Без заголовка
Я знаю, можно жить, любя,
но интеллектом понимая,
что если б не было тебя,
была б какая-то другая.
Когда не терпят пустоты,
душа, природа, разум, тело,
тот факт, что существуешь ты,
ещё не всё. Какое дело
с кем вместе жить, с кем рядом лечь,
с кем будут дети, дом, квартира,
когда ничтожны шансы встреч
в масштабах города и мира.
Когда давно, от школьных парт
любовь важней, чем вера в бога,
то, согласитесь, миллиард
иметь на выбор - слишком много.
Но только все дороги - в Рим.
И ни к чему расчёты эти.
Из своего ребра творим
своих единственных на свете.
но интеллектом понимая,
что если б не было тебя,
была б какая-то другая.
Когда не терпят пустоты,
душа, природа, разум, тело,
тот факт, что существуешь ты,
ещё не всё. Какое дело
с кем вместе жить, с кем рядом лечь,
с кем будут дети, дом, квартира,
когда ничтожны шансы встреч
в масштабах города и мира.
Когда давно, от школьных парт
любовь важней, чем вера в бога,
то, согласитесь, миллиард
иметь на выбор - слишком много.
Но только все дороги - в Рим.
И ни к чему расчёты эти.
Из своего ребра творим
своих единственных на свете.
Без заголовка
Сайт "Знакомства ради секса".
Сразу мне пришло на ум:
чем таскать изюм из кекса,
можно так купить изюм.
Чем распутывать интриги,
чем раскидывать умом,
заглянул в концовку книги,
и понятно, что почём.
Если ценятся в народе
звёздность, звание и ранг,
получить приятно орден,
неприятно лечь под танк...
Эх, не стану я богатым,
не иметь мне стать и вес,
бог с ним, с этим результатом,
интереснее процесс.
Подбирать не буду крошек,
не прибегну к грабежу.
Вот влюблю вас всех, как кошек,
а в кровать не уложу.
Сразу мне пришло на ум:
чем таскать изюм из кекса,
можно так купить изюм.
Чем распутывать интриги,
чем раскидывать умом,
заглянул в концовку книги,
и понятно, что почём.
Если ценятся в народе
звёздность, звание и ранг,
получить приятно орден,
неприятно лечь под танк...
Эх, не стану я богатым,
не иметь мне стать и вес,
бог с ним, с этим результатом,
интереснее процесс.
Подбирать не буду крошек,
не прибегну к грабежу.
Вот влюблю вас всех, как кошек,
а в кровать не уложу.
Без заголовка
Не то, чтоб я совсем дурак,
но обладаю долей дури,
и всё со мной всегда не так,
как в мировой литературе.
Вот было мне пятнадцать лет,
она казалась центром мира.
Любовь накрыла или нет?
И вроде всё, как у Шекспира
Я видел - вот она, звезда,
и за плечами окрылённость,
а мне сказали: ерунда,
пустая детская влюблённость.
Слиянье душ, слиянье тел,
как это мило, это ново,
и я старался, я хотел,
искусный, словно Казанова.
Я наливал в бокал вино
и вёл в кровать визжать и охать,
любовь и счастье - вот оно.
Но мне сказали - это похоть.
Мне вспоминается, как сон,
и лет с тех пор промчалось столько:
фата, невеста, Мендельсон,
друзья, подарки, крики "Горько!".
Как я надеялся, чудак,
что счастья тут не будет мало.
Но мне сказали: это брак,
так, что-то вроде ритуала.
Носило по морю потерь,
ловились тёлки, киски, рыбки.
Прибился к берегу. Теперь
день начинается с улыбки.
И солнце светит нам в окно,
и я довольный, как скотина,
любовь и счастье - вот оно.
А мне: привычка и рутина.
Да вот вам фига, вот вам фак!
Прощай, высокая культура!
Да, безусловно, я дурак,
но нагло врёт литература.
но обладаю долей дури,
и всё со мной всегда не так,
как в мировой литературе.
Вот было мне пятнадцать лет,
она казалась центром мира.
Любовь накрыла или нет?
И вроде всё, как у Шекспира
Я видел - вот она, звезда,
и за плечами окрылённость,
а мне сказали: ерунда,
пустая детская влюблённость.
Слиянье душ, слиянье тел,
как это мило, это ново,
и я старался, я хотел,
искусный, словно Казанова.
Я наливал в бокал вино
и вёл в кровать визжать и охать,
любовь и счастье - вот оно.
Но мне сказали - это похоть.
Мне вспоминается, как сон,
и лет с тех пор промчалось столько:
фата, невеста, Мендельсон,
друзья, подарки, крики "Горько!".
Как я надеялся, чудак,
что счастья тут не будет мало.
Но мне сказали: это брак,
так, что-то вроде ритуала.
Носило по морю потерь,
ловились тёлки, киски, рыбки.
Прибился к берегу. Теперь
день начинается с улыбки.
И солнце светит нам в окно,
и я довольный, как скотина,
любовь и счастье - вот оно.
А мне: привычка и рутина.
Да вот вам фига, вот вам фак!
Прощай, высокая культура!
Да, безусловно, я дурак,
но нагло врёт литература.
Без заголовка
Ничего не осталось.
Неужели предел?
Повернуло на старость
вещество наших тел.
Шум врывается в уши,
колют иглы бока,
только крепкие души
не сдаются. Пока.
Им доступен сомненья
очистительный дух,
не насытится зренье,
не наполнится слух,
среди бед и крушений
не закончится путь.
Твёрдость наших решений
не даёт нас согнуть.
За копейку не купишь.
Не поймаешь на лесть.
На-ка выкуси кукиш.
Мы же выросли здесь,
где живут без обмана
только поле и лес,
где не сыпется манна
с бледносерых небес,
где морозная злоба,
среди русских равнин,
где родились мы оба,
а умру я один.
Не построили рая
в этой самой стране.
Очень жаль. Но другая
не обещана мне,
где молочные реки
омывают кисель.
Неужели навеки
между нами теперь
затворённые двери,
нелюдимая власть
и границы империй,
не желающих пасть,
неприступные горы,
Анкара и Пергам,
Дарданеллы с Босфором
и ешё что-то там,
пограничная служба,
маски каменных лиц.
Говорят, только дружба
не имеет границ.
Неужели предел?
Повернуло на старость
вещество наших тел.
Шум врывается в уши,
колют иглы бока,
только крепкие души
не сдаются. Пока.
Им доступен сомненья
очистительный дух,
не насытится зренье,
не наполнится слух,
среди бед и крушений
не закончится путь.
Твёрдость наших решений
не даёт нас согнуть.
За копейку не купишь.
Не поймаешь на лесть.
На-ка выкуси кукиш.
Мы же выросли здесь,
где живут без обмана
только поле и лес,
где не сыпется манна
с бледносерых небес,
где морозная злоба,
среди русских равнин,
где родились мы оба,
а умру я один.
Не построили рая
в этой самой стране.
Очень жаль. Но другая
не обещана мне,
где молочные реки
омывают кисель.
Неужели навеки
между нами теперь
затворённые двери,
нелюдимая власть
и границы империй,
не желающих пасть,
неприступные горы,
Анкара и Пергам,
Дарданеллы с Босфором
и ешё что-то там,
пограничная служба,
маски каменных лиц.
Говорят, только дружба
не имеет границ.
Без заголовка
Тебя тревожить не дерзаю,
но ты закрыта полчаса.
- Послушай, зая...
- Я не зая.
Ну да, конечно, ты лиса.
Без слова, жеста или взгляда
убила. Полный нереал.
- Тебе...
- Мне ничего не надо.
Ну да, и не подозревал.
За что такое, что такое?
Не тронуть словом и рукой.
- Давай...
- Оставь меня в покое.
Ну да, найдёшь его, покой.
но ты закрыта полчаса.
- Послушай, зая...
- Я не зая.
Ну да, конечно, ты лиса.
Без слова, жеста или взгляда
убила. Полный нереал.
- Тебе...
- Мне ничего не надо.
Ну да, и не подозревал.
За что такое, что такое?
Не тронуть словом и рукой.
- Давай...
- Оставь меня в покое.
Ну да, найдёшь его, покой.
Без заголовка
Интеллигенты и кретины,
а часто сразу то и то,
в сетях всемирной паутины
бредут, как лошади в пальто.
В калейдоскопе ситуаций,
где речь текучая жива,
все мастера импровизаций
плетут словами кружева.
Не пауки, но и не мухи
(как всё запутано хитро),
живут возвышенные в духе
и обитатели метро.
Взаимодействия событий,
дела политиков и вер,
и каждый в тоненькие нити
затянут, словно Гулливер.
Перемещения досадны
от Жанны Фриске к Жанне д'Арк,
и нету нити Ариадны,
и часто рвутся нити Парк.
Упреков много, много страха
и миллион запретных тем.
Тут с миру голому рубаха,
а мне, одетому, зачем?
Без заголовка
Я думаю о вашей красоте.
Слова точны. Эмоции богаты.
Вы сходу понимаете цитаты.
Вы сдержанны, воспитанны. Вы те,
с кем просто говорить или молчать,
всё сказано, но нет, не надоели.
Достоинства высокого печать
проставлена на каждом вашем деле.
Мне несомненна ваша красота,
естественный итог большой учёбы,
традиций, избавления от злобы,
сто раз начала с чистого листа,
поэм, симфоний, статуй, книг, идей,
заумных разговоров до рассвета,
наследство удивительных людей,
писателя, художника, поэта.
Жалеть ли вам, что внешних нет красот?
А то, что есть, увы, такая малость.
Насколько всё заслуженно досталось:
и годы, и морщины, и живот.
Так хочется быть честным до конца,
но как признать, что мне и вам дороже
очарованье юного лица
и шёлковая гладкость юной кожи.
Слова точны. Эмоции богаты.
Вы сходу понимаете цитаты.
Вы сдержанны, воспитанны. Вы те,
с кем просто говорить или молчать,
всё сказано, но нет, не надоели.
Достоинства высокого печать
проставлена на каждом вашем деле.
Мне несомненна ваша красота,
естественный итог большой учёбы,
традиций, избавления от злобы,
сто раз начала с чистого листа,
поэм, симфоний, статуй, книг, идей,
заумных разговоров до рассвета,
наследство удивительных людей,
писателя, художника, поэта.
Жалеть ли вам, что внешних нет красот?
А то, что есть, увы, такая малость.
Насколько всё заслуженно досталось:
и годы, и морщины, и живот.
Так хочется быть честным до конца,
но как признать, что мне и вам дороже
очарованье юного лица
и шёлковая гладкость юной кожи.
Без заголовка
На люстре ламп упал накал,
певица выплыла, как лодка,
пролился лаковый вокал
из-под тройного подбородка,
ласкал прожектор соболя,
играя блестками на ткани,
на верхнем до и нижнем ля
сорвалась гроздь рукоплесканий,
покорно отозвался хор
бессильным жалостливым стоном,
раскинул фалды дирижёр,
направив палочку к тромбонам.
Когда немыслимое ми
затихло в закулисье мрака,
я вдруг подумал: "Чёрт возьми,
а кто-то с нею спит, однако".
певица выплыла, как лодка,
пролился лаковый вокал
из-под тройного подбородка,
ласкал прожектор соболя,
играя блестками на ткани,
на верхнем до и нижнем ля
сорвалась гроздь рукоплесканий,
покорно отозвался хор
бессильным жалостливым стоном,
раскинул фалды дирижёр,
направив палочку к тромбонам.
Когда немыслимое ми
затихло в закулисье мрака,
я вдруг подумал: "Чёрт возьми,
а кто-то с нею спит, однако".
Без заголовка
Любовь была к тебе добра.
Козёл попался не вонючий,
других козлов гораздо лучше.
Никто его не отобрал,
он не попался в лапы волка,
не увела коза и тёлка,
короче, полный идеал.
Но появился странный страх,
весьма чувствительного типа,
а вдруг всё это просто липа,
и были чувства, но не ах,
и борода его, и уши,
и он уже не хочет душу,
а только регулярный трах.
Разлад, разброд, разрыв, развод,
разборки, ругань и рутина.
Козёл, безмозглая скотина,
пусти такого в огород...
Разлука, распря и расплата.
Любовь была добра когда-то,
а стало всё наоборот.
Без заголовка
В аргументах с древних пор
люди упражняются,
продолжая старый спор:
курица и яйца.
Но давно готов ответ
на дела старинные.
Да прольётся знаний свет
в головы куриные.
Оцените мысли высь,
увенчайте лаврами:
яйца и до кур неслись,
скажем, динозаврами.
Сделай умное лицо,
выйди с ним на улицы
гордый знанием: яйцо
было раньше курицы!
Без заголовка
Самих себя мы выложили в блог
и там живём, как духи или тени.
Я тоже преуспел, насколько мог,
хотя мне это, собственно, до фени.
Но наши несуразные тела,
лишённые творительного духа,
всё делают какие-то дела,
молчат непроницаемо и глухо.
Но я-то знаю, наступает срок,
и судно опрокинется при крене,
пробьёт асфальт отчаянный росток,
и разрастутся джунгли новой хрени,
живые разговоры бла-бла-бла,
покинув рот, дотянутся до уха,
и достигая каждого угла,
опять всё унесут клочками пуха.
Есть, говорят, на свете добрый бог.
Пред кем не стыдно встать и на колени.
И каждый для него не так уж плох.
И нет больших претензий, кроме лени.
и там живём, как духи или тени.
Я тоже преуспел, насколько мог,
хотя мне это, собственно, до фени.
Но наши несуразные тела,
лишённые творительного духа,
всё делают какие-то дела,
молчат непроницаемо и глухо.
Но я-то знаю, наступает срок,
и судно опрокинется при крене,
пробьёт асфальт отчаянный росток,
и разрастутся джунгли новой хрени,
живые разговоры бла-бла-бла,
покинув рот, дотянутся до уха,
и достигая каждого угла,
опять всё унесут клочками пуха.
Есть, говорят, на свете добрый бог.
Пред кем не стыдно встать и на колени.
И каждый для него не так уж плох.
И нет больших претензий, кроме лени.
Без заголовка
О том, что я известный кандидат
на должность президента всей России,
мне снится сон вторую ночь подряд.
Обычно сны какие-то другие.
Я речью грохотал, как в чаще лось,
готовый для решительного боя.
У стариков давленье поднялось.
У молодых - и кое-что другое.
Там все потом голосовали 'за'.
Не обошлось без радостного воя.
И увлажнились у старух глаза.
У молодых - и кое-что другое.
О том, что я известный кандидат
на должность президента всей России,
мне снится сон вторую ночь подряд.
Обычно снятся женщины нагие.
Без заголовка
По милости блуждающих светил,
которых все не избежали власти,
случилось так, что "вновь я посетил
тот уголок", где был когда-то счастлив.
Нет никого, кто здесь меня встречал,
кто целовал, кто по головке гладил,
остались только сходни и причал,
и память подсказала - "дебаркадер".
На глине заскользит легко нога,
гора в тени сочится родниками.
Давно река подмыла берега,
и нет кустов, что звали тальниками.
Другое всё. Пески, дома, друзья.
Но те же якоря лежат на лапах,
и на тропинке рыбья чешуя,
и те же солнце, небо, ветер, запах
берёзового дёгтя, смол, дымов
из банных труб и выброшенной тины,
болот, кувшинок, таволги, лугов,
и сена, и навоза, и скотины,
смородины, полыни, ивняка, -
всё смешано, закручено, разлито.
Мы оба изменились, я, река.
В попытке опровергнуть Гераклита
иду купаться, несмотря на ил,
и думаю, в речной вступая холод:
так правильно, что "вновь я посетил
тот уголок", где был когда-то молод.
которых все не избежали власти,
случилось так, что "вновь я посетил
тот уголок", где был когда-то счастлив.
Нет никого, кто здесь меня встречал,
кто целовал, кто по головке гладил,
остались только сходни и причал,
и память подсказала - "дебаркадер".
На глине заскользит легко нога,
гора в тени сочится родниками.
Давно река подмыла берега,
и нет кустов, что звали тальниками.
Другое всё. Пески, дома, друзья.
Но те же якоря лежат на лапах,
и на тропинке рыбья чешуя,
и те же солнце, небо, ветер, запах
берёзового дёгтя, смол, дымов
из банных труб и выброшенной тины,
болот, кувшинок, таволги, лугов,
и сена, и навоза, и скотины,
смородины, полыни, ивняка, -
всё смешано, закручено, разлито.
Мы оба изменились, я, река.
В попытке опровергнуть Гераклита
иду купаться, несмотря на ил,
и думаю, в речной вступая холод:
так правильно, что "вновь я посетил
тот уголок", где был когда-то молод.
Без заголовка
Мысль попалась хороша
и меня задела:
не у тела есть душа,
у души есть тело.
И понятно стало вдруг,
жизнь не зло, не благо,
даже музыка - не звук,
книга - не бумага.
Викинг, покидая труп,
верил: есть Валгалла
(вроде как бойцовский клуб
у пивного зала),
знал буддист про карусель,
как сойти скорее,
мусульманину - бордель,
нам - оранжерея.
Но подумать, это крест,
странная награда.
Всё за вечность надоест.
Вам такое надо?
Разный вид одной тюрьмы,
но похожа мука.
Наша память - это мы,
мы, и наша скука.
На могиле густо сныть
и лопух здоровый.
Лучше сразу всё забыть,
чтоб потом по-новой.
Без заголовка
Когда унылая зима,
по замороженной аллее
сходил от холода с ума
и руки грел у батареи.
На стёклах белые цветы
на фоне позднего рассвета.
Ах лето, лето, где же ты?
Когда же ты наступишь лето?
Прошла прохладная пора,
и лето мне уже не мило.
Неистребимая жара
меня добила, раскалила
и тротуары, и дома,
и солнце обжигает тело.
Когда же ты придёшь, зима?
Как это лето надоело.
Все дураки, и я дурак.
И нет разумных оправданий,
что тратим мистику желаний
на то, что сбудется и так.
по замороженной аллее
сходил от холода с ума
и руки грел у батареи.
На стёклах белые цветы
на фоне позднего рассвета.
Ах лето, лето, где же ты?
Когда же ты наступишь лето?
Прошла прохладная пора,
и лето мне уже не мило.
Неистребимая жара
меня добила, раскалила
и тротуары, и дома,
и солнце обжигает тело.
Когда же ты придёшь, зима?
Как это лето надоело.
Все дураки, и я дурак.
И нет разумных оправданий,
что тратим мистику желаний
на то, что сбудется и так.
Без заголовка
Берёзы золотая прядь
в окошко свесилась. Красиво.
Опять пропало лето. ..ядь.
Опять пропала перспектива.
Опять проклятых пять корней
идут заменой междометий,
не признавая словарей
и, в сожалении о лете,
запретной лексики табу,
давно забытое в народе.
Я это видел всё в гробу,
когда работал на заводе,
где вечный мат и перемат,
и каждое второе слово
ненормативно говорят
за неимением другого.
И это надо принимать.
Как осень. Значит, терпеливо.
Берёзы золотая прядь
в окошко свесилась. Красиво.
в окошко свесилась. Красиво.
Опять пропало лето. ..ядь.
Опять пропала перспектива.
Опять проклятых пять корней
идут заменой междометий,
не признавая словарей
и, в сожалении о лете,
запретной лексики табу,
давно забытое в народе.
Я это видел всё в гробу,
когда работал на заводе,
где вечный мат и перемат,
и каждое второе слово
ненормативно говорят
за неимением другого.
И это надо принимать.
Как осень. Значит, терпеливо.
Берёзы золотая прядь
в окошко свесилась. Красиво.
Без заголовка
Всё говорим и говорим,
а вот на самом деле
давай с тобой слетаем в Рим
на следущей неделе.
Без плана, так, ходи, глазей,
и нет причины спорам,
захочешь, вот он, Колизей,
захочешь, вот он, форум.
Не любишь ты кровавых игр,
и ладно, дьявол с ними,
плевать с моста мы будем в Тибр
на ангелов Бернини.
Заглянем к папе. Пять минут
и все грехи отмылись.
Как нет? Скажу, пусть изберут,
чтобы поторопились.
Рим предназначен для любви,
загадочен, волшебен.
Да я тебя в фонтан Треви
пущу, как Одри Хепберн.
Рим от зари и до зари
и все твои капризы...
Не говори. Не говори.
Сам знаю: деньги, визы...
Без заголовка
Я был опять сегодня на пруду.
Он бел, как будет мой посмертный слепок.
Я не решился перейти по льду.
Не холодно, и лёд ещё не крепок.
Пруд на проверку оказался мал.
А в детстве он казался океаном.
Я тут на лодке девушек катал
и не боялся плавать даже пьяным.
Нет, от греха подальше я пойду.
Тут слишком много в памяти зацепок.
Ну так и тянет перейти по льду.
А вдруг, и правда, лёд ещё не крепок?
Без заголовка
Когда ослабеют ноги,
когда износится тело,
я уйду по дороге
в Сантьяго де Компостела.
Не говори, что ближе
до Сергиева Посада,
туда не направлю лыжи.
Мне вовсе другое надо.
Как женщина, как нирвана,
как золотая жила,
желанна чтобы, желанна,
но вряд ли, что достижима.
Моё решение прочно
дожить до того момента,
уж если уйду, точно,
без денег, без документа.
Пересеку границы,
найду тайные тропы
в обход таможен, полиций,
туда, на простор Европы.
Там - что райские кущи,
там буду клянчить смело:
грех не подать идущему
в Сантьяго де Компостела.
Стану давать концерты,
спать посреди газона.
Не буду бояться смерти,
не будет к тому резона.
И в радости будет душа моя,
и укрепится тело,
пока я иду в это самое
Сантьяго де Компостела.
Но если не околею с открытым ртом,
если хватит на выпивку и еду,
то что мне делать потом,
когда я туда приду?
Без заголовка
Я не политик и не вор,
и рассуждаю на досуге,
что бедность это не позор,
но и в богатстве нет заслуги.
Раз был с друзьями разговор,
и я сказал:"Поверьте, други!
Болезни - это не позор,
но и в здоровье нет заслуги."
Да вы не видите в упор,
к чему нелепые потуги,
быть слабым это не позор,
и в силе тоже нет заслуги.
А люди затевают спор.
Они в своём порочном круге.
Мне пораженье не позор,
да и в победе нет заслуги.
Без заголовка
Зачем безумствует народ
и этим мается кошмаром?
Все: новый год, да новый год,
а мне неплохо жить и в старом.
Кругом, ненужное даря,
желают счастья и удачи,
как будто с первым января
и правда, станут жить иначе.
Но я-то знаю наперёд,
что пропадут порывы даром.
Все: новый год, да новый год,
а мне неплохо жить и в старом.
Его привычны вкус и вес,
не мягкий он, но не суровый,
какой мне на хрен интерес
менять хороший год на новый?
На что мне дед-белобород
и елка со стеклянным шаром?
Все: новый год, да новый год,
а мне неплохо жить и в старом.
Пусть он на прежние похож,
не факт, что новый будет краше,
и это форменный грабёж,
и нет спасения от кражи.
Какой придумал идиот?
Каким его подвергнуть карам?
Все: новый год, да новый год,
а мне неплохо жить и в старом.
и этим мается кошмаром?
Все: новый год, да новый год,
а мне неплохо жить и в старом.
Кругом, ненужное даря,
желают счастья и удачи,
как будто с первым января
и правда, станут жить иначе.
Но я-то знаю наперёд,
что пропадут порывы даром.
Все: новый год, да новый год,
а мне неплохо жить и в старом.
Его привычны вкус и вес,
не мягкий он, но не суровый,
какой мне на хрен интерес
менять хороший год на новый?
На что мне дед-белобород
и елка со стеклянным шаром?
Все: новый год, да новый год,
а мне неплохо жить и в старом.
Пусть он на прежние похож,
не факт, что новый будет краше,
и это форменный грабёж,
и нет спасения от кражи.
Какой придумал идиот?
Каким его подвергнуть карам?
Все: новый год, да новый год,
а мне неплохо жить и в старом.
Без заголовка
Случайно задетый контакт.
Сливаются две атмосферы.
Ещё не осознанный факт,
но есть попадание в такт,
и ангелы приняли меры.
Не глядя, берётся рука.
Дошли до второго этапа.
И это уже на века,
внезапно и наверняка
забыта наука пикапа.
Когда против всех заодно,
и общим становится выбор.
Как это назвать, всё равно,
вершина оно или дно,
привычка, рутина, литдыбр.
Коллекция старых обид.
Устали, застыли, остыли.
Под коркой тепло не хранит
застывшая лава. Гранит
стирается ветром до пыли.
Но видно при взгляде назад
реальную плотность тумана,
что было, и что говорят,
деревья, стоящие в ряд.
Как странно.
Как странно.
Как странно.
Сливаются две атмосферы.
Ещё не осознанный факт,
но есть попадание в такт,
и ангелы приняли меры.
Не глядя, берётся рука.
Дошли до второго этапа.
И это уже на века,
внезапно и наверняка
забыта наука пикапа.
Когда против всех заодно,
и общим становится выбор.
Как это назвать, всё равно,
вершина оно или дно,
привычка, рутина, литдыбр.
Коллекция старых обид.
Устали, застыли, остыли.
Под коркой тепло не хранит
застывшая лава. Гранит
стирается ветром до пыли.
Но видно при взгляде назад
реальную плотность тумана,
что было, и что говорят,
деревья, стоящие в ряд.
Как странно.
Как странно.
Как странно.
Без заголовка
Поминок сладкая кутья.
Крестин серебряная ложка.
Какая лёгкость бытия.
Как эта лунная дорожка
уходит с берега за риф,
не замечая ограждений,
опровергая древний миф
о муках смерти и рождений.
Всё те же тётки и зятья,
но постаревшие немножко.
Поминок сладкая кутья.
Крестин серебряная ложка.
Крестин серебряная ложка.
Какая лёгкость бытия.
Как эта лунная дорожка
уходит с берега за риф,
не замечая ограждений,
опровергая древний миф
о муках смерти и рождений.
Всё те же тётки и зятья,
но постаревшие немножко.
Поминок сладкая кутья.
Крестин серебряная ложка.
Без заголовка
На самом деле я не глух
и не скажу, что нем,
но вот стихи читаю вслух
нечасто и не всем.
Конечно, это не вопрос,
не грех, не криминал,
но и сейчас не произнёс,
того, что написал.
Алло, проверка, раз-два-три,
а верные слова
всегда останутся внутри,
на то и голова.
Там есть открытые, как луг,
дремучие, как лес,
они не производят звук,
зато имеют вес.
Но чтобы в прозу или стих
так не окажут честь,
мне в жизни не услышать их
и даже не прочесть.
Там свой порядок, свой закон,
и пряник есть, и кнут.
А эти - вышвырнуты вон,
раз оказались тут.
и не скажу, что нем,
но вот стихи читаю вслух
нечасто и не всем.
Конечно, это не вопрос,
не грех, не криминал,
но и сейчас не произнёс,
того, что написал.
Алло, проверка, раз-два-три,
а верные слова
всегда останутся внутри,
на то и голова.
Там есть открытые, как луг,
дремучие, как лес,
они не производят звук,
зато имеют вес.
Но чтобы в прозу или стих
так не окажут честь,
мне в жизни не услышать их
и даже не прочесть.
Там свой порядок, свой закон,
и пряник есть, и кнут.
А эти - вышвырнуты вон,
раз оказались тут.
Без заголовка
Навеяно Василием и Ифритом
"В оный день..."(Гумилёв)
К математике привычен
и за это даже бит,
знаю то, что мир двоичен,
и в его основе бит.
И роман, и кинолента,
образ, музыка и цвет, -
всё из первоэлемента:
чёт и нечет, да и нет.
Эти чувства, эти лица,
свет небес и мрак земли,
всё нули и единицы,
единицы и нули.
Но видна первооснова
только тем, кто знает шифр,
для кого понятно слово,
состоящее из цифр.
А у прочих в сердце робость
и преграда на пути,
дескать, есть какой-то Логос,
только где ж его найти?
Нет ума - иди в поэты,
головы своей не мучь,
все достойные секреты
цифровой имеют ключ.
Но канючат люди снова,
им халява - ремесло:
мы не верим, дайте слово,
не хотим твоё число!
Им развесистые клюквы
и лапши с ушей не снять,
да послать их на три буквы
или даже в целых пять.
Но нельзя. Они убоги,
каждый первый безголов,
Вот веду их по дороге
и пою потоком слов.
Ну а цифер им не надо,
не выносят их на дух.
Понимает слово стадо,
числа знает лишь пастух.
"В оный день..."(Гумилёв)
К математике привычен
и за это даже бит,
знаю то, что мир двоичен,
и в его основе бит.
И роман, и кинолента,
образ, музыка и цвет, -
всё из первоэлемента:
чёт и нечет, да и нет.
Эти чувства, эти лица,
свет небес и мрак земли,
всё нули и единицы,
единицы и нули.
Но видна первооснова
только тем, кто знает шифр,
для кого понятно слово,
состоящее из цифр.
А у прочих в сердце робость
и преграда на пути,
дескать, есть какой-то Логос,
только где ж его найти?
Нет ума - иди в поэты,
головы своей не мучь,
все достойные секреты
цифровой имеют ключ.
Но канючат люди снова,
им халява - ремесло:
мы не верим, дайте слово,
не хотим твоё число!
Им развесистые клюквы
и лапши с ушей не снять,
да послать их на три буквы
или даже в целых пять.
Но нельзя. Они убоги,
каждый первый безголов,
Вот веду их по дороге
и пою потоком слов.
Ну а цифер им не надо,
не выносят их на дух.
Понимает слово стадо,
числа знает лишь пастух.
В этой группе, возможно, есть записи, доступные только её участникам.
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу
