Откройте свой Мир!

Сегодня вспоминаю о том, кого ни разу не видел, но с детство чувствую тепло родства. Родственный бриз веет со старых фотографий.

125 лет назад, 8 марта 1900 г. родилась моя бабушка София Павловна Янишевская (урожд. Филимонова. Прошло 75 лет, как ее не стало, в тот же день, через 50 лет, 8 марта 1950 г. Мы разошлись во времени на 11 лет.

Ее страстью и призванием были английский язык и английская литература. А именно – Чарльз Диккенс, которого она изучала и переводила. Видимо, это повлияло и на выбор моей – филфак МГУ.

Дедушка Николай Андреевич Янишевский увел молоденькую бабушку у известного питерского инженера-мостовика, первого мужа. Дед был старше ее на 9 лет, а пережил на 15. С ним 5 лет мы были лучшими друзьями.



Их встречу с точностью до деталей ему, по его же легенде, якобы нагадала цыганка. Я в сторонние гадания не верю - поэтому всегда загадывал женщин себе сам. Да и дед (а я - дедов внук), похоже, это умел - просто цыганка, видимо, выманила у него его собственный прогноз.

Спасибо дедушке, что увел бабушку. Говорят, это не очень благородно. Но за за излишнее благородство дедушки мне пришлось бы заплатить жизнью, которой просто не было бы. Или была бы, но чья-то другая.

А за Диккенса спасибо бабушке. Он стал нашим домашним писателем. Особенно его полюбил папа, ценитель классики. Выбор мамы был сделан в пользу «Домби и сына», папы – в пользу «Посмертных записок Пиквикского клуба». Папа цитировал их фразами и целыми фрагментам. С детства я пристрастился к этой книге вслед за папой, как и ко всему, что относится к Викторианской эпохе. Оскара Уайльда, правда, простить ей не могу. Но с ним практически тот час же ушла и эпоха.



.

А вот и выписка из «Записок»: «При жизни он стал так похож на мертвеца, что никто не заметил, когда он умер».

А бабушка родилась. И я запомнил 8 марта как день ее рождения.

Жизнь и Диккенс – в подарок…

7.03.2025

6 марта 1475 года, 550 лет назад родился Микеланджело Буонарроти, скульптор, живописец, архитектор, поэт, винодел. Титан Высокого возрождения, признанный гений. А… «ребенок – непризнанный гений средь буднично серых людей», как писал Максимилиан Волошин. Хотя вопрос: признали бы такие люди гением Микеланджело, если бы им не объяснили в школе?

«Отсечение лишнего»

Кто создал все, тот сотворил и части –
И после выбрал лучшую из них,
Чтоб здесь явить нам чудо дел своих,
Достойное его высокой власти...

В этих четырех строчках Микеланджело – вся суть «работы воображения». И взрослого, и детского.

Титан «берет глыбу мрамора и отсекает от нее все лишнее». А что лишнее? То, что заточает в камне ангела, уточняет Микеланджело: «Я видел ангела в куске мрамора и вырезал, пока не освободил его».

Творчество – это смерть и рождение глыбы. Камень – агрегатное состояние хаоса. «Замороженная» энтропия. В том, что осталось от каменной глыбы, избавленной от избытков неприкаянной материи, торжествует свою победу над законсервированным хаосом живая «глыба» – Личность освободителя.

Но ведь и он вовсе не подошел к каменной глыбе уже со своей готовой свободой, чтобы навязать ее. Он высек эту свободу из камня – отбрасывая неуместное и несвоевременное. А своевременным в творчестве бывает только будущее, уместным – то, что сейчас притягивает его. Преодоление окаменевшей избыточности (а это сложнее всего) становится работой с «пространством-временем», в котором рождается творец, освободитель, Личность. Это, значит, сделать, как говорил апокрифический Иисус, внешнее как внутреннее. Творчество – это всегда аскеза, в «психологическом» остатке, когда от человека (и от материала) остается не «кочерыжка», а гениальная простота.

Правда, это тоже Микеланджело (в переводе Федора Тютчева):

Молчи, прошу, не смей меня будить.
О, в этот век преступный и постыдный
Не жить, не чувствовать – удел завидный...
Отрадно спать, отрадней камнем быть.

Это о Ренессансе. Да, в ценностном фокусе Возрождения – Человек в ореоле расцвета наук и искусств, но он же – привязанный к шесту и объятый пламенем на римской Площади Цветов. Это эпоха Итальянских войн с вовлечением многих европейских государств, одной из самых длительных и, возможно, самых кровопролитных междоусобиц – 30-летнего противостояния Алой и Белой Розы в Британии, первоначальной колонизации мира и т.д., и т.п. А рядом творят титаны, по которым иногда пылают костры…

Титанизм – экстремально развитая способность к «отсечениию лишнего». А что «отсечь» от самого Микеланджело Буонарроти? Поэта? Архитектора? Живописца (которым сам он себя на считал)? А, может быть… скульптора?! Может быть, стоит пожертвовать и скульптором. В пользу титанического мыслителя, которым он был и в скульптуре, и в архитектуре, и в поэзии, и в живописи. Титанизм – это не космическая всеядность. Это – цельность космоса внутри, откуда и приходит будущее, воплощаемое в любых пространствах и временах.

А что, кого «освобождает» ребенок? Палочка, в которой он вдруг «увидит» лошадку – сродни куску мрамора. Но «освобождает» малыш не ее, а наездника, которым станет в игре. Другого человека, который уже где-то притаился в нем, но не было волшебного жезла (палочки), чтобы вызволить… Этот «другой», как джинн, однажды выпущенный из сосуда, превращается в спутника на всю жизнь. Он может быть не только наездником, в нем бесконечный запас возможностей для самых разных воплощений. Воплощений человеческого в человеке. И уже за пределами игры.

Ведь воображение – это способность посмотреть на вещь, ситуацию, событие, другого человека, на себя самого больше, чем одной парой глаз. Такая виртуальная многоглазость, без которой не построить своего, самобытного – человеческого – образа мира. Концентрированный взгляд всех, но – мой, а потому ни на чей другой не похожий, способный проникнуть в то, что другие не видят. Но и я не увидел бы, если бы не «сконцентрировал взгляда».

Такие концентрации всегда уникальны и, как правило, спонтанны. Без них не бывает ни гениальных озарений, ни осмысления того, что повседневно творится вокруг и внутри.

Каждый из нас в воображении смотрит на мир «глазами человечества», у которого нет отдельных глаз, а наши глаза становятся для человеческого рода окулярами для проникновения в неизведанное (значимое или незначимое для него – другой вопрос). Это – главный пункт концепции выдающегося мыслителя Эвальда Васильевича Ильенкова, в развитие которой я около 40 лет назад, под началом, а потом и совместно с его другом, моим учителем Василием Васильевичем Давыдовым, начал работать над темой воображения.

«Сотворение Адама» Микеланджело – любимая фреска В.В. Давыдова, ее репродукция висела у него над рабочим столом в домашнем кабинете. Знаковый ренессансный образ. Адам не дотягивается своим указательным пальцем до указательного пальца Бога. «Недоданность» Божьего дара, который не передается готовым из рук в руки, а возникает в зазоре указаний и в самостоятельном усилии Адама дотянуться. «Искра Божья» вспыхивает без замыкания контактов. В напряженном поле воображения.

И – из того же стихотворения Микеланджело:

Лишь вашим взором вижу сладкий свет,
Которого своим, слепым, не вижу;
Лишь вашими стопами цель приближу
К которой мне пути, хромому, нет…

Дети хотят быть всем

Дети-дошкольники по-своему, «титаны». Они стремятся «видеть все», «творить все» и «быть всем», пусть и под определенным углом, который задает воображение. А взрослые, ничтоже сумняшеся, легко обходят эти углы, «отсекая лишнее» в них из соображений своей взрослой целесообразности. Без воображения (из коротких штанишек которого они выросли, не заметив, что «зарыли в себе» универсальную человеческую способность, конечно же, не только, и не столько своим руками – руками других взрослых), смыслового чутья и такта.

Как-то в передаче «Минута славы» показали очаровательную и очень способную, невероятно артистичную четырехлетнюю девчушку. С двух лет она занимается гимнастикой, а теперь стоит на руках и одновременно поет в микрофон.

– Тебе нравится то, что ты делаешь? – спросил ведущий, когда номер завершился.

– Нет, – ответила малышка.

А еще до передачи ей задавали такой вопрос:

– Кем бы ты хотела быть?

– Всем! – Ответ был кратким и по-своему точным.

Что же такое ее «всё»? Это и полет под куполом цирка, и съемка в кино (то, что она сама включила), и, допустим, сочинение стихов, рисование. Но такое «всё», с точки зрения взрослых, – журавль в небе. Так не бывает. Лучше синица в руке, то бишь микрофон, в который поешь, одновременно делая акробатическую стойку. Это всех восхищает, на это можно натренировать, это глубоко удовлетворяет родительские амбиции.

Наша героиня, например, признается: акробатика ей не нравится. А выступать здесь – это да, ей перед аудиторией и кинокамерами очень радостно. А взрослые радуются акробатическим и прочим достижениям.

Мне часто приходится работать с детьми, которые расплатились своим детством за такие вот «радости», не столько свои, сколько взрослых. На корню убитые учебные интересы, «школьные неврозы» еще до школы, эмоциональное неблагополучие, в целом, неконтролируемое внимание, неадекватная самооценка – это лишь скромный перечень тех проблем, к которым привели детей амбиции взрослых. Специалисты давно уже говорят о вреде ранней муштры детишек в садиках с «особыми» образовательными программами, в специализированных студиях и спортивных секциях, занятий с репетиторами дома, начиная с полутора лет, но большинство тех же родителей не подозревают об их масштабе. И вот, на потоке (и нарасхват) – очередная «Математика, не отрываясь от груди».

Дорожки к развалам с такой литературой вымощены благими намерениями и мифами о том, что «после трех лет уже поздно».

Дело даже не в когнитивных и прочих «передозировках», которые не соответствуют «возрастным возможностям». До определенного возраста дети вовсе не ориентируются на содержательную сторону усваиваемого (может быть, это и во спасение). Более того, поначалу взрослое педагогическое предложение воспринимается ими как шанс попробовать что-то интересное из желанного «всего». Но воображение тянется к другому «интересному», которое лишь в составе этого «всего» и «интересно», и вдруг упирается в ограничение.




Так во имя чего «отсекается лишнее» – взрослыми и детьми? Предварительный ответ – снова у Микеланджело:

И высочайший гений не прибавит
Единой мысли к тем, что мрамор сам
Таит в избытке, – и лишь это нам
Рука, послушная рассудку, явит.

Жду ль радости, тревога ль сердце давит,
Мудрейшая, благая донна, – вам
Обязан всем я, и тяжел мне срам,
Что вас мой дар не так, как должно, славит.

Не власть Любви, не ваша красота,
Иль холодность, иль гнев, иль гнет презрений
В злосчастии моем несут вину, –
Затем, что смерть с пощадою слита
У вас на сердце, – но мой жалкий гений
Извлечь, любя, способен смерть одну.

Воображение – не только взгляд невидимыми глазами невидимых других. Это – еще и адресация к ним, как если они были видимыми и могли ее «прочитать». Но кто-то из них должен быть обязательно персонализирован и значим для воображающего. Для кого-то – это «благая Донна», для кого-то – мама, папа или детсадовский друг, воспитательница, учитель, Дед Мороз… разумеется, – всегда сам воображающий. «Референтный круг» адресатов сам собой постепенно расширяется и адресация становится общезначимой.

Мотив быть услышанным, понятым и при этом не остаться без ответа – лейтмотив детства и творчества. Он и «подсказывает», что оставить, а что отсечь – в логике реального положения вещей, которые объединяют «референтный круг», небезразличны для вовлеченных в него, пусть им условно будет хоть все человечество.
>

Понятое поначалу одним, ибо только ему предназначенное, становится понятным другим. Но если не понял он, главный адресат, не поймут и другие.

Творенье может пережить творца:
Творец уйдет, природой побежденный,
Однако образ, им запечатленный,
Веками будет согревать сердца.
Я тысячами душ живу в сердцах
Всех любящих, и, значит, я не прах,
И смертное меня не тронет тленье.
Так и в искусстве, свыше вдохновлен,
Над естеством художник торжествует,
Как ни в упор с ним борется оно;
Так если я не глух, не ослеплен
И творческий огонь во мне бушует, –
Повинен тот, кем сердце зажжено.

Колонка Владимира Кудрявцева в газете "Вести образования"

Еще год назад председатель СПЧ Валерий Фадеев предложил вернуть в школу «оценки за поведение». Какое отношение к защите прав человека имеет эта дисциплинарная мера, неясно. Но министр просвещения Сергей Кравцов прислушался, осторожно заметив, что в его ведомстве не против возрождения этой практики, но надо определиться с критериями «оценки». (Все-таки отметки? «Оценивает поведение» сама жизнь, которая не нуждается в директивах «министерств и ведомств»).

Развернулась целая дискуссия. На время шум притих. Покой нарушили на Урале. Глава департамента образования мэрии Екатеринбурга Инна Гумбатова заявила: «Оценки за поведение — это практика СССР, вероятно, они не будут эффективны в новом формате. У детей новые коммуникации, способы завоевания авторитета. Самая эффективная мера — позитивная профилактика: мы должны не кнутом всегда наказывать и воспитывать, а пряниками» (подробнее).

Идея ставить отметки за поведение могла придти в голову не очень взрослым людям, которые не видят разницы между стимуляцией и мотивацией, дрессурой и воспитанием, отметкой и оценкой.

Замечу, что даже в СССР, во всяком случае, в мою школьную бытность, отметка за поведение была условностью. «Двоек» и «троек» («удовлетворительное» поведение?) не ставили, чтобы не унижать ребенка. Очень редко, в исключительных случаях ставили «четверку». Но это «хорошо» за поведение было равноценно «двойки». «Хорошее поведение» было позором для ребенка и стыдом для родителей.

Воплощение идеи «оценивать поведение» лишь затруднит взросление в современном мире, где и без того трудно взрослеть из-за плывущих критериев «взрослости», образ которой не всегда в состоянии продемонстрировать «взрослые по паспорту». Следствия этого там и сям мы наблюдаем повсеместно – в политике, экономике, в повседневной жизни, в образовании. Об этом свидетельствует само предложение ставить отметки «по поведению». Ведь взрослость – это когда не ведутся на отметку, а ведут – себя и за собой. И не на поводке, а по доброй воле. Обоюдно доброй.

Во многом солидаризируясь с позицией руководства екатеринбургским образованием, отмечу, что и «пряник» - тот же стимул («поводок»). Если, конечно, под ним не понимать атмосферу содействия, поддержки всего того хорошего, что делают дети для других людей, как для себя самих. Разумеется, специальные поощрения нужны и даже естественны, но лишь в этом жизненно-педагогическом контексте.

Много лет назад я обсуждал эту тему с замечательным философом Генрихом Степановичем Батищевым. Он сказал: пряник - это кнут, поросший пряниками. Да, пряники растут на кнутах.

У нас вовсю обсуждают, как «замотивировать» ребенка учиться, взрослого – трудиться, человека – жить, сделав привлекательной ту среду, в которой все это происходит. Такой стихийный «бихевиоризм», стимульно-реактивный подход. В академической сфере вносит путаницу и традиционное деление мотивов на внешние и внутренние. А мотивация приходит изнутри – только с воодушевлением, вдохновением, которое, конечно, же предполагает вдохновителя.

Стимулов кругом в избытке. Как и тех, кто «ведется» на стимулы, даже охотится за ними. И «симулякров», форму которых принимают порой их достижения (термин, введенный в постмодернистскую философию Жаном Бодрийяром и Жилем Делезом с опорой на более ранние философские традиции). Идея «оценивать поведение» - типичный симулякр, фикция социально-педагогической значимости.

А вот с «мотиваторами», вдохновителями во взрослом мире нынче не густо.

UPD. 5.03.2025. Опубликовано в колонке автора в электронной газете "Вести образования"

22 февраля – День Рождения моего друга Александра Григорьевича Асмолова, психолога, культурно-исторического антрополога, мыслителя, который не нуждается в представлении в «статусах» и «регалиях». Тем более, он сам безразличен к тому и другому.

Александр Асмолов называет свой подход историко-эволюционным. Нет ли здесь противоречия? Историзм и эволюционизм в русле определенной традиции принято считать антонимами. Учитель А.Г. Асмолова А.Н. Леонтьев считал, что одному и другому соответствуют принципиально разные, несводимые друг к другу типы развития.

Можно, конечно, говорить о единстве их понимания. Припомнится Маркс с его гегелевской логикой: «анатомия человека – ключ к анатомии обезьяны», высшее - ключ к осмыслению (и изменению) низшего, развитого – к неразвитому. «Онтология» такова, что уже при строительстве фундамент и нижестоящие этажи должны удерживать вышестоящие и крышу, которых… еще нет! В архитектурном проекте есть, но ведь здесь вначале нет и архитектора, если смотреть на проблему не с позиций креационизма (которого пока тоже нет, как и взгляда). Откуда же берется «жизненный запас» силы и прочности мироздания?

Эволюция фатальна и финальна, история непредрешаема и непредсказуема. Но один из законов живого – преодоление избытков и, как следствие, энтропии. Значит, избытки не только должны быть в составе живого, но и накапливаться в процессе развития, иначе, энтропия убьет ее. В эволюционной биологии (И.И. Шмальгазен, А.Н. Северцов) уже давно обращалось внимание на то, что живое сохраняет в своем развитии не только готовые, многократно реализованные формы жизнедеятельности, прежде всего, поведения, но и «резервные», избыточные - для решения актуальных задач формы поведения. На потом, а точнее – на вырост, без гарантии, что пригодится. Даже в замечательных работах зоопсихолога Курта Фабри игры животных (не только детенышей) рассматриваются как отработка того, что рано или поздно будет востребовано обстоятельствами. Но жизнь – это не ответ на «рано» или «поздно», свои рано или поздно, вместе с обстоятельствами, она творит сама. И это большой вопрос для классического эволюционизма, вершиной которого стал дарвинизм и который воспроизводит все ограничения картезианского способа мышления о живом. Он позволяет понять не столько природу жизни, сколько природу выживания.

«Нам союзно лишь то, что избыточно», писал Мандельшатм. В этой тенденции жизни - производить больше, чем нужно и даже больше, чем может потребоваться для нее в отдаленной перспективе, Александр Асмолов усмотрел закономерность. Причем именно внутреннее накопление избытков в их разнообразии создает в жизни «рано» или «поздно». По словам Цветаевой, «дать можно только богатому».

И эти избытки - не просто адаптивные механизмы «про запас» (всего не предусмотришь!). Эволюционно нарастает готовность к изменениям, которых никак не ожидает вид и индивид, по Асмолову, способность к преадаптации. Если у животных это лишь дополнительный жизненный ресурс, то у человека – образ жизни. Ожидание неожиданного, даже несбыточного, придает ценность и обостряет смысл человеческой жизни. Оно занимает значительную часть жизни - «нет ничего печальнее сбывшейся мечты», как говорила героиня Юрия Визбора. Но результаты этого ожидания мы застаем в произведениях искусства, научно-теоретических открытиях, в любви, во встречах далеких людей, которые меняют судьбы, в том, что не объяснишь суетной прагматикой, но без чего нет жизни. Об этом Александр Асмолов.

«Конструирование готовности к изменениям — это самая великая задача. А для этого надо понимать природу человека — самое непредсказуемое на Земле существо, обладающее кодом непредсказуемости», говорит Александр Григорьевич.

Для того, чтобы быть не просто «анатомической отмычкой» к обезьяне, человеку нужно стать чуть человечнее. Не только к обезьяне, даже к зайцу.

Замечательный писатель, журналист, наблюдатель и повествователь-натуралист, когда-то ведущий телепередачи «В мире животных» Василий Песков рассказывал историю. Охотник идет по полю, прямо на него несется заяц. А зайца на низком полете преследует ястреб. Зверек буквально между Сциллой снизу и Харибдой сверху. Но заяц забивается под ноги охотника, прижимается к ним в дрожи. Ястреб пролетает. И заяц пулей летит в ближайшую рощицу.

Скорее, он встречал человека, рядом с которым нашел спасение, с ружьем, а не с веслом в образе деда Мазая. И все-таки, избрал его покровительство. А тот не выстрелил, хотя добыча бежала прямо в руки. Как заяц сделал свой выбор? Что потянуло его к человеку, а не сразу в рощу? Да, коротенькая, хотя и рискованная передышка, да расчет на то, что крылатый хищник не будет связываться с человеком и улетит… Но еще и что-то такое, что можно почувствовать лишь в человеке и чего нет в ястребе. В силу чего и заяц, и обезьяна предстает перед ним не только в виде «анатомии» или «добычи», а живое становится единым и даже в своих диких формах способным к нему привязываться. Читатель скажет: не одним же Дарвином с его борьбой за существования – П. Кропоткин считал взаимопомощь двигателем эволюции. Но то, что описывает Кропоткин, является лишь сложной формой межвидовой и внутривидовой кооперации для удовлетворения утилитарных нужд.

Во время калифорнийских пожаров хозяин дома однажды застал в прихожей олененка и рысенка – потеряв родителей, они искали защиты и вместе пришли под человеческий кров. Можно и нужно критиковать человека за сотни, если не тысячи истребленных видов животных, но именно люди создали биоэтику, задумались о правах животных, об «избыточном». Люди, которые не могут жить в мире бесправного живого, наделены даром «благоговения перед жизнью». Об этом даре писал А. Швейцера, о нем вспоминает А. Асмолов.

Пока существует хотя бы один человек, которому, по Экзюпери, нет покоя из-за того, что на неизвестной планете гипотетический барашек может съесть неведомую нам розу, которая именно поэтому вдруг стала для нас единственной, существует человечество. Этого человека ищет и находит Александр Асмолов. Без Диогенова фонаря, даже глубокой ночью.

Предки китов однажды вышли на сушу, превратились в средних хищников, у них отросли острые зубы. Но, не выдержав конкуренции с хищниками покрупнее, позубастее и поизощреннее, они вернулись в воду, оставив нам лишь свои окаменевшие зубы или их отпечатки. Тут все причинно детерминировано. Но почему современные киты группами выбрасываются на берег?

Есть масса «причинных» объяснений, с сильными аргументами и с не менее сильными контраргументами в ответ. Как заметил один зоолог-цетолог (специалист по китообразным), «причин, по которым киты выбрасываются на берег, может быть не меньше, чем китов». Это, конечно, невеселая ирония ученого. Но, возможно, причину надо искать не в изменении климата, дефиците планктона или загрязнении мирового океана (киты выбрасывались и выбрасываются, и не испытывая влияния этих факторов). В самих китах, интеллектуально развитых социальных животных, объединенных сложнейшей коммуникацией звуковой, в том числе, инфразвуковой, «сигналами жизни», которые передаются через сотни километров, в способе их связи и ее сбоях? Существует история (мем) про одинокого кита, который часто плавает рядышком с собратьями, но они его не слышат: какой-то анатомический изъян привел к тому, что он издает сигналы на частотах чуть ниже. Его для них нет, хотя кит их слышит. И он снова, запевая свою грустную «китовую песню» на низких частотах уходит один, в свободное плаванье. Его не раз встречали в разных точках океана.

Красивая выдумка? Исключать нельзя. Хотя случаи выпадения китов, в основном, детенышей и молодых особей, из китовых «сетей» известны. Не так давно юный кит, отбившийся от стаи, поднялся в Лондоне по пресноводной Темзе чуть ли не до Вестминстера, совершил две попытки выброситься на мелководье, неоднократно терялся в реке. Невзирая на все старания спасателей, его пришлось усыпить, чтобы избавить от мук.

А люди передают подобные сигналы - «знаки жизни» через тысячи километров и лет, не пользуясь частотами и одновременно наслаждаясь песнями китов, которые те используют для выживания в определенных обстоятельствах. Люди слагают свои собственные «песни» на человеческом языке, языке культуры друг для друга. И меняют в «песнях» обстоятельства жизни. Одна из прекрасных песен принадлежит Александру Асмолову.

Пусть дольше поется, дорогой Саша! Пусть дольше слышится!

С Днем Рождения!

UPD. 26.02.2025. Опубликовано в колонке автора в электронной газете "Вести образования
UPD. 3.03.2025. Опубликовано в "Психологической газете"

21.02.2025

20 февраля исполнилось 90 лет профессору Ивану Ивичу, действующему лидеру сербской психологии, современному классику культурно-исторического и деятельностного подходов, которые он заново объединил в своем творчестве.

Только что звонил ему: у него и его жены Зоры прекрасное настроение. 90 – лидеру не время отправляться на покой. Движение психологической мысли обрело благодаря такой темп, размах и глубину, что уже не остановить. Прижизненных постаментов его не ставят. Профессора Ивича видят только на месте профессора Ивича.

Ива – так с любовью зовут классика коллеги, ученики и друзья. Ива – истинное весеннее дерево. Иногда его даже путают с вербой. Не беспочвенно: верба – из семейства ивовых.

Во многих культурах – символ продолжения жизни, кротости, упорства и женского начала.

Садовник сербской психологии и своего собственного сада в далекой деревне. Свои сады он продолжает взращивать и сегодня, в 90.



Мне повезло: я – тоже из семейства Ивовых. Иван признал меня своим «русским сыном», когда мы работали над русским переводом его замечательной книги «Человек как animal simbolicum» (1978, 1981). В итоге получилось 2-е, значительно расширенное автором издание, которое одновременно вышло в Казани (2016) и Белграде (2015). Презентировались оба в Белграде и Златиборе в мае весной 2016-го. Так мы и обращаемся друг к другу – «Папа» и «Сынок». Сегодня Иван пошутил, что он – молодой папа…



По ходу выяснилось, что это первая книга психолога из Сербии (и в целом, бывшей Югославии), изданная по-русски, а также то, что мысль издать ее у нас пришла 45 лет назад классику наук о детстве А.В. Запорожцу (в этом году 120-летие). Лишь в 2010-х удалось реализовать его инициативу. Ивана Ивича десятилетия связывали сотрудничество и дружба с крупнейшими отечественными психологами – А.В. Запорожцем, Д.Б. Элькониным, В.В. Давыдовым, С.Л. Новоселовой и др. Эти традиции продолжаются. Профессор Ивич является постоянным автором журнала «Культурно-историческая психология».

История имела продолжение. В 2024 году книга опубликована на английском языке крупным международным издательством ‘Spinger’.

Пусть продолжается весна профессора Ивы! С Юбилеем, любимый «белградский Папа»! Долгих урожайных лет!

Володя Кудрявцев

Колонка Владимира Кудрявцева в газете "Вести образования"

Читайте на сайте:

Профессора Ивича видят только на месте профессора Ивича (к юбилею современного классика психологии)

"Мозг. Мысль. Слово" - Иван Ивич об историческом тесте для КИП

И.Ивич. Лев С. Выготский (1896-1934)

Профессору Ивану Ивичу – 90!