Никак не доберусь до этого романа. А надо бы...

Впечатление. Иванов сочинил добротный коммерческий роман. Вспомнил своё пионерское детство, лагерное лето. Подробно описал, какая там была обстановка, отношение детей к вожатым, детские страшилки, внедрённых хулиганов из неблагополучных семей и т.п.

Я в детстве ни в одном пионерском лагере не был, но почему-то читать об этом мне было неинтересно. Пролистывал все маршировки, речёвки, страшилки и всё другое, что к вампирам не имело отношения. Надо отдать должное, именно часть о вампирах написана очень интересно. Хотя главного виновника вычисляешь сразу же, а потом ждёшь подтверждения.

Пищеблоком для вампиров в романе является весь пионерлагерь.

Даже не знаю, на какую аудиторию рассчитывал автор. Современным подросткам читать это будет неинтересно. Многого они не поймут и посчитают за бред: сейчас таких отношений в детских лагерях отдыха нет. Взрослому читателю, вышедшему из той эпохи (например, мне), тоже не было интересно.
Остаются только фанаты А.В. Иванова (например, я).

Ничему хорошему вас эта книжка не научит – но не все ж книжки непременно должны чему-нибудь научать. Хотя...

У Иванова сильно нравились романы, написанные в нулевые и ещё раньше - в 90-е. Всё, что появилось потом, впечатляло уже меньше. Ну разве что "Псоглавцы". "Ненастье" - на мой взгляд, добротный, но не потрясающий роман (какими были "Сердце Пармы", "Золото бунта", "Географ" и даже "Блуда" (перечисляю в порядке моего личного внутреннего рейтинга").

Про пионерский вампиризм совсем читать не хочется. Хотя бы потому что рассказы про вампиров меня скорее смешат, чем пугают.

У Нагибина есть неожиданный рассказ "Лунный свет". Там, правда, не о вампирах, а о жуткой старухе, которая по ночам вставала и летала по избе над полом. Но до того реально написано, что мурашки по коже... В сборнике "Бунташный остров".
"И тут я замечаю, что в горнице светло как днем: огромная полная луна в избу ломится. Сроду я так близко луны не видал, красиво и чего-то жутко. Лежу и думаю: случайно или не случайно лампада грохнулась, и если не случайно, то какая кому корысть в моей смерти? Что с меня возьмешь: штаны, да рубашку, да старый дождевик. А с другой стороны, нешто постояльца под образа кладут? Это только покойников, живых — ни в коем разе. Значит, с умыслом сделано. И как я сразу не сообразил: может, все мое беспокойство с того и шло, что не лежалось мне в красном углу под тяжелым светильником. Надо, думаю, старуху попытать. Только она отопрется, скажет, что я сам во сне лампаду сорвал. И все-таки обязан я ее спросить, а то, не ровён час, она приладит лампаду на старое место, глядишь, в другой раз стукнет без промаха. Нет, надо ее разбудить, спросонок она скорее расколется. Но будить мне ее не пришлось: слышу — завозилась в своем углу, встала. Небось на двор захотела. Ладно, подожду, когда вернется. Но входная дверь молчит, и все в избе молчит, как умерло, и ходики не тикают, и сверчок затаился. А старуха как поднялась с лежака, так дальше не пошла. В деревне ночной посуды нет в заводе, окаренок — я бы услышал. Чего-то там задумала. Осторожно спустил ноги с кровати, на носках пересек горницу и за печь стал. Маленько дух перевел, выглянул и, поверьте, чуть сознания не лишился: старуха в длинной белой рубахе с закрытыми глазами по лунному лучу плыла. Вернее сказать, не совсем плыла, а чуть-чуть босыми ногами перебирала, сучила и легкую лунную пыль подымала — клубилось у нее под ступнями. А половиц не касалась. Меня аж выбросило из-за печи. «Ты чего?» — не сказал — выдохнул. И слышу, как ее ноги легонько об пол стукнулись. Луч сразу из-под них выскользнул и по подолу рубахи растекся. Она не ответила, глаз не открыла, медленно, плавно повернулась, прошла к лежаку и села. Я — за ней: «Ты чего, бабка?» — «Ничего. А ты чего?» И голос у нее обычный, негромкий, ворчливо-сиплый, дневной, только какой-то далекий, и глаза по-прежнему пленками век затянуты. «Ты чего бродишь?» — «А ты чего?» — эхом издали отзывается. «Меня чуть до смерти лампада не убила!» — «Будя городить-то!» — сказала как-то равнодушно, повалилась на постель и сразу засопела. И почему-то я решил, что лампада на своем месте висит. Бросился туда — ничего подобного, на подушке, где и была… Ну что вы на это скажете?

— А что тут можно сказать? Лампада упала, потому что упала, а старуха просто лунатичка. Не такое уж редкое явление.

— И я тем же себя успокаивал, чтобы ночь дотерпеть. Но в деревне не остался. И конец учебного года в школе на столах ночевал. А после за Москву уцепился. Вот какие бывают происшествия. Что там Сведенборг! — Он поднялся, тщательно застегнул курточку. — Пора. Уже поздно, а мне еще до автобуса топать. — В дверях обернулся и спросил серьезным, глубоким голосом: — У вас тут не балуют?

— Господь с вами! Кому баловать-то? Три четверти дач заколочено, в поселке несколько еле живых классиков да пяток старух домработниц — дачи сторожат.

— Старух? — повторил он многозначительно."

Да нормально так почитать, детство, лагерь, вампиры (без них вообще никак!!!)
Стратилата сразу не вычислила

Этот материал был размещён мною также здесь: https://dzen.ru/a/ZDWtCDBo1...