (в частности - из прочитанного в книгах).

Почему я решила об этом писать? Потому что вижу, что через Общение с другими людьми может произойти обоюдное, совместное открытие себя, Освобождение от оков и/или укрепление опыта, ведущего к реальным изменениям в жизни каждого человека, к внутренней трансформации.
В этой совместной работе я прошу вас также делиться вашим опытом. И я осознаю тот факт, что и от моей, и от вашей искренности зависит эффективность этой совместной работы.

Я приглашаю вас к совместной работе. Вы пришли. Я благодарю вас.




________________________________________
* Синонимы - Духовный Водитель, Наставник, и т.п., терминология может различаться, суть при этом остается прежней подобно тому, как один и тот же предмет может быть назван кем-то кружкой, а кем-то чашкой, а кем-то ещё как-то... Вы понимаете)

** (речь идет об "эго", "личности"; терминология может различаться, суть при этом остается прежней... Вы понимаете).

Я недавно встретилась с человеком, которого раскопала в мэйл.ру по слову "осознание". Проговорили часа три. Я к нему постучалась по поводу семинара. Он занимался какими-то практиками осознания. Сейчас - как он сказал - деградирует. У него есть понимание относительно некоторых "вещей", есть и заблуждения какие-то. НО... он сказал мне то, а точнее через него передалось то, что я давно хотела или ждала услышать.
например относительно практики: он сказал про чайник, который нужно оставить на огне не по несколько секунд, а потом снимать (иначе воду не вскипятишь).
почему-то это сравнение меня тронуло, сильно.
До этого было... как будто я этого не слышала, хотя об этом говорилось ПОСТОЯННО.
ещё по поводу отношений между мужчиной и женщиной.... тоже меня тронуло... я так долго ждала именно этих слов...

когда я встречалась с мужчинами я всё время ощущала, что как будто что-то не так, как будто я жду чего-то вообще совсем другого... ВООБЩЕ другого... чего - я не знала. Я могла испытывать оргазм, мне могло быть хорошо с мужчиной, даже очень хорошо, так, что хоть умирай после - потому что уже больше ничего не нужно... всё это было... но несмотря на это я как будто где-то в глубине как страдала, это было мне неинтересно. У меня не было ощущения предательства себя, но какого-то... знаешь, как будто берешь не то, что нужно, не то, в чем нуждаешься... как будто опускаешь ведро в колодец и ведро приходит в руки пустым. И переворачиваешь его, припав губами к краю, но каплей нет.
Я очень долго искала это... в чем же, ну в чем же, НУ В ЧЕМ ЖЕ это НЕ ТО???? Ну в чем же? Я говорила об этом с людьми, и мне всё время говорили разное, но я не слышала ТОГО ответа. Всё время говорилось о каких-то проблемах, о том, что я не люблю мужчин и т.п., короче, что я вообще ненормальная и делаю своему телу, организму плохо.
и я пыталась сделать себя "нормальной", но ощущение... всё время всё как лживо. и я так долго не могла понять... ну в чем же дело?

Этот человек показал мне одну работу (рисунок). И я как прояснилась. И я вдруг поняла, что у меня было всё нормально с ощущениями, и эти ощущения "недо"(недопрожитости, ощущения пустоты этого ведра) - что это не просто нормально, что это всё так Душа стучится, стучится непереставая, и что это и невозможно заглушить.

На рисунке были изображены разные "варианты" взаимодействия между мужчиной и женщиной: секс, объятие, болтовня...там было несколько, но я запомнила и это как вперилось в меня: такая... общая, совместная медитация. И хотя, рисунок, конечно не может отразить всего, а точнее почти ничего не может отразить... мне был ТАК важен этот рисунок. И всё как будто стало складываться что ли... или разворачиваться друг к другу во мне... я не знаю, как это описать. Но я этого... даже этих слов, этого изображения, этого ДОпонимания ждала так долго...
и вдруг нашелся человек, который сказал мне ДА, вот так! Ты всё правильно ощущала!
И я много раз пыталась прояснить это, но всякий раз мне это не удавалось.
И так почти во всём (что обычно здесь, в "материальном" мире ценится)... Эти ощущения, что пьешь из пустого ведра... что там нет совсем воды...

P.S. да, я понимаю, что и секс сексу рознь, и объятие объятию, и болтовня болтовне, даже медитация медитации....... Дело не в них самих, а в том, ЧЕМ это заполнено..

Подарок для терпеливых...

Я Чудо ЧУ'ДНОЕ сыскала
В последних новостях
Большоооой помойки...
("так сами говорят они"...)

Ибн аль Фарид "Большая касыда" (фрагмент)
Перевод З.А. Миркиной


Глаза поили душу красотой...
О, мирозданья кубок золотой!

И я пьянел от сполоха огней,
От звона чаш и радости друзей.

Чтоб охмелеть, не надо мне вина -
Я напоен сверканьем допьяна.

Любовь моя, я лишь тобою пьян,
Весь мир расплылся, спрятался в туман,

Я сам исчез, и только ты одна
Моим глазам, глядящим внутрь, видна.

Так, полный солнцем кубок при губя,
Себя забыв, я нахожу тебя.

Когда ж, опомнясь, вижу вновь черты
Земного мира,- исчезаешь ты.

И я взмолился: подари меня
Единым взглядом здесь, при свете дня,

Пока я жив, пока не залила
Сознанье мне сияющая мгла.

О, появись или сквозь зыбкий мрак
Из глубины подай мне тайный знак!

Пусть прозвучит твой голос, пусть в ответ
Моим мольбам раздастся только: "Нет!"

Скажи, как говорила ты другим:
"Мой лик земным глазам неразличим".

Ведь некогда раскрыла ты уста,
Лишь для меня замкнулась немота.

О, если б так Синай затосковал,
В горах бы гулкий прогремел обвал,

И если б было столько слезных рек,
То, верно б, Ноев затонул ковчег!

В моей груди огонь с горы Хорив
Внезапно вспыхнул, сердце озарив.

И если б не неистовство огня,
То слезы затопили бы меня,

А если бы не слез моих поток,
Огонь священный грудь бы мне прожег.

Не испытал Иаков ничего
В сравненье с болью сердца моего,

И все страданья Иова - ручей,
Текущий в море горести моей.

Когда бы стон мой услыхал Аллах,
Наверно б, лик свой он склонил в слезах.

О, каравана добрый проводник,
Услышь вдали затерянного крик!

Вокруг пустыня. Жаждою томим,
Я словно разлучен с собой самим.

Мой рот молчит, душа моя нема,
Но боль горит и говорит сама.

И только духу внятен тот язык -
Тот бессловесный и беззвучный крик.

Земная даль - пустующий чертог,
Куда он вольно изливаться мог.

И мироздание вместить смогло
Все, что во мне сверкало, билось, жгло -

И, истиной наполнившись моей,
Вдруг загорелось сонмами огней.

И тайное мое открылось вдруг,
Собравшись в солнца раскаленный круг.

Как будто кто-то развернул в тиши
Священный свиток - тайнопись души.

Его никто не смог бы прочитать,
Когда б любовь не сорвала печать.

Был запечатан плотью тайный свет,
Но тает плоть - и тайн у духа нет.

Все мирозданье - говорящий дух,
И книга жизни льется миру в слух.

А я... я скрыт в тебе, любовь моя.
Волною света захлебнулся я.

И если б смерть сейчас пришла за мной,
То не нашла б приметы ни одной.

Лишь эта боль, в которой скрыт весь "я",-
Мой бич? Награда страшная моя!

Из блеска, из надмирного огня
На землю вновь не высылай меня.

Мне это тело сделалось чужим,
Я сам желаю разлучиться с ним.

Ты ближе мне, чем плоть моя и кровь,-
Текущий огнь, горящая любовь!

О, как сказать мне, что такое ты,
Когда сравненья грубы и пусты!

Рокочут речи, как накат валов,
А мне все время не хватает слов.

О, этот вечно пересохший рот,
Которому глотка недостает!

Я жажду жажды, хочет страсти страсть,
И лишь у смерти есть над смертью власть.

Приди же, смерть! Сотри черты лица!
Я - дух, одетый в саван мертвеца.

Я весь исчез, мой затерялся след.
Того, что глаз способен видеть,- нет.

Но сердце мне прожгла внезапно весть
Из недр: "Несуществующее есть!"

Ты жжешься, суть извечная моя,-
Вне смерти, в сердцевине бытия,

Была всегда и вечно будешь впредь.
Лишь оболочка может умереть.

Любовь жива без губ, без рук, без тел,
И дышит дух, хотя бы прах истлел.

Нет, я не жалуюсь на боль мою,
Я только боли этой не таю.

И от кого таиться и зачем?
Перед врагом я буду вечно нем.

Он не увидит ран моих и слез,
А если б видел, новые принес.

О, я могу быть твердым, как стена,
Но здесь, с любимой, твердость не нужна.

В страданье был я терпеливей всех,
Но лишь в одном терпенье - тяжкий грех:

Да не потерпит дух мой ни на миг
Разлуку с тем, чем жив он и велик!

Да ни на миг не разлучится с той,
Что жжет его и лечит красотой.

О, если свой прокладывая путь,
Входя в меня, ты разрываешь грудь,-

Я грудь раскрыл - войди в нее, изволь,-
Моим блаженством станет эта боль.

Отняв весь мир, себя мне даришь ты,
И я не знаю большей доброты.

Тебе покорный, я принять готов
С великой честью всех твоих рабов:

Пускай меня порочит клеветник,
Пускай хула отточит свой язык,

Пусть злобной желчи мне подносят яд -
Они мое тщеславье поразят,

Мою гордыню тайную гоня,
В борьбу со мною вступят за меня.

Я боли рад, я рад такой борьбе,
Ведь ты нужней мне, чем я сам себе.

Тебе ж вовек не повредит хула,-
Ты то, что есть, ты та же, что была.

Я вглядываюсь в ясные черты -
И втянут в пламя вечной красоты.

И лучше мне сгореть в ее огне,
Чем жизнь продлить от жизни в стороне.

Любовь без жертвы, без тоски, без ран?
Когда же был покой влюбленным дан?

Покой? О нет! Блаженства вечный сад,
Сияя, жжет, как раскаленный ад.

Что ад, что рай? О, мучай, презирай,
Низвергни в тьму,- где ты, там будет рай.

Чем соблазнюсь? Прельщусь ли миром всем? -
Пустыней станет без тебя эдем.

Мой бог - любовь. Любовь к тебе - мой путь.
Как может с сердцем разлучиться грудь?

Куда сверну? Могу ли в ересь впасть,
Когда меня ведет живая страсть?

Когда могла бы вспыхнуть хоть на миг
Любовь к другой, я был бы еретик.

Любовь к другой? А не к тебе одной?
Да разве б мог я оставаться мной,

Нарушив клятву неземных основ,
Ту, что давал, еще не зная слов,

В преддверье мира, где покровов нет,
Где к духу дух течет и к свету свет?

И вновь клянусь торжественностью уз,
Твоим любимым ликом я клянусь,

Заставившим померкнуть лунный лик;
Клянусь всем тем, чем этот свет велик,-

Всем совершенством, стройностью твоей,
В которой узел сцепленных лучей,

Собрав весь блеск вселенский, вспыхнул вдруг
И победил непобедимость мук:

"Мне ты нужна! И я живу, любя
Тебя одну, во всем - одну тебя!

Кумирам чужд, от суеты далек,
С души своей одежды я совлек

И в первозданной ясности встаю,
Тебе открывши наготу мою.

Чей взгляд смутит меня и устыдит?
Перед тобой излишен всякий стыд.

Ты смотришь вглубь, ты видишь сквозь покров
Любых обрядов, и имен, и слов.

И даже если вся моя родня
Начнет позорить и бранить меня,

Что мне с того? Мне родственны лишь те,
Кто благородство видит в наготе.

Мой брат по вере, истинный мой брат
Умен безумьем, бедностью богат.

Любовью полн, людей не судит он,
В его груди живет иной закон,

Не выведенный пальцами писца,
А жаром страсти вписанный в сердца.

Святой закон, перед лицом твоим
Да буду я вовек непогрешим.

И пусть меня отторгнет целый свет! -
Его сужденье - суета сует.

Тебе открыт, тебя лишь слышу я,
И только ты - строжайший мой судья".

И вот в молчанье стали вдруг слышны
Слова из сокровенной глубины.

И сердце мне пронзили боль и дрожь,
Когда, как гром, раздался голос: "Ложь!

Ты лжешь. Твоя открытость неполна.
В тебе живу еще не я одна.

Ты отдал мне себя? Но не всего,
И себялюбье в сердце не мертво.

Вся тяжесть ран и бездна мук твоих -
Такая малость, хоть и много их.

Ты сотни жертв принес передо мной,
Ну, а с меня довольно и одной.

О, если бы с моей твоя судьба
Слились - кясра и точка в букве "ба"!

О, если б, спутав все свои пути,
Ты б затерялся, чтоб меня найти,

Навек и вмиг простясь со всей тщетой,
Вся сложность стала б ясной простотой,

И ты б не бился шумно о порог,
А прямо в дом войти бы тихо смог.

Но ты не входишь, ты стоишь вовне,
Не поселился, не живешь во мне.

И мне в себя войти ты не даешь,
И потому все эти клятвы - ложь.

Как страстен ты, как ты велеречив,
Но ты - все ты. Ты есть еще, ты жив.

Коль ты правдив, коль хочешь, чтоб внутри
Я ожила взамен тебя,- умри!"

И я, склонясь, тогда ответил ей:
"Нет, я не лжец, молю тебя - убей!"

Убей меня и верь моей мольбе:
Я жажду смерти, чтоб ожить в тебе.

Я знаю, как целительна тоска,
Блаженна рана и как смерть сладка,

Та смерть, что, грань меж нами разруби,
Разрушит "я", чтоб влить меня в тебя.

(Разрушит грань - отдельность двух сердец,
Смерть - это выход в жизнь, а не конец,

Бояться смерти? Нет, мне жизнь страшна,
Когда разлуку нашу длит она,

Когда не хочет слить двоих в одно,
В один сосуд - единое вино.)

Так помоги мне умереть, о, дай
Войти в бескрайность, перейдя за край,-

Туда, где действует иной закон,
Где побеждает тот, кто побежден.

Где мертвый жив, а длящий жизнь - мертвец,
Где лишь начало то, что здесь конец,

И где царит над миром только тот,
Кто ежечасно царство раздает.

И перед славой этого царя
Тускнеет солнце, месяц и заря.

Но эта слава всходит в глубине,
Внутри души, и не видна вовне.

Ее свеченье видит внешний взор,
Как нищету, бесчестье и позор.

Я лишь насмешки слышу от людей,
Когда пою им о любви своей.

"Где? Кто? Не притчей, прямо говори!" -
Твердят они. Скажу ль, что ты внутри,

Что ты живешь в родящей солнце тьме,-
Они кричат: "Он не в своем уме!"

И брань растет, летит со всех сторон...
Что ж, я умом безумца наделен:

Разбитый - цел, испепеленный - тверд,
Лечусь болезнью, униженьем горд.

Не ум, а сердце любит, и ему
Понятно непонятное уму.

А сердце немо. Дышит глубина,
Неизреченной мудрости полна.

И в тайне тайн, в глубинной той ночи
Я слышал приказание: "Молчи!"

Пускай о том, что там, в груди, живет,
Не знают ребра и не знает рот.

Пускай не смеет и не сможет речь
В словесность бессловесное облечь.

Солги глазам и ясность спрячь в туман -
Живую правду сохранит обман.

Прямые речи обратятся в ложь,
И только притчей тайну сбережешь.

И тем, кто просит точных, ясных слов,
Я лишь молчанье предложить готов.

Я сам, любовь в молчанье углубя,
Храню ее от самого себя,

От глаз и мыслей и от рук своих,-
Да не присвоят то, что больше их:

Глаза воспримут образ, имя - слух,
Но только дух обнимет цельный дух!

А если имя знает мой язык,-
А он хранить молчанье не привык,-

Он прокричит, что имя - это ты,
И ты уйдешь в глубины немоты.

И я с тобой. Покуда дух - живой,
Он пленный дух. Не ты моя, я - твой.

Мое стремление тобой владеть
Подобно жажде птицу запереть.

Мои желанья - это западня.
Не я тебя, а ты возьми меня

В свою безмерность, в глубину и высь,
Где ты и я в единое слились,

Где уши видят и внимает глаз...
О, растворения высокий час.

Простор бессмертья, целостная гладь -
То, что нельзя отдать и потерять.

Смерть захлебнулась валом бытия,
И вновь из смерти возрождаюсь я.

Но я иной. И я, и ты, и он - Все - я.
Я сам в себе не заключен.

Я отдал все. Моих владений нет,
Но я - весь этот целокупный свет.

Разрушил дом и выскользнул из стен,
Чтоб получить вселенную взамен.

В моей груди, внутри меня живет
Вся глубина и весь небесный свод.

Я буду, есмь, я был еще тогда,
Когда звездою не была звезда.

Горел во тьме, в огне являлся вам,
И вслед за мною всех вас вел имам.

Где я ступал, там воздвигался храм,
И кибла киблы находилась там.

И повеленья, данные векам,
Я сам расслышал и писал их сам.

И та, кому в священной тишине
Молился я, сама молилась мне.

О, наконец-то мне постичь дано:
Вещающий и слышащий - одно!

Перед собой склонялся я в мольбе,
Прислушивался молча сам к себе.

Я сам молил, как дух глухонемой,
Чтоб в мой же слух проник бы голос мой;

Чтоб засверкавший глаз мой увидал
Свое сверканье в глубине зеркал.

Да упадет завеса с глаз моих!
Пусть будет плоть прозрачна, голос тих,

Чтоб вечное расслышать и взглянуть
В саму неисчезающую суть,

Священную основу всех сердец,
Где я - творение и я - творец.

Аз есмь любовь. Безгласен, слеп и глух
Без образа - творящий образ дух.

От века сущий, он творит, любя,
Глаза и уши, чтоб познать себя.

Я слышу голос, вижу блеск зари
И рвусь к любимой, но она внутри.

И, внутрь войдя, в исток спускаюсь вновь,
Весь претворясь в безликую любовь.

В одну любовь. Я все. Я отдаю
Свою отдельность, скорлупу свою.

И вот уже ни рук, ни уст, ни глаз -
Нет ничего, что восхищало вас.

Я стал сквозным - да светится она
Сквозь мой покров, живая глубина!

Чтоб ей служить, жить для нее одной,
Я отдал все, что было только мной:

Нет "моего". Растаяло, как дым,
Все, что назвал я некогда моим.

И тяжесть жертвы мне легка была:
Дух - не подобье вьючного осла.

Я нищ и наг, но если нищета
Собой гордится - это вновь тщета.

Отдай, не помня, что ты отдаешь,
Забудь себя, иначе подвиг - ложь.

Признанием насытясь дополна,
Увидишь, что мелеет глубина,

И вдруг поймешь среди пустых похвал,
Что, все обретши, душу потерял.

Будь сам наградой высшею своей,
Не требуя награды от людей.

Мудрец молчит. Таинственно нема,
Душа расскажет о себе сама,

А шумных слов пестреющий черед
Тебя от тихой глуби оторвет,

И станет чужд тебе творящий дух.
Да обратится слушающий в слух,

А зрящий - в зренье! Поглощая свет,
Расплавься в нем! - Взирающего нет.

С издельем, мастер, будь неразделим,
Сказавший слово - словом стань самим.

И любящий пусть будет обращен
В то, чем он полн, чего так жаждет он.

О, нелегко далось единство мне!
Душа металась и жила в огне.

Как много дней, как много лет подряд
Тянулся этот тягостный разлад,

Разлад с душою собственной моей:
Я беспрестанно прекословил ей,

И, будто бы стеной окружена,
Была сурова и нема она.

В изнеможенье, выбившись из сил,
О снисхожденье я ее просил.

Но если б снизошла она к мольбам,
О том бы первым пожалел я сам.

Она хотела, чтобы я без слез,
Без тяжких жалоб бремя духа нес.

И возлагала на меня она
(Нет, я - я сам) любые бремена.

И наконец я смысл беды постиг
И полюбил ее ужасный лик.

Тогда сверкнули мне из темноты
Моей души чистейшие черты.

О, до сих пор, борясь с собой самим,
Я лишь любил, но нынче я любим!

Моя любовь, мой бог - душа моя.
С самим собой соединился я.

О, стройность торжествующих глубин,
Где мир закончен, ясен и един!

Я закрывал глаза, чтобы предмет
Не мог закрыть собой глубинный свет.

Но вот я снова зряч и вижу сквозь
Любой предмет невидимую ось.

Мои глаза мне вновь возвращены,
Чтоб видеть в явном тайну глубины

И в каждой зримой вещи различить
Незримую связующую нить.

Везде, сквозь все - единая струя.
Она во мне. И вот она есть я.

Когда я слышу душ глубинный зов,
Летящий к ней, я отвечать готов.

Когда ж моим внимаете словам,
Не я - она сама глаголет вам.

Она бесплотна. Я ей плоть мою,
Как дар, в ее владенье отдаю.

Она - в сей плоти поселенный дух.
Мы суть одно, сращенное из двух.

И как больной, что духом одержим,
Не сам владеет существом своим,-

Так мой язык вещает, как во сне,
Слова, принадлежащие не мне.

Я сам - не я, затем что я, любя,
Навеки ей препоручил себя.

О, если ум ваш к разуменью глух,
И непонятно вам единство двух,

И душам вашим не было дано
В бессчетности почувствовать одно,

То, скольким вы ни кланялись богам,
Одни кумиры предстояли вам.

Ваш бог един? Но не внутри - вовне,-
Не в вас, а рядом с вами, в стороне.

О, ад разлуки, раскаленный ад,
В котором все заблудшие горят!

Бог всюду и нигде. Ведь если он
Какой-нибудь границей отделен,-

Он не всецел еще и не проник
Вовнутрь тебя,- о, бог твой невелик!

Бог - воздух твой, вдохни его - и ты
Достигнешь беспредельной высоты.

Когда-то я раздваивался сам:
То, уносясь в восторге к небесам,

Себя терял я, небом опьянясь,
То, вновь с землею ощущая связь,

Я падал с неба, как орел без крыл,
И, высь утратив, прах свой находил.

И думал я, что только тот, кто пьян,
Провидит смысл сквозь пламя и туман

И к высшему возносит лишь экстаз,
В котором тонет разум, слух и глаз.

Но вот я трезв и не хочу опять
Себя в безмерной выси потерять,

Давно поняв, что цель и смысл пути -
В самом себе безмерное найти.

Так откажись от внешнего, умри
Для суеты и оживи внутри.

Уняв смятенье, сам в себе открой
Незамутненный внутренний покой.

И в роднике извечной чистоты
С самим собой соединишься ты.

И будет взгляд твой углубленно тих,
Когда поймешь, что в мире нет чужих,

И те, кто силы тратили в борьбе,
Слились в одно и все живут в тебе.

Так не стремись определить, замкнуть
Всецелость в клетку, в проявленье - суть.

В бессчетных формах мира разлита
Единая живая красота,-

То в том, то в этом, но всегда одна,-
Сто тысяч лиц, но все они - она.

Она мелькнула ланью среди трав,
Маджнуну нежной Лейлою представ;

Пленила Кайса и свела с ума
Совсем не Лубна, а она сама.

Любой влюбленный слышал тайный зов
И рвался к ней, закутанной в покров.

Но лишь покров, лишь образ видел он
И думал сам, что в образ был влюблен.

Она приходит, спрятавшись в предмет,
Одевшись в звуки, линии и цвет,

Пленяя очи, грезится сердцам,
И Еву зрит разбуженный Адам.

И, всей душой, всем телом к ней влеком,
Познав ее, становится отцом.

С начала мира это было так,
До той поры, пока лукавый враг

Не разлучил смутившихся людей
С душой, с любимой, с сущностью своей.

И ненависть с далеких этих пор
Ведет с любовью бесконечный спор.

И в каждый век отыскивает вновь
Живую вечность вечная любовь.

В Бусейне, Лейле, в Аззе он возник,-
В десятках лиц ее единый лик.

И все ее любившие суть я,
В жар всех сердец влилась душа моя.

Кусаййир, Кайс, Джамиль или Маджнун
Один напев из всех звучащих струн.

Хотя давно окончились их дни,
Я в вечности был прежде, чем они.

И каждый облик, стан, лица овал
За множеством единое скрывал.

И, красоту единую любя,
Ее вбирал я страстно внутрь себя.

И там, внутри, как в зеркале немом,
Я узнавал ее в себе самом.

В той глубине, где разделений нет,
Весь сонм огней слился в единый свет.

И вот, лицо поднявши к небесам,
Увидел я, что и они - я сам.

И дух постиг, освободясь от мук,
Что никого нет "рядом" и "вокруг",

Нет никого "вдали" и в "вышине",-
Все дали - я, и все живет во мне.

"Она есть я", но если мысль моя
Решит, паря: она есть только я,

Я в тот же миг низвергнусь с облаков
И разобьюсь на тысячи кусков.

Душа не плоть, хоть дышит во плоти
И может плоть в высоты увести.

В любую плоть переселяться мог,
Но не был плотью всеобъявший бог.

Так, к нашему Пророку Гавриил,
Принявши облик Дихья, приходил.

По плоти муж, такой, как я и ты,
Но духом житель райской высоты.

И ангела всезнающий Пророк
В сем человеке ясно видеть мог.

Но значит ли, что вождь духовных сил,
Незримый ангел человеком был?

Я человек лишь, и никто иной,
Но горний дух соединен со мной.

О, если б вы имели благодать
В моей простой плоти его узнать,

Не ждя наград и не страшась огня,
Идти за мной и полюбить меня!

Я - ваше знанье, ваш надежный щит,
Я отдан вам и каждому открыт.

Во тьме мирской я свет бессонный ваш.
Зачем прельщает вас пустой мираж,

Когда ключом обильным вечно бьет
Живой источник всех моих щедрот?!

Мой юный друг, шаги твои легки!
На берегу остались старики,

А море духа ждет, чтобы сумел
Хоть кто-нибудь переступить предел.

Не застывай в почтении ко мне -
Иди за мною прямо по волне,

За мной одним, за тем, кто вал морской
Берет в узду спокойною рукой

И, трезвый, укрощает океан,
Которым мир воспламененный пьян.

Я не вожатый твой, я путь и дверь.
Войди в мой дух и внешнему не верь!

Тебя обманет чей-то перст и знак,
И внешний блеск введет в душевный мрак.

Где я, там свет. Я жив в любви самой.
Любой влюбленный - друг вернейший мой,

Мой храбрый воин и моя рука,
И у Любви бесчисленны войска.



Но у Любви нет цели. Не убей
Свою Любовь, прицел наметив ей.

Она сама - вся цель своя и суть,
К себе самой вовнутрь ведущий путь.

А если нет, то в тот желанный миг,
Когда ты цели наконец достиг,

Любовь уйдет внезапно, как порыв,
Слияние в разлуку превратив.

Будь счастлив тем, что ты живешь, любя.
Любовь высоко вознесла тебя.

Ты стал главою всех существ живых
Лишь потому, что сердце любит их.

Для любящих - племен и званий нет.
Влюбленный ближе к небу, чем аскет

И чем мудрец, что, знаньем нагружен,
Хранит ревниво груз былых времен.

Сними с него его бесценный хлам,
И он немного будет весить сам.

Ты не ему наследуешь. Ты сын
Того, кто знанье черпал из глубин

И в тайники ума не прятал кладь,
А всех сзывал, чтобы ее раздать.

О, страстный дух! Все очи, все огни
В своей груди одной соедини!

И, шествуя по Млечному Пути,
Полой одежд горящих мрак смети!



Весь мир в тебе, и ты, как мир, един.
Со всеми будь, но избегай общин.

Их основал когда-то дух, но вот
Толпа рабов, отгородясь, бредет

За буквой следом, накрепко забыв
Про зов свободы и любви порыв.

Им не свобода - цепи им нужны.
Они свободой порабощены.

И, на колени пав, стремятся в плен
К тому, кто всех зовет восстать с колен.

Знакомы им лишь внешние пути,
А дух велит вовнутрь себя войти

И в глубине увидеть наконец
В едином сердце тысячи сердец.

Вот твой предел, твоих стремлений край,
Твоей души сияющий Синай.

Но здесь замри. Останови полет,
Иначе пламя грудь твою прожжет.

И, равновесье обретя, вернись
К вещам и дням, вдохнув в них ширь и высь.



О, твердь души! Нерасторжимость уз!
Здесь в смертном теле с вечностью союз

И просветленность трезвого ума,
Перед которым расступилась тьма!

Я только сын Адама, я не бог,
Но я достичь своей вершины смог

И сквозь земные вещи заглянуть
В нетленный блеск, божественную суть.

Она одна на всех, и, верен ей,
Я поселился в центре всех вещей.

Мой дух - всеобщий дух, и красота
Моей души в любую вещь влита.

О, не зовите мудрецом меня,
Пустейший звук бессмысленно бубня.

Возьмите ваши звания назад,-
Они одну лишь ненависть плодят.

Я то, что есть. Я всем глазам открыт,
Но только сердце свет мой разглядит.

Ум груб, неповоротливы слова
Для тонкой сути, блещущей едва.

Мне нет названий, очертаний нет.
Я вне всего, я - дух, а не предмет.

И лишь иносказания одни
Введут глаза в незримость, в вечность - дни,

Нигде и всюду мой незримый храм,
Я отдаю приказы всем вещам.

И слов моих благоуханный строй
Дохнет на землю вечной красотой.

И, подчинись чреде ночей и утр,
Законам дней, сзываю всех вовнутрь,

Чтоб ощутить незыблемость основ
Под зыбью дней и под тщетою слов.

Я в сердцевине мира утвержден.
Я сам своя опора и закон.

И, перед всеми преклонясь в мольбе,
Пою хвалы и гимны сам себе.


Другие название произведения: Большая таийя / Назм ас-сулук / Путь праведника

Такая тихая ночь и горят фонари. После трудового дня выхожу на балкон. Светят звезды-маленькие солнца. Листва подсвечена.
Двое идут по дорожке под окнами. Он собирает бутылки. Светят звезды, ночная прохлада. Он собирает бутылки.
Она, обращаясь к нему:
- Ну давай прогуляемся!
Он бредет с рыскающими по кустам глазами.
- Щас-щас...
- Тьфу! - жена махнула рукой.

Голос за кадром:
- Он - ЭТО ТЫ....
_________________________________

Боже мой, я ничего не вижу.... глухая стена.......
* * * * * *
Уши слепого расслышали, да глаза не узрели....

Ночь.
Могучие липы под окном раскинули мохнатые лапы.
И так хочется окунуть пальцы в их листву...
Ах, как хочется окунуть пальцы в листву.
Столько листвы!
Ночная прохлада, живительные капли...
Грохочет трамвай...





(жаль, что в ночном режиме фотоаппарата краски не те..... вот так, взяла и всё опошлила *смеется*)

Я слышала выстрел,
и в теле - дыра.
(и почему это до сих пор я жива?)
Видать, попали не в меня....
В "меня"...................

P.S. ткачи "для" неба не у дел......

Ребята... я НЕ МОГУ больше умирать.... НЕ МОГУ БОЛЬШЕ УМИРАТЬ!
Как это объяснить? Я не знаю.... Я могла бы сказать, что не могу больше жить, но это не так, потому что то, что "вчера" - это умирание. Почему-то это "распознается" именно так....

Всю ночь меня "колбасило". Плохо, слезы заливаются в уши... Мгновенье - ЧТО плохо? ГДЕ плохо? БАХ! Нет "плохо" - я смеюсь и плачу. КАК ЖЕ ХОРОШО! И снова: плохо....
День. Меня "колбасит"...
Господи! Как же мне плохо!
Господи! Как же мне ХОРОШО!...

Господи, Боже!
Друзья мои! Как же я вас люблю!

Ах, моя "коробка".... трещит по швам.... Ах, мой кокон! Я НЕ МОГУУУУУ больше жить в тебе!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! Мой уютный кокон-дом... Теперь - ты моя могила.... Я БОЛЬШЕ НЕ МОГУ УМИРАТЬ!!!!!!!!!!!!!!!!!

У ("меня") больше нет ОТНОШЕНИЙ.... Внешне - это может выглядеть как отношения, но их нет. Отношения - это как будто некая договоренность....
Я просто проживаю секунды, минуты, часы рядом с кем-то, но на самом деле - ПРОЖИВАЮ. Через того, кто рядом - идет нечто, я ощущаю это. Но я не знаю, где я, а где он (тот кто рядом).... КТО рядом - не имеет значения....
Вы все такие разные.... я ощущаю различные оттенки, но не могу тыкнуть и сказать, что вот этот - вот такой, а вон тот - отличается от этого тем-то и тем-то.... Да, что-то различно, другое, иное.... Но описать в чем это различие - невозможно.
Да, конечно, есть какие-то привычки, предпочтения... но это временно.... это может сопровождать вас всю жизнь... но это всё равно временно.... как одежда, накинутая на плечи....

Оказывается (!), что жизнь в коконе СУЩЕСТВУЕТ! *в потрясении*
_______________________
P.S. Доскажу позже... если вообще доскажу.... *смеется*

Дословие. Когда внезапно исчезает какая-то иллюзия, невозможно не обратить на это внимание. Это исчезновение слишком явно, чтобы это осталось незамеченным. И это ошеломляет.

Если я пытаюсь действовать на то, что подкидывает иллюзия, делающая воду мутной до непроглядности, от этого нет никакого толка. Если я говорю кому-то об иллюзии - это тоже ничего не меняет. НО... Если это услышано, то, возможно... изменит... Правда, чаще меняет результат собственного труда ( и Божие Провидение)...

Когда человек делает что-то, он действует изнутри - таков он СЕЙЧАС: ему кажется, что ...(то-то и то-то) и поэтому он делает именно то, что делает, причем его делание НИКАК его самого не характеризует - это не его сущность. Это только "показатель" той иллюзии, которой заполнено СЕЙЧАС его сознание.

За что осуждать человека? ВЕДЬ ОН ПОПРОСТУ НЕ МОЖЕТ ПОСТУПАТЬ КАК-ТО ИНАЧЕ. И ОН НЕ МОЖЕТ ПОСТУПАТЬ (ДУМАТЬ) КАК-ТО ИНАЧЕ ИМЕННО СЕЙЧАС. ВСЁ ПРОДИКТОВАНО ЕГО ИЛЛЮЗИЯМИ. ВОЗМОЖНО, ЗАВТРА ОН ЧТО-ТО ПОЙМЕТ, ЕСЛИ ЗАХОЧЕТ ПОНЯТЬ. ВОЗМОЖНО, КАКАЯ-ТО ИЗ ИЛЛЮЗИЙ ЗАВТРА РАСТВОРИТСЯ В НЕМ САМОМ, ЕСЛИ ОН БУДЕТ ВНИМАТЕЛЕН.

Я ТОЖЕ НАХОЖУСЬ В КУУУУУЧЕ ИЛЛЮЗИЙ. И ПОЭТОМУ Я МУЧАЮСЬ.
Увидела тут одну: мне стало легче ГОРАЗДО. Но всё ж куча почти не сократилась...

P.S. Я то, что есть. ЭТО НЕЧТО, ПРЕБЫВАЮЩЕЕ В ИЛЛЮЗИЯХ И ДВИЖУЩЕЕСЯ ПОСТОЯННО.
УМОЗАКЛЮЧЕНИЯ КАК ПОДХВАЧЕННЫЕ НЕКОГДА КАМНИ И НЕКОГДА ВЫБРОШЕННЫЕ.
Я - то, что есть... И это неизменно, но состояния и мысли сменяют друг друга. И мне есть над чем работать.

Дословие. Здесь "вижу" - это, конечно, не видение физиологическое, а фигурирующее во всей записи ТЫ (ТЕБЯ) - это любой человек...

Вот ты... передо мной...
Когда я ВИЖУ ТЕБЯ, ТЫ - БЕСКРАЙНОСТЬ. В этот момент я могу ощущать такую же бескрайность и в себе. Это просто микроКОСМОС! Когда я ВИЖУ ТЕБЯ, именно ТЕБЯ, какой-ты есть, а не твой образ, созданный моим умом, я ощущаю безбрежную нежность, радость, благодарность, ... ... Но дело не в том, что я ощущаю...
Я смотрю на ТЕБЯ во все глаза и во всё сердце. И не нужно ничего делать. Не имеет значения то, ЧТО ты говоришь, ведь я ВИЖУ ТЕБЯ, воспринимаю именно ТЕБЯ, а не тот образ, который рисует мой упрямый ум, а он рисует ведь вовсе НЕ ТЕБЯ... он рисует моё представление из слов, сказанных тобой. Пусть ты в этот момент триста раз заблуждаешься - это не имеет значения, даже если ты злишься - это тоже не имеет значения, ведь я ВИЖУ ТЕБЯ... Что бы ты ни испытывал, каким бы ни был (в каком состоянии бы ни был) - это не важно...
Когда я не ВИЖУ ТЕБЯ, я всегда ошибусь, запутаюсь в трактовках паутины слов, я никогда не буду понимать о чем ты говоришь, если только это не будет интуитивным... Но если даже интуитивное понимание и произойдет, оно обрастет тут же лишним хламом представлений.

Когда я не ВИЖУ ТЕБЯ, мой ум пытается навязать мне какое-то представление о тебе, то, что ты сейчас чувствуешь, чем дышишь и живешь, что думаешь о том и сём... Но это вовсе НЕ ТЫ, и когда я ВИЖУ ТЕБЯ - этого ничего нет и есть только бескрайность, которую ВИДИШЬ и от которой (?) рождается вдруг неиссякаемая радость, счастье!

Глянув украдкой на дочь краешком глаза, родилось чувство, чувство продолжения, чувство какой-то преемственности что ли...
Ясно видела себя, свою жизнь, прожитые и грядущие годы, как продвигающуюся точку. В мгновение. И вот... Она, продолжающая жизнь, накладывающаяся на мои дни... И она, как движущаяся точка... во времени и вне.
На самом деле трудно описывать мгновенье. Всю сложившуюся внезапно картину описать вообще невозможно... Так что пишу просто: там была я, она, и линия лет....
Это ничего не означает, просто вдруг... увиделось... слишком ясно... слишком ярко... слишком сильно... слишком внезапно и полно... слишком четко и коротко... СЛИШКОМ для обыденной каждодневной мути дней (пока что в каждом моем дне есть муть... и много...)... И слишком бесстрастно...

Иду напролом
Сквозь бурелом,
Руки вперед выставляя.
Вершится трудность
Своим чередом,
Легкостью Путь освещая.

По-началу тащишь, изнемогая, потом с упертостью боронного коня...
И вот - наступает бесконечный миг легкости и смеешься от радости и восторга. Это время отдыха, когда можно расправить усталые плечи. Всё в том же буреломе, но в Явном присутствии ... Скрюченные поваленные деревья расступаются на миг...

Вот и настало уже вчерашнее завтра. И через открытую форточку слышно, как ветер шелестит листвой... Лежу глазами в небо.
Всё хорошо...
*всех обнимает*

Оловянный крест был продан как серебряный...
_________________________________________
Даже не знаю, стоит ли что-либо добавлять....
Манипулятор очень рад своей проделке. По его разумению всё получилось... Но всё ли?
Я не знаю, почему разрешаю играть ему в разумение, что всё получилось. Нельзя сказать, что это подчинение, нельзя сказать, что это потакание.
Я не знаю, почему разрешаю играть ему в разумение, что всё получилось. Не ради его несказанной радости... Не ради усугубления его падения.
Я "покупаю" этот "крест", имея внутри нечто безмолвное, но устремленное вглубь этого человека. Я "покупаю" и смотрю на него... Смотрю в ожидании (прозрения-понимания-отклика).
Быть может, он сам вдруг поймет...




Музыка - да и пусть будет не в тему. Пусть будет просто музыка :)
И ничего кроме...

В дочке проснулся экспериментатор: решила пронаблюдать как тает лед. Налила в стеклянный (!) стакан воду и поставила в морозильник. О результатах эксперимента, как впрочем и о том, что он вообще проводился, я узнала, когда стакан уже треснул *широко улыбнулась*
Хоть эксперимент по наблюдению таяния льда и крякнул вместе со стаканом, но я решила показать ей как красиво рассеивается свет в ледяной форме. Кусок льда получился приличный: он долго таял, оставляя нам время на подробное "документирование" результатов нового эксперимента. Интересные снимки получились. Мой юный исследователь под мои комментарии "правее-левее-вниз-вверх-на-меня-ещё-чуть-чуть" ставил свет, а я держала лёд на ладони, а второй рукой честно пыталась зафиксировать с помощью фотоаппарата всё происходящее.
Второй эксеримент удался на славу! И предположить бы не могла, что это чудо - обычный лед.



А здесь - даже со струйкой воды... Позже заприметила...

В Петербурге хоть уже и холодно становится, но очень красиво - берем на прогулку фотоаппарат. Городские голуби в местах, где их не обижают, становятся почти ручными.

Как объяснить то, что я уже не прежняя я? Но ещё и не совсем я?

Перед сном возник обычный "фильм", о части жизни (не моей, а вообще)... Просмотрела, пытаясь зайти вовнутрь увиденного - да уже никак. Не было там меня... Но было ощущение, как будто я неизвестно где: там меня уже нет, а там - меня ещё нет... А, может, и есть... Но как будто нет опыта и поэтому нет полноты. Просто неизвестность, в которой УЖЕ находишься - нет дороги назад (да и не хочется туда, обратно). Это не шаг в темноту, это уже та темнота, в которую вошел, и которая позже должна осветиться. Я не говорю о тьме. Я не говорю об окружении себя не-мной. Просто.Темнота. Это когда ничего не видно и ничего не понятно.

И так во многом... Я говорю что-то, и тут же "противоположное"... Как трудно объяснить... Когда ты в процессе - то есть и то, и другое.
Я ощущаю, как в жутком нервяке меня внезапно отпускает... И мне как будто наплевать, но не наплевать...
Внезапные бурные реакции достали до рези. Всё хорошо и спокойно... И вдруг - БА-БАХ! Как взрыв... как будто ниоткуда...

Эх, хорошо, когда тебе просто доверяют, не пытаясь ничего ни объяснять, ни втолковывать, ни советовать... Пусть наставляет тот, кто "в курсе".

Малейшее колыхание ветра рядом - уже всё иначе, но всё также... Возможно, для кого-то нонсенс, а для меня - реальность.

Дочка подхватила где-то стригущий лишай... В КВД предложили госпитализацию, но я отказалась... Почему? Наверное, потому что плохо там, в больнице... И как там ребенок будет один? Нет, какая может быть больница? Оставила дома. И закрутилось: повальное протирание дезинфицирующим раствором всех вещей, бесконечная глажка с паром, выискивание новых очагов, протирание, глажка, протирание, глажка, протирание, протирание, протирание... Уже глаза на лбу. А волосы у неё длиннюююююющие... ниже пояса, густые, красивые, многоцветные от природы, красота (мне-то - по барабану - хоть бриться под ноль, а ей???)...
Вымоталась. Руки провоняли насквозь хлоркой... скоро коростой покроются... Глаза на лбу... Звонят... А мне от усталости хочется только гаркнуть в трубку... или расплакаться... или и то и другое... Звонят, звонят...
Сижу в ванной... Выбилась из сил... медленно падает всё вниз, вниз, вниз...
Вышла из своего существа:
- Ну так, Машенька, что ж ты хотела? Сначала выбираешь самый сложный путь, а потом сил тебе не хватает???
И я вдруг увидела, что и не могла идти иначе, чем так.... Всё выбрано так, как было бы выбрано. Не жалею о том. И силы вернулись вновь.

Примерно такая же картина сложилась, когда делала ремонт в нашей с дочкой комнате. Ведь ничегошеньки не умела: ни шпатлевать, ни штукатурить... Также округлялись глаза перед работой, которую никогда не делала и вопрошала к Небу о помощи, а Небо - "развело руками" да улыбнулось так тихо - "Не взяла ты себе помощников, Машенька."
Что делать? Раз помощников не взяла - учись "студент" (обзвонила всех и вся - никто не подошел, по разным причинам). Научилась. И силы прибывали также... И снова этот трудный (но для меня, до последней песчинки, от каждого вдоха души и до каждого её выдоха) путь...
Как душа пожелала идти - так и идется...

В Петербурге пошел первый снег... Не пошел, повалил прям-таки...

События давно потерялись, их давно уже нет. Но так много всего происходит... Непрерывно... Да, что-то происходит всё время, но событий нет. Как муравейник...
Событий нет, но мне не скучно. Наверное, потому, что "событие" всё же есть... ОДНО... Жизнь.

Когда знакомые спрашивают меня, как жизнь, что новенького, я теряюсь. Я не знаю, что сказать... О каких обрывках ведется речь? Мне не хочется ничто вырывать. Даже внутренние события стали такими же "событиями". Как-то происходит ээээ.... ВСЁ!... Как ЭТО ВСЁ возможно рассказать? Я не знаю.

Дочка перед сном спросила, слушая дождь:
- Ты представляешь, как дождь идет с неба?
А я поняла, что нет...

Я всегда видела только капли на листьях, расходящиеся круги в лужах... Капли... Но там, наверху... Как это возможно, что идет дождь?..

Что? Откуда? Не знаю... Откуда взялась такая Благодать?
Среди мирской суеты, среди трудных дней, среди бессонных ночей... Посреди тихой осени...
Ни пером писать, и ни дать, и ни взять... А просто... БЛАГОДАТЬ!

Казалось бы, нет места ей... среди мирской суеты, среди трудных дней, среди бессонных ночей... Посреди тихой осени...
А она возьми, да и приде...

Ночь на дворе. Но я ещё не сплю... Хочется перед сном вдохнуть этот аромат, аромат ночи и погрузиться в бездонную перину, укрывшись мягким ветром, поплакать с дождем.
Колыбель тихонько раскачивается и нежная песнь Тишины обволакивает, обнимая со всех сторон. Закрываешь глаза... Из кончиков пальцев льются паутинки и как будто что-то тихонько себе ткут... а ладони разворачиваются вверх, как при молитве (да, бывает такая молитва, когда ладони ни к чему не прижимаются, а как бы разворачиваются "лицом", как дерево подставляет листья солнцу)... И... тонешь, тонешь, тонешь...

Это - "классика "жанра", настоящий подарок.
Читать не так уж и много. Да, конечно, не два предложения... Но там Есть "то самое" Нечто... И я не захотела выбрасывать что-то из этого отрывка (Р.Брэдбери, "Вино из одуванчиков"). Уникальный отрывок... Также как и весь роман, в общем-то... Также не хочу и где-то ещё размещать - люди ленивы, длинные посты их не "впечатляют", им нужно побыстрее и покороче... А тогда... и размещать ни к чему - чудо снова проплывет мимо ушей и глаз...



Подарок находится ЗДЕСЬ. Заходите, присаживайтесь поудобнее.

В то утро, проходя по лужайке, Дуглас наткнулся на паутину. Невидимая нить коснулась его лба и неслышно лопнула.

И от этого пустячного случая он насторожился: день будет не такой, как все. Не такой еще и потому, что бывают дни, сотканные из одних запахов, словно весь мир можно втянуть носом, как воздух: вдохнуть и выдохнуть, - так объяснял Дугласу и его десятилетнему брату Тому отец, когда вез их в машине за город. А в другие дни, говорил еще отец, можно услышать каждый гром и каждый шорох вселенной. Иные дни хорошо пробовать на вкус, а иные - на ощупь. А бывают и такие, когда есть все сразу. Вот, например, сегодня - пахнет так, будто в одну ночь там, за холмами, невесть откуда взялся огромный фруктовый сад, и все до самого горизонта так и благоухает. В воздухе пахнет дождем, но на небе - ни облачка. Того и гляди, кто-то неведомый захохочет в лесу, но пока там тишина...

Дуглас во все глаза смотрел на плывущие мимо поля. Нет, ни садом не пахнет, ни дождем, да и откуда бы, раз ни яблонь нет, ни туч. И кто там может хохотать в лесу?..

А все-таки, - Дуглас вздрогнул, - день этот какой-то особенный.

Машина остановилась в самом сердце тихого леса.

- А ну, ребята, не баловаться!

(Они подталкивали друг друга локтями.)

- Хорошо, папа.

Мальчики вылезли из машины, захватили синие жестяные ведра и, сойдя с пустынной проселочной дороги, погрузились в запахи земли, влажной от недавнего дождя.

- Ищите пчел, - сказал отец. - Они всегда вьются возле винограда, как мальчишки возле кухни. Дуглас! Дуглас встрепенулся.

- Опять витаешь в облаках, - сказал отец. - Спустись на землю, пойдем с нами.

- Хорошо, папа.

И они гуськом побрели по лесу: впереди отец, рослый и плечистый, за ним Дуглас, а последним семенил коротышка Том. Поднялись на невысокий холм и посмотрели вдаль. Вон там, указал пальцем отец, там обитают огромные, по-летнему тихие ветры и, незримые, плывут в зеленых глубинах, точно призрачные киты.

Дуглас глянул в ту сторону, ничего не увидел и почувствовал себя обманутым - отец, как и дедушка, вечно говорит загадками. И... и все-таки... Дуглас затаил дыхание и прислушался.

Что-то должно случиться, подумал он, я уж знаю.

- А вот папоротник, называется "Венерин волос". - Отец неторопливо шагал вперед, синее ведро позвякивало у него в руке. - А это, чувствуете? - И он ковырнул землю носком башмака. - Миллионы лет копился этот перегной, осень за осенью падали листья, пока земля не стала такой мягкой.

- Ух ты, я ступаю как индеец, - сказал Том. - Совсем неслышно!

Дуглас потрогал землю, но ничего не ощутил; он все время настороженно прислушивался. Мы окружены, думал он. Что-то случится! Но что? Он остановился. Выходи же! Где ты там? Что ты такое? - мысленно кричал он.

Том и отец шли дальше по тихой, податливой земле.

- На свете нет кружева тоньше, - негромко сказал отец. И показал рукой вверх, где листва деревьев вплеталась в небо - или, может быть, небо вплеталось в листву? - Все равно, - улыбнулся отец, - все это кружева, зеленые и голубые; всмотритесь хорошенько и увидите - лес плетет их, словно гудящий станок. - Отец стоял уверенно, по-хозяйски, и рассказывал им всякую всячину, легко и свободно, не выбирая слов. Часто он и сам смеялся своим рассказам, и от этого они текли еще свободнее. - Хорошо при случае послушать тишину, - говорил он, - потому что тогда удается услышать, как носится в воздухе пыльца полевых цветов, а воздух так и гудит пчелами, да, да, так и гудит! А вот - слышите? Там, за деревьями водопадом льется птичье щебетанье!

Вот сейчас, думал Дуглас. Вот оно. Уже близко! А я еще не вижу... Совсем близко! Рядом!

- Дикий виноград, - сказал отец. - Нам повезло. Смотрите-ка!

Не надо! - ахнул про себя Дуглас.

Но Том и отец наклонились и погрузили руки в шуршащий куст. Чары рассеялись. То пугающее и грозное, что подкрадывалось, близилось, готово было ринуться и потрясти его душу, исчезло!

Опустошенный, растерянный Дуглас упал на колени. Пальцы его ушли глубоко в зеленую тень и вынырнули, обагренные алым соком, словно он взрезал лес ножом и сунул руки в открытую рану.



- Мальчики, завтракать!

Ведра чуть не доверху наполнены диким виноградом и лесной земляникой; вокруг гудят пчелы - это вовсе не пчелы, а целый мир тихонько мурлычет свою песенку, говорит отец, а они сидят на замшелом стволе упавшего дерева, жуют сандвичи и пытаются слушать лес, как слушает он. Отец, чуть посмеиваясь, искоса поглядывает на Дугласа. Хотел было что-то сказать, но промолчал, откусил еще кусок сандвича и задумался.

- Хлеб с ветчиной в лесу - не то что дома. Вкус совсем другой, верно? Острее, что ли... Мятой отдает, смолой. А уж аппетит как разыгрывается!

Дуглас перестал жевать и потрогал языком хлеб и ветчину. Нет, нет... обыкновенный сандвич.

Том кивнул, продолжая жевать.

- Я понимаю, пап. -

Ведь уже почти случилось, думает Дуглас. Не знаю, что это, но оно большущее, прямо громадное. Что-то его спугнуло. Где же оно теперь? Опять ушло в тот куст? Нет, где-то за мной. Нет, нет, здесь... Тут, рядом.

Дуглас исподтишка пощупал свой живот.

Оно еще вернется, надо только немножко подождать. Больно не будет, я уж знаю, не за тем оно ко мне придет. Но зачем же? Зачем?

- А ты знаешь, сколько раз мы в этом году играли в бейсбол? А в прошлом? А в позапрошлом? - ни с того ни с сего спросил Том.

Губы его двигались быстро-быстро.

- Я все записал! Тысяч пятьсот шестьдесят восемь раз! А сколько раз я чистил зубы за десять лет жизни? Шесть тысяч раз! А руки мыл пятнадцать тысяч раз, спал четыре с лишним тысячи раз, и это только ночью. И съел шестьсот персиков и восемьсот яблок. А груш - всего двести, я не очень-то люблю груши. Что хочешь спроси, у меня все записано! Если вспомнить и сосчитать, что я делал за все десять лет, прямо тысячи миллионов получаются!

Вот, вот, думал Дуглас. Опять оно ближе. Почему? Потому что Том болтает? Но разве дело в Томе? Он все трещит и трещит с полным ртом, отец сидит молча, насторожился, как рысь, а Том все болтает, никак не угомонится, шипит и пенится, как сифон с содовой.

- Книг я прочел четыреста штук; кино смотрел и того больше: сорок фильмов с участием Бака Джонса, тридцать - с Джеком Хокси, сорок пять - с Томом Миксом, тридцать девять - с Хутом Гибсоном, сто девяносто два мультипликационных про кота Феликса, десять с Дугласом Фербенксом, восемь раз видел "Призрак в опере" с Лоном Чани, четыре раза смотрел Милтона Силлса, даже один про любовь, с Адольфом Менжу, только я тогда просидел целых девяносто часов в киношной уборной, все ждал, чтоб эта ерунда кончилась и пустили "Кошку и канарейку" или "Летучую мышь". А уж тут все цеплялись друг за дружку и визжали два часа без передышки. И съел за это время четыреста леденцов, триста тянучек, семьсот стаканчиков мороженого...

Том болтал еще долго, минут пять, пока отец не прервал его:

- А сколько ягод ты сегодня собрал, Том?

- Ровно двести пятьдесят шесть, - не моргнув глазом ответил Том.

Отец рассмеялся, и на этом окончился завтрак; они вновь двинулись в лесные тени собирать дикий виноград и крошечные ягоды земляники. Все трое наклонялись к самой земле, руки быстро и ловко делали свое дело, ведра все тяжелели, а Дуглас прислушивался и думал: вот, вот оно, опять близко, прямо у меня за спиной. Не оглядывайся! Работай, собирай ягоды, кидай в ведро. Оглянешься - спугнешь. Нет уж, на этот раз не упущу! Но как бы его заманить поближе, чтобы поглядеть на него, глянуть прямо в глаза? Как?

- А у меня в спичечном коробке есть снежинка, - сказал Том и улыбнулся, глядя на свою руку, - она была вся красная от ягод, как в перчатке.

Замолчи! - чуть не завопил Дуглас, но нет, кричать нельзя: всполошится эхо и все спугнет...

Постой-ка... Том болтает, а оно подходит все ближе! значит, оно не боится Тома, Том только притягивает его, Том тоже немножко оно...

- Дело было еще в феврале, валил снег, а я подставил коробок, - Том хихикнул, - поймал одну снежинку побольше и - раз! - захлопнул, скорей побежал домой и сунул в холодильник!

Близко, совсем близко. Том трещал без умолку, а Дуглас не сводил с него глаз. Может, отскочить, удрать - ведь из-за леса накатывается какая-то грозная волна. Вот сейчас обрушится и раздавит...

- Да, сэр, - задумчиво продолжал Том, обрывая куст дикого винограда. - На весь штат Иллинойс у меня у одного летом есть снежинка. Такой клад больше нигде не сыщешь, хоть тресни. Завтра я ее открою, Дуг, ты тоже можешь посмотреть...

В другое время Дуглас бы только презрительно фыркнул - ну да, мол, снежинка, как бы не так. Но сейчас на него мчалось то, огромное, вот-вот обрушится с ясного неба - и он лишь зажмурился и кивнул.

Том до того изумился, что даже перестал собирать ягоды, повернулся и уставился на брата.

Дуглас застыл. сидя на корточках. Ну как тут удержаться? Том испустил воинственный клич, кинулся на него, опрокинул на землю. Они покатились по траве, барахтаясь и тузя друг друга.

Нет, нет! Ни о чем другом не думать! И вдруг... Кажется, все хорошо! Да! Эта стычка, потасовка не спугнула набегавшую волну; вот она захлестнула их, разлилась широко вокруг и несет обоих по густой зелени травы в глубь леса. Кулак Тома угодил Дугласу по губам. Во рту стало горячо и солоно. Дуглас обхватил брата, крепко стиснул его, и они замерли, только сердца колотились, да дышали оба со свистом. Наконец Дуглас украдкой приоткрыл один глаз: вдруг опять ничего?

Вот оно, все тут, все как есть!

Точно огромный зрачок исполинского глаза, который тоже только что раскрылся и глядит в изумлении, на него в упор смотрел весь мир.

И он понял: вот что нежданно пришло к нему, и теперь останется с ним, и уже никогда его не покинет.

Я ЖИВОЙ, подумал он.

Пальцы его дрожали, розовея на свету стремительной кровью, точно клочки неведомого флага, прежде невиданного, обретенного впервые... Чей же это флаг? Кому теперь присягать на верность?

Одной рукой он все еще стискивал Тома, но совсем забыл о нем и осторожно потрогал светящиеся алым пальцы, словно хотел снять перчатку, потом поднял их повыше и оглядел со всех сторон. Выпустил Тома, откинулся на спину, все еще воздев руку к небесам, и теперь весь он был - одна голова; глаза, будто часовые сквозь бойницы неведомой крепости, оглядывали мост - вытянутую руку и пальцы, где на свету трепетал кроваво-красный флаг.

- Ты что, Дуг? - спросил Том.

Голос его доносился точно со дна зеленого замшелого колодца, откуда-то из-под воды, далекий и таинственный.

Под Дугласом шептались травы. Он опустил руку и ощутил их пушистые ножны. И где-то далеко, в теннисных туфлях, шевельнул пальцами. В ушах, как в раковинах, вздыхал ветер. Многоцветный мир переливался в зрачках, точно пестрые картинки в хрустальном шаре. Лесистые холмы были усеяны цветами, будто осколками солнца и огненными клочками неба. По огромному опрокинутому озеру небосвода мелькали птицы, точно камушки, брошенные ловкой рукой. Дуглас шумно дышал сквозь зубы, он словно вдыхал лед и выдыхал пламя. Тысячи пчел и стрекоз пронизывали воздух, как электрические разряды. Десять тысяч волосков на голове Дугласа выросли на одну миллионную дюйма. В каждом его ухе стучало по сердцу, третье колотилось в горле, а настоящее гулко ухало в груди. Тело жадно дышало миллионами пор.

Я и правда живой, думал Дуглас. Прежде я этого не знал, а может, и знал, да не помню.

Он выкрикнул это про себя раз, другой, десятый! Надо же! Прожил на свете целых двенадцать лет и ничегошеньки не понимал! И вдруг такая находка: дрался с Томом, и вот тебе - тут, под деревом, сверкающие золотые часы, редкостный хронометр с заводом на семьдесят лет!

- Дуг, да что с тобой?

Дуглас издал дикий вопль, сгреб Тома в охапку, и они вновь покатились по земле.

- Дуг, ты спятил?

- Спятил!

Они катились по склону холма, солнце горело у них в глазах и во рту, точно осколки лимонно-желтого стекла;

они задыхались, как рыбы, выброшенные из воды, и хохотали до слез.

- Дуг, ты не рехнулся?

- - Нет, нет, нет, нет!

Дуглас зажмурился: в темноте мягко ступали пятнистые леопарды.

- Том! - И тише: - Том... Как по-твоему, все люди знают... знают, что они... живые?

- Ясно, знают! А ты как думал? Леопарды неслышно прошли дальше во тьму, и глаза уже не могли за ними уследить.

- Хорошо бы так, - прошептал Дуглас. - Хорошо бы все знали.

Он открыл глаза. Отец, подбоченясь, стоял высоко над ним и смеялся; голова его упиралась в зеленолистый небосвод. Глаза их встретились.

Дуглас встрепенулся. Папа знает, понял он. Все так и было задумано. Он нарочно привез нас сюда, чтобы это со мной случилось! Он тоже в заговоре, он все знает! И теперь он знает, что и я уже знаю.

<...>