Написала пространный комментарий о бренности жизни, а он не отправился и наоборот, отправил мой комп в длительное зависание, скорее небытиё. Левитанского люблю, естественно, и очень люблю, только про елку грустно, напоминает о том, что лежать в прямоугольнике пустого заснеженного двора и мне, и остальным, рано или поздно придется... не хочется об этом думать.

Заходите и Вы к нам на огонек... на ПАСТЕРНАКА, в мой КНИЖНЫЙ ШКАФ https://my.mail.ru/communit...

эпоха миражей и непогод
за окнами ведёт отсчёт.
и всё же
у нас с тобой сегодня Новый год.
он только наш.
и нам с тобой, похоже,
наш личный календарь – на счастье в дар.
и время жить, друг друга постигая.
моей любви непролитый нектар
согрей в своих ладонях, дорогая.
пусть бесится январский снегопад
и укрывает белым город серый.

надежда не даётся напрокат.
молитва не бывает мерой веры.

Ник Туманов

Тоже люблю послевоенную классику - Самойлова, Левитанского, Заболоцкого (позднего)... А вот драматическая манера Камбуровой уже тяжеловата...

По поводу елочки - намедни встретилась современная пародия на эту святочную тему... От рано сгоревшего А. Ивакина....

ПИСАТЕЛЬ КАКТУСОВ И ГИПЕРРЕАЛИЗМ

Однажды, Петя Кактусов поставил себе скайп. Зачем? - он не знал. Но поставил. Единственным собеседником Кактусова был его редактор. Вот и сейчас, как только Кактусов собрался было в думательную комнату - покурить с белым другом - комп мелодично запиликал.
Кактусов чертыхнулся, но ответил.
-Ты это читал? - сердито сказал редактор.
"Даже не поздоровался... Недобрый знак!" - мрачно подумал Кактусов. А вслух сказал:
-Чо это?
-Вот это!! - рявкнул редактор. И послал ссылку. - Сиди и читай!
Кактусов распечатал файл и отправился читать. В смысле думать. На белом друге. Подводить, так сказать, итоги обеда.
Сидел долго. Читал. Много думал. Потом вернулся к компьютеру и расслабленно сказал в микрофон:
-Я так не умею...
-А кого волнует чужое горе! - взревел редактор. - Чтобы немедленно научился. И чтобы через месяц бестселлер лежал на столе! У меня!
И связь прервалась.
-Удод, - сказал Кактусов.
Кот осторожно приподнял башку и нехорошо посмотрел на писателя.
-Да не ты на этот раз!
Кот облегченно вздохнул и обратно положил башку, мечтая о том дне, когда он сможет безнаказанно гадить в тапки.
А Кактусов со вздохом сел за комп. И стал писать...
"Она всю свою жизнь жила в лесу. Он был ее домом. Зимой и летом, она была одного цвета. Ей так нравилось. Росла она, росла, никого не трогала. Потому что нечем. Лапы у нее хоть и были, но они были хвойные. Мягкие, нежные и совсем не колючие. На них любили сидеть снегири и ангелы. Правда, первые гадили, но ангелы оттирали их пакости пушистым снежком"
Кактусов закурил и стер последнюю фразу. Не романтично. Но на кота покосился. А после продолжил сублимировать.
"И пришел тот день, когда в лес пришли они. Люди. Это было в конце первого зимнего месяца. Люди решили, что елке холодно в лесу. И решили ее согреть. Они достали из чехла страшную, зубастую пилу. Залезли под ее зеленый подол. Задели нежную кору мерзлым металлом. Зубы впились в плоть елки и стали ее грызть, грызть, грызть. Влево - вправо, влево - снова вправо. Страшная рана на единственном ее стволе стал истекать смолой. Если бы у нее были глаза... Она бы зарыдала. Но глаз не было. Как не было и снегирей. Эти сволочи улетели, когда заслышали шаги чудовищ. Ангелы, правда, остались и усердно сбрасывали людям снег за воротник телогрейки. Но люди в ответ только матерились и продолжали пилить. Вот пила делает еще несколько движений... И она падает в снег. "Это все? Это конец?": бессильно думает елка. Увы - нет! Ее связывают и тащат, привязанную к саням. Ей страшно, одиноко и холодно. Ее, гордую красавицу, голую, без снежной шубы, везут неизвестно куда...
Если бы у елки было сознание, она бы его немедленно потеряла. Но сознания не было. Была только смола, медленно сочащаяся из разверстой раны. И спеленутые лапы...
А потом ее тащили волоком по снегу... Она теряла иголочки... Но дышала!
А потом ее втащили в дом. Опустили ее ствол в ведро с водой. Елка вздохнула полной...полным..."
Блин! Че там у елок полное? А...
"...полным комлем. Но люди не отстали от нее. Они стали ее наряжать. Дешевыми блестяшками, плюшевыми зайцами, пластиковыми шарами. Все было такое ненастоящее, искусственное, неродное, что елка заплакала смолой по всему стволу, источая изумительный аромат. Люди этому аромату радовались. Сволочи, какие же они все-таки сволочи...Особенно ее раздражала звезда, надетая на макушку. Если бы елка могла думать, она бы подумала - "Я похожа на дешевую проститутку" Но елке нечем было думать. И она не знала - кто такие проститутки. И, особенно, по какой цене. Она просто стояла, наряженная в алюминь, пластик и стекло. А под хвойной юбкой бысстыдно поставили каких-то кукол кукол, похожих на бородатого самца человека и длиннокосую самку человека. И елка стала умирать. Она умирала - а люди сидели за столом и громко смеялись. Она умирала - а они пили желтую пузырчатую воду. Она умирала - а они пели песни... Умирать под песни...
Через несколько дней она умерла. Тихо. Незаметно. Даже ангелы не заметили. Они посыпали снегом других. А она посыпала иголками пол.
После чего елку разрубили на куски и сунули в крематорий..."
-Тьфу! - грязно плюнул Кактусов.
"После чего елку разрубили и сунули в печку. Так маленькая елочка согрелась. Маленькая елочка, которой вовсе не было холодно зимой. Но она не умерла, нет. Она ушла густым дымом в январское небо, а потом осыпалась золой на снег. Весной она впитается в землю и выйдет микроэлементами в новых елках. Она обязательно это сделает. Потому что она - Елка!"
Кактусов облегченно выдохнул и поставил точку. Вернее, восклицательный знак. И отправил файл в издательство.
Через месяц читатели плевались, сморкались, плакали, но читали очередной шедевр писателя Кактусова "Смерть в новогоднюю ночь".